Текст книги "Неистовые джокеры"

Было самое начало двенадцатого. Тома Сивера, который был питчером[6]6
  Питчер – подающий игрок в бейсболе.


[Закрыть] в «Доджерс», сколько Дженнифер себя помнила, сегодня выставили против Фернандо Валенцуэлы, молодого мексиканца. Она еще успеет купить билеты, а провести день на бейсбольном матче будет куда приятнее, чем обедать с Грубером.

Девушка заглянула в грязное окошко ломбарда. Если бы она не знала, что ее ждут, то решила бы, что он закрыт, как и большинство других мелких лавочек во всем квартале. Но Грубер еще ни разу не нарушал своих с ней договоренностей.

Дженнифер толкнула входную дверь. Она оказалась не заперта, и девушка вошла в дом. Внутри было темно и тихо. Узкие проходы и высокие стеллажи загромождал никому не нужный хлам, большая часть которого помнила еще папашу Грубера, и каждый раз это вызывало у нее легкий приступ клаустрофобии. Гитары с порванными струнами, телевизоры с перегоревшими кинескопами, тостеры с протертыми шнурами, дырявые и покрытые пятнами пальто, рубахи и платья – все это копилось на полках в грязной каморке так давно, что чернила на ярлыках уже успели выцвести до полной неразличимости. Единственным источником света в этой комнатке была голая электрическая лампочка, свисавшая с потолка в будочке за прилавком, где обычно сидел Грубер. Но на этот раз его там не было.

На зов ответило лишь глухое эхо, и девушку вдруг охватило странное чувство. Она подошла к будке, и подошва ее правой туфли приклеилась к чему-то липкому, похожему на катышек жевательной резинки. Она опустила глаза. Из одного из проходов вытекала лужа густой темной жидкости. Дженнифер сделала шаг вперед, из-за стеллажа заглянула в проход и оторопела.

Бледное пухлое лицо Грубера застыло в гримасе невыразимого ужаса. Руки судорожно сжимали рану на животе, но так и не смогли остановить кровь, которая собиралась вокруг него в неглубокую липкую лужу.

Дженнифер перегнулась через низенькую стойку, заваленную дешевыми украшениями и еще более дешевыми пистолетами, и ее вырвало. Когда в желудке больше ничего не осталось, она в изнеможении привалилась к стойке – ее всю колотило. Минуту или две девушка стояла, ни о чем не думая, потом утерла губы и заставила себя взглянуть на то, что осталось от Грубера. Ей никогда в жизни еще не приходилось видеть труп. Она смотрела на это зрелище, парализованная ужасом, и думала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно.

– Это она.

Странный шелестящий голос раздался у нее за спиной, и сердце у Дженнифер едва не выпрыгнуло из груди, как перепуганный кролик. Она вихрем обернулась, одновременно пригибая голову, и очутилась лицом к лицу с тремя мужчинами, которые бесшумно вошли в помещение с черного хода. Двое были натуралами – или казались таковыми. Третий был явным джокером – высокий, худой, похожий на прямоходящую ящерицу. Слова, которые перепугали ее до смерти, произнес именно он. Дженнифер перевела на него взгляд, и изо рта у него выпорхнул длинный раздвоенный язык, задрожал у нее перед лицом.

– Это та с-самая девка, – прошептал он. – Взять ее!

– Боже правый, – пробормотал один из натуралов. – Она убила его.

Парни тревожно переглянулись, и голова у Дженнифер наконец-то лихорадочно заработала. Она узнала джокера-рептилию. Этот уродец был в квартире у Кина – прибежал на вопли джокера из склянки. Как он ее выследил? Она взглянула на тело Грубера. Возможно, скупщик сдал ее, но откуда он мог узнать, что она стащила свой товар у Кина?

Раздумывать было некогда. Натуралы медленно подступали, держа ее на прицеле, а джокер стоял и смотрел.

Дженнифер стала бесплотной – одежда соскользнула вниз, и она переступила через нее, сжимая сумочку, – потом шагнула сквозь стеллаж, заваленный старьем, и в самый последний миг оглянулась. Натуралы замерли на месте, открыв рот, а джокер ругался все тем же странным шелестящим голосом.

Девушка прошла сквозь все стеллажи, сквозь стену, пересекла проход между ломбардом и соседним зданием, оставив преследователей далеко позади. Перевела дух и приняла свой обычный материальный облик. Повезло! Случай привел ее в магазин одежды. Она схватила первую попавшуюся под руку пару джинсов, блузку и кроссовки, наспех натянула их, потом, спохватившись, вытащила из сумочки две двадцатидолларовые банкноты, сунула их в кассу – и выбежала через дверь.

Людей Кина нигде не было видно. Наверное, ее внезапное исчезновение их ошарашило, но рассчитывать на то, что их замешательство продлится вечно, не стоило.

Она оглядела улицу. Справа находился «Эббетс филдз», битком набитый болельщиками. Слева зеленел Проспект-парк, соблазнительно глухой и пустынный. Но в толпе вряд ли кто-нибудь попытается убить ее, к тому же у нее будет время собраться с мыслями.

Дженнифер побежала по улице и присоединилась к оживленной очереди желающих войти на стадион в тот самый миг, когда в конце квартала показались люди Кина, раздраженно качавшие головами.

Они ввалились в кабинет Хирама – всем скопом. Уборщики, мойщики, кухонные рабочие, даже электрик, которого вызвали устранить какую-то неисправность в одной из роскошных люстр. Они расселись в кресла, на пол, на стол и даже на тумбы шкафов. Многие остались стоять. Никто не проронил ни слова. Даже Поль Ле Барре примолк. Все глаза были прикованы к экрану телевизора. Джеральдо Ривера брал интервью у сестры Плакальщика. Оказалось, их в семье было четверо.

«Все было в точности так же, как в тот день, когда застрелили Кеннеди, – подумал Уорчестер, – или в День дикой карты сорок лет назад, когда погиб Джетбой и мир изменился навсегда».

– Господи Иисусе. – Это был Питер Чау, тихий и незаметный мужчина, отвечавший за безопасность «Козырных тузов», Питер коллекционировал стекло эпохи Великой депрессии, а также черные пояса во всех возможных боевых искусствах, и который ни разу не возвысил голос и не упомянул Божьего имени всуе. – Господи Иисусе, мать твою! Нейротоксин.

– Быть не может, – сказал один из мойщиков. Быть такого, черт подери, не может. Этот парень криком разрушал стены, я видел это собственными глазами.

Все заговорили разом.

Кертис вопросительно взглянул на хозяина и кивнул в сторону двери. Уорчестер поднялся и пошел за ним. Зал выглядел громадным и пустынным.

– Выйдем на террасу, – предложил Хирам.

Они стояли, глядя с высоты на город. Над ними располагалась обзорная площадка Эмпайр-стейт-билдинг, а еще выше – старая причальная мачта, когда-то предназначавшаяся для цеппелинов, но за этим исключением места выше не было во всем Нью-Йорке, да и во всем мире. Ярко светило солнце: неужели в день гибели Джетбоя небо было таким же голубым?

– Что делать с ужином? – просто спросил метрдотель. – Продолжать или отменять?

– Будем продолжать, – не колеблясь, ответил ресторатор.

– Прекрасно, сэр.

Тон был подчеркнуто нейтральным – не одобрительным, но и не осуждающим.

Но Хирам почувствовал, что должен объяснить свое решение. Он положил руки на каменный парапет, устремил невидящий взгляд на запад.

– Мой отец, – начал он низким запинающимся голосом. – Он был, э-э, крепкий мужик. Такой же крупный, как я, особенно в последние годы. Он всегда отличался, э-э, здоровым аппетитом.

– Он ведь был англичанин, да? – уточнил Кертис.

Уорчестер кивнул.

– Он воевал при Дюнкерке. После войны женился на девушке из нашей женской вспомогательной службы и вместе с ней уехал в Америку. «Невеста военного времени», вот как он себя называл. Когда он говорил так, мать краснела, и отец смеялся. Да, мой старик умел посмеяться. Хохотал так, что стены тряслись. Он все делал с размахом. Ел так ел, пил так пил. И с женщинами тоже. У него был десяток любовниц. Мать, похоже, не возражала, хотя она предпочла бы, чтобы он был хотя бы чуточку более осмотрительным. Он был настоящий горлопан, мой отец.

Последовала секундная пауза.

– Он умер, когда мне было двенадцать. Похороны были… в общем, отец бы переплевался. Не будь он мертв, ни за что бы не стал на таких присутствовать. Все было так мрачно, так благочестиво – и ужасно тихо. Я все ждал, что отец сядет в гробу и отмочит какую-нибудь шутку. Все плакали и перешептывались, но никто не смеялся, и не было ни еды, ни выпивки. Каждая секунда тянулась словно вечность.

– Понимаю, – сказал Кертис.

– Знаешь, в своем завещании я написал об этом и отложил некоторую сумму, причем внушительную, могу добавить. Так что когда я умру, «Козырные тузы» распахнут двери перед моими друзьями и родственниками, столы будут ломиться от еды и питья, пока не кончатся деньги, и, может быть, люди будут смеяться. Может быть. Я не знаю, какого мнения придерживался в этом отношении Плакальщик, но из всех известных мне людей он смеялся даже громче, чем мой отец.

Метрдотель улыбнулся.

– Помнится, как-то раз он своим хохотом разбил нам хрусталя на несколько тысяч долларов.

– И ничуть не смутился. А смеялся он, между прочим, над шуткой Тахиона. Добрый доктор, разумеется, посчитал себя виноватым и так расстроился, что почти три месяца и носу к нам не показывал. – Хирам похлопал Кертиса по плечу. – Нет. Я не верю, что Плакальщик хотел бы, чтобы мы отменили вечеринку. Будем продолжать. Решено.

– А его ледяная скульптура?

– Мы ее обязательно выставим. Не будем притворяться, будто Плакальщик никогда не существовал. Скульптура будет напоминать нам о том… о том, что одного из нас сегодня нет с нами. – Где-то далеко внизу сигналил автомобильный гудок. Погиб человек, туз, один из горстки счастливчиков, а город продолжал жить в обычном ритме, и, как всегда, кто-то куда-то опаздывал. Хирам поежился. – Давай займемся делами.

Они вернулись в зал и у дверей встретили Питера Чау.

– Вас к телефону, – сообщил он Хираму.

– Спасибо, – отозвался тот и поспешил в кабинет.

– Я знаю, что всем вам не терпится узнать последние новости, – обратился он к своим работникам. – И мне тоже. Но через несколько часов нам предстоит накормить полторы с лишним сотни людей. Мы сообщим вам, как только станет известно что-то новое. А теперь возвращайтесь к работе.

С экрана телевизора сенатор Хартманн, стоя у Могилы Джетбоя, обещал, что СКИВПТ проведет тщательное расследование убийства Плакальщика. Уорчестер кивнул, отключил звук и взял телефонную трубку.

Сначала он не узнал этот голос, и обрывочные слова, которые давались говорившему с явным трудом, показались ему бессмысленными. Звонивший все извинялся, снова и снова, твердил что-то про бензин, и Хирам никак не мог понять, в чем дело.

– О чем вы?

– Ама… ама… омары, – произнес голос.

– Что? – Уорчестер буквально подскочил в кресле. – Жабр, это ты?

Какой странный голос у торговца!

– Прости… прости, Хирам.

Он захрипел. Кто-то забрал у него трубку.

– Доброе утро, толстяк, – произнес чей-то голос, незнакомый и пронзительный, напоминавший скрежет бритвенного лезвия по школьной доске. – Жабр говорит не очень разборчиво – он еще не закончил выплевывать зубы. – Было слышно, как кто-то засмеялся. – Этот рыбоглазый пытался сказать тебе, что мы только что закончили мариновать твоих вонючих омаров в вонючем бензине, так что если хочешь получить их, можешь оторвать свою жирную задницу от стула и забрать их сам, потому что его вонючий грузовик полыхает. – И снова смех. – А теперь слушай меня внимательно, урод. Плевать мне, туз ты или не туз, но если ты, дерьмо, еще раз сунешь свой поганый нос в мои дела, то же самое будет и с тобой. Понятно?

Повисла мертвая тишина, потом послышался крик, и что-то захрустело – как будто сломали кость.

– Слышал, дерьмо? – осведомился скрежещущий голос и взвизгнул: – Ты это слышал?

– Да, – ответил Хирам.

– Всего хорошего. – В ухо ему ударили гудки.

Уорчестер медленно вернул телефонную трубку на место. «Надеюсь, сегодня ничего хуже уже произойти не может».

И тут телефон зазвонил снова.

Фортунато снял трубку и набрал бруклинский номер. Едва только стоило ему присесть, как кошка запрыгнула к нему на колени и принялась когтить его джинсы. В трубке прозвучали два гудка; потом ответил женский голос.

– Алло, можно Арни? – спросил он.

Можно было послать астральное тело, но он уже израсходовал около половины запаса энергии, так что следовало поберечь силы.

– Нет, его нет дома. Это его мать. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Меня зовут Фортунато…

– О господи! Арни вечно только о вас и говорит. Он просто умрет, когда узнает, что вы звонили, а его не было дома.

– А вы не знаете, где он, мадам? Я попытаюсь сам найти его.

– Он ушел на Могилу Джетбоя. Они с отцом каждый День дикой карты туда ходят. Они около часа назад вышли. Не представляю, как вы найдете его в таком столпотворении. Он ведь не вляпался ни в какие неприятности, да?

– Нет, мадам, ничего страшного. Я уверен, что сумею найти его.

– Ну да, конечно. У вас ведь наверняка свои методы, верно? Просто я немного разволновалась после того, что случилось с Плакальщиком.

– А что с Плакальщиком?

– Как, вы ничего не слышали? Боже мой! Его нашли совсем недавно. Убитым. Какой-то нейронный яд или что-то в этом роде. По телевизору говорили.

Чернокожий туз повесил трубку. Потом взял лист бумаги и начал составлять список тех, кто был в Клой-стерсе, – просто для того, чтобы сосредоточиться. Тахион, Соколица, Черепаха, Плакальщик…

Он зачеркнул последнее имя. Итак, это правда, и Несущий Гибель не бредил.

Фортунато позвонил в «Козырные тузы». Вряд ли Хирам мог попасть в черный список Астронома; он лишь косвенно участвовал в этом деле и даже не был в Клой-стерсе. И все же предупредить его стоило.

Он как можно более кратко изложил суть дела, а потом сказал:

– Послушай, ты можешь мне помочь, если, конечно, хочешь. Мне нужен командный пункт. Надежное место, куда я мог бы собирать тех, кого найду, и где люди могли бы оставлять сообщения.

– Разумеется. Никто не станет нападать на «Козырные тузы». Это было бы настоящим безумием.

– Это точно. Но… на всякий случай. Ты можешь как-нибудь связаться с тем андроидом? С Модульным человеком?

– Он как-то раз давал мне свои координаты. Думаю, я смог бы найти его.

– Распиши ему все покрасочнее, чтобы проняло. Если нет, можешь тонко намекнуть, что там будут женщины. Если понадобится, отправим к нему кого-нибудь из моих. Просто позвони и попроси прислать кого-нибудь за счет заведения.

Он повесил трубку, пока Уорчестер не успел передумать.

И что теперь? Пытаться отыскать мальчишку, которого он едва помнил, среди многотысячной толпы? Или просто перейти к следующему по списку?

Нет. Малыш – глупый и беспечный мальчишка, а силы у него ровно столько, чтобы навлечь на свою голову серьезные неприятности. Нужно найти его.

Билеты были почти распроданы. К тому времени, когда Дженнифер подошла к окошечку кассы, оставались только места на открытых трибунах, но ее это вполне устраивало. Ей просто хотелось посидеть на солнышке, купаясь в успокоительном гуле толпы, и подумать.

Она заплатила за билет и вдруг, повинуясь какому-то шестому чувству, обернулась и посмотрела назад. За спиной у нее стоял мужчина, довольно высокий, худой, но крепко сбитый, темноглазый и темноволосый. Он внимательно смотрел на нее, но едва только их глаза встретились, поспешно отвернулся.

Девушка на миг задержала на нем взгляд: он был в джинсах, футболке и темных кроссовках, мускулистый, с гибким телом… Потом толпа болельщиков подхватила ее и внесла на стадион.

Незнакомец в самом деле смотрел на нее, или ей просто померещилось? Наверное, дело в ее наряде. У нее не было времени примерить одежду, джинсы оказались коротки и чересчур обтягивали зад, блузка тоже с трудом сходилась на груди и едва достигала талии. Да, дело именно в этом. В ее одежде. А у нее самой мания преследования. Дженнифер Малой высматривает в толпе незнакомцев и считает, что они ей угрожают.

Нет, не то чтобы у нее не было никаких оснований опасаться преследования. В конце концов, ее ведь выследили. Теперь оставалось только выяснить, зачем и – что было куда важнее – каким образом.

Спектору надоело ждать. Анонимный связной назначил ему встречу на одиннадцать тридцать, а сейчас было уже на несколько минут больше. Может быть, они остались недовольны тем способом, которым он прикончил Грубера. Но он же не виноват, что этот идиот вытащил оружие. Не могли же они решить, будто все дело сделали пули?

Он прислонился к памятнику Джорджу Коэну[7]7
  Известный театральный актер, продюсер и автор песен (1878–1942).


[Закрыть] и захрустел костяшками. Большинство полицейских сегодня стянули к Джокертауну, но и остальной город не должен был остаться без присмотра. Может, разумно было бы выбросить пистолет, ведь Астроном больше не висит у него на хвосте. С другой стороны, никогда не угадаешь заранее, в какую минуту оружие может оказаться весьма кстати.

Толпа, выстроившаяся в очередь за билетами на бродвейское шоу, была меньше обычного. Спектор не был ни на одном; все они были глупые и стоили сумасшедших денег. В прежние времена он приезжал из Джерси в Нью-Йорк на новогоднюю ночь, смотрел, как в полночь на Таймс-сквер падает хрустальный шар, и чувствовал себя частью чего-то большего.

В дневное время неоновые вывески казались тусклыми и бледными. Если его заказчик не появится, можно будет снять девицу и позабавиться. Вид до смерти перепуганных глаз какой-нибудь дешевой шлюшки на несколько секунд успокоит его. Это, конечно, будет не так здорово, как получилось бы с той девкой из метро, но все же позволит ему отвлечься. Боже, как ему захотелось убить ее! Или хотя бы сделать ей больно, добиться от нее хоть какого-нибудь отклика. Но нет, пожалуй, лучше все-таки напиться и посмотреть по телевизору бейсбольный матч. Лечь на дно и не отсвечивать до завтрашнего утра – не такая уж и плохая идея.

– К черту, – сказал он вслух и зашагал прочь. – Этим ребятам из «Сумеречного кулака» придется обойтись без меня.

– Не злись, – произнес низкий и хриплый голос у него за спиной.

Спектор обернулся. У этого джокера был единственный глаз, расположенный ровно посередине лба.

– Ты опоздал.

– Утро выдалось сумасшедшее. Надо было уладить одно дельце в порту. – Циклоп сложил кулак и продемонстрировал разбитые костяшки пальцев. – Ты, должно быть, Спектор.

– Так и есть. Ну, давай рассказывай.

Он оглянулся через плечо.

– Сегодня вечером Гамбионе ужинают в «Хайфонской лилии». Семейный ужин, понимаешь ли. Дон уже в пути. О нем надо позаботиться. Вот здесь и начинается твоя работа.

– Сегодня, да? И сколько?

– Пять кусков.

Спектор провел языком по зубам, очищая засохшую кровь. Он полагал, что этот сопляк получил от кого-то вышестоящего максимальную сумму, договорился за другие деньги, а остаток получил разрешение забрать себе. У этого джокера не хватило бы мозгов обвести вокруг пальца даже шестилетку.

– Не пойдет. Разбирайся с ним сам.

– Ладно, ладно. Семь с половиной.

– Десять, или ищите себе кого-нибудь другого. Это дело не пустячное. Пришить надо не кого-нибудь, а дона.

Спектор отступил на шаг назад и отвел взгляд. Надо сразу взять этого парня в оборот, чтобы в организации поняли, с кем имеют дело.

Джокер сунул руки в карманы.

– Будет тебе десять.

– Я хочу получить две из них сейчас.

– Что? Да ты шутишь.

Он снова оглянулся по сторонам – на этот раз театрально.

Спектор едва не расхохотался. Этому придурку не помешали бы несколько уроков актерского мастерства – и мозги в придачу, чтобы им пользоваться.

– Тебя не послали бы сюда без гроша в кармане. А теперь давай раскошеливайся – или отведи меня к тому, кто заплатит.

Надо надавить на парня и посмотреть, как он будет выкручиваться.

Циклоп вытащил из кармана толстый коричневый конверт и сунул его Спектору под нос.

– Это чтобы показать, что мы тебе доверяем.

Спектор сунул конверт в карман пальто и улыбнулся.

– Я даже не стану их пересчитывать. Пока. Так во сколько наш друг дон сегодня ужинает?

– Примерно в восемь, так что тебе придется подойти немного пораньше. Ты теперь можешь заказать себе что угодно, – сказал он, похлопав по конверту в кармане Спектора.

– Когда я получу остальное?

– Завтра вечером. Мы сообщим тебе, где. – Он наклонился поближе; на Спектора пахнуло давно нечищенными зубами. – Кстати, если случайно услышишь что-нибудь о пропавших книжках, среди которых два кляссера с марками, дай мне знать. – Он вытащил маленький блокнотик со спиралью и ручку, записал на верхнем листке телефонный номер. – В ближайшие несколько часов ты сможешь найти меня по этому телефону. – Циклоп вырвал листок и передал его Спектору. – Это музей дикой карты на Боуэри. На досуге я подрабатываю там охранником.

– Что, за этими музеями глаз да глаз нужен?

Циклоп пропустил шутку мимо ушей.

– Как тебя зовут? Просто на всякий случай.

– Глаз.

– А если я не смогу связаться с тобой?

– Позвонишь в «Корявый дракон». Спросишь Дэнни Мао. Скажешь ему, что ты родился в год Огненной лошади. Он поймет.

– А ты не хочешь пойти сегодня вместе со мной? Чтобы убедиться, что я выполнил контракт? – Спектор обнял джокера за плечи и повлек его за собой.

Глаз стряхнул его руку.

– Делай, что велено, придурок. И не суй свои поганые лапы куда не надо.

– Вести с тобой дела – одно удовольствие.

Спектор посмотрел джокеру вслед. У него еще оставалось время до работы завалиться в бар и посмотреть матч. Лучше бы «Доджерс» сегодня разделать своих соперников под орех, а не то дон отправится на тот свет в большой и шумной компании.