Текст книги "Проверка верности"

Глава 7

Леди Мэссей, хладнокровно выслушав высокомерную отповедь Летбриджа, без особого труда истолковала ее тайный смысл. Гнев, вспыхнувший было у нее в душе, вскоре уступил место циничному изумлению. Она не принадлежала к тем особам, кто способен хладнокровно спланировать уничтожение жены только ради того, чтобы отомстить мужу, но она вполне была способна оценить коварное изящество подобного плана, и цинизм замысла, пусть и ужасающий, изрядно позабавил ее. Было во всем этом нечто дьявольское, а именно дьявол в Летбридже всегда привлекал ее. Тем не менее, будь Горация супругой любого другого мужчины, а не Рула, она сочла бы позором для себя оказаться хотя бы отчасти замешанной в столь грязной интриге. Но леди Мэссей, еще до встречи с Горацией смирившаяся с неизбежным, вдруг передумала. Она льстила себе, говоря, что хорошо знает Рула, а кто из обладающих подобным знанием мог хотя бы на миг усомниться в том, что столь неподобающий союз способен окончиться чем-либо иным, кроме полного краха? Он женился ради того, чтобы обзавестись наследником и хозяйкой дома, а не для того, чтобы терзаться страхами и пожинать последствия диких выходок и эскапад Горации.

Она не могла забыть слов, сказанных им однажды, – они запали ей в душу. Его супруга должна думать и заботиться только о нем – о нем одном. Тогда она уловила в нем блеск стали, неумолимой и безжалостной настолько же, насколько и неожиданной.

Рул, невзирая на свою кажущуюся беззаботность, никоим образом не походил на покладистого мужа, и, если этот брак по расчету, в котором не было и не могло быть места для любви, распадется, что ж, развод в наши дни не такая уж редкость. Если его способна пережить герцогиня, то что уж говорить о какой-то там графине? Освободившись от своей неуправляемой супруги с ее мальчишескими выходками и порочной страстью к игре, он с облегчением вернется к той, что не устраивает сцен и в точности знает, как доставить удовольствие мужчине.

Коварный замысел Летбриджа должен был сыграть на руку леди Мэссей, но она не желала оказаться к нему причастной; в конце концов, дело было грязным, и провокационная реплика, с которой она обратилась к Горации, была скорее следствием минутного порыва, чем спланированной попыткой бросить ее в объятия Летбриджа. Но, оказавшись неделей позже рядом с Горацией в Воксхолл-Гарденз[49]49
  Увеселительный сад, существовавший в Лондоне с 1661 по 1859 год.


[Закрыть] и увидев, как Летбридж небрежным взмахом руки отверг приглашение светловолосой красавицы в одной из лож, она не смогла удержаться и воскликнула:

– Увы, бедная Мария! Безнадежная задача – пытаться покорить Роберта Летбриджа! Мы все прошли через это – и потерпели неудачу!

Горация промолчала, но в глазах ее, устремленных на Летбриджа, вспыхнули азартные огоньки.

Не требовалось содействия леди Мэссей, чтобы возбудить в ней интерес. Летбридж, с его ястребиным профилем и изящными манерами, с самого начала привлек ее, уже изрядно пресыщенную лестью молодых шалопаев. Он был аристократом до мозга костей, к тому же умудренным жизненным опытом, а слава опасного человека лишь добавляла ему привлекательности. Во время первого знакомства с ним Горации показалось, будто он восхищается ею. Вырази Летбридж свое преклонение перед нею более явно при второй встрече, его очарование неизбежно поблекло бы. Но он этого не сделал. Прошла добрая половина вечера, прежде чем барон подошел к ней, обменялся несколькими ничего не значащими любезностями и двинулся дальше. Они встретились за игорным столом в доме миссис Делани. Летбридж держал банк в фараоне, и она сорвала его. Он поздравил ее с успехом, но в голосе его звучали насмешливые нотки, словно он по-прежнему отказывался воспринимать ее всерьез. Тем не менее, когда два дня спустя Горация гуляла по Гайд-парку в обществе миссис Молфри, он, проезжая мимо, остановил коня, легко спрыгнул на землю и подошел к ним, ведя своего скакуна в поводу, и довольно долго шел рядом с нею, словно был чрезвычайно рад встрече.

– О‑ля-ля, дитя мое! – вскричала миссис Молфри, когда Летбридж наконец откланялся. – Будь осторожна! Он знатный сердцеед, дорогая моя! Предупреждаю тебя, не вздумай в него влюбиться!

– В‑влюбиться? – презрительно отозвалась Горация. – Я всего лишь х‑хочу сыграть с ним в к‑карты!

Он был на балу у герцогини Куинсберри и даже не подошел к ней. Самолюбие Горации было задето, но ей и в голову не пришло списать его невнимание на присутствие Рула. Но, когда она посещала Пантеон вместе с гостями на приеме у леди Амелии Придхэм, Летбридж, появившийся в самый разгар вечера, тотчас же разыскал ее и был так внимателен, что она уже решила, что они наконец-то стали друзьями. Но стоило приблизиться к ней какому-то молодому джентльмену, как Летбридж без сожаления покинул ее и вскоре удалился в игорную комнату. Поведение его иначе как вызывающим назвать было нельзя; для любой женщины этого было бы достаточно, чтобы она загорелась желанием покорить его и увидеть у своих ног, и роскошный прием потерял для Горации все свое очарование. Да и вечер, говоря откровенно, не задался с самого начала. Да, Пантеон, новенький и сверкающий, со всеми его колоннами, лепниной на потолке и стеклянным куполом, разумеется, производил прекрасное впечатление, но леди Амелия, следуя какой-то своей, извращенной логике, не пожелала играть в карты. А во время одного из контрдансов мистер Лаксби, неуклюжий увалень, наступил ей на шлейф платья из прозрачного батиста, недавно доставленного прямиком из Парижа, и подол оторвался так, что уже не подлежал починке. В довершение ко всему на следующий день ей пришлось отказаться от пикника в Юэлле из‑за того, что она пообещала съездить в Кенсингтон (такую-то дыру!), чтобы навестить свою старую гувернантку, которая жила там со своей вдовой сестрой. Она рассчитывала, что на пикнике будет и Летбридж, и уже всерьез подумывала о том, чтобы предать мисс Лэйни полному забвению. Однако, представив себе разочарование Лэйни, Горация отказалась от столь крайней меры и ответила решительным отказом на настойчивые уговоры своих друзей.

Несколько часов, благопристойно и с осознанием долга проведенные ею в Кенсингтоне, оказались такими же скучными, как она и предполагала, а Лэйни, горевшая желанием узнать обо всех подробностях ее жизни и с жадностью внимавшая самым последним сплетням, не позволила ей уехать так рано, как ей того хотелось. Была уже почти половина пятого, когда она наконец села в свой экипаж. К счастью, сегодня вечером она ужинала дома, после чего должна была вместе с Рулом отправиться в оперу, так что ее опоздание особого значения не имело. Но Горацию не покидало ощущение, что день выдался просто отвратительным, и единственным утешением – эгоистичным, надо признаться, – послужило то, что погода, такая ясная и солнечная с утра, к вечеру безнадежно испортилась, став совершенно неподходящей для пикника. Уже к обеду небо покрылось облаками, а к четырем часам пополудни на горизонте заклубились тяжелые грозовые тучи. Когда она садилась в экипаж, над головой раздался гулкий удар грома, и мисс Лэйни немедленно возжелала, чтобы она осталась и переждала непогоду. К счастью, кучер выразил уверенность, что гроза начнется еще не скоро, так что Горация была избавлена от необходимости принимать приглашение. Правда, бедняга опешил, получив приказание от хозяйки гнать лошадей во весь опор, поскольку она, дескать, ужасно опаздывает. Он прикоснулся к шляпе жестом неохотного согласия и подумал, что скажет граф, когда узнает, что его жену примчали в город галопом.

Экипаж быстро покатил в восточном направлении, но вскоре небо впереди прорезал зигзаг молнии, коренная лошадь[50]50
  Наиболее сильная лошадь (или пара лошадей), запряженная у дышла или в оглобли. Как правило, это рысак.


[Закрыть] испугалась и понесла, так что кучеру пришлось потрудиться, прежде чем он сумел успокоить коней, а заодно и снизить скорость, поддерживать которую лошадям стоило немалых усилий. И впрямь, кони у него были выносливые, но скорость передвижения не относилась к числу их достоинств.

Дождя все еще не было, но молнии сверкали все чаще, а гром так и вовсе рокотал почти непрерывно. Тяжелые тучи висели над головой, затмевая дневной свет, отчего кучер спешил миновать кенсингтонскую дорожную заставу как можно скорее.

Вскоре после «Хафуэй-Хаус», придорожной гостиницы, расположенной как раз на полпути между Найтсбриджем и Кенсингтоном, взорам обоих мужчин на облучке предстала крайне неприятная картина: в небольшой купе деревьев сбоку от дороги притаились трое или четверо всадников. Они находились чуть впереди, и в неверном дневном свете трудно было разглядеть, чем они заняты. На землю упали первые тяжелые капли дождя, и вполне вероятно, что всадники просто укрывались под деревьями от непогоды. Но местность вокруг пользовалась дурной славой, и, хотя час был еще ранний, чтобы грабители открыто вышли на большую дорогу, кучер принялся нахлестывать лошадей с намерением миновать опасное место галопом, посоветовав сидевшему рядом груму взять мушкетон наизготовку.

Сей достойный муж, с тревогой вглядываясь в пространство, признался, что не счел нужным брать с собой оружие, поскольку свойство нынешней поездки не предполагало настоятельной в том необходимости. Кучер, стараясь удерживать экипаж на середине дороги, попытался утешиться тем соображением, что ни один разбойник не рискнет напасть на честных путников средь бела дня.

– Укрываются от дождя, только и всего, – проворчал он и весьма непоследовательно добавил: – Как-то видел парочку негодяев, повешенных в Тайберне[51]51
  Историческое место казни в Лондоне.


[Закрыть]. Грабили почтовые дилижансы, ехавшие из Портсмута. Отчаянная публика, эти ребята.

Они оказались уже на расстоянии окрика от таинственных всадников. К ужасу обоих мужчин, группа разделилась, и трое всадников рассыпались по дороге манером, не оставлявшим места для сомнений в их намерениях.

Кучер выругался себе под нос, но, будучи не робкого десятка, принялся усиленно нахлестывать лошадей, заставляя их ускорить бег, в надежде проскочить сквозь редкую цепь на дороге. Прозвучал выстрел, и над головой у него просвистела пуля, отчего он испуганно поежился, и в следующий миг грум, побелев от страха, ухватился за вожжи и изо всех сил потянул их на себя. Второй выстрел напугал лошадей, те понесли, а пока кучер и грум вырывали друг у друга вожжи из рук, парочка одетых в грубые шерстяные накидки бандитов подскакала к лошадям и взяла их под уздцы, вынудив экипаж остановиться.

Третий головорез, крупный мужчина в маске, закрывавшей все лицо целиком, подскакал вплотную к карете с криком: «Кошелек или жизнь!» – и, нагнувшись, распахнул настежь дверцу кареты.

Горация удивленно воззрилась на него, ничуточки не испугавшись. В лицо ей смотрело дуло огромного седельного пистолета, рукоятку которого сжимала грязная лапища. Ее изумленный взгляд скользнул выше, к сплошной маске, и она воскликнула:

– Б‑боже милосердный! Г‑грабители!

В ответ на ее восклицание раздался грубый смех, и мужчина с пистолетом прорычал пропитым голосом:

– Конные чистильщики, красавица! Мы тебе не какая-нибудь пешая шантрапа! Давай-ка сюда свои побрякушки, да поживее!

– Не дам! – решительно заявила Горация, обеими руками вцепившись в свой ридикюль.

Казалось, бандит даже растерялся от неожиданности, но, пока он колебался и раздумывал, второй грабитель в маске оттеснил его в сторону и рванул ридикюль на себя.

– Хо-хо, жирная попалась добыча! – радостно завопил он, вырывая сумочку из рук девушки. – И славное колечко на пальчике! А теперь тихо, тихо!

Горация, скорее не испуганная, а разгневанная тем, что у нее отняли сумочку, попыталась вырвать у него руку, а когда это ей не удалось, залепила грабителю оглушительную пощечину.

– Как вы смеете, жалкое ничтожество! – выкрикнула она.

Своим поведением она добилась лишь нового взрыва грубого хохота и уже начала тревожиться, как вдруг чей-то голос прокричал:

– Шухер! Сваливаем живее или сейчас спалимся! Всадник на дороге!

В следующий миг прогремел выстрел, и издалека донесся топот копыт. Грабитель отпустил Горацию, раздался еще один выстрел, вокруг зазвучали крики, поднялась суматоха, и бандиты галопом умчались в темноту. Не прошло и нескольких секунд, как к карете подскакал всадник на прекрасной гнедой лошади и так резко натянул поводья, что бедное животное встало на дыбы и попятилось.

– Мадам! – резко выкрикнул вновь прибывший, после чего тоном, в котором сквозило невероятное удивление, добавил: – Миледи Рул! Святой боже, мадам, вы не ранены?

– К‑как, это вы! – вскричала Горация. – Н‑нет, я н‑ничуточки не ранена.

Лорд Летбридж спрыгнул с седла и легко вскочил на подножку экипажа, взяв руку Горации в свои.

– Слава богу, что я успел вовремя! – сказал он. – Вам более нечего бояться, мадам. Эти негодяи бежали.

Горация, несостоявшаяся героиня, весело ответила:

– О, я н‑ничуть не испугалась, сэр! Это с‑самая замечательная история, в которую я когда-либо п‑попадала! Но я должна с‑сказать, что считаю их большими т‑трусами, раз они сбежали от одного ч‑человека.

Плечи его светлости затряслись от беззвучного смеха.

– Пожалуй, они убежали от моих пистолетов, – предположил он. – А теперь, раз вы не ранены…

– О н‑нет! Но как вы оказались на этой дороге, м‑милорд?

– Я навещал друзей в Брентфорде, – пояснил он.

– А я думала, что вы отправились на пикник в Юэлл, – сказала она.

Он взглянул ей прямо в глаза.

– Я собирался, – ответил он, – но миледи Рул не присоединилась к компании.

Тут она сообразила, что он по-прежнему держит ее за руку, и отняла ее.

– Я н‑не думала, что в‑вас это заботит, – сказала она.

– В самом деле? В таком случае вы ошибаетесь.

Девушка несколько мгновений смотрела на него, а потом застенчиво проговорила:

– Вы н‑не могли бы вернуться обратно в‑вместе со мной?

Он, похоже, колебался; на губах его играла странная улыбка.

– В ч‑чем дело? – спросила Горация.

– Собственно, никакой причины нет, мадам, – отозвался он. – Если таково ваше желание, то, разумеется, я поеду с вами.

Он сошел с подножки на дорогу и подозвал грума, приказав тому сесть на его гнедую кобылу. Грум, которому явно было стыдно за свое недавнее столкновение с кучером, поспешно повиновался. Лорд Летбридж влез в экипаж, дверца захлопнулась – и через несколько мгновений карета покатила в сторону Лондона.

А внутри экипажа Горация с откровенностью, которую ее семья полагала убийственной, заявила:

– Я б‑была уверена, что вы м‑меня недолюбливаете.

– В самом деле? Но с моей стороны это было бы проявлением очень дурного вкуса, – сказал его светлость.

– Но ведь вы п‑положительно избегаете меня при встрече, – возразила Горация. – И н‑не отпирайтесь, вы сами з‑знаете, что это так!

– Увы! – ответил его светлость. – Но это не потому, что вы мне не нравитесь, мадам.

– Тогда п‑почему? – прямо спросила Горация.

Он повернулся к ней.

– Неужели вас никто не предупреждал, что Роберт Летбридж – слишком опасный человек, чтобы водить с ним знакомство?

Ее глаза сверкнули.

– Предупреждали, п‑причем неоднократно. Как вы д‑догадались?

– Здесь нет никакого секрета. Полагаю, все мамаши предостерегают своих дочек от знакомства с хитроумными мерзавцами. А я натура отчаянная и безрассудная, смею вас уверить.

Горация рассмеялась.

– Ну, если я не в‑возражаю, то почему вы не д‑должны этого делать?

– Это разные вещи, – ответил Летбридж. – Понимаете, вы – с вашего позволения – еще очень молоды.

– В‑вы хотите сказать, что я еще очень молода, чтобы быть вашим другом?

– Нет, я имею в виду совсем не это. Вы слишком молоды для того, чтобы позволить себе совершать… неблагоразумные поступки.

Она пытливо взглянула на него.

– Это будет неблагоразумно, если я п‑попытаюсь узнать вас п‑поближе?

– В глазах света – естественно.

– Мнение с‑света меня совершенно не волнует, – откровенно заявила Горация.

Он взял ее руку и поцеловал пальчики.

– Вы очаровательны, – сказал он. – Но если мы с вами станем друзьями, то свет заговорит об этом, а он не должен говорить о миледи Рул.

– Почему люди говорят и думают о вас такие гадкие вещи? – с негодованием вопросила Горация.

Он тихонько вздохнул:

– К несчастью, мадам, я создал себе шокирующую репутацию, а когда такое случается, от нее уже не избавиться. Я, например, совершенно уверен в том, что ваш достойный брат посоветовал вам держаться подальше от Летбриджа. Я прав?

Она покраснела.

– О, н‑никто не обращает ни м‑малейщего внимания на П‑Пела! – заверила она его. – А если вы п‑позволите мне быть вашим другом, я б‑буду им, кто бы что ни говорил!

И вновь он, похоже, заколебался. Теплая ручка в очередной раз сжала его ладонь.

– П‑пожалуйста, п‑позвольте мне! – взмолилась Горация.

Он сжал ее пальчики.

– Почему? – спросил он. – Только из‑за того, что вы хотите сыграть со мной? Вы поэтому предлагаете мне свою дружбу?

– Н‑нет, хотя п‑поначалу мне этого очень х‑хотелось, – призналась Горация. – Но теперь, п‑после ваших слов, у меня п‑появились другие чувства, и я не стану одной из тех ужасных особ, которые во всем видят только плохое.

– Ага! – сказал он. – Но, боюсь, у графа Рула на этот счет иное мнение, дорогая моя. Должен вам сказать, что он не принадлежит к числу моих доброжелателей. А жена, знаете ли, должна повиноваться своему мужу.

У нее вертелась на языке отповедь, что мнение Рула ее не волнует, но в последний момент она сообразила, что это будет уже верхом неприличия, поэтому ограничилась тем, что сказала:

– Уверяю вас, сэр, что Рул н‑не указывает мне, с кем дружить, а с к‑кем нет.

К этому времени они подъехали к гостинице «Геркулесовы столбы» у Гайд-парка, откуда до Гросвенор-сквер оставалось совсем недалеко. Дождь разошелся не на шутку и барабанил в стекла кареты, так что дневной свет померк окончательно. Горация с трудом различала в полумраке лицо его светлости, но вновь сжала его руку и спросила:

– Значит, мы с вами договорились, не так ли?

– Вполне, – ответил его светлость.

Она отняла свою руку.

– Я буду н‑настоящим другом и высажу вас у в‑вашего дома, сэр, потому что дождь слишком сильный для того, чтобы ехать верхом. П‑пожалуйста, назовите моему кучеру свой адрес.

Десять минут спустя карета въехала на улицу Хаф-Мун-стрит. Горация подозвала своего грума и приказала ему отвести кобылу его светлости в конюшню.

– А в‑ведь я так и не п‑поблагодарила вас за спасение, милорд! – сказала она. – Я чрезвычайно вам обязана.

Летбридж ответил:

– И я тоже признателен вам, мадам, за то, что вы предоставили мне такую возможность. – Он склонился над ее рукой. – До завтрашнего утра, – сказал он и ступил на залитый потоками воды тротуар.

Карета покатила вперед. Летбридж еще мгновение постоял под дождем, глядя, как она свернула на улицу Карсон-стрит, потом пожал плечами, развернулся и взбежал по ступенькам собственного дома.

Привратник распахнул перед ним дверь и почтительно заметил:

– Прескверная погода, милорд.

– Чрезвычайно, – коротко ответил Летбридж.

– Должен сообщить вашей светлости, что к вам приходил один… один человек. Он прибыл незадолго до вашей светлости, и я оставил его внизу, чтобы присматривать за ним.

– Пришлите его наверх, – распорядился Летбридж и вошел в комнату, которая выходила окнами на улицу.

Через несколько мгновений появился посетитель, которого ввел в комнату враждебно настроенный к нему привратник. Им оказался коренастый мужчина, одетый в грубошерстную накидку и шляпу с широкими опущенными полями, которую он сжимал в руке. При виде Летбриджа он ухмыльнулся и приложил палец ко лбу.

– Надеюсь, все в ажуре, ваша честь, и леди не пострадала.

Летбридж не ответил. Достав из кармана ключ, он отпер один из ящиков письменного стола, вынул оттуда кошель и швырнул его гостю со словами:

– Берите и проваливайте. И не забывайте, друг мой, держать язык за зубами.

– Хороший совет, и пусть не опрокинуть мне больше ни одного стаканчика, если я расколюсь! – с негодованием ответил джентльмен в грубой накидке.

Он высыпал содержимое кошеля на стол и принялся пересчитывать монеты.

Летбридж презрительно скривился.

– Не трудитесь. Я плачу то, что обещал.

Мужчина понимающе ухмыльнулся.

– Да, вы малый не промах, это точно. А я, когда имею дело с такими хитрецами, предпочитаю не рисковать. – Пересчитав все монеты, он сгреб их в огромную ладонь и ссыпал в карман, добродушно добавив: – Все верно, и досталось легко. А теперь я исчезаю. Не надо меня провожать, я знаю дорогу.

Летбридж вышел вслед за ним в узкий коридор.

– Не сомневаюсь, – сказал он. – Но я доставлю себе удовольствие и выпровожу вас вон.

– Господь с вами, за кого вы меня принимаете? – возмутился посетитель. – Ваша милость, обчистить нанимателя в его берлоге – последнее дело! – С этими словами он сошел со ступенек в темноту и, сгорбившись, зашагал в сторону Пиккадилли.

Лорд Летбридж закрыл за ним дверь и еще некоторое время, нахмурившись, постоял на пороге. Из задумчивости его вывел камердинер, который поднялся по лестнице из людской, чтобы прислуживать ему, и озабоченно заметил, что дождь промочил сюртук его светлости.

Нахмуренное чело барона разгладилось.

– Очевидно, что так, – сказал Летбридж. – Но, я полагаю, игра стоила свеч.