Текст книги "Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной"

По примеру своего учителя он применил бритву Оккама, упразднив суточное вращение звезд, поскольку «то, что делается путем нескольких больших действий, хотя может быть сделано меньшим количеством действий или меньшими действиями, делается напрасно». Однако в отличие от своего учителя Орем разрешил загадку падающей стрелы, заметив, что если стрела выпущена вертикально с палубы движущегося корабля, то она непременно упадет на ту же палубу. Он объяснил это тем, что на стрелу действует импетус горизонтального движения корабля, поэтому даже после того, как стрела выпущена из лука, она будет двигаться вместе с кораблем. Орем считал, что лучник на поверхности движущейся Земли находится в той же ситуации, что и моряк на палубе корабля, и «по этой причине стрела возвращается на то же место на Земле, которое она покинула».

Рис. 7. Найденное Оремом графическое доказательство теоремы о средней скорости. Горизонтальная ось AC означает «время», а вертикальная CD – скорость при равномерно ускоренном движении, таким образом, общее пройденное расстояние задается площадью треугольника ADC. Орем отмечал, что, если точка F находится на равном расстоянии от точек A и D, тогда треугольник FDG имеет тот же размер, что и треугольник AEF, следовательно, площадь прямоугольника AEGC равна площади треугольника adc. Однако, как нам уже известно, эта площадь равна пройденному расстоянию при условии, что тело все время будет двигаться со средней скоростью

И все же Орем, как и его учитель, не спешил упрощать картину мира. Поскольку один лишь разум не способен привести достаточно доводов в пользу вращающейся Земли или вращающейся небесной сферы, считал он, придется отказаться от бритвы и вернуться к тому, что написано в Библии. Он приводит отрывок из Книги Иисуса Навина, где рассказывается о том, как Бог повелел Солнцу остановиться, чтобы в распоряжении Иисуса Навина было больше светлого времени для расправы над врагами.

И все-таки, несмотря на нерешительность Орема, новая философия Уильяма Оккама («новый путь») к 1340-м годам успешно распространялась, пробиваясь сквозь дебри научной теологии Фомы Аквинского. Если бы наметившаяся динамика сохранилась, вполне возможно, что промышленная революция произошла бы не в XVIII, а в XVI веке. К сожалению, случилось так, что спуститься с небес на землю последних традиционалистов заставил микроб.

ГОДЫ ЧУМЫ

В 1347 году войска Золотой Орды осадили порт Каффа[155]155
  Каффа – современная Феодосия, которая с XIII по XV в. являлась генуэзской столицей Крымского полуострова. – Примеч. перев.


[Закрыть] на Крымском полуострове, требуя выдачи генуэзских купцов, которые обвинялись в убийстве наместника. Когда осаждавших внезапно поразила неизвестная смертельная болезнь, генуэзцы возблагодарили Бога. Однако их радость была недолгой. Монголы забросали город зараженными трупами. Вспыхнула эпидемия, и тогда генуэзские купцы решили вернуться в Италию. По пути их корабль остановился в самом густонаселенном городе того времени – Константинополе. Всего за несколько недель тысячи жителей погибли от неизвестной болезни. Следующая остановка была в Мессине, на Сицилии в октябре 1347 года, однако к тому времени большая часть команды корабля уже была мертва. Двенадцати уцелевшим морякам было запрещено покидать корабль, так как они тоже были больны, но болезнь все равно проникла в город – ее переносчиками стали крысы. В течение нескольких месяцев были заражены все основные европейские порты. Всего за несколько лет от черной смерти умерло более половины населения Европы, в том числе Фома Брадвардин, Жан Буридан и Уильям Оккам. Хотя университеты уцелели, преподавателей не хватало, что привело систему образования в упадок, общий уровень грамотности резко снизился.

Первая волна эпидемии отступила через четыре-пять лет, однако вспышки болезни продолжали возникать в разных уголках Европы в последующие несколько десятилетий. Напуганные правители и простые граждане в поисках виновных ополчились против иудеев, и в результате были убиты тысячи евреев. Некоторые считали, что всему виной людские грехи, за которые человечеству была послана небесная кара. Чтобы умилостивить грозного Бога, они, одевшись в рубище и посыпав голову пеплом, собирались в группы и бродили из города в город, осыпая друг друга ударами плетей с железными наконечниками. Однако ни самобичевание, ни раскаяние, ни молитвы, ни репрессии не смогли унять гнев Божий. Он не щадил никого. На смену идиллическим картинам из «Великолепного часослова герцога Беррийского» (Très Riches Heures du Duc de Berry)[156]156
  «Великолепный часослов герцога Беррийского» – иллюстрированная рукопись, заказанная Жаном Беррийским, сыном короля Франции Иоанна II Доброго, миниатюристам братьям Лимбург, впоследствии дополненная миниатюрами других художников. – Примеч. перев.


[Закрыть] пришли жуткие видения Иеронима Босха. Глядя, как смерть подстерегает людей повсюду, ученые-схоласты оставили на время науку и обратились к молитве. Пройдет более ста пятидесяти лет, прежде чем в средневековой Европе появятся те, кого всерьез заинтересует наука.

6
На рубеже эпох

1504 год, Флоренция. Тосканский художник Леонардо ди сер Пьеро да Винчи, более известный сегодня как Леонардо да Винчи (1452–1519), упаковывает книги. Прошло 157 лет со времен эпидемии чумы, пронесшейся по Европе и истребившей ее жителей. Черная смерть особенно разбушевалась во Флоренции, где всего за один год – с 1347-го по 1348-й – она унесла жизни трех четвертей населения. Но уже к XVI веку вспышки становятся все более редкими и менее свирепыми[157]157
  Alfani G. and Murphy T. E. Plague and Lethal Epidemics in the Pre-Industrial World // Journal of Economic History, 2017. 77: 314–343.


[Закрыть]. Город возрождается, процветает и вскоре становится одним из самых быстрорастущих городов Европы.

Леонардо был внебрачным сыном нотариуса Пьеро да Винчи от служанки Катарины. Семья жила в доме у подножия горы Монтальбано близ городка Винчи. В середине 1460-х годов семья отца Леонардо переехала во Флоренцию, и Леонардо поступил подмастерьем в студию скульптора, художника и ювелира Андреа дель Верроккьо. Прошло немного времени, и на талант Леонардо обратили внимание богатые и влиятельные покровители, которые стали поручать ему крупные заказы, например – картину «Поклонение волхвов» для монастыря Сан-Донато в Скопето во Флоренции (сейчас этот незаконченный шедевр кисти да Винчи находится в галерее Уффици). В 1482 году Леонардо отправился в Милан, где им были созданы картина «Мадонна в гроте» по заказу Братства непорочного зачатия и фреска «Тайная вечеря» для монастыря Санта-Мария-делле-Грацие в Милане.

В последующие десятилетия Леонардо продолжает получать заказы не только на произведения живописи, но и на архитектурные и инженерные проекты. В 1499 году он работает над системой дамб для защиты Венеции от наводнения, три года спустя вместе с Никколо Макиавелли над проектом изменения русла реки Арно для отвода ее от Пизы. Дорогостоящий проект обернулся катастрофой, унесшей жизни 80 человек. Несмотря на неудачу, синьория Флоренции (орган местного самоуправления) в 1504 году поручила Леонардо вместе с Микеланджело работу по росписи Палаццо Веккьо. Однако смерть отца в том же году заставила его прервать работу и задуматься над поездкой в Винчи. Перед отъездом он упаковал все книги и рукописи и составил два каталога. Первый был озаглавлен «Опись книг в запертом сундуке», во втором был список книг, оставленных «на хранение в сундуке монастыря» (предположительно монастырь Санта-Мария-Новелла)[158]158
  Nicholl C. Leonardo da Vinci: The Flights of the Mind. Penguin, 2005.


[Закрыть]. Оба каталога хранились вместе с описанными в них книгами.

Леонардо да Винчи, бесспорно, больше известен как художник, картины которого считаются величайшими шедеврами западного искусства, однако он был настоящим человеком Возрождения, который оставил тысячи страниц записей и поистине натуралистичных рисунков, с большой точностью передающих строение горных пород, кристаллов, окаменелостей, изображения птиц, животных, растений, рисунки по анатомии человека и чертежи как реально существующих, так и воображаемых машин и механизмов. Он тщательно хранил свои записи, а после его смерти в 1519 году они были собраны в виде нескольких записных книжек или дневников, которые получили общее название «кодексы Леонардо». Некоторые из них были утеряны, однако большая часть сохранилась и сейчас находится в частных коллекциях и музеях.

В течение многих лет кодексы Леонардо восхищали ценителей в основном своим художественным исполнением, однако в XIX веке они заинтересовали историков науки. Рукописи было очень трудно расшифровать, поскольку Леонардо писал на итальянском тайнописью – зеркальным курсивом, практически не поддающимся расшифровке. Один из документов, «Кодекс А», хранился в Амброзианской библиотеке в Милане, однако в 1796 году, во время завоевания Италии Наполеоном эта тетрадь научных записей была в качестве трофея доставлена в библиотеку Института Франции в Париже, где она хранится по сей день. В начале XX века Пьер Дюгем (Дюэм) (1861–1916), французский физик и историк науки, работая в библиотеке над расшифровкой рукописей Леонардо, с удивлением обнаружил в них знакомые математические законы, касающиеся движения и свободного падения тел, и некоторые идеи о сохранении энергии[159]159
  Ibid.


[Закрыть]. В одном из документов был рисунок птичьего крыла и его описание: «Ладонь (mano) крыла – то, что производит импульс [импетус]: и тогда рука его (braccio) поворачивается ребром, дабы не мешать движению, порождающему импульс»[160]160
  Цит. по: Леонардо да Винчи. О летании и движении тел в воздухе // Избранные естественно-научные произведения / Редакция, перевод, статья и комментарии В.П. Зубова. М.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 514.


[Закрыть],[161]161
  Ibid.


[Закрыть]. Удивление Дюгема можно объяснить тем, что в начале XX века было принято считать, что в эпоху мрачного Средневековья, наступившую после падения Римской империи, наука практически исчезла и появилась вновь лишь в эпоху Просвещения в XVII веке. Если учесть, что Леонардо писал свои заметки в XV веке, откуда взялось понимание сложных научных принципов?

Дюгем догадался, что ответ может дать содержимое книжных сундуков Леонардо, однако к тому времени они уже давно где-то затерялись. Впрочем, сохранились каталоги. Один из них хранится в Мадриде[162]162
  Reti L. The Two Unpublished Manuscripts of Leonardo da Vinci in the Biblioteca Nacional of Madrid – II // Burlington Magazine. 1968. 110. 81–91.


[Закрыть]. Дюгему удалось получить доступ к каталогу, и он обнаружил список книг по самым разнообразным вопросам науки – от медицины до естественной истории, математики, геометрии, географии, астрономии и философии. Среди книг фигурировали известные труды античных философов – Аристотеля, Птолемея и Евклида, при этом упоминались и менее известные труды средневековых ученых, например «О небе и мире» (De Caelo et Mundo) Альберта Великого. Дюгем стал разыскивать уцелевшие экземпляры этих сочинений, чтобы лучше проследить источники научных идей и понятий, встречавшихся в записях Леонардо, например импетуса. Многие тексты Леонардо представляли собой комментарии к работам последователей Оккама из Парижского университета – Жана Буридана и Николая Орема. Дальнейшие детективные поиски Дюгема, которые продолжил Эрнест Муди (1903–1975), позволили проследить, как далеко распространялись научные интересы Леонардо: он был знаком с работами Оксфордских калькуляторов и с движением научной мысли «новый путь», во главе которого стоял Уильям Оккам[163]163
  Duhem P. Research on the History of Physical Theories // Synthese, 1990, 83: 189–200.


[Закрыть]. Подобно тому, как в XII и XIII веках были вновь открыты труды греческих ученых, Дюгем и его единомышленники заново открыли полностью забытый период в истории науки, и это позволило ему сделать следующий вывод: «В работах Леонардо по механике нет ни одной идеи, которая не была бы почерпнута им из трудов по геометрии ученых Средневековья»[164]164
  Это мнение Дюгема [Дюэма] оспаривается многими исследователями, см. о споре в указанном ниже источнике. И там же мнение самого автора: «Ошибка Дюэма была двойная: во-первых, этот историк науки преувеличил значение книги как первоисточника научного творчества Леонардо; во-вторых, он преувеличил до крайности значение схоластических авторов, которых Леонардо читал, и в особенности Альберта Саксонского» // Зубов В.П. Леонардо да Винчи. М.: Наука, 2008. С. 68. – Примеч. ред.


[Закрыть],[165]165
  Randall J. H. The Place of Leonardo Da Vinci in the Emergence of Modern Science // Journal of the History of Ideas. 1953. 191–202.


[Закрыть]. Чума, унесшая жизни тех, кто исповедовал идеи «нового пути», оказалась бессильна перед самими идеями.

Рис. 8. Распространение идей Уильяма Оккама в Европе

У нас нет оснований полагать, что у Леонардо, жившего в XV веке, был какой-то особый доступ к идеям и философии «нового пути», так что, вероятно, в то время многие ученые уже были знакомы с принципом бритвы Оккама и сопутствующими научными достижениями. Однако до сих пор остается загадкой, каким образом на протяжении веков, предшествовавших изобретению печатного станка, эти идеи передавались и распространялись. Дальнейшие поиски помогли нам открыть два основных пути распространения, каждый из которых связан с одной из двух важнейших культурных революций позднего Средневековья.

ЮЖНЫЙ ПУТЬ К ВОЗРОЖДЕНИЮ

Однажды ночью, примерно в 1380 году, то есть за 72 года до того, как родился Леонардо да Винчи, одному из величайших музыкантов и композиторов Флоренции Франческо Ландини (ок. 1335–1397) приснился сон. Во сне ему явился один известный английский монах. Ландини был самым знаменитым музыкантом своего времени не только во Флоренции, но и во всей Италии. Сын художника Якопо дель Казентино (1297–1349), последователя Джотто, он мог бы пойти по стопам своего отца, но, переболев в детстве оспой, потерял зрение. Будучи творчески одаренным от природы, он реализовал свои способности в музыке, поэзии и изготовлении музыкальных инструментов. О его голосе ходили легенды. Вот как описывает свои впечатления от игры Ландини писатель, математик и философ-гуманист Джованни Герарди да Прато в своем романе «Райская вилла Альберти» (Il Paradiso degli Alberti): «Никто прежде не слышал таких чудесных гармоний, и сердца слушателей были готовы вырваться из груди». Ландини освоил множество музыкальных инструментов, от средневекового ребека и флейты до маленького переносного органа. Он также занимался изготовлением музыкальных инструментов, например участвовал в создании органов для базилики Сантиссима-Аннунциата и кафедрального собора во Флоренции. Кроме того, он изобретал новые музыкальные инструменты – в частности создал свой вариант лютни, который получил название «сирена сиренарум» (лат. syrena syrenarum).

Однако более всего Ландини прославился как сочинитель мадригалов. Большинство из них написаны для двух голосов и сочетают в себе французскую и итальянскую традиции, что создает неповторимый стиль, сделавший их невероятно популярными в кругах флорентийской культурной элиты. На собраниях богатые, влиятельные, образованные и талантливые жители Флоренции читали стихи, обсуждали новые произведения искусства и слушали музыку, которую писал, а иногда и исполнял сам Ландини. Приглашая Ландини на такие вечера, от него ждали не только музыки и стихов, но и философских интерлюдий. Философия была еще одной страстью Ландини, и более всего его увлекал революционный номинализм Уильяма Оккама, идеи которого проникли в Италию, следуя по проторенным путям торговли, паломничества и дипломатии. Философские идеи Оккама присутствуют в балладах и мадригалах Ландини. В балладе «Размышления о великом» (Contemplar le gran cose c’e onesto) он говорит, что «догмы христианской веры… следует принимать как должное. Не следует пытаться постичь их умом, и они не могут служить основой знания. Наука и теология имеют разную природу, и их не следует смешивать». В другом стихотворении говорится о том, что «полезно размышлять над великими творениями Бога, однако не нужно пытаться объяснить их»[166]166
  Музыку Ландини продолжают исполнять и записывать сегодня. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Треченто (XIV век), который предшествовал расцвету эпохи Возрождения в следующем столетии – Кватроченто, был временем интеллектуального подъема в Италии, когда в культуре наметился постепенный уход от ценностей средневекового мира к ценностям туманного будущего. В письме другу в Авиньон, датированном примерно 1380 годом, Ландини описывает на латыни в стихах свой сон о том, как ему явился призрак Уильяма Оккама и жаловался на «свирепых псов», которые нападают на рациональную философию так называемых «дикарей с севера», и как такой человек «страшится логиков, словно смерти»[167]167
  Long M. P. Francesco Landini and the Florentine Cultural Elite // Early Music History. 1983. 3. 83–99.


[Закрыть]. Под «свирепыми псами» имелись в виду представители некоторых модных движений итальянского Возрождения, которые уже начали отворачиваться от философов-схоластов. Хотя Ландини сам принадлежал к такому движению, он вступился за Уильяма Оккама. Сон Ландини заканчивается длинной инвективой в адрес «невежи», поднимающего за собой «невежественные массы» против великих философов прошлого, после чего призрак Оккама, потревоженный шумом открывающихся поутру уличных лавок, исчезает, и «тень преподобного» растворяется в воздухе.

Эта история об удивительном сновидении, открывшаяся нам лишь в 1983 году, показывает, как философия Оккама к 1380 году стала постепенно распространяться за пределы Оксфорда, Авиньона, Парижа и Мюнхена и влилась в пульсирующий поток Треченто. Каким образом и почему она заинтересовала Ландини, не совсем понятно, однако можно предположить несколько вариантов. Тосканский поэт Петрарка жил в Авиньоне в то самое время, когда происходил конфликт между Оккамом и папой, потом поэт отправился во Флоренцию, где, вероятно, общался с Ландини. Сам Ландини, несмотря на слепоту, довольно много путешествовал и мог познакомиться с учением Оккама благодаря сочинению по номиналистической логике «Весьма полезная логика» (Perutilis logica), автором которой был Альберт Саксонский, ученик оккамистской школы Жана Буридана. Это сочинение пользовалось авторитетом в университетских кругах Европы, много раз переписывалось, и его можно было встретить во всех главных университетах того времени, включая Прагу, Париж, Оксфорд, Вену, Болонью, Падую и Венецию.

Очевидно, что быстрому распространению идей мы обязаны тем, кто переписывал рукописи схоластических текстов. Однако рукописи были чрезвычайно дороги, и доступ к ним имело лишь духовенство и богатая и образованная элита. Все изменилось примерно через сто лет после смерти Оккама и через шестьдесят лет после чудесного сновидения Ландини, когда в 1445 году Иоганн Гутенберг изобрел книгопечатный станок. Первой сошедшей с него книгой стала знаменитая Библия Гутенберга, напечатанная в Майнце в 1455 году. В последующие десятилетия печатные мастерские стали появляться во всех европейских городах. До изобретения книгопечатания во всей Европе насчитывалось 30 000 книг, к 1500 году их число превысило девять миллионов. Книг стало больше, они стали дешевле и более доступны для зажиточных купцов, ученых и ремесленников. Резко поднялся уровень грамотности, и вместе с этим вырос спрос на новые книги, а поскольку рынок был перенасыщен изданиями Библии, владельцы печатных мастерских пустились на поиски пергаментных рукописей иного содержания.

Вскоре на типографском станке стали печататься труды по теологии Блаженного Августина, Фомы Аквинского и других авторов, а также сочинения античных философов и ученых, в том числе Аристотеля, Галена, Птолемея и Евклида. В одном из сундуков Леонардо хранились «Начала» Евклида, напечатанные в Венеции в 1482 году Эрхардом Ратдольтом. В 1471 году в Нюрнберге была открыта первая типография, специализировавшаяся на издании научных текстов. Ее основатель Региомонтан (1436–1476), видный представитель немецкого Возрождения, издал учебник по астрономии «Новая теория планет» (Theoricae Novae Planetarum), составленный по лекциям своего учителя Георга Пурбаха на основе учения Птолемея. В библиотеке Леонардо также хранился экземпляр «Трактата о сфере» Сакробоско, изданный в 1499 году в Венеции, которая считалась еще одним крупным центром книгопечатания.

Когда запас текстов по теологии и античной философии был исчерпан, книгопечатники переключились на сочинения по науке и философии более современных авторов, представителей «нового пути». Большая часть философских и богословских трудов Уильяма Оккама была напечатана примерно в это время. Ordinatio по первой книге «Четырех книг сентенций» Петра Ломбардского впервые был издан в Страсбурге в 1483 году, а затем переиздан и напечатан в Лионе в 1495 году вместе с Reportatio по книгам II–IV «Сентенций». В 1491 году в Страсбурге печатаются Quodlibeta Septem и «О таинстве алтаря». В Париже в 1488 году издается «Сумма логики»[168]168
  Funkenstein A. Theology and the Scientific Imagination: From the Middle Ages to the Seventeenth Century. Princeton University Press, 2018.


[Закрыть]. Многие наиболее значимые труды Оккама, например «Сумма логики», также печатались в Болонье между 1496 и 1523 годами в типографии Бенедетто Фаэлли[169]169
  Matsen H. Alessandro Achillini (1463–1512) and «Ockhamism» at Bologna (1490–1500) // Journal of the History of Philosophy. 1975. 13. 437–451.


[Закрыть]. В последующие века некоторые сочинения Оккама перепечатывались и переиздавались пять или шесть раз, что свидетельствует о большом спросе, который способствовал их распространению в Европе. В крупнейших городах Европы появились и печатные издания трудов Буридана, Орема, Суайнсхеда и Хейтсбери[170]170
  Dutton B. D. Nicholas of Autrecourt and William of Ockham on Atomism, Nominalism, and the Ontology of Motion // Medieval Philosophy & Theology. 1996. 5. 63–85.


[Закрыть]. Среди других книг Леонардо сохранился экземпляр «О небе и мире» (De Caelo et Mundo) Альберта Саксонского, ученика оккамистской школы Буридана, предположительно напечатанный в Павии в 1481 году. По-видимому, этот текст послужил Леонардо источником знаний о математических законах движения и импетусе[171]171
  Reti L. The Two Unpublished Manuscripts of Leonardo da Vinci in the Biblioteca Nacional of Madrid – II // Burlington Magazine. 1968. 110. 81–91.


[Закрыть]. Философия Оккама и его последователей не была забыта, напротив, она процветала на протяжении столетий после чумы, будучи не только темой для оживленных дискуссий в музыкальных салонах Флоренции, но и мощным фактором, повлиявшим на культурные революции, которые ознаменовали конец Средневековья и начало современного мира.

Непознаваемый Бог номинализма

Коль скоро все живое сотворено по воле Бога, в Его власти поступать с каждым своим творением так, как Он пожелает. Значит, Он может уничтожить любого, даже любящего Бога и послушно исполняющего Его волю. Точно так же Бог волен посылать за добрые дела не вечную жизнь, но вечную кару. Ибо Бог никому не должен.

Уильям Оккам, комментарии к «Четырем книгам сентенций», 1324 г.[172]172
  Gillespie M. A. Nihilism Before Nietzsche. University of Chicago Press, 1995.


[Закрыть]

Каждый раз, когда я перечитываю этот отрывок из текста Оккама, написанного семь веков назад, меня бросает в дрожь. Вера в Бога, возможно, сохранилась[173]173
  Ibid.


[Закрыть], однако его номиналистическая, непознаваемая и всемогущая природа не оставляет шанса простым смертным. Это вселяет тревогу даже сегодня, а вообразите, как эти представления воздействовали на людей, еще не оправившихся от удара, нанесенного им беспощадным врагом – бациллой чумы, в которой они усматривали Божью кару. Американский философ и историк Майкл Аллен Гиллеспи в книге «Богословские истоки современности» (The Theological Origins of Modernity), написанной в 2008 году, утверждает, что философия Оккама подготовила почву для Возрождения и Реформации. Знакомство с философией Оккама стало для Европы судьбоносным событием, «перевернувшим все представления о мире».

Человек Возрождения

 
О новое надменнейшее племя,
Позорящее матери венец![174]174
  Цит. в переводе Е. Солоновича.


[Закрыть]
 

Франческо Петрарка. Сонет 53, строфа 6

Бурные перемены в политической, культурной и общественной жизни Европы, происходившие на протяжении нескольких столетий и ознаменовавшие собой эпоху Возрождения, имели как множество предпосылок, так и последствий. К ним следует отнести сокращение численности рабочей силы вдвое из-за эпидемии чумы, в результате находившиеся в феодальной зависимости крестьяне стали уходить от своих хозяев в поисках более высокой оплаты труда. Феодальный строй чуть было не рухнул, лишившись своей основы – изобильного источника покладистой рабочей силы. Чума повлияла на отношение людей к церкви: выжившие, увидев, что никакие молитвы, исповеди и мессы не помогли остановить катастрофу, стали меньше доверять католической церкви. Европу охватил дух скептицизма. Одним из величайших скептиков Возрождения стал поэт и философ Франческо Петрарка (1304–1374), чье влияние на умы современников было так велико, что его по праву называют отцом философии итальянского Ренессанса – гуманизма.

Петрарка родился в Тоскане, однако его детство и юность прошли в Авиньоне, городе, который примерно в то же время был местом вынужденного пребывания Уильяма Оккама. Как и Оккам, Петрарка обличал продажность и ханжество папской власти. Получив традиционное схоластическое образование, Петрарка тем не менее недолюбливал тяжеловесную логику Аристотеля, отдавая предпочтение простой и лаконичной прозе авторов античного Рима, особенно сочинениям римского юриста, оратора, писателя и дипломата Цицерона (106–43 до н. э.), который первым ввел понятие гуманизм[175]175
  Словом humanitas Цицерон обозначал идеал греческого образования, образ мыслей, достойный человеческой жизни. – Примеч. перев.


[Закрыть] (от лат. humanitas – человеческая природа) применительно к познанию и интеллектуальному развитию, ориентированному на человеческое, а не божественное. Петрарка много путешествовал по Европе и провел несколько лет во Флоренции, где вполне мог оказаться одним из «свирепых псов» из сна Ландини, учитывая его критику схоластических догм. Хотя сам Петрарка никогда не упоминает имя Оккама, он не мог не знать об ученом монахе из Англии, который наделал столько шуму в его родном городе.

Истоки гуманизма Петрарки до сих пор вызывают споры, однако некоторые ученые считают, что он сформировался благодаря явлению, которое Гиллеспи называет «непознаваемым Богом номинализма»[176]176
  Boysen B. The Triumph of Exile: The Ruptures and Transformations of Exile in Petrarch // Comparative Literature Studies, 2018. 55. 483–511.


[Закрыть]. Вслед за номиналистами Петрарка отрицает философский реализм и существование универсалий. Он убежден в том, что Бог всемогущ и воля его непознаваема. В сочинении «О невежестве своем собственном и многих других людей» (De sui ipsius et multorum ignorantia) он утверждает, что «в этой жизни невозможно постичь Бога во всей его полноте» и что «все, созданное природой, создано в борьбе и ненависти»[177]177
  Petrarca F. On His Own Ignorance and That of Many Others (trans. Hans Nicod) // Cassirer E., Kristeller P. O. and Randall J. H. (eds). The Renaissance Philosophy of Man: Petrarca, Valla, Ficino, Pico, Pomponazzi, Vives. University of Chicago Press, 2011. P. 47–133.


[Закрыть]. Коль скоро человек не может постичь замысел Творца, полагает Петрарка, он должен уверовать в свои творческие силы. Он утверждает: «Нет ничего более достойного восхищения, чем душа, перед величием которой все остальное ничтожно»[178]178
  Medieval Sourcebook: Petrarch, The Ascent of Mount Ventoux; https://sourcebooks.fordham.edu/source/petrarch-ventoux.asp


[Закрыть]. По его мнению, человечность не укладывается в рамки универсалий, а потому человек должен сам совершенствовать свою природу, не полагаясь на универсалии философского реализма. Он противопоставляет номиналистическому пониманию Бога гуманизм личности и призывает своих собратьев отказаться от безнадежных поисков своего божественного предназначения и обрести человечность, познав себя. Для Петрарки познание себя и творческое воображение способны приблизить человека к божественному состоянию. Это звучит в его вопросе: «На что же направлены не надежды, но устремления человека, как не на то, чтобы стать равным Богу?»[179]179
  Rawski C. H. Petrarch’s Remedies for Fortune Fair and Foul: A Modern English Translation of De Remediis Utriusque Fortune, With A Commentary. References: Bibliography, Indexes, Tables and Maps. Vol. 2. P. 226. Indiana University Press, 1991.


[Закрыть]

Американский историк искусства и специалист по культуре Возрождения Чарльз Тринкаус (1911–1999) усматривает влияние Оккама в поэзии Петрарки[180]180
  Trinkaus C. Petrarch’s Views on the Individual and His Society // Osiris, 1954. 11. 168–198.


[Закрыть]. Он полагает, что Петрарка смог открыть абсолютно новый мир свободной поэтической метафоры, воспользовавшись тем, что номинализм освободил слова от пут реализма Платона. Американский литературный критик Холли Уоллес Бушер[181]181
  Boucher H. W. Nominalism: The Difference for Chaucer and Boccaccio // Chaucer Review, 1986. 213–220.


[Закрыть], продолжая эту тему, утверждает, что если у поэтов Средневековья, в частности у Данте, существует «прямое и понятное соответствие слова образу, установленному божественным порядком», то номинализм Оккама пошатнул эту крепкую связь. Отныне поэты вольны вкладывать в слова любой смысл, а в постмодернизме это право принадлежит читателю[182]182
  Keiper H., Bode C. and Utz R. J. Nominalism and Literary Discourse: New Perspectives. Vol. 10. Rodopi, 1997.


[Закрыть]. Так, в «Декамероне» Джованни Боккаччо, написанном спустя всего лишь тридцать лет после смерти Данте, автор, пользуясь простыми словами, не обремененными символическим или божественным смыслом, создает живой и натуралистичный язык, который больше подходит для описания обычных людей, занятых повседневными делами: его персонажи готовят пищу, едят, пьют, болтают, предаются любовным утехам и строят друг другу козни. Образность, без которой современный человек не представляет себе поэзию, появилась только тогда, когда слова освободились от символических смыслов, навязанных им философией реализма:

 
Смотри, любовь моя, —
Завистливым лучом уж на востоке
Заря завесу облак прорезает.
Ночь тушит свечи: радостное утро
На цыпочки встает на горных кручах[183]183
  Цит. в переводе Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть].
 

Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт 3. Сцена 5

Номинализм Уильяма Оккама оказал влияние не только на творчество Франческо Ландини. Австрийский историк искусства Макс Дворжак (1874–1921) в книге «История искусства как история духа»[184]184
  Dvořák M. The History of Art as a History of Ideas / trans. John Hardy. Routledge & Kegan Paul, 1984. (Дворжак Макс. История искусства как история духа / Пер. с нем. А.А. Сидорова, В.С. Сидоровой и А.К. Лепорка под общ ред. А.К. Лепорка. СПб: Гуманитарное агентство «Академический проект», 2001.)


[Закрыть] пишет, что благодаря номинализму Оккама произошел переход от традиций, сложившихся в искусстве Византии, средневековой Европы и исламского мира[185]185
  Этот конфликт двух направлений в искусстве – идеального изображения, как бы увиденного глазами Бога, характерного для персидских миниатюр, и устремленности к реальному человеку, свойственной западному искусству Ренессанса, убедительно показывает Орхан Памук в своем романе «Имя мне – красный». – Примеч. авт.


[Закрыть] под влиянием философского реализма, который предписывал искусству божественный взгляд на мир, к натурализму, характерному для современности. На смену архетипическим образам в искусстве пришли живые люди, а кролик на картине наконец перестал быть символом, а стал просто кроликом.

Безусловно, перемены в искусстве произошли не сразу. Символизм, аллегория и архетипы продолжали существовать в европейском искусстве на протяжении нескольких веков наряду с натуралистическими тенденциями. Однако поздний символизм представляет собой скорее тайный код, понятный художнику и искушенному зрителю, нежели попытку художника передать божественное послание. Немецкий и венгерский историк искусства Арнольд Хаузер (1892–1978)[186]186
  Hauser A. The Social History of Art. Vol. 2: Renaissance. Routledge, 2005.


[Закрыть] в книге «Социальная история искусства» (Sozialgeschichte der Kunst), вышедшей в 1951 году, пишет: «Философский реализм воплощает статичную и консервативную модель отношений… [в то время как] номинализм, утверждающий право на существование для каждого, соответствует такому укладу жизни, в котором даже те, кто стоит на низшей социальной ступени, имеют возможность подняться наверх». По мнению Хаузера, номинализм способствовал появлению в искусстве более демократичного и натуралистичного направления, в котором простые смертные были удостоены не меньшего внимания, чем венценосные особы и святые. Такой перенос внимания мы наблюдаем в знаменитом произведении Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» (ок. 1495–1497), в котором фигуры каждого из учеников занимают такое же пространство, что и фигура Христа, что было большой редкостью для более ранних традиций в живописи. Еще более ярким примером демократичного подхода в искусстве служит полотно Караваджо «Ужин в Эммаусе», созданное столетие спустя (ок. 1600): здесь самой колоритной фигурой является безвестный хозяин трактира.

ГУМАНИЗМ И ГЕРМЕС

Номинализм Оккама воодушевил первых гуманистов, которые в эпоху Возрождения начали отворачиваться от философов-схоластов и Аристотеля. Катализатором растущего недоверия стал Марсилио Фичино (1433–1499), ученый и католический священник, который был советником Козимо I Медичи, великого герцога Тосканского. К этому времени благодаря установившимся контактам с Византией греческий язык снова вернулся в Западную Европу, и Фичино перевел несколько трудов Платона с греческого на латынь. Его увлекала философия Платона, в частности пространные рассуждения афинского философа о природе души, в которой он видел инструмент борьбы против казавшегося ему опасным стремления номиналистов отделить философию от религии. С 1469 по 1474 год он работает над книгой «Платоновская теология о бессмертии души», в которой объединил свои комментарии с кратким изложением идей Платона, снабдив книгу провокационным подзаголовком «О бессмертии души». Фичино отводит роль философа – покровителя христианства не Аристотелю, а Платону.

Переводы и комментарии Фичино стали невероятно популярными, поскольку понятный и выразительный слог Платона, полный аллегорий, описаний и диалогов, делал их приятным и занимательным чтением для тех, кто устал от тяжеловесной логики Аристотеля. Однако более всего гуманистов привлекала сосредоточенность Платона на самопознании. Переход от эмпиризма[187]187
  Эмпиризм – учение в теории познания, согласно которому источником знания является чувственный опыт. – Примеч. перев.


[Закрыть] Аристотеля к интроспекции Платона как нельзя более соответствовал растущему влиянию идей гуманизма и способствовал возрождению наполненного мистикой и магией неоплатонизма, расцвет которого пришелся на последние годы Римской империи. Когда Козимо Медичи услышал о том, что во Флоренции появились тексты неоплатоников на греческом языке, он призвал к себе Фичино и приказал ему отложить на время переводы Платона и сосредоточиться на переводе сочинений легендарного Гермеса Трисмегиста, про которого было известно, что в Древнем Египте он прославился как «трижды великий священник, пророк и законодатель».