Текст книги "Знак Зорро"

Глава IV
Шпаги скрещиваются – а Педро дает объяснение

Гонзалес повернулся при этих словах и поднял шпагу. Сеньор Зорро вытащил свою шпагу, в левой руке высоко над головой он держал пистолет и тихо посмеивался, отчего сержант пришел в ярость. Шпаги скрестились.

Сержант Гонзалес привык сражаться с людьми, которые уступали позиции, когда хотели, и брали их, когда могли, которые двигались так и этак, ища преимущества, то наступая, то отступая, то отклоняясь влево или вправо, как указывало им их искусство.

Но тут он встретился с человеком, сражавшимся совершенно иным способом. Казалось, что сеньор Зорро как бы прирос к одному месту и не мог повернуться ни в каком направлении. Он не трогался с места ни на йоту, не наступал, не двигался в сторону. Гонзалес яростно нападал по своему обыкновению, но его шпага каждый раз была прекрасно парирована. Тогда он стал осторожнее и испробовал все трюки, которые знал, но они не приносили ему никакой пользы. Он попытался обойти противника, но шпага последнего отбросила его назад. Он попробовал отступать, надеясь вызвать этим наступление противника, но сеньор Зорро стоял на своей позиции и заставил Гонзалеса снова атаковать его. Сам же он не предпринимал ничего, а только защищался.

Гнев охватил Гонзалеса, так как он знал, что капрал завидовал ему и что рассказ об этой схватке разойдется по всему селу завтра же и пойдет гулять вдоль всего Эль Камино Реаль.

Он яростно нападал, надеясь сдвинуть сеньора Зорро с позиции и покончить с ним. Но видел, что его выпады отражались, как от каменной стены, шпага сбивалась на сторону, грудь сшибалась с грудью противника, но при этом сеньор Зорро только выпячивал свою и отбрасывал его назад шагов на шесть.

– Сражайтесь, сеньор!

– Сражайтесь сами, горлорез и вор! – крикнул доведенный до отчаяния сержант. – Не стойте, как скала, дурак! Разве против ваших убеждений сделать хоть один шаг?

– Вы не можете заставить меня, – ответил разбойник и снова тихо засмеялся.

Сержант Гонзалес понял тогда, что разгневан, а человек в гневе не может сражаться на шпагах с таким же искусством, как человек, сдерживающий свой темперамент. Тогда он стал мертвенно холодным, его глаза сузились, и всякое хвастовство прекратилось.

Он снова нападал, но теперь был более осторожен, отыскивая у противника незащищенные места, которые мог бы пронзить, не рискуя собственным поражением. Он фехтовал, как никогда в продолжение всей своей жизни. Он проклинал себя за то, что допустил оплошность, позволив вину и еде лишить его преимущества. Спереди, со всех сторон нападал он, но был отбрасываем снова, и все его трюки разгадывались, раньше чем он успевал применить их.

Конечно, он наблюдал за глазами своего противника и вдруг увидел в них перемену. Прежде, как будто, они смеялись сквозь маску, а теперь они сощурились и, казалось, метали искры.

– Мы достаточно поиграли! – нахмурился сеньор Зорро. – Пришло время наказания!

Внезапно он начал ускорять выпады, делая шаг за шагом, медленно, методично продвигаясь вперед и заставляя Гонзалеса отступать. Кончик его шпаги казался змеиной головкой с тысячами языков. Гонзалес почувствовал себя во власти врага, но он заскрежетал зубами, попытался сдержать себя и продолжал сражаться.

Теперь он стоял спиной к стене, но в таком положении, что сеньор Зорро, сражаясь, мог в то же время наблюдать за людьми в углу. Он понимал, что разбойник играет с ним. Гонзалес был готов подавить свою гордость и призвать капрала и солдат вступить в бой, чтобы оказали ему помощь.

Вдруг раздался внезапный стук в дверь, которую туземец запер на болт. Сердце Гонзалеса сделало большой скачок. Кто-то был там и желал войти. Кто бы там ни был, он найдет странным то, что хозяин или его слуга не распахнули немедленно двери. Может быть, помощь близка.

– Нам помешали, сеньор, – сказал разбойник. – Я сожалею, так как у меня не будет времени заслужено наказать вас, и мне придется сделать это как-нибудь в другой раз. Хотя вы едва ли заслуживаете второго визита.

Стук в дверь стал сильнее. Гонзалес громко крикнул:

– Ха! У нас здесь сеньор Зорро!

– Трус! – воскликнул разбойник.

Его шпага, казалось, вновь ожила, Она заметалась во все стороны с безумною быстротою. Тысячи лучей света от мигающих свечей падали и отскакивали от нее.

Вдруг она рванулась вперед и зацепилась как следует, и сержант Гонзалес почувствовал, как его шпага, выскочив из рук, полетела вверх.

– Так! – крикнул сеньор Зорро.

Гонзалес ожидал удара; рыданье подступило к его горлу при мысли, что таков должен быть его конец, вместо смерти на поле битвы, столь желанной для солдата. Но сталь не пронзила его грудь, чтобы выпустить горячую кровь.

Вместо этого сеньор Зорро опустил свою левую руку, переложил в нее рукоятку шпаги и зажал ее вместе с пистолетом, а правой дал Педро Гонзалесу звонкую пощечину.

– Это человек, который жестоко обращается с беспомощными туземцами!

Гонзалес зарычал от ярости и стыда. Кто-то пытался выломать дверь. Но сеньор Зорро, казалось, мало думал об этом. Он отскочил назад и вложил свою шпагу в ножны с быстротою молнии. Помахивая пистолетом, угрожая всем в длинной комнате, он кинулся к окну и прыгнул на скамью.

– До следующего раза, сеньор!

Потом, выбив окно, выпрыгнул, как горная коза прыгает с утеса. В отверстие ворвались ветер и дождь, и свечи погасли.

– За ним! – закричал Гонзалес, мечась по комнате и схватив снова свою шпагу. – Открыть дверь! За ним! Помните, будет хорошая награда!

Капрал первым достиг двери и распахнул ее. Спотыкаясь, вошли два поселянина, жаждавшие вина и объяснений, почему была закрыта дверь. Сержант Гонзалес и его товарищи столкнулись с ними, сбили с ног и ринулись в бурю.

Но бесполезно. Было так темно, что человек не мог видеть на расстоянии вытянутой руки. Проливной дождь был так силен, что сглаживал следы почти моментально. Сеньор Зорро скрылся – и никто не мог сказать в каком направлении.

Поднялась суматоха, в которой приняли участие и пришедшие поселяне. Сержант и солдаты вернулись в таверну уже полную знакомыми людьми. Гонзалес понял, что его репутация теперь поставлена на карту.

– Только разбойник, только горлорез и вор мог сделать это! – громко кричал он.

– Как это случилось, дружище? – спросил кто-то из толпы около дверей.

– Этот прекрасный сеньор Зорро знал, конечно! Несколько дней тому назад я сломал кусок рукоятки моей шпаги, фехтуя в Сан-Жуан Капистрано. Конечно, слух об этом дошел до сеньора Зорро. Вот он и посетил меня, воспользовавшись этим, чтобы иметь потом возможность сказать, что победил.

Капрал, солдаты и хозяин уставились на него, но ни один из них не был достаточно храбр для того, чтобы произнести хоть слово.

– Присутствовавшие здесь могут рассказать вам, сеньоры, – продолжал Гонзалес. – Сеньор Зорро вошел в дверь и немедленно вытащил пистолет – оружие дьявола – из-под своего плаща. Он направил его на нас и принудил всех, кроме меня, отступить в этот угол. Я отказался отступить.

«Тогда вы должны сражаться со мною», сказал прекрасный молодчик, и я выхватил свою шпагу, думая положить конец этой чуме. И что же он сказал мне тогда? «Мы будем сражаться», сказал он, «и я одержу над вами такую победу, которой я буду иметь возможность хвастаться потом. В левой руке я держу пистолет. Если ваше нападение не понравится мне, я буду стрелять, а потом проткну вас насквозь и таким образом положу конец известному сержанту».

Капрал перевел дыхание, а толстый хозяин почти уже готов был начать говорить, но воздержался, когда сержант Гонзалес бросил на него пронизывающий взгляд.

– Могло ли быть что-либо более дьявольское? – горячился Гонзалес. – Я должен был сражаться и все же получил бы осколок свинца в тело, если бы усилил нападение. Случался ли когда-нибудь подобный фарс? Вот каков этот молодчик. Когда-нибудь я встречу его, когда он не будет держать пистолета – и тогда…

– Но как же он ушел? – удивился кто-то в толпе.

– Он услышал стук в дверь. Угрожая дьявольским пистолетом, заставил меня бросить шпагу в тот дальний угол, кинулся к окну и выпрыгнул. А как могли мы в темноте найти его или его следы сквозь завесу дождя? Но теперь я решился. Утром пойду к капитану Рамону и попрошу освободить меня от всех других обязанностей, позволить мне взять несколько товарищей и пуститься в погоню за этим прекрасным сеньором Зорро. Ха! Мы поохотимся за лисой.

Возбужденная толпа около двери внезапно раздвинулась. Дон Диего Вега поспешно вошел в таверну.

– Что я слышал? – спросил он. – Говорят, что сеньор Зорро нанес сюда визит?

– Совершенно верно, кабальеро, – ответил Гонзалес. – Мы разговаривали здесь с этим головорезом. Если бы вы остались тут вместо того, чтобы идти домой и работать с секретарем, то видели бы все происшествие.

– А вы разве не были тут? Не можете ли вы рассказать мне? – попросил дон Диего. – Но, прошу вас, не окрашивайте чересчур в кровавый цвет ваш рассказ, я не могу понять, почему люди должны быть такими насильниками. Где же труп разбойника?

Гонзалес задыхался от негодования; толстый хозяин отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Капрал и солдаты подхватили кружки с вином, чтобы быть занятыми в эту затруднительную минуту.

– Дело в том, что здесь нет трупа, – сказал наконец Гонзалес.

– Бросьте скромничать, сержант! – воскликнул дон Диего. – Разве я не ваш друг? Ведь вы же обещали рассказать мне все, что с вами произойдет в случае встречи с этим головорезом. Понимаю, вы щадите мои чувства, зная, что я не люблю насилия, но все же я жажду узнать подробности, так как вы – мой друг – дрались с этим молодцом. Как велика была награда?

– Клянусь святыми! – злобно воскликнул Гонзалес.

– Полноте, сержант. Начинайте рассказ. Хозяин, дайте всем нам вина, чтобы мы могли отпраздновать это событие. Ваш рассказ, сержант! Покинете ли вы армию теперь, когда вы заслужили награду, купите ли вы гациенду и женитесь ли вы?

Сержант Гонзалес снова задохнулся и ощупью потянулся за кружкой с вином.

– Вы обещали, – продолжал дон Диего, – рассказать мне обо всем происшествии слово в слово. Разве он не говорил этого, хозяин? Вы заявили, что расскажете, как вы играли с ним, как вы смеялись над ним, покуда сражались, как вы заставили его отступить и как пронзили его.

– Клянусь святыми! – заревел сержант Гонзалес; слова вырывались у него подобно раскатам грома. – Это выше сил человеческих. Вы, дон Диего, мой друг…

– Скромность не идет вам в данном случае, – сказал дон Диего. – Вы обещали рассказ, и я хочу слышать его. Как выглядит сеньор Зорро? Заглянули ли вы в его мертвое лицо под маской? Это, должно быть, кто-нибудь, кого мы все хорошо знаем. Не может ли кто-то из вас рассказать мне подробности?

– Вина, или я задохнусь! – взревел Гонзалес. – Дон Диего, вы – мой близкий друг, и я скрещу шпагу со всяким человеком, который унизит вас, но не испытывайте меня слишком сегодня.

– Я отказываюсь понять, – сказал дон Диего. – Я только прошу вас рассказать мне историю сражения; как вы высмеивали его, когда дрались, как вы загнали его по своему желанию и как, наконец, покончили с ним, пронзив его.

– Довольно! Я слишком оскорблен! – закричал громадный сержант. Он проглотил вино и далеко отшвырнул кружку.

– Может ли это быть, чтобы вы не выиграли сражения? – спросил дон Диего. – Но, конечно, этот прекрасный разбойник не мог устоять против вас, мой сержант. Каков же был результат?

– У него был пистолет.

– Почему же вы не отобрали его и не всадили ему в горло. Но, должно быть, вы так и сделали? Вот еще вино, сержант. Пейте.

Но сержант Гонзалес прокладывал себе дорогу через толпу у дверей.

– Я не могу забывать своих обязанностей, – сказал он. – Я должен поспешить в гарнизон и донести обо всем случившемся коменданту.

– Но, сержант…

– Что же касается этого сеньора Зорро, то он встретится с моей шпагой, прежде чем я умру, – обещал Гонзалес. Потом со страшным ругательством он выбежал на дождь, впервые в жизни допустив, чтобы обязанности прервали его удовольствие и заставили бы бежать от хорошего вина. Дон Диего улыбнулся, повернувшись к камину.

Глава V
Утренняя поездка

На следующее утро буря прекратилась. Ни одно облачко не затемняло прекрасного голубого цвета неба. Солнце было яркое, и листья пальм сверкали в нем, воздух был живителен, струясь вдоль долины с моря.

Утром дон Диего вышел из своего дома в село, натягивая кожаные перчатки для верховой езды, и остановился на мгновенье, поглядывая через площадь на маленькую таверну. Из-за дома слуга индеец вел его лошадь.

Хотя дон Диего не скакал галопом через холмы вдоль Эль Камино Реаль, подобно идиоту, но все же он обладал прекрасным скакуном. Животное отличалось живостью, быстрым ходом и выносливостью, и многие юноши желали бы купить его, но дон Диего не нуждался в деньгах и хотел сохранить лошадь за собою.

Седло было тяжелое, и на поверхности его было больше серебра, чем кожи. Уздечка была также отделана серебром, и с боков ее висели кожаные шарики, украшенные полудрагоценными каменьями, которые сверкали в ярком солнечном свете, свидетельствуя всему миру о богатстве и престиже дона Диего.

Дон Диего стал садиться на лошадь, а около десятка человек, шатавшихся по площади, наблюдали за ним, силясь скрыть насмешливые улыбки. В те времена было принято, чтобы юноша, прыгнув с земли в седло и подхватив поводья, вонзил в бока лошади длинные шпоры и исчез бы в облаке пыли, и все это должно было сливаться в одном движении.

Но дон Диего садился на коня так же, как он делал и все остальное, – без поспешности или увлечения. Туземец держал стремя, и дон Диего продел в него носок сапога, потом собрал поводья в одну руку и вскочил в седло с таким видом, как будто это была не малая задача.

После этого туземец поддержал другое стремя, направил в него второй сапог дона Диего и отошел, а хозяин назвал великолепное животное по имени и медленно тронулся по краю площади на север. Достигнув дороги, дон Диего пустился рысью и, миновав таким образом несколько миль, пустил лошадь медленным галопом.

Люди работали на полях и огородах, туземцы пасли стада. Время от времени дон Диего проезжал миме громоздкой повозки и кланялся тем, кто был в ней. Один раз молодой человек, которого он знал, галопом промчался мимо нега, направляясь в село. После того как он проехал, дон Диего остановил лошадь, чтобы отряхнуть пыль со своей одежды.

В это ясное утро его одежда была более великолепна, нежели обыкновенно. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы оценить богатство и положение ее обладателя. Дон Диего одевался с большой тщательностью, делая выговоры своим слугам, если новый серапэ был недостаточно хорошо выглажен, и тратя много времени на чистку сапог.

Он проехал расстояние в четыре мили и, затем, свернув с большой дороги, направился по узкой, пыльной тропинке, которая вела к группе зданий, находившихся на некотором расстоянии у склона горы. Дон Диего Вега намеревался посетить дона Карлоса Пулидо.

Этот самый дон Карлос претерпел многочисленные превратности судьбы в течение нескольких последних лет. Когда-то по положению, богатству и происхождению он был первым после отца дона Диего. Но сделал ошибку, примкнув не к той политической партии, к которой следовало, и вследствие этого лишился части своих обширных земельных владений, а собиратели податей надоедали ему от имени губернатора до тех пор, пока от его прежнего богатства не остались лишь жалкие крохи; но унаследованное им достоинство рода сохранилось при нем.

В это утро дон Карлос сидел на веранде гациенды, раздумывая над временами, совсем не соответствовавшими его вкусу. Жена, донья Каталина, возлюбленная его юности и всей жизни, была дома и отдавала приказания слугам. Единственная дочь, сеньорита Лолита также была там и перебирала струны гитары, мечтая, как только может мечтать восемнадцатилетняя девушка. Дон Карлос поднял поседевшую голову и взглянул на вившуюся вдали тропинку. На ней он увидел небольшое облако пыли. Оно подсказало ему, что к гациенде приближается какой-то одинокий всадник, и дон Карлос с боязнью ожидал прибытия еще одного собирателя податей.

Он заслонил рукой глаза и стал внимательно следить за приближавшимся всадником. Заметив, что тот едет не спеша, он вдруг обрадовался, потому что увидел, как солнце сверкало на серебре седла и уздечки, а он знал, что при исполнении своих обязанностей военные не пользовались такой богатой упряжью.

Всадник сделал последний поворот и теперь был хорошо виден с веранды дома. Дон Карлос протер глаза и снова взглянул, чтобы проверить свое предположение. Даже на таком расстоянии престарелый дон Карлос мог установить личность всадника.

– Это дон Диего Вега, – прошептал он. – Да помогут святые, чтобы это послужило наконец изменению моей судьбы к лучшему.

Он знал, что дон Диего может ехать к нему только с обыкновенным дружеским визитом, но все же и это будет иметь некоторое значение, так как, если кругом станет известно, что семья Вега находится в хороших отношениях с семьей Пулидо, то даже политиканствующие правители дважды подумают, прежде чем продолжать беспокоить дона Карлоса, потому что Вега были силой в стране.

И вот дон Карлос ударил в ладоши. Туземец выбежал из дома, и дон Карлос велел ему опустить маркизы, чтобы затенить уголок веранды, а потом принести стол, несколько стульев, пирожное и вино.

Он уведомил также и женщин о том, что приближается дон Диего Вега. Донья Каталина почувствовала, как запело ее сердце, и она сама стала напевать песенку, а сеньорита Лолита подбежала к окну, чтобы взглянуть на дорогу.

Когда дон Диего остановился перед ступеньками веранды, туземец ожидал уже, чтобы принять его лошадь, а сам дон Карлос спустился со ступенек и стоял в ожидании с протянутой для приветствия рукой.

– Я рад видеть вас гостем в моей бедной гациенде, дон Диего, – сказал он, когда молодой человек, снимая свои перчатки, приблизился к нему.

– Это длинная и пыльная дорога, – произнес дон Диего. – Я ужасно устаю от такой долгой верховой езды.

Дон Карлос едва удержался, чтобы не улыбнуться, так как, конечно, не верховая езда на расстоянии четырех миль могла утомить молодого человека знатной крови. Но он вспомнил о недостаточной жизненной энергии дона Диего и не улыбнулся, дабы улыбкою не оскорбить его.

Он повел гостя в тенистый уголок веранды, предложил дону Диего вина и пирожных, ожидая, чтобы гость заговорил. По обычаю того времени женщины оставались во внутренних комнатах дома, не показываясь до тех пор, пока гость не спрашивал о них или пока хозяин дома не вызывал их.

– Как дела в селе Рейна де Лос-Анжелес? – спросил дон Карлос. – Прошло много дней, с тех пор как я был там.

– Все по-старому, – ответил дон Диего, – за исключением того, что вчера вечером этот сеньор Зорро играл с сержантом, обезоружил его и. выскочив в окно, скрылся. Они не могли отыскать его следов.

– Умный негодяй! – сказал дон Карлос. – Мне по крайней мере нечего бояться его. Все в Эль Камино Реаль, я предполагаю, знают, что я был лишен почти всего, что только могли унести губернаторские люди. Я ожидаю, что они теперь отнимут у меня и усадьбу.

– Гм! Этому должен быть положен конец, – сказал дон Диего оживленнее обыкновенного.

Глаза дона Карлоса просияли. Если вызвать у дона Диего немного сочувствия, если хоть один член знатной семьи Вега шепнет губернатору, преследования прекратятся немедленно, потому что приказания Вега исполнялись всеми, независимо от ранга.

Глава VI
Диего ищет невесту

Дон Диего медленно тянул вино и смотрел через стол, а дон Карлос с удивлением наблюдал за ним, предчувствуя что-то, но не зная еще чего ожидать.

– Я ехал по этому проклятому солнцу и пыли не для того, чтобы говорить с вами о сеньоре Зорро или о каком-нибудь другом бандите, – сказал через некоторое время дон Диего.

– Каково бы ни было ваше дело, я рад приветствовать одного из вашей семьи, кабальеро, – отозвался дон Карлос.

– Я имел вчера утром продолжительный разговор с отцом, – продолжал дон Диего. – Он сказал мне, что я приближаюсь к двадцатипятилетнему возрасту и что по его мнению не исполняю должным образом своих обязанностей.

– Но, конечно…

– О! Без сомнения, он знает! Мой отец – умный человек.

– И ни один человек на свете не будет оспаривать этого, дон Диего!

– Он убеждал меня пробудиться и начать действовать как следует. Я по-видимому лишь мечтал до сих пор. Человек моего положения и богатства – вы простите меня, если я говорю это – должен поступать известным образом.

– Это проклятие общественного положения, сеньор.

– Когда мой отец умрет, естественно я, как его единственный сын, наследую его богатство. С этой стороны все благополучно. Но что будет, если умру я? Вот, что спрашивает мой отец.

– Я понимаю…

– Молодой человек моего возраста, – сказал он мне, – должен иметь жену, хозяйку дома, а также должен – гм… – иметь потомство, чтобы и продолжать древнее имя.

– Ничто не может быть вернее этого, – сказал дон Карлос.

– Итак, я решил жениться.

– Ха! Это то, что должен сделать всякий человек, дон Диего. Я хорошо помню, как я ухаживал за доньей Каталиной. Мы сходили с ума, чтобы броситься друг другу в объятия, но ее отец не отдавал ее за меня. Мне было только семнадцать лет, и поэтому он, может быть, был и прав. Но вам уже почти двадцать пять. Конечно, женитесь, во что бы то ни стало женитесь.

– Вот я и приехал, чтобы поговорить с вами по этому поводу, – сказал дон Диего.

– Чтобы поговорить со мной по этому поводу? – проговорил дон Карлос с испугом и большой долей надежды в душе.

– Это будет довольно скучно, вероятно. Любовь, женитьба и тому подобные вещи, все это в своем роде неприятности. Представьте себе человека со здравым смыслом, который бегает за женщиной, играет для нее на гитаре, увивается около нее подобно какому-нибудь глупцу, когда все знают о его намерениях. А потом церемония! Я человек богатый, с положением, и потому, мне кажется, венчание должно быть тщательно обдумано; надо устроить пир туземцам и все такое прочее, и только потому, что человек берет себе жену, которая была бы хозяйкой его дома.

– Большинство молодых людей, – заметил дон Карлос, – были бы в восторге победить женщину и гордились бы возможностью иметь пышную и модную свадьбу.

– Конечно! Но это ужасное неудобство. Тем не менее мне придется испытать его, сеньор. Видите ли, это желание моего отца. Вы – еще раз извините меня – попали в скверное положение. Это результат политики, конечно, но вы прекрасного происхождения, вы из лучшего рода в стране.

– Я благодарю вас, что вы вспомнили эту истину, – сказал дон Карлос, приподнимаясь, чтобы поклониться и приложить руку к сердцу.

– Все знают это, сеньор. И естественно, что когда Вега выбирает подругу жизни, то он должен выбрать женщину знатного происхождения.

– Разумеется! – воскликнул дон Карлос.

– У вас есть единственная дочь, сеньорита Лолита.

– А! Да, конечно, сеньор. Лолите теперь восемнадцать лет, и она красивая и образованная девушка, если только отцу подобает говорить так.

– Я видел ее в миссии в селе, – сказал дон Диего. – Она действительно красива, и я слышал, что она образованная. В ее происхождении и воспитании не может быть сомнений. Я думаю, что она была бы подходящей хозяйкой в моем доме.

– Сеньор?

– Это и есть цель моего сегодняшнего визита.

– Вы спрашиваете разрешения ухаживать за моей прекрасной дочерью?

– Да, сеньор.

Лицо дона Карлоса просияло, он снова вскочил, чтобы, наклонясь вперед, пожать руку дону Диего.

– Она прекрасный цветок. Я хотел бы, чтобы она вышла замуж, и я был в некотором затруднении по этому поводу, так как не желал, чтобы она ушла в семью, которая не была бы равной моей. Но когда дело касается Вега, то об этом не может быть и речи. Даю вам мое согласие, сеньор.

Дон Карлос был восхищен. Брак между его дочерью и доном Диего Вега! Его состояние вернется в момент совершения этого брака. Он станет снова важным и влиятельным! Он позвал туземца и послал за женой. Через несколько минут донья Каталина появилась на веранде, чтобы приветствовать посетителя. Ее лицо сияло, так как она слышала все.

– Дон Диего делает нам честь, прося разрешения засвидетельствовать свое почтение нашей дочери, – объяснил дон Карлос.

– Вы дали согласие? – спросила донья Каталина, так как было неудобно, конечно, ухватиться сразу за жениха.

– Я дал согласие, – ответил дон Карлос. Донья Каталина протянула свою руку, и дон Диего слабо пожал ее и немедленно выпустил.

– Подобным союзом можно гордиться, – сказала донья Каталина. – Я надеюсь, что вам удастся завоевать ее сердце, сеньор.

– Что касается этого, – произнес дон Диего, – я надеюсь, что здесь не будет никаких ненужных глупостей. Или сеньорита меня хочет, или же не хочет. Разве я могу изменить направление ее мысли, если стану играть на гитаре под ее окном, пожимать ей руку, или класть свою руку на сердце и вздыхать? Я желаю взять ее в жены, иначе я бы и не приехал сюда, чтобы просить ее у отца.

– Я… я… конечно! – говорил дон Карлос.

– Ах, сеньор, но девушка любит, чтобы ее завоевывали, – сказала донья Каталина. – Это ее привилегия, сеньор. Часы ухаживания сохраняются в памяти на всю жизнь. Она вспоминает и прекрасные слова, сказанные ее возлюбленным, и первый поцелуй, когда они стояли у ручья и смотрели друг другу в глаза, и как он выказал внезапный страх за нее, когда они ездили верхом и ее лошадь пустилась вскачь – все это дорого ей, сеньор. Это похоже на маленькую игру, и эта игра разыгрывается с самого начала существования человечества. Это, может быть, безумие, сеньор, если рассматривать холодным разумом, но тем не менее оно восхитительно.

– Я ничего не понимаю в этом, – возразил дон Диего. – Я никогда не бегал и не ухаживал за женщинами.

– Женщина, на которой вы женитесь, не будет огорчаться этим, сеньор.

– Вы думаете, что мне необходимо проделать все это?

– О, – сказал дон Карлос, испугавшись потерять влиятельного зятя, – немножко-то не помешало бы. Девушка, конечно, любит, когда за ней ухаживают, даже если она и приняла известное решение.

– У меня есть слуга, который чудесно играет на гитаре, – сказал дон Диего. – Сегодня ночью я прикажу ему выйти и играть под окнами сеньориты.

– А сами не приедете? – прошептала донья Каталина.

– Приехать снова сюда ночью, когда дует с моря холодный ветер? – воскликнул дон Диего. – Это убьет меня. И кроме того туземец играет на гитаре лучше, чем я.

– Я никогда не слыхала подобных вещей! – донья Каталина едва переводила дух, ее чувство приличия было оскорблено.

– Пусть дон Диего делает, как он хочет, – возразил дон Карлос.

– Я думал, – сказал дон Диего, – что вы устроите все и затем известите меня. Я, разумеется, привел бы в порядок дом и взял бы больше слуг. Должно быть, мне придется купить коляску и поехать со своей невестой в Санта Барбара, чтобы посетить там одного друга. Не можете ли вы позаботиться обо всем остальном? А затем вы только пошлите мне словечко, когда состоится венчание.

Дон Карлос Пулидо сам был теперь несколько задет за живое.

– Кабальеро, – сказал он, – когда я ухаживал за доньей Каталиной, она держала меня как на иголках; она то хмурилась, то на следующий день улыбалась. Это придавало пикантность всему событию. Я не хотел бы, чтобы у вас было иначе. Вы пожалеете, сеньор, если не будете сами ухаживать. Желаете теперь же повидать сеньориту?

– Я полагаю, что я должен, – сказал дон Диего.

Донья Каталина, подняв голову, вошла в дом, чтобы привести девушку. Вскоре пришла Лолита, милая, маленькая, с черными блестящими глазами и черными волосами, лежавшими вокруг головы большим кольцом, с прелестными маленькими ножками, выглядывавшими из-под светлого платья.

– Я рада видеть вас снова, дон Диего, – сказала она.

Он склонился над ее рукой и подвел ее к столу.

– Вы так же прекрасны, как и тогда, когда я видел вас в последний раз.

– Всегда следует говорить сеньорите, что она прекраснее, чем была, когда вы видели ее в последний раз, – простонал дон Карлос. – Ах, если бы я был снова молод и мог бы снова любить!..

Он извинился и вошел в дом, а донья Каталина направилась к другому концу веранды; таким образом парочка могла говорить свободно, и вместе с тем она могла наблюдать за ними, как подобало хорошей дуэнье.

– Сеньорита, – сказал дон Диего, – я просил сегодня у вашего отца разрешения сделать вам предложение.

– О, сеньор! – воскликнула девушка.

– Как вы думаете, я буду подходящим мужем?

– Почему, я… то есть…

– Скажите слово, сеньорита, и я передам это моему отцу, а ваша семья займется приготовлением к церемонии. Они смогут известить меня через какого-нибудь туземца. Меня утомляют поездки из дома, когда в этом нет большой необходимости.

Прекрасные глаза сеньориты Лолиты начали сверкать предостерегающими огоньками, но, очевидно, дон Диего не видел их и таким образом готовил себе поражение.

– Согласны ли вы стать моей женой, сеньорита? – спросил он, слегка наклоняясь к ней.

Лицо сеньориты Лолиты пылало. Она спрыгнула со стула, ее маленькие кулачки сжались.

– Дон Диего Вега, – сказала она, – вы из знатной семьи, имеете большое состояние и унаследуете еще большее, но вы безжизненны, сеньор! Так вот какое у вас представление об ухаживание и романе! Вы не желаете затруднить себя, проехав четыре мили по гладкой дороге, чтобы увидеть девушку, с которой хотите обвенчаться? Что за кровь в ваших жилах, сударь?

Донья Каталина услышала это и теперь бросилась через веранду по направлению к ним, делая знаки своей дочери, которые однако сеньорита Лолита отказывалась понимать.

– Человек, который обвенчается со мной, должен ухаживать за мной и заслужить мою любовь, – продолжала девушка. – Он должен тронуть мое сердце. Не думаете ли вы, что я какая-нибудь бронзовая туземка, которая отдается первому встречному, сделавшему ей предложение. Человек, предназначенный стать моим мужем, должен быть мужчиной, в котором достаточно жизни, чтобы желать меня. Пошлете вашего слугу играть на гитаре под моими окнами? О, я слышала, сеньор! Пошлите его, сеньор, а я ошпарю его кипятком и побелю его красную кожу! Всего доброго, сеньор!

Она гордо вскинула голову, подняла сбоку шелковые юбки и, пройдя в таком виде мимо него, вошла в дом, не обращая внимания на свою мать. Донья Каталина простонала о потерянных надеждах. Дон Диего Вега посмотрел вслед исчезнувшей сеньорите, почесал задумчиво голову и кинул взгляд на свою лошадь.

– Я… я думаю, она недовольна мною, – сказал он своим тихим голосом.