Текст книги "Скотный двор"

Глава 3

Сенокос заставил их трудиться до седьмого пота! Но усилия их были вознаграждены, ибо собранный урожай превзошел все ожидания.

Работа порой продвигалась с трудом; инвентарь был рассчитан на людей, а не на животных, которые, к сожалению, не могли пользоваться инструментами, требовавшими стоять на задних ногах. Но свиньи были до того умны, что находили способ обойти любые сложности. А лошади знали каждый дюйм на поле и разбирались в косьбе и жатве куда лучше, чем Джонс со своими батраками. Свиньи не работали, как другие, но занимались руководством и надзором. Ученость естественным образом возвышала их над остальными. Боец и Кашка впрягались в косилку и конные грабли (ни удил, ни вожжей им, конечно, не требовалось) и упорно бороздили поле круг за кругом, а за ними шла свинья, покрикивая: «Наддай, товарищ!» или «Осади назад, товарищ!», смотря по ситуации. И все животные от мала до велика ворошили и копнили сено. Даже утки и куры весь день носились под солнцем, собирая колоски. В итоге поле обработали на два дня раньше, чем обычно удавалось Джонсу с батраками. И никогда еще ферма не видела столь обильного урожая. Ни соломинки не пропало; зоркие куры с утками не пропустили ни единой былинки. И никто не украл больше нескольких зернышек.

Все лето работа на ферме шла, как часы. Животные были так счастливы, как и помыслить не могли. Каждый кусок корма теперь казался им лакомством, ведь это была подлинно их пища: они вырастили ее сами для себя, а не получили из рук скупердяя-хозяина. Избавившись от людей, этих никчемных паразитов, они могли есть вдоволь. И свободы у них прибавилось, хотя животные не очень понимали, что с ней делать. Трудностей им тоже хватало, особенно ближе к осени, когда поспел урожай: им пришлось лущить зерна на старый лад, выдувая мякину собственным дыханием, так как на ферме не было механической молотилки, но их, как всегда, выручала сообразительность свиней и огромные мускулы Бойца. Все восхищались Бойцом. Он и при Джонсе был трудягой, теперь же, казалось, и вовсе рвал жилы за троих; случались дни, когда он один вытягивал всю работу на ферме. С утра до ночи он толкал и тащил, всегда оказываясь там, где сложнее всего. Он попросил одного петуха будить его поутру на полчаса раньше всех и трудился сверхурочно на самых важных местах до начала рабочего дня. На всякую проблему и осечку он знал один ответ: «Буду больше работать» – это стало его личным девизом.

И каждый трудился по мере своих сил. Куры с утками, к примеру, собрали оставшиеся в поле зерна на пять бушелей[4]4
  5 бушелей = 181,5 литра.


[Закрыть]. Никто не крал, никто не жаловался на порции; склоки, грызня и зависть, бывшие в порядке вещей в прежние дни, почти прекратились. Никто не отлынивал от работы, точнее, почти никто. Молли – что правда, то правда – с трудом вставала по утрам и норовила уйти с работы пораньше, оправдываясь тем, что в копыте застрял камешек. Да и кошка вела себя весьма своеобразно. Было замечено, что всякий раз, как намечалась работа, кошка исчезала. Она пропадала часами, а потом возникала, как ни в чем не бывало, к обеду или к вечеру, когда работа подходила к концу. Но она всегда давала такие красноречивые объяснения и так нежно мурлыкала, что нельзя было не поверить в ее добропорядочность. Только старого осла Бенджамина Восстание, похоже, совсем не изменило. Он выполнял свою работу в той же медлительной, своенравной манере, как и при Джонсе, никогда не уклоняясь, но и не делая больше, чем надо. О самом Восстании и его итогах он не высказывал мнений. Когда же его спрашивали, разве не стал он счастливей без Джонса, он только говорил: «Ослиный век долог. Дохлого осла никто из вас не видел» – и понимай, как знаешь.

По воскресеньям не работали. Завтракали на час позже обычного, а после завтрака устраивали церемонию, проходившую каждую неделю без заминки. Первым делом поднимали флаг. Снежок отыскал в сбруйнице старую зеленую скатерть миссис Джонс и нарисовал на ней белой краской копыто и рог. Каждое воскресное утро скатерть взлетала по флагштоку в саду у фермы. Снежок объяснил, что зелень флага означает зеленые поля Англии, а копыто и рог знаменуют грядущую Скотную Республику, которая возникнет, когда человечий род окончательно свергнут. После поднятия флага все животные дружно шли в большой амбар на общее собрание под названием Сходка. Там планировалась работа на следующую неделю, выдвигались и обсуждались разные резолюции. Резолюции всегда выдвигали свиньи. Другие животные могли голосовать, но на собственные резолюции смекалки у них не хватало. И в обсуждениях активней всех проявляли себя Снежок и Наполеон. Но было замечено, что эти двое никогда не могут прийти к соглашению: что бы ни предложил один, другой непременно ему возражал. Даже когда решили – уж здесь, казалось, и возразить было нечего – отвести загончик за садом под дом отдыха для пожилых животных, разгорелся ожесточенный спор о том, каких животных в каком возрасте можно считать пожилыми. Сходка всегда заканчивалась пением «Зверей Англии», а после полудня каждый делал что хотел.

Свиньи устроили в сбруйнице свою штаб-квартиру. Там вечерами они изучали по взятым из хозяйского дома книгам кузнечное дело, плотничество и другие необходимые ремесла. А Снежок к тому же занимался организацией так называемых Скотных комитетов. В этом он был неутомим. Для кур он учредил Комитет яйцекладки, для коров – Лигу чистых хвостов, для крыс и кроликов (которых удавалось приручить) – Комитет перевоспитания диких товарищей, для овец – Движение за белую шерсть и немало прочих в том же духе, не говоря о кружках ликбеза. В целом ничего хорошего из этого не вышло. К примеру, попытка приручить диких тварей провалилась почти сразу. В их повадках мало что менялось, но они не упускали случая воспользоваться чужой щедростью. Кошка вступила в Комитет перевоспитания и несколько дней проявляла активное участие. Один раз ее видели на крыше за разговором с воробьями, сидевшими поодаль. Кошка говорила им, что все животные теперь товарищи, и любой воробей может запросто присесть ей на лапу; но птицы держались настороженно.

А вот кружки ликбеза дали результат. К осени едва ли не все животные на ферме худо-бедно обучились грамоте.

Сами же свиньи в совершенстве овладели чтением и письмом. Собаки тоже неплохо знали грамоту, но не испытывали интереса читать что-либо, кроме Семи Заповедей. Коза Мюриел выучилась чтению даже получше собак и иногда по вечерам зачитывала другим обрывки газет, найденных в мусорной куче. Бенджамин умел читать не хуже свиней, но ему это было без надобности. Он утверждал, что ничего путного, насколько ему известно, не написано. Кашка выучила весь алфавит, но складывать слова не научилась. Боец не продвинулся дальше буквы Г. Он мог вывести мощным копытом в пыли А, Б, В, Г, после чего стоял и таращился на буквы, прижав уши и иногда встряхивая челкой. Как он ни старался, он не был в силах вспомнить, что идет дальше. Впрочем, несколько раз ему удавалось выучить Д, Е, Ж и З, но тогда оказывалось, что он забыл А, Б, В и Г. Наконец, он решил, что с него хватит и первых четырех, и стал каждый день выписывать их раз-другой, освежая память. Молли отказалась учить что-либо, кроме четырех букв своего имени. Она аккуратно выкладывала его из прутиков, украшала цветочками и ходила кругами, любуясь результатом.

Остальная скотина на ферме не продвинулась дальше A. Также выяснилось, что животные поглупее – овцы, куры и утки – не в состоянии выучить Семь Заповедей. После долгих размышлений Снежок объявил, что Семь Заповедей можно, по сути, свести к единственной максиме, а именно: «Четыре ноги – хорошо, две ноги – плохо». Он сказал, что в этом изречении заключается базовый принцип анимализма. Всякий, кто всецело его постигнет, будет защищен от человечьего влияния. Поначалу птицы воспротивились, так как им казалось, что у них тоже по две ноги, но Снежок доказал им, что это не так.

– Птичье крыло, товарищи, – объяснил он, – есть орган движения, а не манипуляции. Поэтому оно должно быть приравнено к ноге. Тогда как отличительным признаком человека является РУКА – инструмент, посредством которого он и творит все свои злодеяния.

Птицы не поняли длинных слов Снежка, но приняли его объяснение, и все животные поглупее принялись заучивать новую максиму. Над Семью Заповедями на стене амбара вывели большущими буквами: «ЧЕТЫРЕ НОГИ ХОРОШО, ДВЕ НОГИ ПЛОХО». Когда же овцы затвердили эту максиму, она пришлась им весьма по душе. Очень часто, лежа на лугу, они принимались блеять: «Четыре ноги – хорошо, две – плохо! Четыре ноги – хорошо, две – плохо!» – и повторяли так часами, ничуть не уставая.

Наполеон не проявлял интереса к комитетам Снежка. Он считал, что важнее дать образование молодежи, чем возиться с теми, кто постарше. Случилось так, что вскоре после сбора урожая Джесси и Ромашка ощенились девятью крепкими щенятами. Как только их отлучили от груди, Наполеон забрал щенков у матерей со словами, что он берет их воспитание на себя. И унес на сеновал, куда можно было забраться только по стремянке, стоявшей в сбруйнице, так что их никто не видел. Вскоре все о них забыли.

Неожиданно прояснилась таинственная история с пропажей молока. Свиньи каждый день подмешивали его себе в корм. Тогда же поспели ранние яблоки, и траву в саду усеяла падалица. Животные полагали само собой разумеющимся, что яблоки поделят поровну; однако вышел приказ собрать всю падалицу и отнести в сбруйницу для одних только свиней. Кое-кто начал роптать, но без толку. Все свиньи были единогласны, даже Снежок с Наполеоном. Визгуна послали провести с остальными разъяснительную работу.

– Товарищи! – воскликнул он. – Надеюсь, вы не думаете, что мы, свиньи, делаем это из жадности, как самые главные? На самом деле, многие из нас не любят молоко и яблоки. Я сам их терпеть не могу. Мы принимаем их с единственной целью – сохранить наше здоровье. Молоко и яблоки (это, товарищи, доказано Наукой) содержат элементы, абсолютно необходимые для жизнедеятельности свиней. Мы, свиньи, – работники умственного труда. На нас лежит все руководство и управление этой фермой. Днем и ночью мы заботимся о вашем благе. Это ради ВАШЕГО блага мы пьем молоко и едим яблоки. Вы знаете, что случится, если мы, свиньи, не справимся? Вернется Джонс! Да, вернется Джонс! Уж не хотите ли, товарищи, – воскликнул Визгун почти жалостно, мечась из стороны в сторону и крутя хвостиком, – не хотите ли вы, чтобы Джонс вернулся?

А животные если и были в чем вполне уверены, так это в том, что они не хотят возвращения Джонса. Когда всё представили им в таком свете, возражений не осталось. Ни у кого не было сомнений, насколько важно здоровье свиней. Так что без лишних разговоров решили, что молоко и падалица (равно как и большая часть урожая яблок) должны предназначаться исключительно свиньям.

Глава 4

К концу лета новость о событиях на Скотном дворе облетела половину графства. Каждый день Снежок с Наполеоном рассылали голубей с указанием входить в контакт с животными соседних ферм, рассказывать им о восстании и учить мотиву «Зверей Англии».

Почти все это время мистер Джонс провел в баре «Красный лев» в Уиллингдоне, плачась всем желающим послушать на ужасную несправедливость, постигшую его, когда шайка никчемных животных выгнала его из дома. Другие фермеры на словах ему сочувствовали, но не спешили оказывать помощь. В глубине души каждый был бы рад как-то воспользоваться неудачей Джонса в своих интересах. К счастью для него, владельцы двух ферм, граничивших со Скотным двором, постоянно враждовали. Одна из них под названием Фоксвуд была обширной, запущенной и старомодной фермой, по большей части поросшей мелколесьем, с вытоптанными пастбищами и растрепанными изгородями. Владелец ее, мистер Пилкингтон, являлся благодушным джентльменом и почти все время пропадал на рыбалке или охоте, смотря по сезону. Другая ферма под названием Пинчфилд была меньше и управлялась лучше. Ее владелец мистер Фредерик оказался грубым, ушлым малым, который постоянно затевал судебные тяжбы и любого мог обвести вокруг пальца. Эти двое до того не выносили друг друга, что им было трудно договориться о чем-либо даже в общих интересах.

Так или иначе, восстание на Скотном дворе их порядком напугало, и оба всячески старались не дать своим животным прознать об этом. Поначалу они делали вид, что их смешит сама идея, чтобы животные могли управлять фермой. Это не продлится дольше пары недель, утверждали они. По их словам, животные на Барском дворе (они настойчиво называли ферму Барским двором – так резал им слух «Скотный двор») постоянно грызлись и вскоре должны были передохнуть с голоду. Когда же прошло время, а животные, очевидно, не передохли, Фредерик и Пилкингтон сменили тактику и стали поговаривать об ужасном падении нравов на Скотном дворе. Они рассказывали о каннибализме между животными, о пытках раскаленными подковами и общем пользовании самок. Вот что бывает, когда восстают против законов природы, говорили Фредерик и Пилкингтон.

Однако им мало кто верил. Слухи о чудесной ферме, откуда выгнали людей, и животные сами вели хозяйство, продолжали расходиться пусть и в неточном и искаженном виде, и весь год в округе попахивало бунтом. Быки, которые всегда были покладистыми, вдруг делались буйными, овцы валили изгороди и поглощали клевер, коровы опрокидывали подойники, скакуны отказывались брать барьеры и перебрасывали через них наездников. И главное, повсюду напевали (даже со словами) «Зверей Англии». Песня распространялась с поразительной скоростью. Услышав ее, люди закипали от ярости, хотя делали вид, что она их просто забавляет. Они говорили, что не могут понять, как такую несусветную чушь могут петь даже животные. Всякое животное, застигнутое с поличным, секли на месте. Но песня была неистребима. Ее насвистывали дрозды на изгородях, ворковали голуби на вязах, выстукивали кузнечные молоты и вызванивали церковные колокола. И всякий человек, заслышав ее, содрогался, ощущая предвестие злого рока.

В начале октября, когда зерно уже убрали, заскирдовали и начали молотить, на Скотный двор опустилась, взбивая воздух крыльями, стая голубей вне себя от возбуждения. Джонс со своими людьми и еще полдюжины человек из Фоксвуда и Пинчфилда вошли в бревенчатые ворота и приближались к ферме по проселочной дороге. У всех кроме Джонса, шагавшего впереди с ружьем, были палки. Они явно собирались отбить ферму.

Этого давно ждали, и все было готово к их встрече. Оборонительные операции возглавил Снежок, изучивший старую книгу Юлия Цезаря о военных походах, найденную в хозяйском доме. Он так и сыпал приказами, и через пару минут все животные стояли по местам.

Когда люди подошли к фермерским постройкам, Снежок начал первую атаку. Все голуби, числом тридцать пять, замельтешили над головами людей и принялись на них гадить; а пока люди приводили себя в порядок, из-за изгороди высыпали гуси и стали пребольно щипать их за икры. Однако это был лишь легкий отвлекающий маневр, имевший целью сбить с толку противника, и люди запросто разогнали гусей палками. Тогда Снежок повел новую атаку. Мюриел, Бенджамин и все овцы со Снежком во главе бросились на людей и стали со всех сторон бодать и пихать их, а Бенджамин повернулся задом и брыкался. Но и на этот раз люди с палками и подкованными сапогами отбились; и вдруг Снежок завизжал, дав сигнал отступления, все животные развернулись и ринулись через ворота во двор.

Люди издали возглас восторга. Они-то решили, что враг бежит, и нестройно кинулись вдогонку. На это Снежок и рассчитывал. Едва люди вбежали во двор, как из засады в коровнике позади них выскочили три лошади, три коровы и все свиньи, отрезав путь к отступлению. И тогда Снежок дал сигнал к бою. Сам он ринулся на Джонса. Джонс, увидев хряка, вскинул ружье и выстрелил. Дробь до крови ободрала спину Снежку и уложила замертво одну овцу. Снежок, не сбавляя хода, сбил Джонса с ног своей шестипудовой[5]5
  6 пудов = 98,28 килограмма.


[Закрыть] тушей. Джонс отлетел в кучу навоза и выронил ружье. Но больше всего страху нагнал Боец, который встал на дыбы и замолотил гигантскими подкованными копытами, – жеребец жеребцом. Первым же ударом он угодил по голове молодому конюху из Фоксвуда, отбросив его, бездыханного, в грязь. Увидев такое, несколько человек побросали палки и обратились в бегство. Их охватила паника, и в следующий миг все животные скопом бросились за ними и стали гонять по двору кругами. Их бодали, лягали, кусали, топтали. Не было животного на ферме, которое не постаралось как-то отомстить им. Даже кошка внезапно соскочила с крыши на плечи скотнику и впилась когтями ему в шею, исторгнув из него ужасный вопль. Едва завидев просвет в толпе животных, люди ошалело ринулись со двора в направлении большой дороги. Вот так, не прошло и пяти минут с начала их вторжения, как они позорно отступили тем же путем, каким пришли, а за ними бежала стая гусей, которые шипели и щипали людей за икры.

Все люди ушли, кроме одного человека. Боец во дворе пытался перевернуть копытом конюха, лежавшего ничком в грязи. Тот не шевелился.

– Умер, – сказал Боец скорбно. – А я ведь не хотел. Забыл я про железные подковы. Кто теперь поверит, что я не нарочно?

– Без сантиментов, товарищ! – выкрикнул Снежок с окровавленной спиной. – Война есть война. Единственный хороший человек – мертвый человек.

– Я не желаю отнимать ничью жизнь, даже человечью, – повторил Боец с глазами, полными слез.

– Где Молли? – воскликнул кто-то.

Молли в самом деле пропала. Все сразу всполошились; боялись, что люди могли как-то обидеть ее или даже увести. Но в итоге ее нашли в своем стойле – она пряталась, зарывшись головой в ясли с сеном. Едва раздался выстрел, она бросилась наутек. А когда все вернулись во двор, выяснилось, что конюх, которого они считали мертвым, успел оклематься и смыться.

Животные снова собрались и в диком восторге стали рассказывать о своих подвигах в битве, перекрикивая друг друга. Тут же было решено без затей отпраздновать победу. Подняли флаг и пропели несколько раз «Зверей Англии», а затем торжественно похоронили убитую овцу, посадив на ее могиле куст боярышника. Снежок произнес у могилы речь, подчеркнув, что все животные, как одно, должны быть готовы в случае нужды отдать жизнь за Скотный двор.

Животные единогласно решили учредить военную награду «Скот-Герой I степени» и не сходя с места присвоили ее Снежку и Бойцу. Это были медные медали (в действительности старые бляхи с лошадиных шлей, найденные в сбруйнице), которые надлежало носить по воскресеньям и праздникам. Также учредили «Скота-Героя II степени», наградив посмертно убитую овцу.

Бурно спорили, какое название дать сражению. В итоге назвали Битвой при коровнике, ведь именно оттуда ударила засада. Нашли в грязи ружье мистера Джонса, патроны к которому имелись в хозяйском доме. Было решено установить ружье у флагштока наподобие пушки и дважды в год палить из него: двенадцатого октября, в дату Битвы при коровнике, и в день летнего солнцестояния, в годовщину Восстания.

Глава 5

По мере приближения зимы Молли все больше чудила. Каждое утро она опаздывала на работу, оправдываясь тем, что проспала, и жаловалась на загадочные недомогания, хотя аппетит у нее был отменный. Под любым предлогом она бросала работу и бежала к пруду, где глупо глазела на свое отражение. Но если верить слухам, за ней водились проступки и посерьезнее. Как-то раз Молли беззаботно вошла во двор, помахивая длинным хвостом и пожевывая соломинку, и Кашка отвела ее в сторону.

– Молли, – сказала она, – у меня к тебе серьезный разговор. Сегодня утром я видела, как ты смотрела через изгородь между Скотным двором и Фоксвудом. А по другую сторону стоял человек мистера Пилкингтона. Я видела вас издалека, но почти уверена, что он говорил с тобой, а ты позволяла ему гладить тебя по храпу. Что это значит, Молли?

– Он не гладил! Я не позволяла! Это неправда! – выкрикнула Молли и принялась выделывать курбеты[6]6
  Курбет – движение лошади, когда она раз за разом поднимает и опускает обе передние ноги.


[Закрыть] и рыть копытами землю.

– Молли! Смотри мне в глаза. Ты даешь честное слово, что тот человек не гладил тебя?

– Это неправда! – повторила Молли, не глядя на Кашку, а в следующий миг взвилась на дыбы и ускакала в поле.

Кашку осенила догадка. Никому ничего не сказав, она направилась в стойло Молли и поворошила солому. Под соломой открылась горка колотого сахара и несколько пучков разноцветных лент.

Три дня спустя Молли исчезла. Несколько недель никто не знал, что с ней случилось, а потом голуби донесли, что заметили ее на другой стороне Уиллингдона. Она стояла перед трактиром, запряженная в изящную красно-черную двуколку. Какой-то толстяк с красной мордой, в клетчатых бриджах и гамашах – вероятно, трактирщик – гладил ее по храпу и кормил сахаром. Гриву ее недавно постригли, а челку украсили алой лентой. По словам голубей, Молли, похоже, была довольна собой. Больше никто из животных о Молли не заговаривал.

В январе ударили лютые морозы. Земля стала как камень, и работу в поле пришлось прекратить. В большом амбаре проводилось много Сходок, и свиньи составляли планы работ на будущий сезон. Пришлось признать, что все вопросы управления фермой будут решать свиньи – вне всякого сомнения, умнейшие из всех животных – хотя их решения должны утверждаться путем общего голосования. Такая схема могла бы неплохо работать, если бы не споры между Снежком и Наполеоном. Эти двое возражали друг другу по любому возможному поводу. Если один предлагал сеять больше ячменя, другой непременно требовал сеять больше овса, а если один говорил, что такое-то поле в самый раз для капусты, другой заявлял, что оно не годится ни для чего, кроме свеклы. У каждого появились свои последователи, и между ними возникали ожесточенные дебаты. На сходках Снежок, как блестящий оратор, часто получал поддержку большинства, но в остальное время животные больше слушали Наполеона. Охотней всех шли за ним овцы. С некоторых пор они повадились блеять: «Четыре ноги – хорошо, две – плохо» по любому поводу и часто мешали проводить Сходки. Было замечено, что «четыре ноги – хорошо, две – плохо» обычно раздавалось, когда Снежок высказывал что-то особенно важное. Он внимательно изучил старые номера «Фермера и скотовода», найденные в хозяйском доме, и его переполняли планы новшеств и усовершенствований. Он говорил ученым языком о полевом дренаже, силосе и фосфатшлаке и разработал хитроумный проект, чтобы все животные испражнялись непосредственно на полях каждый день в новом месте для экономии труда по перевозке удобрений. Наполеон не предлагал никаких проектов, только тихо говорил, что у Снежка ничего не выйдет, и, кажется, выжидал время. Но самое непримиримое разногласие возникло у них из-за мельницы.

На выгоне неподалеку от надворных построек был небольшой пригорок – самая высокая точка на ферме. Обозрев окрестности, Снежок объявил, что это место просто создано для ветряной мельницы, которая позволит им поставить генератор и провести на ферму электричество. Тогда у них будет освещение в стойлах и обогрев зимой, а также они заведут циркулярную пилу, соломорезку, свеклорезку и электродоилку. Животные ни о чем подобном слыхом не слыхивали (ферма была из самых отсталых, с допотопной техникой), и на их мордах читалось изумление, пока Снежок рисовал им фантастические картины машин, которые станут работать за них, в то время как они будут пастись в свое удовольствие или развивать ум чтением и беседами.

Через несколько недель Снежок детально проработал проект ветряной мельницы. Сведения по механике он почерпнул в основном из трех книг мистера Джонса: «Тысяча полезных советов по дому», «Каждый – сам себе каменщик» и «Электричество для новичков». Под свой кабинет Снежок приспособил сарай, который раньше был инкубатором, – гладкий деревянный пол отлично подходил для чертежей. Снежок пропадал там часами. Придавив раскрытые страницы камнями и зажав копытцем мел, он сновал по сараю и проводил линию за линией, повизгивая от восторга. Постепенно чертеж разросся в запутанную мешанину коленчатых валов и зубчатых колес, покрывшую больше половины сарая. Другие животные каждый день заглядывали в сарай и смотрели на чертеж Снежка в полном непонимании, но под большим впечатлением. Заходили даже куры и утки, старательно избегая наступать на меловые линии. Только Наполеон обходил сарай стороной. Он с самого начала заявил себя противником мельницы. Но как-то раз он неожиданно явился и осмотрел схему. Пройдясь по сараю тяжелой поступью, он внимательно оглядел все детали, понюхал раз-другой, затем постоял немного, прищурившись и поглядывая на чертеж; и вдруг задрал ногу, помочился на него и вышел, не сказав ни слова.

Мельница вызвала раскол на ферме. Снежок не отрицал, что строительство мельницы – дело нелегкое. Придется добывать камень и возводить стены, а затем сооружать крылья, после чего понадобятся генераторы и кабели. (Откуда их взять, Снежок уточнять не стал.) Но все это, заверял он животных, можно успеть за год. Зато потом, заявлял он, у них начнется такая экономия труда, что животным можно будет работать всего три дня в неделю. Наполеон же возражал, что первоочередной задачей является повышение производства корма, и пока они тратят время на мельницу, все подохнут с голоду. Животные разделились на два лагеря под лозунгами «Голосуйте за Снежка и трехдневную неделю» и «Голосуйте за Наполеона и полную кормушку». Один только Бенджамин держался в стороне от всех. Он не верил ни в то, что станет больше пищи, ни в то, что мельница облегчит жизнь. С мельницей или без мельницы, говорил он, какой жизнь была, такой и останется (иначе говоря, скверной).

Помимо споров из-за мельницы остро стоял вопрос обороны фермы. Все прекрасно понимали, что несмотря на поражение людей в Битве при коровнике, они могут предпринять новую и более слаженную попытку отбить ферму и вернуть ее мистеру Джонсу. Тем более что новости о поражении разошлись по округе, и животные на соседних фермах стали как никогда прежде показывать норов. Но и в этом вопросе Снежок с Наполеоном, как обычно, разошлись. Наполеон считал, что животным следовало раздобыть огнестрельное оружие и научиться пользоваться им. Снежок считал, что им следовало рассылать все больше голубей, подбивая животных других ферм на восстание. Один утверждал, что если они не смогут защитить себя, то их непременно поработят, другой же утверждал, что если где-нибудь еще случится восстание, то им не придется заботиться о защите. Сперва животные прислушивались к Наполеону, затем – к Снежку и не могли решить, кто был прав; на самом деле, они всегда соглашались с тем, кто говорил в данный момент.

Наконец, Снежок окончательно доработал свой проект. Вопрос о том, приниматься или нет за строительство мельницы, предстояло решить голосованием на Сходке в ближайшее воскресенье. Когда все собрались в большом амбаре, Снежок поднялся и несмотря на периодическое блеянье овец изложил свои доводы в пользу строительства мельницы. Затем взял слово Наполеон. Он привстал и преспокойно сказал, что мельница – чушь, и он никому не советует голосовать за нее; говорил он от силы полминуты и было похоже, что реакция животных нисколько его не волнует. Тогда встал Снежок и, утихомирив овец, которые снова начали блеять, разразился пламенной речью в пользу мельницы. До этих пор симпатии животных разделялись примерно поровну, но красноречие Снежка захватило их. Он расписал в самых радужных красках картину Скотного двора, каким он станет, когда животные будут избавлены от непосильного труда. Воображение его разыгралось намного дальше соломо– и репорезок. Электричество, сказал он, приведет в действие молотилки, плуги, бороны, косилки и жатку-сноповязалку, а кроме того, обеспечит каждое стойло светом, обогревом, горячей и холодной водой. Когда он кончил говорить, ни у кого не осталось сомнений, за что голосовать. Но тут встал Наполеон и, покосившись со значением на Снежка, испустил такой пронзительный тонкий визг, какого от него никто еще не слышал.

Вслед за этим раздался страшный лай, и в амбар ворвались девять огромных собак в ошейниках с медными бляхами. Они сразу кинулись на Снежка, едва успевшего увернуться от их зубов. В следующий миг он выскочил из амбара, а псы бросились за ним. Все животные, ошеломленные и перепуганные, молча столпились в дверях, наблюдая за погоней. Снежок припустил через выгон к дороге. Он несся так стремительно, как умеют только свиньи, но собаки его нагоняли. Вдруг он поскользнулся, и все решили, что ему конец. Но он снова вскочил, припустив пуще прежнего, а псы почти не отставали. Один из них готов был тяпнуть его за хвост, но Снежок увернулся в последний момент. Затем поднажал, чуть оторвался, юркнул в дыру в изгороди – и был таков.

Притихшие и запуганные животные попятились в амбар. За ними вбежали собаки. Поначалу никто не мог понять, откуда они взялись, но вскоре стало ясно, что это те самые щенки, которых Наполеон забрал у Джесси и Ромашки и держал на сеновале. Они были совсем молодыми, но уже огромными и свирепыми, как волки. Псы держались вблизи Наполеона. Животные заметили, что собаки машут ему хвостами точно так же, как раньше махали мистеру Джонсу.

Наполеон в сопровождении собак взобрался на помост, с которого когда-то произнес речь Мажор. Он объявил, что воскресных собраний больше не будет. Они нам ни к чему, сказал он, только время отнимают. В будущем все вопросы, связанные с работой фермы, станет решать особый комитет, состоящий из свиней во главе с Наполеоном. Комитет будет заседать частным образом и доводить свои решения до общего сведения. Животные все так же будут собираться по утрам в воскресенье, чтобы поднять флаг, спеть «Зверей Англии» и получить приказы на неделю; но дебаты прекратятся.

Как бы ни были животные потрясены изгнанием Снежка, но отмена дебатов их крайне огорчила. Некоторые хотели было выразить протест, но не нашли аргументов. Даже Бойцу стало не по себе. Он прижал уши и встряхивал челкой, пытаясь обуздать свои мысли, но так и не придумал, что сказать. Зато среди свиней нашлись более активные. Четверо подсвинков в первом ряду разразились визгами недовольства, вскочили на ноги и заговорили наперебой. Но тут собаки, окружавшие Наполеона, грозно зарычали, и свиньи притихли и сели на место. А затем овцы громко заблеяли: «Четыре ноги – хорошо, две – плохо!» – и не смолкали минут пятнадцать, так что никто больше не возникал.

После этого Визгуну было велено обойти ферму и объяснить животным новые порядки.