Текст книги "Любопытство убивает"

Глава 3. Первые шаги

Когда почти столетие назад железнодорожная компания предложила проложить пути через Эвингдон, местные заправилы испугались, как бы паровозная копоть не замарала их чудесный городок, подняли шум и образовали влиятельную оппозицию. В итоге железная дорога обошла Эвингдон стороной, а когда новое поколение сообразило, что железнодорожная станция в городе весьма желательна, компания развела руками: они и рады бы помочь, но не могут заложить петлю на прямом участке или протянуть боковую ветку. Сошлись на компромиссе: построили станцию в двух милях от Хай-стрит. Литтлджон сошел с поезда и оказался на открытом просторе; никто его не встречал. Начальник станции дружески приветствовал машиниста и кочегара, перекинулся шуткой с проводником, объявил, что поезд отправляется, и поспешил забрать билет у Литтлджона.

– Где тут полицейский участок? – спросил детектив.

Начальник станции с подозрением смерил его взглядом, будто размышляя, не замешан ли поезд, железнодорожная компания или, чего доброго, он сам в чем-либо противозаконном, и с опаской спросил:

– Надеюсь, все в порядке, сэр?

– Да. Я приехал навестить своего друга, инспектора Олдфилда, только и всего. Какой путь самый короткий?

Начальник станции погладил в горсти короткую седую бородку.

– Полицейский участок – на Хай-стрит, отсюда до него две мили. Эзра Фьюкс привез к поезду пассажира в своем кэбе, и если он еще не уехал, то доставит вас туда. А иначе придется идти пешком, сэр.

Старик проковылял через небольшой кассовый зал и вышел на площадку перед станцией, потом поднес к губам свисток и немощно дунул, словно футбольный судья, дважды пробежавший вокруг поля. В ответ послышалось бряканье упряжи и цокот копыт. Литтлджон двинулся следом за любезным железнодорожным начальником, а в следующее мгновение перед ними остановился старомодный извозчичий экипаж. Лошадью правил немолодой мужчина с красным лицом, на котором топорщились огромные клочковатые усы. Инспектор замер в нерешительности. Повозка была ярко-желтой – наверное, ее недавно покрасили, – а между оглоблями стояла самая ленивая и раскормленная лошадь, какую только доводилось видеть Литтлджону. Будто прочитав его мысли, «лихач» заговорил. Из-под усов голос его звучал хрипло и глухо:

– Вы, похоже, решили, что забрались в самую глухомань, мистер. Из-за нехватки топлива пришлось снова запрячь старый кэб. Было время, когда я водил шикарное такси, но старая повозка еще исправна, а дряхлую лошадку не больно-то прокормишь на одну пенсию, вот я и сказал себе: «Эзра, интересы государства требуют, чтобы ты продал это такси. Пусть старая лошадь заработает себе на прокорм, нечего зря тратить бензин, он нужен для другого». Так вот мы и…

– Ладно, извозчик, – оборвал его разглагольствования Литтлджон, решив, что, пока возница болтал языком, он успел бы дойти пешком до города и вернуться обратно. – Везите меня в полицейский участок. – И прежде чем мужчина на козлах успел задать ему вопрос, инспектор забрался в кэб, пахнувший соломой, свежей краской и старой кожей.

Лошадь степенным шагом тронулась с места, и повозка покатила в сторону Хай-стрит. Инспектор начал уже подумывать, не заплатить ли неторопливому извозчику и не пройти ли пешком остаток пути, когда кэб внезапно остановился рядом с двухместным автомобилем. Одетый в полицейский мундир водитель вылез из машины и, просунув голову в экипаж, спросил:

– Вы инспектор Литтлджон?

– А вы инспектор Олдфилд?

– Да. Как добрались? Простите, что не встретил вас на станции. Жена мэра потеряла своего любимого шпица и потребовала объявить «боевую тревогу», когда я собирался ехать за вами. Вижу, вам удалось найти попутку. – Глаза Олдфилда весело блеснули.

– Меня погрузили в эту колымагу, несмотря на мои протесты.

Мужчины обменялись рукопожатиями, извозчик получил свою плату, и лошадь лениво поплелась домой.

Эвингдон – небольшой торговый город с населением около десяти тысяч человек и главной улицей Хай-стрит, которая расширяется, образуя рыночную площадь с каменным крестом, сущим наказанием для автомобилистов. Там находится величественная приходская церковь, торговые ряды, где раз в неделю устраивают городской базар, и десятка два или больше загонов для еженедельной ярмарки скота. От центральной магистрали тянутся узкие улочки, тесно заставленные с обеих сторон старинными домами, многие из которых довольно красивы и живописны, что приводит в восхищение туристов. Вокруг креста расположены несколько банков, пара универмагов, биржа труда и новый кинотеатр, а между заросшим плющом домом местного врача и безобразным зданием maison de coiffure»[11]11
  Парикмахерский салон (фр.).


[Закрыть], отделанным плиткой и хромом, за баррикадой из мешков с песком притулился полицейский участок. Автомобиль подкатил к дверям, и вскоре два инспектора уже сидели и курили в кабинете Олдфилда.

– Не знаю: может, нам и не следовало тащить вас сюда из-за этого убийства, Литтлджон, – произнес Олдфилд, – но наш шеф – человек напористый и сторонник самых современных методов. Сейчас мы расследуем несколько краж со взломом и тому подобное, а половина наших людей на курсах по противовоздушной обороне. Пожалуй, это дело – твердый орешек, так просто его не разгрызть; уверен, оно вас заинтересует. Думаю, мне нужно в двух словах обрисовать ситуацию.

Он коротко описал Литтлджону суть и характер преступления, а затем подробно остановился на том, как обнаружили тело.

– Хилари-Магна – одна из двух деревень (Хилари-Парва – вторая), что стоят бок о бок примерно в четырех милях отсюда на Лестер-роуд, вернее, чуть в стороне от дороги. В сущности, Хилари-Парва – маленький отросток Магны. Около ста лет назад два брата-холостяка из Хилари-Холла поссорились, младший покинул родительский дом и построил себе жилище приблизительно в миле оттуда. Возвел заодно и церковь, и несколько домов, чтобы основать собственную деревню. Между братьями началось своего рода состязание: чей храм великолепнее, – потому как старший не желал уступать первенство и принялся обновлять и надстраивать церковь в Магне. В итоге оба разорились и отошли в лучший мир, оставив после себя два заброшенных поместья и две прекрасные церкви, которые не на что содержать, вдобавок и прихожан не густо. Теперь в обоих храмах служит один священник Клапледи. Тело жертвы обнаружили в конце сада при его доме в Хилари-Магне.

Олдфилд выложил на стол фотографии, которые сделал накануне.

– Выглядит не слишком приятно, верно? Как видите, тело нашли в выгребной яме при пасторате. Наверное, кто-то решил, что это место отлично подходит, чтобы спрятать труп. Отстойник чистят раз в полгода, и в последний раз это делали утром в день убийства. Будь все как обычно, никто не открыл бы крышку люка в ближайшие полгода: там очистная установка нового образца – обеспечивает разложение и вывод отходов. За шесть месяцев от трупа мало что осталось бы. Но убийце, кем бы он ни был, не повезло: тот малый, что чистил камеру отстойника, бросил дело на полпути, решил бастовать из протеста – якобы пастор что-то ему сказал. Он закрыл крышку люка и отправился в местный паб. Позднее он одумался, вернулся к работе и обнаружил, что в его отсутствие там побывал неведомый злодей и сотворил нечто ужасное.

– А что насчет жертвы, Олдфилд? Кто эта Тидер? Чем она занималась?

– Тидер – старая дева из Хилари-Магны, самая пронырливая и любопытная во всей округе. Нет такого, о чем она не узнала бы первой. Она жила в коттедже «Брайар» с экономкой, которая прислуживала в семье еще с тех времен, когда Этель и Марта Тидер были детьми. Марта умерла пару лет назад. Что же до жертвы, здесь есть одна любопытная особенность: в ее страсти все выведывать и вынюхивать была своя система. Мисс Тидер одержимо преследовала грешников из желания уберечь их от геенны огненной. Очень религиозная, она стремилась спасти души от вечной погибели, увести с пути порока. Эта женщина была своего рода соглядатаем в юбке, но когда видела грех, за которым охотилась, то не исчезала тайком, довольная собой. Нет. Она гонялась за виновными с душеспасительными брошюрами и увещеваниями. Конечно, ни к чему хорошему это не приводило. Тидер лишь наживала себе врагов, ведь она раскопала немало тайн и обнаружила множество скелетов в чужих шкафах. Люди боялись и ненавидели ее за то, что ей известна вся их подноготная. Насколько я понимаю, здесь нет даже намека на шантаж, но если мисс Тидер вела записи и держала в шкафу папки с «досье» – она была опасной женщиной, и, наверное, многие желали бы ее убить.

Инспектор Олдфилд открыл ящик стола и передал коллеге папку с материалами по делу.

– Это отчет полицейского врача о результатах вскрытия, – пояснил он. – Вы прочитаете, что жертву ударили по затылку тупым предметом – возможно, даже камнем, – а затем сбросили в сливную яму. Но женщина была еще жива, когда упала в отстойник. Она захлебнулась, что и стало настоящей причиной смерти. Захлебнулась сточной водой, наполнявшей яму на четыре дюйма, ее нашли на дне лицом вниз! Уму непостижимо. Что вы на это скажете?

– Ужасный конец, Олдфилд.

– Да. Я говорил вчера с приходским священником. Он сообщил, что мисс Тидер маячила возле его сада примерно за час до того, как ее убили. Пастор поднялся с постели поздно, около десяти часов, и видел, как она настойчиво что-то втолковывала Хаксли. Он из местных, одинокий мужчина, отошел от дел и живет в Хилари. По словам преподобного, мисс Тидер была взвинчена и тыкала в лицо Хаксли какими-то бумагами – вероятно, религиозными брошюрами, как обычно. Мы нашли целую пачку таких листовок у нее в сумке, лежавшей рядом с телом. «Готовься к встрече со Всевышним», – призывали они. Весьма к месту, вам не кажется?

– Кто последним видел ее в живых – пастор или Хаксли?

– Насколько можно пока судить, это был Хаксли. Я опросил не всех жителей деревни: вчера не хватило времени, – но успел побеседовать со служанкой. Ее зовут Сара Расселл. Приятная женщина лет пятидесяти, примерно того же возраста, что и покойная. Ее взяли в дом еще девочкой из сиротского приюта, и с тех пор она оставалась с семьей. По ее словам, мисс Тидер ушла из дому около десяти часов и обещала вернуться к обеду, примерно в половине первого. Служанка не знала, куда отправилась хозяйка, хотя, похоже, была посвящена во все ее дела. Мисс Тидер обожала поговорить, а Сара была ее единственной собеседницей, ведь жили они вдвоем, так что поток сплетен выплескивался на служанку довольно часто.

– А что насчет денег мисс Тидер, Олдфилд? У нее есть родственники? Она оставила завещание?

– В половине пятого я встречаюсь с ее поверенным Брасси. Его контора здесь, на Хай-стрит, вы могли бы присоединиться ко мне. Потом, если хотите, мы поедем в Хилари, вы осмотрите место преступления и приступите к работе. Я буду постоянно в вашем распоряжении и, конечно, сделаю все, что в моих силах, однако примите мой совет: вам лучше остановиться в Хилари-Магне, в гостинице. Это деревенский паб, но в хороших руках. Говорят, там есть все современные удобства. Вам понравится. «Единорог» – единственная приличная гостиница в Эвингдоне – место беспокойное. В общем, там неплохо, но шоссе близко и ночью слишком шумно – грузовой транспорт грохочет на пути в Лондон. Решайте сами, но я на вашем месте предпочел бы деревню.

Литтлджон выбрал гостиницу «Колокол» в Хилари, и Олдфилд позвонил туда, чтобы заказать номер. Вскоре детективы отправились на встречу с адвокатом.

Мистер Брасси из конторы «Брасси, Ноукс, Худ и Брасси» принял их в большом затхлом кабинете на первом этаже старинного перестроенного дома на главной улице. Такого странного адвоката Литтлджон прежде не встречал. Это был маленький худой аккуратный человечек. Темные волосы, разделенные ровно посередине прямым пробором и тщательно прилизанные, оставляли ощущение неестественности и больше походили на парик. Что-то птичье в выражении его лица придавало ему сходство с бойким, проворным воробьем, который зорко высматривает добычу. Он был в безупречном утреннем костюме, лаковой кожи ботинках и коротких гетрах. На толстой золотой цепочке для часов болталось несколько печатей. Худые беспокойные руки находились в постоянном движении; массивное обручальное кольцо на левом безымянном пальце наводило на мысль, что какая-то властная женщина приковала его к себе узами брака. На самом деле жена Брасси была тихой и запуганной, но это так, к слову. Мистер Брасси взглянул на тяжелые золотые карманные часы с крышкой, затем неспешно, внимательно сверил их с настенными часами, которые сейчас же отозвались звоном, похожим на бой колокола Вестминстерского дворца, будто спешили развеять его сомнения. Адвокат обменялся рукопожатиями с посетителями и жестом пригласил их занять два кресла с отполированными до блеска спинками красного дерева и сиденьями, обитыми волосяной тканью, – как ни пытался Литтлджон устроиться поудобнее, конский волос нещадно колол кожу сквозь брюки.

– Ну, джентльмены, чем я могу быть вам полезен? – спросил мистер Брасси.

К удивлению Литтлджона, голос адвоката оказался неожиданно густым и басистым, что как-то не вязалось с его тщедушной фигурой. Надо признать, мистер Брасси умел произвести впечатление в суде.

Олдфилд объяснил цель их визита. Лицо поверенного приняло строгое, кислое выражение.

– Это совершенно против правил, нужно дождаться похорон. Я пока не вскрывал завещание. Оно хранится в банке, но у меня есть копия, поскольку я сам составлял его для покойной. Однако я всей душой желаю помочь схватить того негодяя, что пошел на это грязное дело, поэтому готов слегка отступить от обычных правил и доказать серьезность своих намерений. Но учтите, дело требует строжайшей конфиденциальности.

Инспекторы заверили адвоката, что ценят его жест, и клятвенно пообещали не разглашать доверенные им сведения частного характера. Мистер Брасси вскочил, словно воробей, готовый взлететь, и дернул за шнур звонка у пустого камина. Где-то в глубине темного дома зазвонил колокольчик. Послышались торопливые мелкие шаги, и в кабинет вошла пожилая дама. Она гордо, с достоинством исполняла роль личного секретаря адвоката.

– Мисс Бакли, принесите мне, пожалуйста, документы мисс Тидер.

– Да, мистер Брасси. – Быстрые нервные шаги удалились по коридору, и вскоре старая дева вернулась с пачкой бумаг.

Мистер Брасси надел очки в массивной черной оправе, развязал пачку, аккуратно свернул кольцом красную тесемку и принялся перебирать документы, издавая восклицания вроде «хм» или «ха», будто силился освежить воспоминания, хотя его отменная память вовсе не нуждалась в подстегивании. Потом он снова тщательно перевязал пачку, снял очки, прочистил горло и заговорил, словно судья, зачитывающий приговор:

– Завещание мисс Тидер довольно простое. Но прежде в качестве небольшого вступления позвольте мне сказать, что покойный Джошуа Тидер, аукционист из нашего города, оставил после себя около двадцати тысяч фунтов и завещал их поровну своим дочерям, чья мать умерла задолго до него. Итак, состояние Тидера отошло его детям, мисс Этель и мисс Марте. Мисс Марта оставила свое имущество сестре, но с одним лишь исключением. Она завещала выплатить после смерти сестры годовую ренту в сто фунтов Саре Расселл, служанке, при условии, что та все еще будет состоять в услужении у мисс Этель Тидер, когда это случится. Иными словами, джентльмены, мисс Марта приняла меры, чтобы Расселл оставалась с ее сестрой, пока та жива. Мисс Марта скончалась два года назад.

Адвокат откашлялся, закрыл глаза, словно целиком погрузился в свои мысли, потом вдруг открыл глаза и продолжил:

– Завещание мисс Этель предусматривает выплату еще ста фунтов годового содержания Саре Расселл. Таким образом, теперь служанка унаследует ежегодную ренту в двести фунтов. Мисс Этель распорядилась также выплатить небольшие суммы – по сто фунтов – местному «Кошачьему приюту», «Собачьему убежищу», Обществу защиты ирландских домашних ослов и Ассоциации молодых христианок. Она завещала сто фунтов управляющему и служащим местного отделения Трентширского банка за их неизменную вежливость – весьма любезный жест, если позволите мне высказать свое мнение. Далее: пять тысяч фунтов отходит Евангелическому союзу за обращение грешников к покаянию – это любимая форма благотворительности мисс Тидер и цель неустанных трудов на протяжении всей жизни. Остальное становится собственностью ее единственного родственника из ныне живущих, преподобного Этелстана Уиньярда, двоюродного брата. Как я понял, он служит миссионером где-то в южных морях. В роли исполнителей завещания выступаю я и Трентширский банк. Думаю, мистер Уиньярд унаследует около двадцати тысяч фунтов, поскольку мисс Этель бережливо расходовала средства. Это все, джентльмены.

– Вы сказали – Уиньярд? – произнес Олдфилд. – Сейчас он проводит отпуск в Англии. Разъезжает с лекциями, собирает деньги для миссии. Уиньярд побывал и в Хилари, останавливался у мисс Тидер на прошлой неделе, по словам Расселл. Его уже известили о смерти родственницы, так что, вероятно, он приедет сегодня. Что ж, очень признателен вам за помощь, мистер Брасси. Мы сохраним в секрете все, что вы нам сообщили, до оглашения завещания.

Детективы попрощались с адвокатом. Темную контору они покидали с чувством, будто выходят из туннеля на солнечный свет.

– А теперь в Хилари, – сказал Олдфилд, когда они сели в машину. – Дело принимает интересный оборот. Значит, мистер Уиньярд? Ну-ну. А Сара Расселл может оказаться настоящим кладезем информации. Возможно, она сама и совершила преступление, хотя после нашей вчерашней беседы с ней мне трудно в это поверить. Мисс Расселл слишком боится кары Господней. Она принадлежит к церкви свидетелей Эммануила, десять лет за ней ухаживал их местный пастор. Но мисс Тидер не одобрила этот брак. Заявила, что уволит Сару, если та заговорит о замужестве. Чтобы сохранить право на наследство, бедняжке Саре пришлось выбрать безбрачие. Зато теперь пастырь получит свою бесценную овечку и ее двести фунтов в год в придачу.

Инспектор плавно выжал сцепление, и автомобиль покатил по Хай-стрит, а затем за пределы города, в сторону Хилари. Когда в отдалении показалась железнодорожная станция, поезд как раз отходил, а из кассового зала тянулся тонкий ручеек пассажиров. Олдфилд невольно затаил дыхание.

– Помяни дьявола – он тут как тут. Это Уиньярд! Вероятно, приехал этим поездом.

Из дверей станции вышел высокий тучный важный мужчина, одетый в черное и в черной же широкополой фетровой шляпе. В руке он держал объемистый кожаный саквояж.

– Похоже, собирается пробыть здесь какое-то время, – пробормотал Олдфилд.

– По-моему, вам не нравится Уиньярд.

– Да, Литтлджон. Он читал лекции в Эвингдоне, пока гостил у мисс Тидер. Рассказывал о южных морях в мужском клубе при приходской церкви. Мистер Клапледи уговорил меня пойти. Вообще-то я баптист, но не фанатик, и пастор мне симпатичен, вот я и согласился. В жизни не слышал столько сентиментальной чепухи. Этот человек разглагольствовал как царь и бог «морских островов», – так он изволил выражаться. Напыщенный, самодовольный тип, если хотите знать мое мнение.

– Может, подвезем его в Хилари? – улыбнулся Литтлджон.

– Ни за что! Пусть трясется в кэбе старого Эзры Фьюкса. Я не желаю ему зла, но, надеюсь, колымагу уже наняли и преподобному придется прогуляться. Сбавит заодно немного лишнего жира. Через час будет автобус. Он может и подождать.

Олдфилд злорадно поддал газу, оставив миссионера стоять и озираться в тщетных поисках транспорта.

Глава 4. Сосуд гнева

Первой остановкой на пути следования детективов стал дом священника в Хилари-Магне, где их сердечно принял преподобный Этелред Клапледи. Он искренне обрадовался, услышав, что Литтлджон решил остановиться в деревне. Высокий крупный добродушный человек из Скотленд-Ярда одним своим видом внушал уверенность и спокойствие. С его приходом мистер Клапледи приободрился – мысль, что в маленькой общине укрывается убийца, приводила пастора в ужас. Он даже предложил Литтлджону комнату в своем доме.

– Нет, спасибо, сэр, – отозвался инспектор. – Если гостиница «Колокол» похожа на другие деревенские пабы, где я бывал, это источник слухов и сплетен – хорошее место, чтобы послушать, как люди обсуждают новости и спорят. Думаю, я смогу с пользой проводить вечера в пивном зале.

– Это уж наверняка. Народ в наших краях гостеприимный и довольно разговорчивый, чужаки здесь быстро становятся своими. Похоже, вы из тех, кто хорошо сходится с людьми. Проведете вечер в компании деревенских, и всякая настороженность исчезнет. Они будут свободно говорить при вас и даже с вами, словно вы тоже из местных.

В разговор вмешался Олдфилд.

– Нам лучше бы попасть на место трагедии до наступления темноты, – произнес Олдфилд. Может, вы проводите нас, преподобный? Мы поговорили бы по пути.

Пастор поспешил наверх за шляпой и перчатками. Детективы услышали, как он зовет их со второго этажа.

– Если вы подниметесь ко мне в комнату, я покажу вам место, где в последний раз видел мисс Тидер живой.

Они двинулись по темной старой лестнице и присоединились к пастору. Он кивнул на просвет между кустами живой изгороди в дальнем конце сада. Осмотр мало что дал, однако священник, похоже, остался доволен. Он так и лучился желанием помочь. Литтлджон невольно почувствовал жалость к нему. В своей аккуратной, но поношенной одежде пастор выглядел исхудавшим и одиноким. Ему явно приходилось бороться с бедностью, с равнодушием прихожан и недостатком сочувствия в людях.

– Мисс Тидер еще говорила с Хаксли, когда вы отошли от окна? – спросил Олдфилд.

– Да. Наверное, он последний, кто видел ее в живых… кроме убийцы. Боже милостивый!

Они сошли вниз, пересекли лужайку позади дома и спустились к канаве за церковным кладбищем. Литтлджону показали отстойник с люком, закрытым чугунной крышкой. Пастор обратил внимание детективов на цыганскую могилу, которую он рассматривал, когда Гормли обнаружил тело.

Литтлджон повернулся к Олдфилду:

– Вы нашли здесь посторонние отпечатки подошв или какие-то свидетельства, что кто-то перетаскивал тело?

– Нет. Сначала тут топтался старый Гормли, потом сюда сбежалась толпа со всей деревни. К тому времени как прибыл Харриуинкл, деревенский полицейский, это место успели вытоптать так, будто здесь проходила ярмарка скота. Впрочем, деревья по краю канавы скрывают ее от глаз словно ширма. Жертву могли оглушить на каком-нибудь поле далеко отсюда, а затем незаметно оттащить или перенести. Издали за деревьями никто бы не увидел, что происходит. Хаксли сказал, что встретил мисс Тидер, когда она с решительным видом шла через поле к шоссе, будто направлялась куда-то по важному делу. Однако Тидер не упустила возможности вручить ему брошюру, призвать раскаяться и узреть свет истины. Вероятно, она покинула его через несколько минут после того, как их заметил пастор, и Хаксли со своим дробовиком отправился дальше.

– Да, я слышал, как его ружье стреляло пару раз, когда шел по своим делам, – произнес священник.

– Саутуэлл, местный фермер, повстречал Хаксли около одиннадцати на своем поле в миле от дома пастора. Они стояли и беседовали около часа, договаривались о каком-то новом охотничьем участке для Хаксли. Я говорил с Саутуэллом. Хаксли упомянул об этой встрече, и я решил проверить его слова – подтвердить алиби.

– Кто-нибудь еще видел мисс Тидер, после того как она рассталась с Хаксли, Олдфилд?

– Мне пока не удалось это выяснить. Может, вам повезет больше.

Литтлджон повернулся к пастору, который чувствовал себя неловко, оттого что невольно вмешался в расследование, и нервно чертил по земле мыском ботинка.

– Главное, мистер Клапледи, – выяснить, кто, грубо говоря, хотел заткнуть рот мисс Тидер. Как я понял, она постоянно выслеживала паршивых овец в деревне.

Пастор с готовностью пришел на помощь.

– Да. Знаете, в свое время ей удалось раскопать несколько скандальных историй. Она часто подстерегала меня в ризнице, чтобы излить душу. Делала вид, будто просит у меня совета, но, думаю, просто искала предлог сообщить мне, как намерена поступить. Обычно принимала решения заранее. Эта женщина была твердой и непримиримой, когда вопрос касался греха.

– Какого греха?

– Ну, хм… боюсь, главным образом речь шла о плотских грехах, хотя и о других тоже, конечно.

– Каких именно?

– Возьмем, к примеру, мистера Хаксли. Он убежденный агностик. Возможно, вы подумаете, это не делает мне чести, но я устал убеждать этого человека, что его позиция неразумна. Дескать, никакого создателя Вселенной нет и тому подобное! Однако мистер Хаксли достаточно умен и способен умело парировать любые аргументы. Мы давно договорились оставаться друзьями, хотя наши взгляды расходятся. А мисс Тидер не сдавалась – неустанно преследовала его. Думаю, он добродушно посмеивался над ее выпадами, но, конечно, вовсе не помышлял о том, чтобы убить.

– Что-нибудь еще?

– Формально большинство жителей деревни воспитаны в англиканской вере и принадлежат к моей церкви. Есть здесь и горсточка методистов. Они собираются на богослужения в постройке из гофрированного железа между двумя деревнями. Еще наберется с десяток-дюжину свидетелей Эммануила, приверженцев разных конфессий, которых обратил в свою веру местный глава этой церкви, мистер Уолтер Торнбуш, здешний колесный мастер. Он проводит службы у себя в коттедже. Мисс Тидер, кажется, не заботило, какую церковь выбирают люди, лишь бы исповедовали христианство и вели себя благопристойно.

– Торнбуш – тот мужчина, что ухаживает за служанкой мисс Тидер?

– Да, тот самый. – Пастор усмехнулся и понизил голос почти до шепота. – Очень достойный человек, в высшей степени почтенный, и намерения у него самые лучшие, но весь богословский арсенал сводится к доскональному знанию псалмов. Сказать по правде, его разговоры и речи, если не принимают форму проповеди, то… превращаются в одно бесконечное пение псалмов. Уверен, вы с ним познакомитесь. Он почти поселился в доме Тидер. Утешает и наставляет служанку, на которой после долгих лет ожидания наконец сможет теперь жениться. Видите ли, мисс Этель по какой-то причине возражала против этого брака, а Сара, экономка, не смела поступить наперекор и бросить службу в ее доме, ведь она рисковала потерять весьма значительное содержание, что оставила ей мисс Марта.

– Простите, что снова возвращаюсь к грехам, сэр, но какие еще человеческие пороки привлекали особое внимание покойной?

– Пьянство. Семейные ссоры. Жестокое обращение с животными и детьми. Она вставала между мужьями, женами и их отпрысками, за что ее люто ненавидели домашние тираны и дебоширы. Вам, как и мне, хорошо известно: лучший способ залатать брешь в семейных отношениях – вступиться за одну из сторон. Жена, что истошно кричит от побоев мужа, готова наброситься с бранью на каждого, кто хоть пальцем тронет ее обидчика. Но мисс Тидер так и не усвоила этой азбучной истины. Вдобавок дважды или трижды привлекала инспектора Национального общества защиты детей от жестокого обращения к расследованию случаев пренебрежения родительскими обязанностями. Это повлекло за собой одно или два судебных разбирательства, родителей признали виновными. По памяти я всех не перечислю, но вы можете просмотреть документы. Уверен, инспектор Олдфилд вам в этом поможет. Еще она обращалась в Королевское общество защиты животных и добивалась предъявления судебных исков. Такие дела тоже разбирались. Жестокое обращение со скотом, с лошадьми… Помимо этого мисс Тидер считала своим долгом бороться с пьянством, однако в ответ получала лишь непристойную брань и оскорбления. Но неужели, инспектор, вы действительно верите, будто подобное происшествие могло вызвать у кого-то желание убить ее? Если хотите знать мое мнение, жители деревни слишком дорожат своей шеей, чтобы совать голову в петлю. Бывали случаи, когда в окна мисс Тидер бросали коровий помет, а один малый поджег ее сарай из мести, но для убийства требуется более серьезный мотив.

– Вы так думаете, сэр? А теперь, если вас это не смущает, как насчет грехов, которые вы отнесли к плотским?

– Существует седьмая заповедь, но, к несчастью, кое-кто в деревне ее нарушает. Не открыто, конечно. Однако слухи, шепотки, подозрительные мелочи или даже семейные стычки делают свое дело: правда выходит наружу. Вероятно, близкое соседство с животными, тесная связь с природой и определенная вольность в речах и поведении, которую допускают самые своенравные, приводят к пренебрежению данной заповедью. Такое случается. Похоже, у мисс Тидер, да простится мне это вульгарное выражение, был нюх на подобные случаи. Она стремилась вмешаться, а подчас доходила до того, что намекала на измену пострадавшей стороне. Это в высшей степени неблагоразумно и неподобающе, но таков уж был ее характер. Временами она даже старалась убедить меня пригрозить грешникам и осудить их публично. В подобных делах, джентльмены, требуются более веские доказательства, нежели пересуды, иначе вы сильно рискуете – последствия могут быть губительными. Разве что виновных поймали flagrante delicto[12]12
  С поличным (лат.).


[Закрыть]. Даже тогда это касается обманутой стороны и никого больше. В этом отношении я тверд. Я психолог и должен следовать велению разума, а не эмоций.

Мистер Клапледи начал горячиться, и Литтлджон подумал, что пастор показал себя человеком весьма неглупым и здравомыслящим.

– Что до остального… мисс Тидер пыталась преследовать молодых мужчин и женщин, которым следовало бы пожениться, принимая во внимание их отношения. Она призывала меня вмешаться… но, как и в других случаях, это должны решать сами люди: семьи всегда найдут способ уладить подобные дела и прийти к согласию.

– И все же она находила время на свои расследования и совершенствовала технику? Эта женщина как бы была сосудом гнева?

– Да. Она только тем и занималась, что исправляла и улучшала жизнь в деревне, точнее – пыталась. Но как психолог, боюсь, я должен поставить ей диагноз: психопатическое расстройство, вытеснение, повлекшее за собой искажение норм поведения и установок личности. Несчастная женщина – это привело ее к печальному концу.

Сгущались сумерки, багровый закат предвещал назавтра ясный день. На отдаленных полях грузили и везли домой на фермы остатки дневного урожая. Вечернюю тишину прерывали окрики возниц, погонявших лошадей, беготня и визг детей в деревне, мычание скота, уханье сов, а иногда – трели певчих птиц. Литтлджон почувствовал голод.

– Пожалуй, я пойду поищу «Колокол», Олдфилд, – обратился он к инспектору. – Когда там подают ужин?

– Около семи часов. У вас осталось немного времени, чтобы поговорить со служанкой мисс Тидер, если хотите. Потом мне придется уйти. Завтра дознание, а у меня еще уйма работы, хотя слушание все равно перенесут.