Текст книги "Опасное богатство"

– Сэр! Я ведь уже сказала вам, что ваша помощь нам не нужна! Спускайся вниз, Перри! Отдай вожжи мне!

– У меня нет ни малейшего намерения предлагать вам свою помощь, – проговорил сей утонченный джентльмен. И брови его при этом надменно поднялись. – Вы увидите, что мой Генри вполне способен сам освободить для меня дорогу.

И, действительно, к этому времени грум уже ухватился за вожжи и не без успеха приводил лошадь в спокойное состояние. Очень скоро он добился желаемого, и через мгновение двуколка оказалась за пределами рва, у самой кромки дороги.

– Как видите, все оказалось очень просто, – раздался над ухом Джудит приводивший ее в ярость голос.

Все это время Перегрин был занят только одним: он пытался утихомирить свою лошадь. И потому в разговоре сестры и незнакомца участия принимать не мог. Но теперь он сердито сказал:

– Наверняка, во всем виноват я, сэр! Я абсолютно уверен!

– Мы все абсолютно в этом уверены, – дружелюбно отвечал незнакомец. – Только полному идиоту могло прийти в голову развернуть экипаж именно в этом узком месте. Ты еще долго собираешься держать меня здесь, Генри?

– Я же сказал, что признаю свою вину, – вымолвил Перри, весь пылая от стыда. – Мне очень жаль, сэр! Но перед тем, как уехать, я должен вам сказать, сэр, что вы гнали свою лошадь ужасающе быстро.

Речь юноши совершенно неожиданно была прервана грумом, лицо которого выражало слепую ярость. Ухо Джудит резанул его кокни[1]1
  Кокни – диалект английского языка, свойственный простолюдинам преимущественно из Лондонского района Ист-Энд.


[Закрыть], когда он закричал:

– Заткни свою глотку, недоносок! Да во всей округе мой хозяин лучше всех умеет махать кнутом. Да я и сам никогда не забываю своего сэра Джона Лейна! Нет никого равного ему. А эти гнедые, которых мы для вас усмиряем! Да если бы коренники не потянули сухожилия! Черт побери, во всем и есть ваша вина!

Джентльмен на двуколке громко засмеялся:

– Все равно, Генри! Но если ты заметил, я все еще жду!

– О черт! Простите меня, хозяин, да разве ж я не спешу? – заворчал грум, взбираясь на свое сиденье.

Полностью сраженный выкриками грума, Перегрин понемногу стал приходить в себя. Не разжимая губ, он произнес:

– Мы еще с вами встретимся, сэр, обещаю вам.

– Вы так думаете? – спросил джентльмен. – Надеюсь, ваши предчувствия не оправдаются.

Экипаж вот-вот готов был тронуться. Еще мгновение, и он исчез из виду.

– Это невыносимо! – в сердцах воскликнула Джудит. – Просто невыносимо!

ГЛАВА II

Для того, кто привык к тишине деревенских ночей, пребывание в городском отеле Грэнтема в самый канун важной кулачной схватки было просто не по силам. До четырех утра в комнату мисс Тэвернер доносились из кофейного зала громкие крики и шум веселой пирушки. Едва Джудит удавалось задремать, как она тотчас же пробуждалась из-за взрывов хохота внизу, хриплых голосов под окном ее спальни или поспешных шагов под самой ее дверью.

После часов двух ночи шум постепенно утих, и девушка, наконец-то, смогла погрузиться в сон. Однако длился он недолго: ровно в двадцать три минуты восьмого кто-то три раза изо всех сил подул в рожок, и сна у Джудит как не бывало.

Она вздрогнула:

– О мой Бог! Чего ждать теперь?

Горничную Джудит тоже разбудили эти громкие звуки. Она выскользнула из своей низенькой постели и подбежала к окну, чтобы через ставни разглядеть, что случилось. И тут же доложила Джудит, что шум был вызван всего лишь почтовой каретой из Эдинбурга. После этого сообщения горничная осталась у окна и стала со смехом рассказывать хозяйке, как забавны выходящие из экипажа его полусонные, в ночных колпаках пассажиры, направляющиеся отведать завтрак в гостинице.

Мисс Тэвернер все это было абсолютно не интересно. Она вновь откинулась на подушки, но вскоре поняла, что покоя ей больше не будет. Проснулась вся гостиница, и поднялась ужасная суматоха. Через пару минут Джудит уже больше не пыталась заснуть и встала с постели.

Около девяти часов в дверь ее комнаты постучал Перегрин.

– Пора идти на завтрак, – поторопил он сестру, потому что ему посоветовали не задерживаться и сразу же ехать в Тистлетон Гэп, если он хочет заполучить хорошее местечко, чтобы наблюдать бой.

Они спустились в кофейный зал. Там было всего лишь несколько человек. Пассажиры почтового дилижанса из Эдинбурга, перекусив, теперь продолжали свое путешествие дальше на юг. А громкоголосые любители спорта, которые так отчаянно здесь шумели накануне вечером, вне сомнения, сейчас предпочитали наслаждаться завтраком в тиши своих собственных апартаментов.

Как она догадалась, юный Перегрин тоже не преминул поучаствовать в этих шумных вчерашних весельях. Он успел познакомиться с целой ватагой отличных парней, имен которых он, к сожалению, вспомнить не мог, хотя с удовольствием распил с ними бутылку. Говорили они только о предстоящем бое. Перри и сейчас без умолку болтал о нем. Лично он, Перри, будет ставить на чемпиона; ведь Джудит должна знать, что его тренировал сам капитан Бэрклей де… де… де, ему кажется, де Юри, или еще как-то, тоже необычное имя, но точно он сейчас не помнит. Во всяком случае, этот человек еще бывает на матчах – она наверняка должна была о нем слышать. Говорили, что он заставил Крибба сбросить вес до 13 стоунов[2]2
  Стоун – мера веса, равная 6,34 кг (14 английских фунтов).


[Закрыть] 6 фунтов. Крибб в отличном настроении. Он ничего не знает про негра, хотя никто не сомневается, что Черный даст Криббу побеждать еще не больше четырех лет. А Криббу сейчас должно быть уже около тридцати. Перри, не переставая, болтал в том же духе, и Джудит молча поглощала завтрак, время от времени вставляя краткие «да» и «нет».

У Перри не было ни малейших сомнений, что сегодня утром Джудит сможет вполне обойтись без его общества: в городе не останется ни единой живой души, и она в полной безопасности сможет бродить, где ей вздумается, даже горничную брать с собой незачем.

После завтрака Перри очень скоро исчез, унося в одном кармане свертки с сэндвичами, а в другом – бутылки. Найти дорогу не составляло для него никакого труда: достаточно было просто следовать за потоком транспорта, растянувшегося на целых восемь миль. Все направлялись в Тистлетон Гэп; ехали на чем могли: кто – в громоздких каретах, а кто – в фермерских повозках; а очень многие из тех, которые не сумели напроситься в попутчики или же купить себе место в экипаже, шли на своих двоих.

Естественно, двигались все очень медленно. Но, наконец, впереди показалось долгожданное место будущей схватки. Это было недавно скошенное открытое поле недалеко от Кроун Пойнт.

Похоже, там уже собралось очень много людей. Посередине поля несколько мужчин устанавливали помост шириной пять футов.

Перегрина направили в конец площадки, которая предназначалась для экипажей. Там он и занял место как можно ближе к рингу. До начала схватки еще оставалось какое-то время. У Перри было отличное настроение, и он с удовольствием наблюдал за постепенно увеличивающейся толпой все прибывающих зрителей. По большей части, это были простолюдины. Но ближе к полудню стало появляться много богатых карет.

Единственное, что омрачало радость юного Перегрина, так это отсутствие хоть мало-мальски знакомых среди этого сборища гуляк, окружавших его. Да еще кабриолет у него выглядел куда как скверно, а на плаще было всего три весьма скромных пелерины.

Все это его огорчало, но Перри сразу же позабыл о своих печалях, когда кто-то рядом с ним произнес:

– Вон приехал Джексон!

И тотчас же чувство одиночества, немодный плащ и жалкий экипаж превратились в ничто: тут был сам господин Джексон, когда-то прославленный чемпион, а ныне самый знаменитый во всей Англии тренер по боксу.

Джексон шел к рингу вместе с другим джентльменом. Как только он вскочил на сцену, толпа разразилась в его честь громким «ура». Он воспринял приветствие с улыбкой и доброжелательно помахал всем рукой.

Внешний вид Джексона никоим образом не вызывал особых симпатий. Лоб у него был слишком низкий, нос и рот – довольно грубых очертаний, а уши сильно оттопырены. Однако глаза у него были красивые, в них светились острый ум и юмор. Фигура борца, несмотря на то, что ему перевалило за сорок, по-прежнему отличалась грацией и великолепными пропорциями. Руки были очень небольшие, а с его лодыжек даже делали слепки, потому что считалось, что они исключительно изящны. Джексон был одет с большим вкусом, но без претензий. Держался он спокойно и скромно.

Очень скоро Джексон спустился с ринга и подошел к какому-то рыжеволосому человеку в открытом двухколесном экипаже, стоявшем совсем рядом с кабриолетом Перри. Тут же послышались громкие приветствия двух юных кутил и поднялся веселый переполох и шум.

Перри очень хотелось бы принимать во всем этом участие. Однако, теперь уже оставалось ждать совсем недолго, надеялся Перри, когда и он будет иметь право бросаться в спор наравне с дружками Джексона.

Перри ничуть не сомневался, что Джексон не станет делать ставки, от чего он отказывался и сейчас, одаривая всех своей мягкой улыбкой. Иначе это было бы все равно, что грабеж среди бела дня.

Через пару минут Джексон вернулся и присоединился к группе джентльменов у ринга, поскольку вскоре ему предстояло выступать в роли рефери. И, как всегда, на Джексона ложилась большая часть организации боя.

Перри неустанно следил за ним, все время думая о знаменитой Джексоновской школе бокса в доме номер тринадцать на Олд Бонд стрит, где Перри мечтал очень скоро брать уроки. Юноша настолько погрузился в свои мечты, что не заметил, как подъехал экипаж с запасными лошадьми и остановился совсем рядом с его двуколкой.

Раздался негромкий голос:

– Крахмал – вещь отличная, но только в умеренном количестве, Ворсестер, только в умеренном, ради всего святого! Я полагал, что Джордж довел это до ваших ушей?

Голос был совсем тихий, но, услышав его, Перри резко повернул голову и даже привскочил. Голос принадлежал тому самому господину, который гнал тех самых гнедых и который носил плащ с пятнадцатью пелеринами. Сейчас этот господин беседовал с неким изысканным джентльменом, у которого был необыкновенно высокий воротник и яркий шейный платок. Услыхав обращенные к нему слова, джентльмен с высоким воротником покраснел и сказал:

– О, Джулиан, чтобы черт вас побрал!

И как бывает, когда не прекращаются злосчастья, оттого что Перри вздрогнул, он непроизвольно дернул вожжи, и фермерская лошадка стала пятиться назад. Перегрин сразу же попытался ее остановить, но слишком поздно: правое крыло его двуколки резко задело левое крыло чужого экипажа. Перри готов был выругаться от отчаяния.

Джентльмен, сидевший в пострадавшем экипаже, повернулся к Перри, и его брови взлетели вверх от изумления.

– О мой столь дорогой сэр, – начал он и вдруг замолчал. Удивление сменилось смирением. – Мне надо было бы знать, – сказал он. – В конце концов вы ведь обещали, что мы обязательно встретимся, разве не так?

Все это было сказано очень спокойно. Однако Перри, вспыхнувшему от досады, показалось, что сейчас на него устремились взоры всех находившихся вокруг них. И впрямь, джентльмен с высоким воротником высунулся из своего экипажа и во все глаза смотрел на юношу. Перегрин выпалил:

– Я даже не коснулся вашего экипажа, сэр! А если и так, то совершенно случайно!

– Конечно, – вздохнул его мучитель. – Именно об этом я и сожалею. Не сомневаюсь, что вы все делаете случайно.

– Но что случилось? Что вы там говорите, Джулиан? – потребовал разъяснений лорд Ворсестер. – Кто этот юноша?

– Один мой знакомый, – отвечал ему джентльмен в кабриолете. – Незваный, но тем не менее чертовски часто мне встречающийся.

Перегрин изо всех сил старался удержать лошадь, которая почему-то его не слушалась. Пусть ему не удастся найти другого места, но здесь он ни за что не останется! И он произнес:

– Я избавлю вас от своего присутствия, сэр!

– Благодарю вас, – промолвил его обидчик, чуть улыбаясь.

Двуколка благополучно выбралась на дорогу и теперь с чрезвычайной осторожностью продвигалась сквозь плотную толпу.

К этому времени в первом ряду экипажей не оставалось ни единой щелочки, в которую можно было бы втиснуться.

Немало помучившись, Перри уже начал сожалеть о своей поспешности. И только он было собрался повернуть влево, заметив вдруг освободившееся в ряду карет пространство, как ему приветливо замахал рукой какой-то молодой человек в отличном дорожном костюме. Он предложил Перри подъехать чуть ближе к почтовой карете справа и освободил побольше места для кабриолета Перри.

Перегрин с благодарностью принял это предложение. После некоторых его маневров и протестов, которые высказали ему несколько мужчин, сидевших на крыше почтовой кареты, Перри освободил нужное для экипажа место и теперь мог быть спокойным.

Владелец элегантного наряда производил впечатление человека весьма дружелюбного. Лицо у него было круглое и расплывалось в улыбке, а в глазах затаилось что-то шаловливо-жуликоватое. Одет он был в синий однобортный сюртук с длинной талией и синий жилет с темными полосками шириною в дюйм. Под плащом и жилетом виднелись плисовые бриджи, завязанные и украшенные розетками у колен. На ногах красовались короткие сапоги с очень длинными отворотами. А вокруг шеи был потрясающий галстук из белого муслина в черный горошек. Поверх всего сей тоный весельчак носил дорожный плащ из белой шерстяной ткани. Сейчас этот плащ был небрежно распахнут. На нем было два ряда карманов, из одного торчал носовой платок от фирмы Белчер, плащ украшало несчетное множество пелерин и немалый букет цветов.

Когда молодой человек убедился, что, несмотря на жалкий вид двуколки и старомодный наряд, Перри был отнюдь не заезжий новичок, он не замедлил завязать с ним разговор. Через пару минут Перри уже знал, что зовут его собеседника Генри Фитцджон, что живет он на Корн-стрит, что совсем недавно окончил Оксфорд, а в Тистлетон Гэп приехал, надеясь встретиться тут со своими друзьями. Однако, то ли потому, что они еще не подъехали, а может потому, что в такой огромной толпе он просто не смог их найти, пока что они не встретились. И ему пришлось искать себе место в одиночку, иначе бы он вообще мог упустить шанс увидеть этот замечательный бой.

На всех его одеяниях были эмблемы клуба «Четыре коня», членом которого, как он наивно доложил Перри, он был избран как раз в этом году.

Генри поставил в этом бою на чемпиона. Как только он узнал, что Перри никогда еще чемпиона не видел, собственно, как и никого из знаменитостей, присутствовавших на этом зрелище, Генри тут же взялся рассказать Перри о всех, кто представлял собою что-то интересное. Вон там стоит Берклей Кравен, один из обладателей почетных призов. А рядом с ним, ближе к рингу, – полковник Хервей Эстон. Эстон же – один из закадычных дружков самого герцога Йоркского и очень любит бои на ринге. А вон того, несколько полноватого мужчину с сутулыми плечами, который сейчас подходит к Джексону, Перегрин когда-нибудь видел? Это ведь лорд Сефтон, отличнейший парень! А вон там, чуть правее, видите? – там идет капитан Баркли; он разговаривает с сэром Воткином Вильямсом Уинном, который, как все знают, не пропустил еще ни одного боя. Тут мистер Фитцджон предположил, что пока еще не прибыл ни один из членов королевской семьи. Лично он их здесь не видел, хотя слышал, что ожидается приезд старины Тэрри Бринкс, то есть, конечно же, Клэренса.

Перри, чувствуя огромную робость и сознавая, какой он невежда, вобрал в себя всю эту информацию. В Йоркшире он всегда знал всех и его самого повсюду знали. Но совершенно ясно, что в Лондонских кругах все по-другому. Ни замок в Баверлее, ни огромное состояние Тэвер-неров здесь ничего не значили. Здесь он был всего лишь приезжим из провинции.

Мистер Фитцджон извлек из кармана огромных размеров часы в форме брюквы. Взглянув на них, он произнес:

– Уже первый час. Если в магистрате пронюхали про этот бой и теперь попытаются его запретить, то выйдет чертовски громкая заваруха.

В этот самый момент раздались приветствия вперемежку со свистом и насмешками. И на ринг вышел Том М о лине, известный под именем Черный, в сопровождении своих секундантов – Билла Ричмонда и Билла Джиббонса – спортивного арбитра.

– Он с виду крепкий орешек, – произнес Перегрин, стараясь повнимательнее разглядеть негра за складками накинутого на его плечи пальто.

– А весит он тринадцать – четырнадцать стоунов, – со знанием дела сообщил мистер Фитцджон. – Говорят, он может легко выйти из себя… вы не были на его бое в прошлом году? Да конечно же, вы не были, я позабыл. Знаете, это было страшное зрелище, просто ужасное! Толпа его освистала. Не знаю, почему это так, но Ричмонда никогда не освистывают, а ведь он тоже негр. Скорее всего, свистели потому, что все хотели, чтобы победил Крибб. Но негр решил, чтос ним несправедливо обошлись, хотя на самом деле все это гроша ломаного не стоило! Крибб, понятно, куда лучше, самый лучший борец из всех, кого я когда-либо встречал за всю свою жизнь!

– А вы когда-нибудь видели Белчера? – спросил Перегрин.

– Честно говоря, нет! – с сожалением сказал мистер Фитцджон. – Он выступал еще до того, как я стал ездить на эти бои. Хотя я мог бы попасть на его последнее выступление. Это было пару лет тому назад, когда его победил Крибб. Но мне кажется, что жалеть о том, что я не попал на этот бой, вряд ли стоит. Говорят, что он уже мало что мог. Да к тому же еще этот его глаз – тогда ведь у него уже остался только один глаз. Мой отец говорит, что в его молодые годы к Белчеру ни один боксер не осмеливался и близко подойти. Никогда не забуду, как отец мне рассказывал: один раз он оказался в Уимблдоне на том самом бое, в котором Белчер нокаутировал Гэмбла в пятом раунде. Вся схватка закончилась за семь минут. Тогда туда съехалось тысяч двадцать болельщиков. Мой папа рассказывал, что с ринга было видно виселицу и на протяжении всего боя было слышно Джерри Абершоу, который висел там на цепях, отчаянно скрипевших при каждом дуновении ветра. Ага, а теперь, пожалуй, начнется настоящее дело! Видите, вон старина Джиббонс вешает на канаты вокруг ринга специальные ленточки, чтобы оповестить о прибытии своего подопечного. У него эти ленточки алые и. оранжевые, видите? А Крибб предпочитает по старинке другие – как глаза у синей птицы. Ой, вон Джон Галли! Наверняка и Крибб тоже здесь. Интересно, кто его сегодня обслуживает во время схватки? Теперь с минуты на минуту они начнут кидать на ринг свои касторовые шляпы. Прошлую ночь Крибб провел в отеле «Синий бык», что на Витхэм Коммон, а Молине, мне кажется, был в гостинице «Рэм Джэм». Никак не пойму, почему они запаздывают. Господи, вы только послушайте, как все кричат! Это наверняка Крибб, черт побери, наверняка он! Да, да, вон он идет! А с ним Джо Ворд. Вот кто будет его сегодня обслуживать на ринге. Похоже, он в отличной форме, да? Я поставил на него пятьсот фунтов и еще столько же, если он первым уложит противника в нокдаун. Плохо только одно – он и впрямь раскачивается очень медленно. Тут не возразишь! А вот зад у него отличный, и он никогда не стесняется его показывать!

К этому времени шапка чемпиона уже взлетела в воздух, и он поднял ее с ринга. Чемпион широко улыбался и махал публике рукой в ответ на подбадривающие его приветствия и крики одобрения. Чемпион был на полтора дюйма выше Черного. Он выглядел тяжеловатым, но ноги у него отличались стройностью. По-видимому, он и впрямь был в отличной форме, не в худшей форме был и Молине, который в данный момент вылезал из своего плаща. Черный мог вытягивать руки далеко вперед, и у него были превосходные мускулы. Выглядел он весьма грозно. И тем не менее все ставили один против трех в пользу Крибба.

Еще через пару минут секунданты и обслуживающие ринг покинули его. И ровно в двенадцать часов восемнадцать минут (как проверил по своим часам мистер Фитцджон) схватка началась.

Примерно минуту оба боксера нападали и защищались с большой осторожностью. Потом Крибб нанес удар правой и удар левой, а Молине в ответ слегка стукнул противника по голове. Внезапно чемпион ударил Черного в горло, и тот упал.

– Пока что нельзя отдать предпочтение ни тому, ни другому, – произнес мистер Фитцджон не без оснований. – Чистой воды реклама! Правда, Крибб всегда начинает медленно. А стоит он здорово,верно?

Когда бой был продолжен, у чемпиона появилась кровь у рта. Снова боксеры обменялись короткими ударами. Крибб нанес хороший удар правой, но Молине молниеносно парировал левой прямо в голову противника. Затем последовала быстрая схватка на близком расстоянии. Она кончилась, а потом, после резкой борьбы, Черный захватил руку и туловище Крибба спереди.

Мистер Фитцджон, который от возбуждения уже вскочил с места, снова сел. По его мнению, пока еще ничего стоящего не произошло. Перегрин внимательно разглядывал правый глаз чемпиона, почти закрывшийся после последних коротких ударов. У него было твердое ощущение, что пока Молине одерживает верх: у того был мощнейший удар кулаком, отменное упорство, и, похоже, двигался он быстрее Крибба.

Третий раунд начался с размахивания руками. Потом Крибб нанес двойной удар по корпусу и резко оттолкнул Молине. Толпа взревела, но Черный устоял на ногах и снова бросился в атаку. Затем минуты полторы длилась быстрая, жестокая схватка, потом борцы разошлись, и после этого снова Молине отбросил Крибба.

– Черный победит! – закричал Перегрин. – Он дерется как тигр! Ставлю пятьдесят фунтов против двадцати пяти ваших, если выиграет он!

– Идет! – быстро согласился мистер Фитцджон, правда, с некоторым сомнением.

В четвертом раунде Молине продолжал наносить противнику удары по голове. После нескольких мгновенных атак у того выступила на лице кровь. Мистер Фитцджон начал беспокоиться, потому что теперь всем было видно, что у Крибба почти закрылись уже оба глаза. Однако Молине, похоже, испытывал глубокое страдание. Грудь его тяжело вздымалась, а по всему телу катился пот. Чемпион улыбался, хотя и этот раунд тоже закончился его поражением.

Перегрин был совершенно уверен, что должен победить Черный. Он никак не мог понять, почему люди по-прежнему ставили семь против четырех в пользу Крибба.

– Крибб еще даже по-настоящему и не начинал! – решительно заявил мистер Фитцджон. – А Черный уже выглядит как потрепанная лента на шляпе.

– Да вы только взгляните на лицо Крибба! – возразил Перри.

– Боже, в этом Черном нет ничего, что бы могло так завести Крибба. Вы только посмотрите, что будет, когда Крибб по-настоящему развернется! Он оттузит этого Черного за милую душу, вы увидите! Правда, я согласен, что Черный дерется здорово!

Следующий раунд оба боксера провели быстро, но Молине, вне сомнения, приходил в себя от ударов противника скорее. Крибб упал, что вызвало рев возмущения в толпе болельщиков. Раздались крики:

– Запрещенный удар!

Казалось, еще мгновение и болельщики бросятся штурмовать ринг.

– Мне кажется, Черный стукнул Крибба, когда тот падал, – сказал мистер Фитцджон. – Думаю, так оно и было. Джексон не подает никаких знаков, видите? Это не мог быть запрещенный удар, иначе он бы подал знак.

Шум стих, потому что оба борца опять вышли на середину ринга, чтобы начать шестой раунд. Теперь стало очевидно, что Молине сильно не хватает дыхания. А Крибб был по-прежнему настроен очень весело. Ему удалось увернуться от довольно резких выпадов противника и справа, и слева, а потом он резко ударил Черного по корпусу. Молине сумел устоять, но тут же получил двойной страшный удар под ложечку. Он уцелел, но силы уже покидали его.

– Ну, что я вам говорил? – закричал мистер Фитцджон. – Боже правый! Да Черный сейчас развалится, как старая кляча! Он совершенно растерялся! Крибб не дает ему никакой передышки!

Последний удар, по-видимому, и впрямь привел Черного в плачевное состояние. Теперь он мог вести только очень короткий бой и танцевал по всему рингу так неуклюже, что наиболее отчаянные болельщики стали отпускать в его адрес насмешки и колкости. Крибб неотступно преследовал противника, а потом уложил его на пол, выбросив руку вперед.

Теперь ставки подпрыгнули до пяти против одного. А мистер Фитцджон от волнения просто сорвался с места.

– В следующем раунде все будет кончено! – кричал он. – Черный проиграл!

Однако Фитцджон ошибся. Молине поднялся при отсчете последних секунд и бросился в нападение, нанеся один или два удара. Крибб отвечал сопернику прямыми ударами в горло, каждый раз немного отступая назад. Черный отбивался с большим трудом; потом он упал, но ни Перегрин, ни мистер Фитцджон не поняли: то ли от удара, то ли от изнеможения.

Ричмонд начал отсчитывать над Молине секунды, и тот снова встал. Он мужественно вступил в борьбу, но теперь плохо соображал, на каком расстоянии находился противник. Крибб делал с ним, все что хотел. Вдруг он зажал своей левой рукой голову Черного и стал ее колошматить, пока противник не свалился на пол.

– Вся Ломбардская улица[3]3
  Ломбардская улица – денежный рынок Англии (по названию улицы в лондонском Сити, где находится много банков).


[Закрыть] против «Китайского апельсина»[4]4
  «Китайский апельсин» – район, преимущественно населенный выходцами из Китая.


[Закрыть], – закричал мистер Фитцджон. – Ага, теперь вы видете, как над ним старается Ричмонд и Билл Джиббонс. Но лично я считаю, что с ним все кончено… Да нет же, черт побери! Он опять идет на середину. Что бы кто ни говорил, но ноги у него ужасно крепкие. Все равно, он разбит, Тэвернер. Интересно, почему это Ричмонд не выбрасывает вверх полотенце. Ага, это его доконает! Ой, какой удар левой! Так и челюсть сломать можно!

Черный рухнул на пол, как подпиленное бревно. Его оттащили в его угол, он, несомненно, потерял сознание. Казалось просто немыслимым, чтобы после всего этого Черный сумел через тридцать секунд прийти в себя. Крибб, невзирая на весьма потрепанный вид, похоже, не растерял своей обычной веселости. Приводя толпу в бешеный восторг, он начал носиться по всей сцене, отчаянно отплясывая матросский танец.

Молине встал уже на второе колено, но было ясно, что больше он двинуться не сможет. Он попытался было снова подняться для схватки, но почти тут же грохнулся на пол.

– Мне кажется, Крибб все-таки разбил ему челюсть, – произнес мистер Фитцджон. Он очень внимательно разглядывал Черного. – Черт побери! С ним все кончено! Ричмонду надо было вовремя выбросить вверх полотенце. Это уже нечестный спорт! Боже, да он опять поднимается! Нет, упал! Больше ему уже никогда не подняться. Ага, видите – Ричмонд свое дело знает! Сейчас он подбросит вверх полотенце. – Тут мистер Фитцджон оборвал себя и начал вместе со всеми выкрикивать приветствия в адрес Крибба.

А на сцене, в знак одержанной победы, радостно танцевали быстрый шотландский танец сам чемпион и его секундант Галли. Перегрин и мистер Фитцджон с громкими криками кидали в воздух шляпы. После чего Перри сел на свое место. Его переполняло радостное ощущение того, что он был свидетелем великой схватки. Его нисколько не волновало, что он проиграл такие большие деньги. Они с мистером Фитцджоном обменялись визитными карточками. При этом всезнающий Фитцджон посоветовал Перри, в каком отеле лучше всего остановиться в Лондоне. Тот пообещал, что при первой возможности обязательно навестит его в Корк-стрит и возвратит свой долг. Молодые люди расстались, а у Перри появилась приятная уверенность, что хотя бы один знакомый у него в Лондоне теперь есть.