Текст книги "Благостный четверг"

11. Тяжкие думы Элена

Мак отправился к Доку узнавать день его рождения (кстати, Дока он не застал); другие тоже разошлись по делам. В Ночлежке остался один Элен: он сидел задумавшись в кресле-качалке. Лишь теперь начал он постигать своим неповоротливым умом суть речей Мака: Док не сможет написать книгу! Разумеется, мысль, что Док уже не прежний великий Док, все более овладевавшая жителями Консервного Ряда, была недоступна Элену; он только понимал – с Доком какая-то беда. Испытывать к Доку дружеское презрение он не мог – Док оставался для него величайшим из людей. Если бы у Элена спросили, когда конец света, – он отправил бы за ответом к Доку… Вот почему дума его была не о слабости Дока, а о предательстве друзей, которые усомнились… посмели усомниться в таком человеке!

Элен стукнул кулаком по подлокотнику, вскочил и пошел в заведение Могучей Иды. За стойкой стоял Эдди. Элен скоренько пропустил два виски, а заплатил как за одну кока-колу…

Пройдя между двумя корпусами консервного завода, он очутился на берегу моря. Тут его сочувственное внимание привлекла чайка с перебитым крылом. Он погнался за ней – хотел помочь, – а она поплыла в море и утонула.

Док в беде! Для Элена это было вроде землетрясения; но кто же потрясатель?

Элен брел вдоль прибрежных скал, пока не вышел на пляж Пасифик-Грова. Коричневые от загара юноши стояли на руках перед восторженными девушками; Элен не обратил никакого внимания на эту акробатику. Он поднялся по дороге в город и осмотрел весь нижний этаж универсального магазина Холмана. Заведующий этажом сопровождал его неотступно – право, такой чести удостаивались немногие посетители. Элен был так задумчив, что даже не остановился у любимой витрины с блестящим слесарным инструментом…

Еще бы, разве можно, вырвав у человека почву из-под ног, ожидать, что он поведет себя нормально? На обратном пути Элен проходил мимо похоронного бюро; как раз собирались кого-то хоронить. В другую пору Элен с великой охотой присоединился бы к процессии. Теперь он смотрел равнодушно, как выносят все новые и новые венки – и ни малейшего участия не пробуждалось в душе его… Покойник мог проститься с мыслью, что Элен почтит присутствием его пышные похороны…

В Новом Монтерее Элен, вместо того чтоб обойти дерущихся собак, проложил дорогу прямо сквозь свору.

Все вышеописанные поступки немало бы обеспокоили его друзей, но если б друзья узнали его мысли, то попросту бы устрашились.

Мыслить – вообще не просто. Для Элена же это был сущий подвиг. Разрозненные образы, обрывки воспоминаний, отдельные слова, осколки фраз толклись беспомощно у него в голове. Ни дать ни взять автомобильная пробка на бойком перекрестке; машины фырчат, сигналят, а Элен стоит посередке, размахивает руками – направо, налево, прямо – куда там, не разъехаться…

Добравшись до Консервного Ряда, Элен не пошел в Королевскую ночлежку, а улегся под черным кипарисом на пустыре, улегся по старой памяти: прежде, до Ночлежки, он много лет жил под этим деревом…

Мысли Элена не отличались сложностью. Спасибо, что они вообще были!.. Элен любил Дока. У Дока какая-то беда. Кто же виноват? То, что виноваты могли быть обстоятельства, а не люди, было выше понимания Элена. Надо спасать Дока, пускай даже для этого понадобится убить того, кто портит ему жизнь. Лишить человека живота Элен бы не убоялся – до этих пор он никого не убил только потому, что не было нужды и соответствующего настроения… Что там говорили про доково несчастье? Ничего конкретного, все растекается. Хотя стоп. Мак сказал, что Доку ни за что не написать книжку. Вот оно! Неужто Мак? Раз Мак так в этом уверен, значит, он и навредил? Да, как ни грустно, все сходилось на Маке. Мака Элен тоже любил, поэтому подумал: может, еще сговоримся по-доброму, не придется убивать?..

Под кипарисом становилось темно, так темно, что уж и читать нельзя (Элен всегда судил о свете по тому, можно ли читать, хотя книжек и в руки не брал). Зажегся фонарь над парадным входом в «Медвежий стяг». У Дока света не было. С холма, из окон Королевской ночлежки, лился тусклый свет керосиновой лампы… Снова и снова Элен пробовал вернуться к сладкому бездумью, да не тут то было. В голове неотвязно вертелось: «Мак виноват. Пускай все исправляет!»

Элен встал, отряхнулся от кипарисовых чешуек и направился домой. Он прошел вдоль ржавых труб, пересек колею железки, вот и родная тропка. Издалека, приглушенные корпусами консервного завода, долетали звуки трубы Какахуэте. Мальчишка играл «Шторм на море», и морские львы у Китайского мыса вторили ему лаем.

В Ночлежке вовсю шла игра в крестики-нолики. Играли на полу. Поблизости, чтоб далеко не ходить, стоял кувшин с вином.

– Вот и Элен, – сказал Мак. – Причаливай.

– Мак, – грустно сказал Элен, – пойдем выйдем…

– Что-что? – не понял Мак.

– А то, что ты сейчас огребешь!

– За что?

Этого вопроса Элен боялся больше всего. Как бы половчее ответить?

– Пойдем, там узнаешь.

– Элен, детка, что с тобой? – спросил Мак с ласковым участием. – Скажи, может, я чем помогу.

Элен почувствовал, как улетучивается его решимость.

– Что ты сделал с Доком?! – заорал он исступленно. – Кого хочешь, а Дока не тронь!!!

– А что я сделал? – удивился Мак. – Ничего я не сделал. Ну, разве раскрутил на доллар-другой, так ведь мы все из него деньги тянем. Помнится, и ты как-то раз…

– Зачем сказал, что ему не написать книжку?!

– Так ты об этом?

– А то о чем. Ишь как ты сразу забоялся!..

– Ладно, забоялся, забоялся, – облегченно сказал Мак. – Другой раз не забоюсь… Сядь отдохни. Отпей глоток из кувшина…

Все бросились приголубливать Элена. Он расчувствовался и чуть не плакал. Но все равно не мог забыть о несчастном Доке.

– Вы должны ему помочь, – твердил он. – Вы же знаете, как он мается. Помогите ему!

– Понимаешь, не в нас тут дело, – сказал Мак. – Вся беда в том, что он дал сомнению, аки червю, угнездиться в душе своей.

– Вот-вот, золотые слова, – подтвердил Уайти II.

– Отговорки, – мрачно сказал Элен. – Надо что-то делать…

Мак подумал, подумал, потом сказал:

– Ребята, а ведь Элен прав. Какие мы эгоисты! Самому лучшему другу не хотим помочь. Стыд! Спасибо, Элен – открыл глаза… Если б случилась беда со мной, хотел бы я, чтоб Элен был рядом. Советчик из него, может, и никудышный, зато он настоящий друг, никогда не предаст!

Элен в растерянности склонил голову набок. За свою жизнь он слышал так мало похвал…

– Вношу предложение, – продолжал тем временем Мак. – Встанем и выпьем за здоровье Элена – благородной души!

И все друзья – Мак, Эдди, Уайти I и Уайти II – встали и обступили Элена, и каждый по очереди выпил за него, лихо отставив локоть. Всем стало так хорошо, что захотелось еще… На третий раз Элен не выдержал:

– А нельзя… за что-нибудь такое выпить, чтоб и мне с вами?

– За Пасифик-Гров! – радостно провозгласил Эдди. Лед был сломан. Всех охватило благорасположение.

Пришлось почать очередной бочонок из погребов Эдди.

Эдди вынул пробку, чутко принюхался.

– Как же, как же, помню… Я сюда слил из абсентовой бутылки, мексиканцы не допили…

– Аромат-то, аромат, – сказал Мак. – Аж на всю комнату…

Чувство было такое, будто вернулись старые добрые времена. Вот если б еще Гай был здесь! Выпьем за старину Гая, за ушедшего друга!

Абсент, смягчивший вкус смеси, сообщил ему вместе с тем что-то невыразимо сладостное и старинное. И в обитателей Ночлежки словно вселился дух старинного джентльменства. «Только после вас», – говорили они друг другу, прикладываясь ко вновь наполняемому кувшину.

– Вот будут у нас деньги, пойдем к Уолворту, купим наконец стаканы! – сказал Мак.

– Какие к черту стаканы! Мы же их перекокаем, – сказал Уайти II. – Но мне нравится твоя мысль!

Все вдруг осознали, что наступил один из тех моментов, когда история словно приостанавливается, выбирая, каким путем двигаться дальше. Осознали, что будут вспоминать эту ночь как начало новой эпохи. В такие минуты людей тянет к ораторству.

Мак утвердился, прислонясь к плите, и постучал по вытяжке – тише, мол!

– Джентльмены! Давайте поклянемся вытащить Дока из бездны отчаяния, в которой он пребывает…

– Помнится, как-то раз мы уже хотели сделать ему добро… – осторожно сказал Эдди. – Помните, как за лягушками ездили?..

Но Мак был безмятежен:

– Где нам было тогда – молодо-зелено. А теперь мы все продумаем – чтоб не оплошать!

Элен пребывал в умилении – вернулись старые дружные времена! – и речь его стала счастливо-бессвязной.

– За Пасифик-Гров, – уже в который раз повторял он.

Мак откинул дверцу плиты и сел на нее.

– Долго я думал, – сказал он, – все последние дни только и думаю…

– Ну, конечно, на что ты еще способен, – сказал Уайти II.

– Есть у меня одна идея… – продолжал Мак, не обращая на него внимания.

– Не мешай, дубина, – сказал Эдди.

– Это ты кому? – спросил Уайти II.

– Так, никому, – невинно отвечал Эдди, – но коль уж ты отозвался…

– Есть у меня одна идея… если вы, конечно, в состоянии воспринимать, – важно сказал Мак. – Предупреждаю, она может прийтись вам не по нутру. Все же обдумайте ее серьезно, поменьше эмоций… По-моему, Доку нужна жена…

– Что?! – вскричали все разом.

– Ну, жениться-то не обязательно, – поспешно поправился Мак, – сами понимаете…

Если бы не абсент, размягчивший ребят, быть бы Маку битым!

– Прошу не перебивать, – возвысил голос Мак. – Взглянем на проблему брака в масштабах страны. Почему у нас столько разводов? Да потому, что мужики выбирают себе жен сами! Вот и женятся на ком попало.

– По-моему, безопасней вообще не жениться, – сказал Уайти II.

– Что делать, не все могут удержаться от этого шага, – сказал Мак. – В общем, обдумайте, утром скажете.

Элен потянул Мака за рукав.

– Ты не шутишь?

– Нет, не шучу.

– А знаешь, что я с тобой сделаю, если с Доком что нибудь плохое выйдет?

– Да, – сказал Мак, – догадываюсь. И поделом мне тогда…

…Все другие обитатели Королевской ночлежки давно угомонились, а Элен долго лежал без сна. Его кровать, помимо ножек, имела четыре жидких столбика, покрытых стеганым одеялом на манер балдахина – однажды он увидел такую в кино и потом смастерил по памяти. Элен лежал, глядел на стеганые узоры. Голова шла кругом. Неужели нельзя помочь Доку как-нибудь проще, без этой чертовой женитьбы?.. Он пробрался к двери, выглянул наружу – у Дока в окне горела лампа с зеленым абажуром.

– Бедняга, – прошептал Элен.

Плохо спалось ему в эту ночь; снились ему громадные поганки…

12. Цветок на почве каменистой

Джо Элегант, повар в «Медвежьем стяге», был молод, тощ и бледнолиц. Он носил прямую челку, курил заграничные сигареты, вставляя их в длинный мундштук из слоновой кости, и любил придавать лицу сатирическое выражение. Воздушные пирожные его изготовления не имели равных в мире, так же как и массаж, который он делал девочкам перед субботним нашествием матросов. Джо видели только в завтрак, обед и ужин, остальное время он укрывался в маленькой пристройке, где были кухня и его комната. Заполночь оттуда доносился грохот пишущей машинки.

Как-то утром Сюзи села пить кофе; Джо Элегант вытирал столики.

– Хороший у тебя кофе, – сказала Сюзи.

– Спасибо за комплимент.

– Странно, что ты работаешь в таком заведении…

– Не волнуйтесь, это временное пристанище.

– Слушай, у меня есть отличный рецепт, как готовить гомбо. Хочешь дам?

– По вопросам меню – к Фауне.

– Не очень-то ты приветливый!

– А почему я должен быть приветливым?

Он как раз поравнялся с Сюзи. Сюзи быстро протянула руку, запустила пальцы ему за воротничок, потащила вниз – приблизилось моргающее лицо Джо.

– Ну ты… – начала она, потом опомнилась, разжала пальцы: «Тьфу, черт…»

Джо Элегант поспешно отступил – потирая горло, разглаживая воротничок.

– Прости, пожалуйста, – сказала Сюзи.

– Ладно уж…

– Сам виноват. Почему ты такой злой?

– Сами видите – эта жизнь не для меня…

– Какая ж тебе жизнь нужна?

– Боюсь, вы не поймете.

– Ты что, лучше других?

– Да нет. Просто не такой как все.

– Это уж точно, – усмехнулась Сюзи.

– Я пишу роман.

– Да ну! Про что? Дашь почитать?

– Вряд ли вам понравится.

– Это почему?

– Непонятно будет…

– Зачем же писать, если непонятно?

– Я пишу не для широких масс.

– Ух ты, здорово сказал! Значит, я – массы? Ты, наверное, и пишешь здорово?..

Джо Элегант сглотнул, держась за горло.

– Я вам как-нибудь почитаю отрывки.

– Ладно. Но ты же сказал, я не пойму…

– Ничего, я буду объяснять по ходу дела.

– Хорошо, а то я такая бестолковая…

– Скажите, вы любите шоколадное пирожное с орехами?

– Ага.

– Тогда я испеку. Может, зайдете как нибудь. Чаю попьем…

– Конечно, зайду.

– А ты хороший парень, Джо. Кофейку не осталось?

– Сейчас свежий сварю.

13. Параллельные прямые пересекаются

Док провел бессонную ночь. Голова пухла: желтые блокноты, ясновидцы, осьминоги!.. В другое время он сел бы в бессонье работать, или почитал бы что-нибудь, но теперь, стоит зажечь лампу, – в глаза навязчиво лезут желтый блокнот да строй карандашей…

Когда над заливом занялся рассвет, Док решил: нужно проветриться, совершить длительную прогулку – хотя бы на другой конец полуострова, в Кармел, только не прямой дорогой, а в обход, берегом моря. Он встал, зажег свет (в лаборатории было еще темно), сварил кофе…

Разглядев, что у соседа свет, Могучая Ида поставила в полиэтиленовую сумку бутылку с коричневым напитком без опознавательных знаков, вышла из кафе, пересекла улицу и постучалась к Доку.

– Док, ты не мог бы взять пробу?

– Что это хоть такое? – спросил Док. – Говорят, виски. Мне важно, чтоб никто от него не помер. В Сосновом каньоне делают, предлагают дешево большую партию.

– Но это же против закона…

– А если кто умрет, это по закону?

Вот и выбирай между подпольной торговлей и убийством. Вечно меня втягивают в какие-то аферы, грустно подумал Док. Преступлением это не назовешь, но и хорошим делом тоже.

Он быстро произвел химический анализ:

– Конечно, не яд, но на пользу вряд ли кому пойдет… Есть толика сивушного масла. Но в общем, не намного хуже «Старой тенисовки».

– Вот и спасибо. Чем же мне тебя отблагодарить?

– Ну, пришли как-нибудь бутылочку… только не этого напитка.

– Тогда «Старого портного». Сойдет?

– Слушай, – сказал Док. – Я ведь по твоему лицу вижу – еще что-то хочешь сказать. Так говори, не тяни.

– Док, это правда… что у тебя что-то неладно?

– У меня? С чего ты взяла?

– Да вот, люди говорят.

– Что за бред! У меня все хорошо!.. – сердито сказал Док. – Обхаживают как больного! Ну что, по-твоему, со мной случилось?

– Не знаю, но если понадобится помощь… – только и сказала Ида и поспешно удалилась, нарочно оставив бутылку.

Док взял ее, сделал маленький глоток, скорчил гримасу. Потом отхлебнул побольше. Сердце сердито колотилось. От жалости друзей еще тоскливей на душе. От жалости один шаг до презрения. Док сжал зубы: «Все равно весной поеду в Ла-Джоллу! Все равно куплю новый микроскоп!» А нижний голос шепнул чуть слышно: «Ну хоть бы кто тебя согрел…»

Док сел к столу и, полный злого своеволия, зачем-то написал: «Параллельные прямые пересекаются!» Снова отхлебнул из бутылки и вскрыл вчерашнюю почту. Оклендский политехникум шлет заказ на шесть комплектов препаратов для микроскопа – стадии развития зародыша морской звезды. Слава богу: старая верная работа! Док подхватил ведерки и корзинки, забросил их, вместе с резиновыми сапогами, в свою машину-развалюху и покатил к бухте Большого прилива.

14. Незадачливая среда

Бывают в жизни незадачливые дни. Хорошая стоит погода или плохая, все равно добра не жди. Люди обычно чувствуют приход такого дня; еще только раскрыв один глаз, понимают – сегодня лучше бы и вовсе не вставать. А когда все-таки встают – есть хочется, да и работать надо, предчувствия начинают сбываться. Кофе заваривается скверно, шнурки рвутся в руках, чашки самовольно спрыгивают с полки на пол и бьются вдребезги. Честные по натуре дети начинают врать; примерные дети скручивают краники с газовых горелок и теряют винты – приходится давать взбучку. Кошка в такой день, как нарочно, приносит котят; собака, приученная к выгулу, вдруг мочится на ковер в гостиной…

Жизнь кажется ужасной… Почтальон доставляет ворох просроченных счетов. Если выглянет солнце, то такое яркое, что впору ослепнуть; если день пасмурный – тоже приятного мало…

Еще с утра Мак почувствовал, что среда будет незадачливой. Проснувшись, битый час не мог отыскать штанов. Направляясь к двери, споткнулся о ящик, который как будто затем и поставили, и долго бранил соночлежников. Шагая через пустырь, он яростно пинал ногами головки одуванчиков; потом уселся на ржавую трубу у дороги и нахохлился. Спустя короткое время показался Эдди – он спешил на работу, в кафе Иды. Разумеется, Мак пошел вместе с ним, надеясь поднять настроение. Долго отирался у бара, ждал, когда Могучая Ида отойдет – Эдди уже держал для него наготове стаканчик, – но Ида как прилипла к стойке – читала письмо из казенного конверта и ворчала:

– Черт бы их всех подрал! Только дела пойдут в гору, на́ тебе – налог подскочил… Тебе-то, Мак, хорошо. Не владелец, не рукоделец – никаких забот. Покуда не начнут брать налог за твою собственную кожу – тебе бояться нечего…

– А что, собственно, случилось? – спросил Мак.

– Опять налоги повысили! Городские, да еще окружные…

– Налоги? На что?

– На недвижимость. Вот на этот дом. Все бы ничего, но я собиралась по кредиту за кофеварочную машину заплатить…

Обыкновенно при подобной жалобе Мак отвлеченно бы посочувствовал, радуясь в душе, что сам не обременен налогооблагаемым имуществом. Но тут его словно по голове ударило: Королевская ночлежка!.. Всю обратную дорогу сердце щемило от беспокойства.

Мак улегся на постель и принялся восстанавливать в памяти историю Ночлежки. Значит так. Хозяином был Ли Чонг. Но еще задолго до войны они взяли у него этот сарай в бессрочную аренду, за пять долларов в месяц. Не заплатили ни разу (впрочем, Ли Чонг на плату и не рассчитывал). Потом Ли продал дело Джозефу-Марии. А Ночлежка? Вошла ли она в сделку? Неизвестно. Во всяком случае, если Джозеф-Мария и хозяин, то явно сам этого не знает. Иначе давно бы потребовал плату за жилье. Он ведь не Ли Чонг! Но если Ночлежка и вправду записана за Патроном, то ему скоро тоже пришлют извещение о налогах, как Иде. А раз так, он тут же возьмет за горло жильцов. Не такой он человек, Патрон, чтоб платить деньги, а обратно не получать! Захочет получить, да еще и с процентами!

Какая несправедливость! Всё разом очутилось под угрозой – кров, безопасность и – какое-никакое! – общественное положение… Что же теперь будет? А ну как Патрон потребует плату задним числом – за все прошлые годы? С него ведь станется… Ну и денек! Не зная, что делать, Мак решил созвать всех ребят на совет. Даже отправил Элена за Эдди…

Мак долго объяснял, что случилось, пока все – включая Элена – не уразумели, какая грозит беда. Ребята были потрясены и тягостно задумались; они чесали в затылке, качали ногой, смотрели в потолок. А Эдди даже встал и заходил вокруг стула – может быть, так скорей осенит?..

Первое предложение внес Уайти II:

– А что если красть у него почту? Тогда он не получит квиток.

– Это не выход, – сказал Мак. – К тому же кража почты – уголовное преступление.

– А если его убить? – сказал Элен.

– Думаешь, меньше чем за почту дадут? – усмехнулся Мак.

– Надо подстроить как будто несчастный случай, – не унимался Элен. – Будто он свалился со скалы в море…

– Все равно, Ночлежка еще к кому-нибудь перейдет. Где гарантия, что новый хозяин будет лучше Патрона?

Впервые в жизни ребята ощутили на себе всю тяжесть и несправедливость отношений частной собственности.

– Может, попросим Дока замолвить за нас словечко? – предложил Уайти I. – Он Дока уважает.

– Не надо, только лишний раз привлечем внимание, – сказал Мак. – Не дай Бог, прибавит плату!

– Да еще вздумает ее требовать… – добавил Эдди.

Сердце Элена наполнилось острой тоской. Он посмотрел на родные беленые стены Ночлежки, увешанные изображениями прелестных любительниц кока-колы, на древнюю плиту, на высокие напольные часы, на портрет известного боксера Джекса в рамке, – посмотрел и заплакал как ребенок, не стыдясь слез.

– Какая же сволочь этот Джозеф-Мария! – сказал он, всхлипывая. – Мы столько труда вложили в Королевскую ночлежку, а теперь он ее отбирает. Мой дом, мое счастье!..

– Успокойся! – сказал Мак. – Ничего он пока еще не отобрал. Поди, и сам не знает, что хозяин.

– Вот если б хозяином был Док! – вырвалось у Эдди. – Мы б тогда забот не знали…

– Док? – быстро переспросил Мак. – Что это тебе вдруг пришло в голову?

– Как что? Док месяцами в почтовый ящик не заглядывает. Он и квиток налоговый заполнить забудет, и плату с нас не спросит.

Глаза Мака засветились:

– Эдди, а ведь ты, кажется, попал в десятку!

– В какую десятку?

– Надо, конечно, все обмозговать… – сказал Мак, – но знайте, ребята: Эдди у нас – гений!

Эдди аж порозовел от удовольствия.

– А что я такого гениального сделал, Мак?

– Отстань, дай подумать…

– Но должен же я знать, что я сделал такого этакого?

– Наверное, тебя просто осенило свыше, – сказал Мак. – Давайте-ка пораскинем умом: что за личность Патрон. Как по-вашему, он боязливый?

– Нет, – сказал Элен, – он не трус. И башковитый!

Мак продолжал рассуждать вслух:

– Что такое Патрон? Патрон – это прежде всего мошенник, причем изрядный…

– И одевается шикарно, – вставил невпопад Элен.

– …а мошеннику незачем иметь врагов – из города в два счета вылететь можно. Так что, хочешь не хочешь, а всех ублажай, со всеми дружбу води…

– Что ты придумал, Мак? Не томи! – Уайти I ерзал от нетерпения.

– Вот что, ребята, – сказал Мак. – Я погожу вам пока говорить. А то вдруг выйдет пшик – сами же потом меня уважать перестанете. Мне нужно толком все обдумать. Ничего, бог даст, перехитрим Патрона. Но, чур, в этом деле все мне помогайте как один!

– Да что делать-то?!

– Идите пока погуляйте. Мак думать будет, – сказал Мак, улегся на постель, заложил руки за голову и принялся изучать стропила Королевской ночлежки.

Элен тихонько подобрался к нему:

– Ты ведь не отдашь наш дом, правда, Мак?

– Не отдам. Даю слово. Где у нас Эдди?

– На работу пошел.

– Тогда можно тебя попросить?

– Да, что?

– Возьми вон ту банку из-под свиного жира и ступай к Эдди. Пусть он потихоньку нацедит пивка, чтоб мне лучше думалось.

– Ладно, будет тебе пиво. Ты только думай, думай!.. Слушай, Мак, а как это выходит, что Эдди гений, а сам не знает, а я вот тоже не знаю, но я не гений?

– Что-что? – не понял Мак.

– Как выходит, что… – начал было Элен. – А-а, фиг с ним.