Текст книги "Даниэль Деронда"

– Умоляю, мама, не приставай! – раздраженно отмахнулась Гвендолин.

Миссис Дэвилоу покорно умолкла.

Дома Гвендолин заявила, что обедать не будет – очень устала, а потому спустится позже, когда немного отдохнет. Вероятность того, что дядя узнает о недавнем разговоре с мамой, нисколько ее не волновала. Не приходилось сомневаться, что он в любом случае посоветует принять предложение, а Гвендолин и сама намеревалась это сделать – если представится возможность. В этот момент она не на шутку жалела о собственных капризах. Ах если бы на каждый необдуманный ответ повесить по тяжелой гире!

Мистер Гаскойн действительно узнал о разговоре, однако миссис Дэвилоу не дословно повторила слова Гвендолин, а в предельно завуалированной форме сообщила, что дочка пребывает в некоторой растерянности относительно окончательного решения, но в целом склоняется к положительному результату. В итоге дядя счел своим долгом вмешаться. Миссис Дэвилоу осмелилась высказать робкое мнение, что, может быть, безопаснее ничего не говорить, ведь Гвендолин так чувствительна (называть дочь своенравной не хотелось). Однако священник обладал непреклонным умом: упорно цеплялся за первое суждение и торопился привести его в исполнение, а все возражения и сомнения отбрасывал за ненадобностью.

Брак с Грандкортом представлялся ему чем-то вроде общественного дела: не исключено, что в некотором смысле этот союз мог даже укрепить положение в свете. Для пастора, чей отец поднялся до провинциального торговца зерном (хотя этого никто не подозревал), аристократическое наследство напоминало наследство королевское в том смысле, что освобождало его обладателя от обычных нравственных законов. Грандкорт, почти бесспорный баронет и возможный пэр, занимал достойное место в ряду государственных личностей, а предложение его заслуживало немедленного согласия с точки зрения широких общественных интересов – как национальных, так и церковных. Истинная правда, что подобные государственные личности часто уподобляются титанам, которыми античное общество гордилось и которых наделяло всемогуществом, однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что изначально обладающие высоким положением люди нередко оказываются неудобными и даже отвратительными. Впрочем, о будущем муже мистер Гаскойн составил наилучшее мнение. Сплетни подобны едкому дыму, который поднимается из грязных трубок и доказывает лишь дурной вкуса курильщика. Однако даже если Грандкорт и совершал безрассудные поступки, которые свойственны молодым аристократам, то в его возрасте уже давно настало время от них отказаться. Если человек умудрился до сих пор не разориться окончательно и не погубить себя, то все счета должны быть благополучно закрыты, а затраты занесены в графу страховки от будущих ошибок. Таков был взгляд практической мудрости, а если взглянуть на дело с высоты моральных и религиозных принципов, главную ценность представляло раскаяние. Таким образом, у мистера Гаскойна были все основания полагать, что разумная женщина сможет обрести с Грандкортом счастье.

Спустившись к чаю, Гвендолин ничуть не удивилась, услышав, что дядя желает побеседовать с ней в столовой. Как только она вошла, мистер Гаскойн тут же отложил газету и с обычным радушием поздоровался с племянницей. Как однажды заметила жена, он всегда «высоко ценил» Гвендолин, а в последнее время ее значимость заметно возросла.

– Моя дорогая, – по-отцовски начал пастор, – хочу обсудить тему более важную для твоего благополучия, чем любая другая. Наверняка ты уже догадалась, что я имею в виду. Однако я намерен говорить со всей прямотой, потому что в данной ситуации считаю себя обязанным выступить в роли отца. Надеюсь, не возражаешь?

– О господи! Конечно, не возражаю, дядя. Вы всегда были добры ко мне, – искренне ответила Гвендолин.

В этот вечер ей хотелось, насколько возможно, усмирить собственное упрямство и обуздать несговорчивый нрав. Манера речи пастора всегда несла в себе властную интонацию подобно команде или приказу. Подразумевалось, что у слушателей не должно возникать ни малейших сомнений и каждый готов осознанно подчиниться высшей воле.

– Естественно, я глубоко удовлетворен тем обстоятельством, что возможность устроить брак – в высшей степени благоприятный – предоставилась тебе так рано. Не знаю точно, что происходит между тобой и мистером Грандкортом, однако, судя по тому вниманию, которое он тебе оказывает, предполагаю, что не следует сомневаться в его намерении сделать тебя своей женой.

Молчание племянницы заставило мистера Гаскойна уточнить:

– У тебя есть сомнения на этот счет, дорогая?

– На мой взгляд, сейчас он думает именно об этом, однако может изменить намерение, – ответила Гвендолин.

– Почему? Он предпринял шаги, которые ты встретила неблагосклонно?

– Нет, я не отказала, а просто сменила тему разговора, когда он собирался объясниться.

– Готова ли ты довериться мне настолько, чтобы изложить свои доводы?

– Не уверена, дядя, что имею какие-то конкретные доводы. – Гвендолин неестественно засмеялась.

– Ты вполне способна размышлять, дорогая, и понимаешь, что это не тривиальный случай. Речь идет о твоем устройстве в жизни на таких условиях, равные которым вряд ли представятся вновь. Надо думать не только о себе, но и о семье. Я хочу понять, есть ли у тебя серьезные основания сомневаться относительно мистера Грандкорта.

– Думаю, что сомневаюсь безо всяких на то оснований, – ответила Гвендолин с недовольным видом, и у дяди возникли определенные опасения.

– Может быть, он тебе неприятен?

– Нет.

– Ты услышала о нем нечто дурно повлиявшее на твое мнение? – Священник считал невозможным, чтобы до племянницы дошли те сплетни, которые расстроили его, однако в любом случае он старался представить все обстоятельства этого дела в правильном свете.

– Не слышала ничего иного, кроме того, что мистер Грандкорт – прекрасная партия, – с некоторой дерзостью заявила Гвендолин, – и это известие чрезвычайно благотворно на меня влияет.

– В таком случае, дорогая, могу сказать только одно: ты держишь в руках собственное счастье – счастье, какое редко выпадает девушке твоего положения; счастье, которое выводит этот вопрос из ряда личных чувств и превращает согласие в долг. Если Провидение предлагает власть и высокое положение – тем более не обремененное условиями, отвратительными лично тебе, – на тебя возлагается ответственность, не допускающая капризов. Мужчины не любят, когда их чувства не принимают всерьез. Возможно, они не откажутся от своих намерений сразу: здесь решают личные наклонности, – однако игра способна зайти слишком далеко. Должен подчеркнуть, что, если мистер Грандкорт перестанет за тобой ухаживать, не получив прямого отказа, ты попадешь в крайне унизительное и тягостное положение. Лично мне придется отнестись к тебе с суровым осуждением, как к жертве собственного кокетства и недомыслия.

Слушая эту предостерегающую тираду, Гвендолин все больше бледнела. Дядя не побуждал ее действовать вопреки собственному решению, а лишь указывал на ту опасность, которую она уже и сама осознавала. Молчание подсказало пастору, что эффект от его слов оказался чрезвычайно сильным.

– Говорю все это с добрыми намерениями, – добавил он мягче.

– Знаю, дядя, – произнесла Гвендолин, встав и тряхнув головой, словно желая вырваться из болезненной пассивности. – Я не глупа: понимаю, что выйти замуж когда-нибудь придется, пока не станет слишком поздно, – и не вижу варианта лучше, чем принять предложение мистера Грандкорта. А потому, если представится возможность, я собираюсь принять его предложение.

Решительно и убежденно отвечая дяде, она почувствовала, как возвращаются силы, но столь прямая, резкая речь, прозвучавшая из юных уст, немало напугала мистера Гаскойна. Он желал племяннице парков, экипажей, титула – всего, что способно сделать этот мир приятной обителью, – однако хотел видеть ее не циничной, а, напротив, исполненной сознания религиозного долга и семейных ценностей.

– Моя дорогая, – начал он с благосклонной важностью, – я верю, что в браке ты найдешь новый источник веры и привязанности. Семья – единственная сфера, дарующая женщине истинное, глубокое удовлетворение. Если твой брак с мистером Грандкортом будет счастливым образом заключен, ты получишь власть и богатство, которые сможешь использовать на благо других людей. Подобные рассуждения выше романтических побуждений! Сама природа наделила тебя способностями, достойными блестящего будущего, которое в силу рождения и обстоятельств вряд ли можно было считать достижимым. Я верю, что ты сможешь украсить свое новое положение не только личными достоинствами, но и добродетельной жизнью.

– Надеюсь, мама будет счастлива, – заключила Гвендолин и, махнув рукой – хотелось как можно скорее отбросить все возвышенные мотивы, – направилась к двери.

Мистер Гаскойн, в свою очередь, полагал что достиг взаимопонимания с племянницей и в меру сил помог ее благополучному устройству в жизни, приблизив помолвку с Грандкортом.

Тем временем о грядущей помолвке размышлял еще один человек, но в совершенно ином направлении, противоположном пониманию добропорядочного священника.

Отсутствие мистера Лаша в Диплоу во время визита Гвендолин объяснялось вовсе не страхом перед этой высокомерной молодой леди, а встречей, обещающей далеко идущие последствия. Случилось так, что именно в этот день он отправился в Вончестер, на железнодорожную станцию, чтобы встретить даму с двумя детьми в сопровождении горничной. Мистер Лаш посадил их в кеб и отвез в отель «Золотые ключи». Дама выглядела настолько впечатляюще, что заставляла оборачиваться прохожих: стройная фигура, достаточно высокий рост, худое красивое лицо, абсолютно черные вьющиеся волосы и большие беспокойные глаза, какие мы называем горячими. Одетая в прилично-сдержанное платье, возможно, она выглядела старше своих лет, но в любом случае ей вряд ли было меньше тридцати семи. В целом дама производила впечатление смущенной и скованной: тревожный взгляд как будто предполагал, что и люди, и обстоятельства против нее, а она готова решительно противостоять невзгодам. Дети выглядели прелестно: черноволосая девочка лет шести-семи и светленький мальчик лет пяти. Увидев их, Лаш удивился, на что получил резкий ответ:

– Полагаете, я должна была приехать одна? Если бы захотела, привезла бы всех четверых.

– О, разумеется, – с обычной легкостью согласился Лаш.

Проговорив с приезжей дамой около часа, он отправился обратно в Диплоу исполненным надежд, что его план сработает. По мнению мистера Лаша, женитьба Грандкорта на Гвендолин Харлет не принесла бы добра ни одному их них, а главное, наверняка доставила бы массу неприятностей самому Лашу. Однако теперь он испытывал достаточную уверенность, чтобы мысленно повторять: «Готов держать пари, что этот брак никогда не состоится».

Глава IV

Следующим утром Гвендолин предстала прелестной, свежей и полной сил, как высокая, только что распустившаяся лилия. Вчерашние сомнения казались лишь кратковременной рябью на зеркально-гладкой поверхности реки. Пикник в Карделл-Чейсе обещал великолепные возможности: она заранее представляла, как будет бродить под буками, подобно лесной нимфе, в восхищенной компании. Воображаемая сцена представала прекрасным фоном для новых ухаживаний Грандкорта – впрочем, совсем не похожего на охваченного страстью к лесной нимфе Дафниса, но тем лучше. Гвендолин ожидала, что сегодня он наконец сделает ей предложение, а она благосклонно его встретит в полном соответствии с решением, принятым после дядюшкиных увещеваний.

Спустившись к завтраку (после того как все, за исключением миссис Дэвилоу, уже вышли из-за стола), она обнаружила на своей тарелке письмо и, прочитав его с вдохновенной улыбкой, сразу передала матери. Та тоже заулыбалась, обрадовавшись тем, что дочь в добром расположении духа.

– Надеюсь, ты не испытываешь склонности отправиться за тысячу миль? – спросила миссис Дэвилоу.

– Это слишком далеко.

– Печальное упущение, что ты не ответила Лангенам раньше. Не могла бы ты написать сейчас – прежде чем мы отправимся на пикник?

– Срочности нет. Сегодня они выезжают из Лондона и пробудут в Дувре до понедельника. Так что я напишу завтра.

– Может быть, я отвечу, если тебе неудобно?

Гвендолин не спешила с ответом. Пригубила кофе и только после этого небрежно бросила:

– Нет-нет, не надо; завтра напишу сама. – Но тут же ощутила укол совести, заглянула матери в глаза и с игривой нежностью добавила: – Милая, прекрасная, старенькая мама!

– И в самом деле старенькая, дитя мое.

– О, пожалуйста, не обижайся! Под «старенькой» я имела в виду «любимая». Ты старше меня всего на каких-то двадцать пять лет.

– Двадцать пять лет, дорогая, могут принести очень много счастья.

– Значит, нельзя терять время, – весело ответила Гвендолин. – Чем скорее я получу свои дворцы и кареты, тем лучше.

– А еще хорошего мужа, который будет тебя обожать, – ободряюще добавила миссис Дэвилоу.

Гвендолин кокетливо надула губки и ничего не сказала.

Удовольствие от прекрасного начала дня было слегка омрачено известием, что в этот день пастор должен исполнять обязанности мирового судьи, а потому, возможно, не сможет приехать в Карделл-Чейс. То обстоятельство, что миссис Гаскойн и Анна решили остаться дома, Гвендолин не разочаровало, однако присутствие дяди придало бы ей решимости. И хотя она не считала брак с Грандкортом счастьем, мысль, что он откроет ей путь к желанной свободе, успокаивала и дарила надежду.

Сбор был назначен в местечке под названием Грин-Арбор, где деревья поднимались вверх по холму, образуя тенистый амфитеатр. Прибывшие на повозках слуги должны были накрыть столы. Управляющему Карделл-Чейса предстояло взять на себя руководство лучниками, чтобы удерживать их на должном расстоянии от центра, но в то же время не позволять выходить за установленную границу. Граница эта представляла собой извилистую линию, которую можно было мысленно провести через несколько известных точек – таких как двойной дуб, Шепчущие камни и высокий крест. Перед ленчем предполагалось ограничиться прогулкой, а основное мероприятие провести после полудня, при более ярком свете. Собравшиеся небольшими группами рассыпались по склону, и заинтересованному взгляду открылась картина, достойная кисти художника. Стрельба из лука в лесу доставляла больше радости, чем состязание на специально обустроенном поле, однако и достичь успеха в поражении движущихся целей было сложнее, поэтому, в отличие от соревнований с фиксированными мишенями, выстрелы заранее распределялись между желающими принять участие в стрельбе. Отчасти по этой причине, отчасти от смущения и желания не выдать себя поначалу Гвендолин успеха не добилась, однако приняла относительный провал с очаровательной легкостью. Сегодня она надела то же самое – белое с зеленой отделкой – платье, в котором предстала в день первого состязания, отмеченного знаменательным знакомством с Грандкортом. Сегодня он ни на шаг не отходил от нее, однако по взглядам и манере общения обоих трудно было заключить, что с момента первой встречи их отношения хоть немного изменились. И все же существовали другие основания, позволявшие большинству наблюдателей предположить, что если помолвка еще не состоялась, то вот-вот состоится. Гвендолин тоже в это верила. Когда вся компания, весело болтая, возвращалась в Грин-Арбор, Грандкорт внезапно спросил:

– Знаете, сколько времени прошло с тех пор, как я впервые увидел вас в этом платье?

Эти слова показались ей началом желанного конца, то есть залогом ее согласия выйти за него замуж.

– Соревнования лучников состоялись двадцать пятого числа прошлого месяца, а сегодня тринадцатое, – со смехом ответила Гвендолин. – Я не слишком сильна в подсчетах, но осмелюсь предположить, что это около трех недель.

После небольшой паузы джентльмен заключил:

– Огромная потеря времени.

– Знакомство со мной кажется вам пустой тратой времени? Пожалуйста, не говорите таких неприятных слов. Они мне не нравятся.

Снова возникла пауза.

– Я ощущаю потерю времени потому, что ценю знакомство с вами.

Теперь уже с ответом не спешила Гвендолин. «Он и вправду невероятно находчив. Никогда не говорит глупостей», – подумала она. Ее молчание оказалось столь необычным, что Грандкорт принял его за самый благоприятный из возможных ответов, и продолжил:

– Знакомство с вами заставляет острее чувствовать время, проведенное в неопределенности. Вас неопределенность устраивает?

– Думаю, что в некотором отношении устраивает, – ответила Гвендолин, внезапно одарив спутника игривой улыбкой. – В ней многое таится.

Грандкорт пристально посмотрел на Гвендолин, словно стремясь постичь непостижимое, и тихо спросил:

– Готовите мне новые страдания?

Гвендолин почувствовала, что находится в странном для себя положении, обычное самообладание внезапно ее покинуло. Покраснев и потупив взгляд, она пробормотала:

– Нет, это заставило бы меня сожалеть.

Грандкорт, несомненно, ухватился бы за этот ответ: изменившаяся манера не оставила сомнений в расположении мисс Харлет, – но заметил, что в эту минуту они спускаются по самому крутому склону холма. Пришлось предложить спутнице руку в прямом смысле, Гвендолин ее приняла, и они спустились в молчании, под пристальными взглядами собравшихся внизу – в том числе и миссис Эрроупойнт, стоявшей рядом с миссис Дэвилоу. Эта леди уже решила, что достоинства Грандкорта не столь бесспорны, чтобы заслуживать внимания Кэтрин, ибо запросы дочери весьма высоки: достаточно сказать, что она отказала самому лорду Слогану, – поэтому бесстрастно взирала на обитателя Диплоу.

– По характеру мистер Грандкорт слабее дяди, сэра Хьюго Мэллинджера, – слишком вял. Конечно, мистер Грандкорт значительно моложе, но не удивлюсь, если, несмотря на разницу в возрасте, сэр Хьюго его переживет. Так что рассчитывать на преемственность опасно, – чересчур громко заявила она.

– Так и есть, – проговорила миссис Дэвилоу, найдя в себе силы спокойно согласиться. В эту минуту положение дел настолько ее радовало, что привычная меланхолия по поводу общего неудовлетворительного состояния семьи отступила на задний план.

Мне неинтересно рассказывать о поданном на пикнике угощении и даже описывать красоты раскинувшегося за пределами долины леса. Понятно, что и еда, и шампанское отличались самым высоким качеством, беседа и смех тоже – в том смысле, что принадлежали высшему обществу, где никто не дает ни малейшего повода для зависти, а дарованные судьбой преимущества принимаются с благородной небрежностью. Некоторые из джентльменов, прогуливаясь неподалеку, закурили сигары, а дамы позволили себе отдых: повторный выход лучников был назначен на четыре часа. Довольно странно, но среди любителей прогулок оказался и мистер Грандкорт. Но только не мистер Лаш. Сегодня он щедро и с удовольствием дарил себя окружающим, стараясь всем услужить, исполнить все желания, отчего в глазах Гвендолин выглядел особенно жирным чернильным пятном на чистом листе бумаги, хотя и старался держаться от нее в отдалении и даже не смотрел в ее сторону. Когда началась подготовка к соревнованиям, выяснилось, что оружие хранится под присмотром слуги лорда Брэкеншо. Мистер Лаш поспешил избавить дам от ненужных хлопот и принести луки из экипажа, куда их сложили для сохранности. Он не собирался приносить лук мисс Харлет, однако, испугавшись, что это произойдет, она торопливо направилась за луком сама. Заметив приближение молодой леди, лакей заранее приготовил оружие, а вместе с ним передал адресованное ей письмо. Гвендолин не задала ни одного вопроса, с первого взгляда поняв, что конверт подписан дамским почерком. Увидев, что мистер Лаш приближается, и стараясь избежать встречи, она свернула в сторону – так, чтобы неприятный джентльмен видел лишь ее спину, – и пошла туда, где стояли экипажи, по пути распечатывая письмо. Оно было следующего содержания:

«Если мисс Харлет сомневается, стоит ли принять предложение мистера Грандкорта, то, как только компания минует Шепчущие камни, пусть отстанет и вернется к этому месту. Тогда она услышит нечто такое, что раз и навсегда уничтожит сомнения. Однако, чтобы узнать правду, необходимо сохранить это письмо в строгом секрете ото всех. Если же она не поступит в соответствии с советом, то горько раскается, как раскаивается пишущая эти строки женщина. Мисс Харлет почувствует, что честь обязывает ее сохранить тайну».

Гвендолин вздрогнула словно от удара, однако тут же подумала: «Письмо подоспело вовремя». Будучи юной, она сразу поверила обещанию судьбоносного откровения, ни на миг не заподозрив хитроумного обмана. А ведь подозрение навело бы на мысль показать письмо и попросить совета. Гвендолин сразу приняла решение незаметно вернуться к Шепчущим камням. Спрятав письмо в карман, Гвендолин присоединилась к компании с еще бо́льшим оживлением, которое неизменно укрепляло дух и помогало справиться со смятением.

Всех крайне удивило то обстоятельство, что, в отличие от других курильщиков, Грандкорт не вернулся в положенное время.

– Мы непременно встретим его по дороге, – успокоил всех лорд Брэкеншо. – Далеко не уйдет.

В любом случае ждать никого не собирались. Странную забывчивость объяснили рассеянностью влюбленного, глубоко погрузившегося в размышления о предмете своих чувств и в мечтах пропустившего время назначенной встречи. Добродушный граф обратился к Гвендолин с туманным игривым намеком, который она приняла с должной невозмутимостью, однако в сознании билась тревожная мысль: «Что, если он тоже готов изменить решение?» Предположение радости не доставляло, но почти соответствовало правде. Впрочем, Грандкорт скорее оказался подвержен какому-то приступу болезненного оцепенения, когда цель показалась легкодостижимой. В этот момент, пребывая в состоянии туманного, смутного упрямства, Грандкорт закурил вторую сигару. Если бы Лаш или любой другой оскорбленный грубым поведением смертный приблизился к нему с просьбой вернуться, то джентльмен вынул бы сигару изо рта и тихо, но внятно произнес: «Сделайте одолжение, катитесь к черту», – но никто не приблизился и общество отправилось в путь за исключением оставшихся на поляне нескольких дам, в том числе миссис Дэвилоу, которая предпочла спокойную прогулку, избавляющую от необходимости догонять остальных.

Наслаждение прекрасным днем достигло апогея: стрельба стала более оживленной, а разнообразные лесные пейзажи, открывавшие взору то тенистую рощу, то уютную долину, приобретали особую прелесть в свете удлинившихся теней и мягких, но ощутимых оттенков уходившего дня. Было решено разыграть импровизированный вариант комедии Шекспира «Как вам это понравится?» Поскольку Гвендолин получила лестное предложение предстать в роли Розалинды, то сочла себя тем более обязанной очаровать всех вокруг. Задача оказалась несложной, так как полученное письмо возбудило не столько чувство тревоги, сколько ощущение приключений, тем более ей надо было подготовить свое исчезновение таким образом, чтобы не встретить помех.

Компания бродила по лесу почти час, пока не добралась до Шепчущих камней – двух высоких валунов конической формы, склонившихся друг к другу, словно две гигантские фигуры в серых мантиях. На миг остановившись, чтобы одарить достопримечательность благосклонным вниманием и заметить, что в звездную ночь камни наверняка кажутся привидениями, все отправились в чудесную буковую рощу, где было множество мишеней.

– Далеко ли мы ушли от Грин-Арбора? – спросила Гвендолин у возглавлявшего процессию управляющего.

– О, не больше чем на полмили, если возвращаться по прямой дороге. Но я поведу вас кругом, через высокий крест.

Гвендолин пошла вместе с остальными, но вдруг по призыву мистера Лаша все устремились вперед, так что, немного помедлив, она получила удобную возможность отстать. Вскоре компания исчезла из виду. Гвендолин побежала и спустя несколько мгновений остановилась возле Шепчущих камней. Они стояли к ней пустыми серыми боками. Что же скрывалось с другой стороны? Вдруг ничего? Единственное, чего Гвендолин боялась, – это вернуться, так и не раскрыв тайны. Быстро обойдя правый камень, она оказалась лицом к лицу с незнакомкой, чьи темные глаза в упор смотрели на нее. Несмотря на ожидание встречи, Гвендолин испуганно отступила, так что смогла рассмотреть женщину целиком и понять, что та, несомненно, леди, причем когда-то необыкновенно красивая. Заметила Гвендолин и двух детей, которые сидели на траве в нескольких ярдах от них.

– Мисс Харлет? – уточнила леди.

– Да. – Все сознание Гвендолин сосредоточилось на изумленном любопытстве.

– Вы приняли предложение мистера Грандкорта?

– Нет.

– Я обещала кое-что вам рассказать, но вы должны дать слово сохранить тайну. Готовы ли вы обещать, что ни сам мистер Грандкорт, ни кто-то другой не узнает о нашей встрече?

– Даю слово.

– Меня зовут Лидия Глэшер. Мистер Грандкорт не должен жениться ни на ком, кроме меня. Девять лет назад ради него я бросила мужа и ребенка. Вот это его дети, а кроме них у нас есть еще две девочки постарше. Мой муж умер, и мистер Грандкорт обязан жениться на мне, а сына сделать своим наследником.

Говоря это, леди посмотрела на мальчика, и Гвендолин последовала за ее взглядом. Очаровательный парнишка изо всех сил надувал щеки, пытаясь извлечь звук из крохотной трубы, которая отказывалась играть. Шляпа болталась сзади на тесемке, а спутанные светлые кудри блестели на солнце. Настоящий херувим.

Женщины снова посмотрели друг на друга, и Гвендолин гордо проговорила:

– Я не стану мешать исполнению вашего желания. – Она заметно дрожала, а губы из ярко-розовых превратились в белые.

– Вы очень привлекательны, мисс Харлет. Но когда он встретил меня, я тоже была молодой и красивой. А потом моя жизнь разбилась и наполнилась горечью. Будет несправедливо, если он станет счастливым за счет моего несчастья, а сына отшвырнет прочь ради нового наследника.

Эти слова прозвучали язвительно, но без тени агрессии в голосе или манере. Наблюдая за лицом миссис Глэшер, пока та говорила, Гвендолин ощутила ужас: казалось, перед ней предстало отвратительное видение и призналось: «Я и есть олицетворение судьбы женщины».

– Намерены ли вы сказать мне что-нибудь еще? – спросила она тихо, но по-прежнему гордо и холодно. Душевный надлом не смягчил ее натуры. Все люди вокруг казались отвратительными.

– Больше ничего. Все, что я собиралась сообщить, вы теперь знаете. Если желаете, можете навести обо мне справки. Мой покойный муж – полковник Глэшер.

– Тогда позволю себе удалиться, – заключила Гвендолин с церемонным поклоном.

Через несколько минут она вернулась в буковую рощу, но никого там не застала. Компания скрылась из виду и явно не сочла нужным отправить кого-нибудь на ее поиски, поскольку вокруг не было ни души. Гвендолин вышла на указанную управляющим дорогу до Грин-Арбора. Быстрая ходьба помогла развеять мысли, способные помешать достойному, спокойному поведению. Она уже приняла решение относительно своего следующего шага.

Увидев, что дочь возвращается в одиночестве, миссис Дэвилоу, разумеется, не только чрезвычайно удивилась, но и ощутила беспокойство, которое пришлось скрыть из-за присутствия других леди. В ответ на удивленное восклицание матушки Гвендолин ответила:

– О, я повела себя очень глупо и отстала: засмотрелась на Шепчущие камни, – а все остальные тем временем прибавили шагу и быстро исчезли из виду. Я решила не блуждать, а вернуться на поляну, и, надо признаться, ничуть не жалею: я успела вдоволь нагуляться.

– Полагаю, ваша компания так и не встретила мистера Грандкорта, – невинно заключила миссис Эрроупойнт.

– Вы правы: не встретила, – ответила Гвендолин вызывающим тоном и добавила со смешком: – И зарубок на деревьях мы тоже не нашли. Куда же он мог деться? Наверное, упал в пруд или получил апоплексический удар.

Несмотря на твердое намерение скрыть потрясение, ее голос прозвучал необычайно резко, так что матушка уже не сомневалась, что произошло нечто плохое.

Миссис Эрроупойнт, в свою очередь, сделала вывод, что молодая леди чрезвычайно уязвлена: очевидно, у мистера Грандкорта появилась причина изменить свое решение.

– Если не возражаешь, мама, я попрошу подать экипаж, – проговорила Гвендолин. – Я очень устала. Да и все остальные скоро разъедутся.

Миссис Дэвилоу согласилась, но к тому времени, когда экипаж подали, из леса появились лучники, а вместе с ними вернулся и мистер Грандкорт.

– Ах вот вы где! – воскликнул лорд Брэкеншо, подойдя к мисс Харлет, которая в эту минуту поправляла на миссис Дэвилоу шаль. – Сначала мы решили, что вы встретили Грандкорта и он проводил вас на поляну – так предположил Лаш, – но потом увидели его одного. Впрочем, мы ни на миг не испугались, что могла случиться неприятность: управляющий объяснил, что показал вам короткую дорогу обратно.

– Уезжаете? – спросил Грандкорт, подойдя к экипажу как ни в чем не бывало.

– Да, уезжаем, – ответила Гвендолин, внимательно рассматривая свой шарф.

– Можно мне завтра приехать в Оффендин?

– Да, пожалуйста, если хотите, – мельком взглянула на него Гвендолин, и голос ее прозвучал сухо и резко, как треск первого мороза.

Грандкорт предложил руку миссис Дэвилоу и проводил ее к экипажу, а Гвендолин с невероятным проворством скользнула вперед и, прыгнув на сиденье, объяснила:

– Я обогнала тебя, мама, потому что захотела занять эту сторону.

Грандкорту так и не удалось к ней прикоснуться: он лишь приподнял шляпу и удалился, вполне уверенный, что молодая леди обиделась за его продолжительное отсутствие.

Несколько минут мать и дочь ехали в молчании. Гвендолин заговорила первой:

– Я хочу встретиться с Лангенами, мама. Как только вернемся домой, соберу вещи и первым же поездом отправлюсь, чтобы попасть в Дувр одновременно с ними. А сообщить о приезде можно по телеграфу.

– Боже мой, дитя! Что ты говоришь?

– То, что намереваюсь сделать.

– Но почему?

– Потому что я хочу уехать отсюда.

– Из-за обиды на мистера Грандкорта, потому что он повел себя странно?

– Бесполезно задавать такие вопросы. Я ни в коем случае не собираюсь выходить за него замуж. И не пытайся выведать подробности.

– Что же я скажу твоему дяде, Гвендолин? Представь, в какое положение ты меня ставишь. Только вчера вечером ты дала ему понять, что склоняешься в пользу предложения мистера Грандкорта.

– Мне очень жаль тебя огорчать, милая мама, но ничего не поделаешь, – твердо ответила Гвендолин. – Что бы вы с дядей ни думали, ни говорили и ни делали, я все равно не изменю решения и не объясню, чем оно вызвано. Неважно, что из этого получится: пусть даже я никогда не выйду замуж, – но все это не стоит переживаний. Мужчины отвратительны, и я их ненавижу.