Текст книги "Вавилонские книги. Книга 1. Восхождение Сенлина"

Глава четвертая

Товарищество между путешественниками становится ощутимее по мере приближения к башне. Не удивляйтесь, если неожиданно для себя окажетесь участниками спонтанного парада.

Популярный путеводитель по Вавилонской башне, II.XIV

Облако красной пыли нахлынуло так быстро, что они в нем утонули. Сенлин успел прикрыть лицо ладонью за долю секунды до того, как на него посыпались щепки и камешки. Шальной обломок пролетел сквозь растопыренные пальцы и оцарапал щеку. От внезапной боли Сенлин хлопнул себя по лицу. Повсюду со стуком ударялся и отскакивал мусор, кусая кожу и осыпая башню. Земля сотряслась от глухих ударов, как будто рядом падали метеоры.

Когда Сенлин осмелился приоткрыть глаза, он увидел клубящуюся красную пыль, в которой ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. Пыль на пальцах быстро превращалась в грязь. Миг спустя поток мусора сменил курс. Вместо того чтобы лететь сбоку, он сухим дождем посыпался на плечи и головы.

Адам, кашляя и уткнувшись лицом в сгиб локтя, вынырнул из темного облака рядом с Сенлином, сбитый с толку, но не раненый. Сенлин натянул лацкан вельветового пиджака на рот и нос и попытался вдохнуть воздух посреди простирающейся вокруг пыльной завесы. Первоначальные потрясенные крики, ненадолго приглушенные грохотом, зазвучали снова. Их тональность изменилась. Испуг и изумление исчезли, им на смену пришли возбуждение, нетерпение… восторг. Легкий ветерок унес красное облако прочь, открыв место крушения – всего-то на расстоянии брошенного камня от Сенлина и Адама.

Бо́льшую часть обломков прикрывали запутавшиеся в них куски шелка, которые вздымались, словно паутина на ветру. По мере того как воздух все больше прояснялся, Сенлин замечал конечности и тела среди руин: вялая кисть, свисающая со сломанного запястья, неестественно согнутое колено вывернутой ноги, похожий на сломанную книгу мужчина с затылком между пятками. Отдельные глухие удары, которые он слышал, были не падающими звездами, но кувыркающимися, обреченными воздухоплавателями.

Больше всего на свете Сенлин любил теплый очаг, согревающий ноги, и хорошую книгу, чтобы погрузиться в нее без остатка. Пока от вечернего шторма дрожали ставни и стакан портвейна грелся в руке, Сенлин читал до поздней ночи. Особенное наслаждение приносили старые истории, эпические сказания, в которых герои выполняли невозможные и благородные миссии, по пути сталкиваясь с опасностями и проявляя фаталистическую отвагу. Часто в дороге люди погибали, их убивали жестоким и противоестественным образом; их пронзали военными машинами, затаптывали лошадьми или расчленяли бессердечные враги. Смерти были пафосными и лиричными и всегда, всегда более романтичными, чем на самом деле. Смерть в книге выглядела не точкой. Она была многоточием.

В сцене, что развернулась перед ним, романтика отсутствовала напрочь. Как и многоточия. Трупы лежали на земле, подобные сломанным восклицательным знакам.

Это был воздушный корабль. Изломанные мертвецы – его команда. Кто или что привело к крушению, Сенлин не мог даже предполагать, но он знал совершенно точно: всего лишь несколько минут назад изящная летающая машина порхала в синеве небес.

Пока на него снисходило отвратительное озарение, обитатели Рынка хлынули к обломкам. Дородные торговцы и чопорные солдаты рылись в недрах треснувшего корпуса, переворачивая то, что осталось от ящиков и прочего груза. Хорошо одетые мужчины в вычищенных котелках и женщины в праздничных шляпках не сильно отстали, привлеченные на Окаёмку перспективой получить что-нибудь задарма. Крики, которые слышал Сенлин, были не криками о помощи или скорбными воплями, а заявлениями: «Мое! Я увидел первым! Я схватил раньше!» Они ободрали руины корабля, как крабы очищают кости рыбы, выброшенной на берег. Кто-то убегал, прижимая к груди шелка, нижнюю половину бочонка с зерном, бухту каната, железное ядро, гнутую латунную обезьянку, пару сапог с отворотами. Потом пришли люди с ломами и унесли планки, перила, крышки люков и даже одно чудесным образом сохранившееся витражное окно.

Сенлин не сумел отвернуться, хотя от зрелища мутило. Он был потрясен, увидев такое варварство у подножия Вавилонской башни. Какое безумие! Ему захотелось собрать всех мародеров, усадить рядами, встать перед ними и прочитать лекцию о благовоспитанности. Отчаянные времена никогда не становились лучше, если люди отказывались от идеалов!

Через несколько минут на месте катастрофы остался только кратер, россыпь мелкого мусора и полураздетые трупы команды.

А потом, словно кто-то задернул занавес, скрывая постыдную сцену, надвинулась тень башни.

От полумрака искусственной ночи Сенлин вздрогнул. Он прочистил горло и повернулся к Адаму, чей силуэт слабо виднелся на фоне быстро убегающей линии солнечного света.

– Кто их похоронит?

Сенлин осторожно потрогал забитую пылью царапину на щеке.

– Стервятники, – мрачно ответил Адам. – Нам пора. Чтобы попасть в Цоколь, требуется время.

Он вытащил кожаный ремень из парусиновых брюк и сделал петлю с пряжкой на конце. Затянул ее вокруг запястья и протянул другой конец Сенлину. Сенлин, хоть и слегка огорченный, взял поводок.

– Держитесь крепко, – сказал юноша. – В проходе немного тесновато.

Сенлин последовал за Адамосом, словно в полусне выгуливая собаку – или, наоборот, словно сонный пес, которого выгуливали. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что женщина с кругами под глазами вытащила из кармана платья огарок свечи. Зажгла спичку, поднесла к фитилю и продолжила читать письма потерянных в желтушном свете свечи.

Три месяца назад Сенлин стоял у доски в классной комнате, сжимая ромбовидный кусочек мела, и рисовал последние штрихи в схеме Вавилонской башни.

Школа располагалась в доме без окон, с большими фронтонами, на бетонных сваях, который стоял в конце главной улицы Исо. Каждую весну школу красили в белый, как невесту, и каждый год сырость и ветер с океана медленно ее раздевали. Сенлин любил каждый завиток каждой доски дырявого, полного сквозняков строения.

Он носил длинный черный сюртук и узкие черные брюки, потому что так выглядела его форменная одежда и потому что ему это нравилось. Его голос возносился до высоких голых стропил. На центральной балке виднелись пучки соломы – там свила гнездо птица.

– Толщина стены Вавилонской башни у основания составляет четверть мили, – говорил Сенлин. – Это означает, что вход в башню – всего их восемь – ведет посетителей через каменный коридор длиной четверть мили. – Он повернулся на каблуках так, что квадратные фалды всколыхнулись у бедер, и посмотрел на четыре ряда древних кедровых столов. Его нынешние ученики представляли собой обычное сборище: сидящие с прямыми спинами сонные мальчики и девочки в возрасте от восьми до шестнадцати лет. Он постучал кусочком мела по виску. – Только представьте себе. Вы идете домой, открываете дверь, а потом вам надо пройти пятьсот шагов, чтобы оказаться в сенях. Это вам не через порог переступить! И даже тогда вы лишь прибудете в первый кольцевой удел башни.

Когда в ответ не последовало удивления, которого, как он думал, заслуживал предмет урока, Сенлин вызвал парнишку в заднем ряду, Колина Уикса. Мальчишка от грез наяву едва не окосел.

– Мистер Уикс, напомните классу, что такое кольцевой удел?

Пробужденный от мечтаний, мистер Уикс дернулся, ударился животом о край стола и тихонько крякнул.

– Уф, – сказал он.

Стулья заскрипели, одноклассники повернулись в его сторону. Деревенская ласточка на стропилах очень некстати издала трель.

– Мисс Стаббс, я полагаю, вы прочитали домашнее задание. Можете прийти на помощь мистеру Уиксу? – спросил Сенлин, поворачиваясь к девочке с остреньким носиком, которая сидела за первой партой с гордым видом корабельной носовой фигуры.

– Да, директор. Уровни башни называются кольцевыми уделами, потому что они похожи на маленькие круглые королевства, – сказала она пронзительным голосом, но с умным видом. – Они похожи на тридцать шесть провинций Ура, каждый уникален в своем роде, но вместо того, чтобы распространяться по карте, кольцевые уделы лежат друг на друге, как слои праздничного торта.

Класс захихикал над ее спонтанной аналогией, удивленный тем, что кто-то мог подумать о Вавилонской башне как о многослойном торте.

– Именно так. А есть ли в Вавилонской башне король? – Сенлин стряхнул мел с ладоней.

– Там есть много монархий, демократий и бюрократий, – сказала она. – Это будто пирог с начинкой. В ней полным-полно всяких экзотических ингредиентов. – Класс снова рассмеялся, и на этот раз Сенлин слегка улыбнулся, что заставило усердную мисс Стаббс покраснеть.

– Очень хорошо, хотя ваши аналогии заставляют меня задуматься, не проголодались ли вы. – Поджав губы, Сенлин проследовал вдоль доски, сплошь исписанной уравнениями и нескладными виршами с исправленными ошибками, к эскизу нижних уровней башни в разрезе: Цоколь, Салон и Купальни. – Конечно, мы не знаем, сколько кольцевых уделов существует в действительности, потому что они не были надежно задокументированы. Постоянные тучи вокруг верхней части делают наблюдения с земли невозможными.

– Почему бы не взлететь на корабле к вершине и не воткнуть туда флаг Исо? – спросил кто-то из среднего ряда.

– Хороший вопрос… – Сенлин вытянул шею, высматривая автора, – мистер Грегор. Но подумайте вот о чем… Я знаю, у вас есть маленькая лодка на веслах. Я видел, как вы курсировали в ней по бухте все выходные. А что случится, если вы подведете лодку к лучшему причалу в гавани? К тому самому, что в центральной части, чуть справа, – широкому, как школьный двор.

– Старый капитан Катберт уронит на нее якорь.

– Почему?

– Это его причал! – воскликнул мальчик, сердито всплеснув руками.

– Именно так. А если бы вы прошли через весь океан Ниро и попали в какой-нибудь экзотический порт, который охраняют форты с пушками и флот военных судов, хорошо бы вас там приняли? Им бы понравилось, что какой-то молодой бродяга вроде вас плавает рядом в своей лодчонке? – На это мистер Грегор улыбнулся, фыркнул и скрестил руки. – Полагаю, мистер Грегор, с башней все то же самое. Вы не можете рассчитывать, что любой порт встретит вас с распростертыми объятиями.

На этом занятия завершились. В прихожей ученики натянули ботинки, беззаботно болтая. Снаружи шел дождь, как это часто бывало весной. Вода бурлила под половицами школьного дома, наполняя класс запахом земли. Его подопечные знали, что не стоит хлопать дверью, уходя, но все равно удалялись шумно. Даже холодный ливень не мог приглушить их облегчение от мысли, что до конца дня они свободны.

Им было невдомек, что и он наслаждался мгновением свободы.

Водя тряпкой по доске, стирая схему, Сенлин воображал себя на палубе воздушного корабля, облетающего башню, с подзорной трубой у глаза…

Он ухмыльнулся. Нет, Осетру ни за что не превратиться в птицу.

Жесткая кожа ремня Адама натерла руку, но Сенлин все равно сжимал поводок так крепко, как только мог.

Проход действительно был длиной в четверть мили, но в остальном ничуть не напоминал фантазии Сенлина. Учитель ожидал гладких поверхностей и аккуратной дороги. Вместо этого перед ним лежал туннель, похожий на шахту. Ни обозначенных полос для продвижения, ни перил. Выходящие из башни толкались с входящими, как бараны на мосту.

Туристы, купцы, жулики и странники пихали его со всех сторон. Ему оттоптали пальцы, ссадили пятки, а локти потеряли чувствительность от тычков. Дым и сажа из редких масляных фонарей на стене обжигали глаза, как черный перец. Он не мог перевести дыхание. Дым тек вдоль железных стропил над ними, словно перевернутая река. Испуганные крики вьючных животных, упрямые вопли мужчины-погонщика и сбивчивые рыдания молодой женщины, которой стало плохо, усиливались в трубе стен туннеля, пока Сенлин не почувствовал, что вот-вот заорет и побежит.

Но бежать было некуда, и не хватало воздуха, чтобы закричать.

Картина была настолько ужасной и так расходилась с его представлениями о башне, что Сенлин, даже продвигаясь сквозь изнуряющий хаос, убедил себя, что это – аномалия, случайность. Может быть, он попал сюда в разгар ежегодного фестиваля или какое-то механическое устройство, вентилятор либо регулятор температуры, временно не работает из-за поломки. Он подумал, что это может быть вход для слуг.

После двух дней бессонной паники долгий переход и плохой воздух быстро истощили его. Когда давление тел резко ослабло и воздух немного очистился, Сенлин понял, что они наконец-то оказались внутри первого громадного кольцевого удела башни, хотя и не мог ничего разглядеть из-за тумана в глазах. Он вышел, шатаясь, полуслепой от слез в глазах, и рухнул на трясущееся колено на булыжную мостовую. И все-таки он продолжал держаться за поводок из пояса Адама, как альпинист, который, поднявшись на последний пик, не может поверить, что достиг вершины.

Впрочем, конечно, он ее не достиг. Он всего лишь нащупал дорогу к подножию башни. Здесь-то и начался его путь.

Глава пятая

Из колодца башни черпают воду, которая славится бодрящей чистотой. Именно этот безупречный источник придает местному пиву приятный вкус, ставший сенсацией.

Популярный путеводитель по Вавилонской башне, III.II

Сенлин проснулся в темной комнате от ужасного крика. Испуганный и сбитый с толку, он вскочил с хлипкой койки, на которой лежал без сил. Сосновые доски скрипели и прогибались под ногами, словно на старом пирсе, и воздух вонял гнилью и плесенью. Над ним, в мрачном углу комнаты, внезапно захлопала крыльями тень кровавого цвета. Сенлин вскинул руки, чтобы защититься от пикирующего красного призрака, и хрипло взвизгнул.

Большой попугай спрыгнул с жердочки, приземлился на край сбитой постели Сенлина и снова закричал, слишком пронзительно для маленькой комнаты. Птица взглянула на Сенлина, склонив голову и с любопытством моргая черными с белым ободком глазами.

Единственный свет исходил от масляной лампы с низким пламенем, которое лизало воздух, как кошачий язык. Лампа отбрасывала оранжевые отблески на стены, а те казались такими же тонкими, как покрывающие их заплесневелые обои. В помятую оцинкованную раковину капала вода из примитивного крана. Из прочей мебели был только трехногий табурет, в равной степени способный как сбросить человека на пол, так и не сбросить. Величественная птица, совершенно неуместная в подержанной комнате, крючковатым клювом ковыряла лежащее на койке скомканное коричневое одеяло.

Как долго Сенлин спал? Он не чувствовал себя хорошо отдохнувшим. На самом деле от тошноты изнеможения его желудок все еще скручивался в узел. Кажется, прошло два часа. Или четыре. Невозможно сказать наверняка.

Спустя миг Сенлин вспомнил, как попал в эту комнату.

К тому времени, когда они с Адамом вырвались из окутанной смогом норы и попали в пещеру Цоколя, Сенлин был уже ни на что не годен. Его глаза болели от паров туннеля. Руки и ноги казались неестественно тяжелыми, как будто он упал в воду полностью одетым. Он проголодался и истощился и не мог отдышаться, не подавившись сажей.

Адамос Борей помог ему устроиться в первом попавшемся жилье – и «гостиница» выглядела не намного лучше ряда брезентовых палаток. Никакого вестибюля или коридора. Двери «номеров» выходили на улицу, где толстошеий трактирщик сидел на перевернутом ящике, строгал твердую колбаску и бросал кусочки в рот. Запах копченой свинины показался Сенлину роскошным, словно запах ладана, и у него слюнки потекли, как у пса.

Будь Сенлин в лучшей форме, он бы не снимал комнату. Он бы решил, что весь ряд лачуг необходимо сжечь, а пепел – развеять. Но он слишком устал, чтобы спорить, и потому позволил Адаму арендовать комнатушку, где можно было поспать несколько часов, пока молодой гид присмотрит за его пожитками. Сенлин растекся по койке, его руки и ноги безвольно свесились по краям. Он слишком выдохся, чтобы заметить попугая на жердочке. Сон его был глубок.

Интересно, а где Адам?

Он включил кран. Трубы содрогнулись, из обмотанного тряпками колена брызнула струйка воды, а потом раковина начала заполняться. Мутная вода слегка отдавала серой, и будь Сенлин бодрей, он бы не погрузил в нее лицо с такой охотой. Омыть царапины на щеке и руке было приятно, однако, невзирая на сильную жажду, он не смог заставить себя напиться. «Путеводитель» рекомендовал соблюдать осторожность при столкновении с подозрительной сантехникой; немало отпусков было испорчено из-за единственного глотка плохой воды.

Снова выпрямившись, он понял, что намочил лацканы пиджака, а полотенца нет – только тряпка на колышке, слишком маленькая, чтобы вытереть хотя бы мышь. Его вельветовый костюм, порозовевший от пустынной глины, теперь становился красным – въевшаяся пыль превращалась в грязь. Вспомнив о смене одежды в портфеле, он повернулся, чтобы найти багаж.

Пока он стоял спиной к койке, попугай успел застелить постель. Умная птица снова пронзительно завопила, а затем, грубо имитируя человеческий голос, сказала:

– Пора уходить! Пора уходить!

– Одну минуточку! – растерянно ответил Сенлин. Воротник намок от волос, пока он рыскал по комнате в поисках портфеля.

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: тот исчез вместе с узлом женского шелкового белья. Потянувшись к карманам брюк, он обнаружил, что те вывернуты наизнанку. Мелочь, пенни и полпенни, пропала. Его ограбили. Его бритва и мыло, его дневник, его расческа и щетка для пальто, его льняные перчатки и носовые платки, его жилет, брюки, носки, его «Путеводитель» и билеты, спрятанные внутри. Все пропало.

В панике Сенлин ощупал пояс брюк. Многообещающая пачка банкнот на месте! Он уныло рассмеялся. Как он был умен, настаивая на потайных карманах! Впрочем, разве он и впрямь умен? Его ограбили во второй раз за считаные дни.

– Пора уходить! – грубо повторил попугай. Закончив наводить порядок, он опять запрыгнул на жердочку в углу и начал прихорашиваться.

Сенлин уже взялся за ручку двери, когда увидел книгу в тени под койкой. Упав на четвереньки, он достал ее вместе с прицепившимся комком пыли. Это был его «Популярный путеводитель». К огромному облегчению, билеты на поезд все еще сидели внутри, плотно, как закладка.

У него осталась бо́льшая часть денег и возможность вернуться домой. Весьма неплохо для новоиспеченной жертвы грабителя.

Как он мог так ошибиться в Адаме? Он всегда считал, что хорошо разбирается в людях. Многолетний опыт научил его отличать лжецов и мошенников от просто нервных учеников. Он должен был заподозрить человека, который все еще писал записки в Бюро находок после двух лет тщетных поисков. Борей был неразумным, суеверным и отчаявшимся. Таким людям нельзя доверять, какими бы отзывчивыми они ни казались. Адаму даже не хватило смекалки украсть «Путеводитель»!

Возмущенный новой неудачей, которая лишь сделает его воссоединение с Марией еще более унизительным, и смущенный неправотой своих суждений, Сенлин сунул «Путеводитель» в карман пиджака. Спрятал билеты в потайной карман, вытащил несколько шекелей и вышел из комнаты. С прощальным взвизгом попугай напомнил ему, что время истекло.

Улицы и кварталы Цоколя занимали одну огромную полость. Сенлин предположил, что весь Исо, от школы до отмелей в бухте, с легкостью поместился бы внутри. Трубы, покрытые каплями и испещренные желтым мхом, опоясывали стены огромной комнаты и поднимались к куполообразному потолку, где разбегались во все стороны, точно туннели лабиринта. Медленный дождь из конденсированной влаги падал на плечи, на синевато-серую брусчатку и глиняные черепичные крыши коттеджей. Тысячи улиток – некоторые размером с корову – ползали по водопроводным сооружениям наверху, и их раковины были цвета темного неотполированного нефрита. Следы гигантских существ блестели, словно трещины в стекле.

Хоть зрелище и выглядело странным, Сенлина в первую очередь покорили не сам город в бутылке и не до нелепости огромные улитки, а громадная железная карусель, которая вертелась посреди публичной галереи. Его привлек туда запах шиш-кебаба. Он купил два вертела с кусочками мяса и, расплачиваясь, по привычке спросил продавца, не видел ли тот недавно женщину в красном шлеме. От его вопроса небрежно отмахнулись, словно слышали такое уже сотни раз за последние дни. Козлятина на вкус была хороша, но, наверное, голод делал ее лучше, чем в действительности.

Жуя, Сенлин наблюдал за десятками взрослых мужчин, которые катались на черной карусели. Они выглядели такими же веселыми, как его ученики, когда их отпускали с последнего урока.

Карусель гремела, кружилась и рокотала, сотрясая землю. Она казалась древней, словно мельничный жернов. Двенадцать табуреток приварили к железному колесу, и под каждой имелись педали, как будто снятые с велосипеда. Если один ездок начинал крутить их медленнее, другие разражались подбадривающими криками и насмешками, вынуждая его вновь ускориться. Работая вместе, они двигали карусель, хотя ее медленное и тяжелое вращение не очень-то соответствовало неистовым усилиям ездоков. Это казалось странным времяпрепровождением для взрослых мужчин, пока Сенлин не увидел, как на коническом выступе в центре карусели пробудился фонтан. Вода каскадом заструилась по склону конуса к желобу, расположенному на уровне подбородка сидящих мужчин, и вспенилась в нем. От желоба ко ртам тянулись трубочки цвета слоновой кости, и ездоки принялись пить из этих закрепленных соломинок с большим удовольствием, не переставая крутить педали.

Сенлин слизал с губ жир от козлятины. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так хотел пить.

И стоило подумать о том, что он достаточно отчаялся и готов погнаться за каруселью, попытаться запрыгнуть туда, где вертится фонтан, как вся машина содрогнулась от громкого и тяжелого удара и остановилась. Мужчины на ней едва успели нетерпеливо вскрикнуть, как весь диск завращался в обратную сторону. Он вертелся так быстро, что сгорбленные спины ездоков слились в размытую полосу. Желоба выплеснули наружу косой дождь. Некоторые зрители бросились врассыпную, чтобы не промокнуть, в то время как другие открыли рты, пытаясь поймать хоть что-то из расплесканного фонтаном. Всплеск жидкости угодил и в лицо Сенлину. Он попробовал едкую влагу, стекающую по щекам. Это была не вода. Это было пиво.

Внезапно один ездок потерял хватку, и его вышвырнуло с сиденья. Он сперва взлетел, а потом покатился по каменным плитам, которыми вымостили галерею. Проходившему мимо туристу пришлось отпрыгнуть, чтобы его не сбило с ног. Карусель, похоже, истощила накопленную энергию вращения и с щелчком замерла, словно часы, в которых кончился завод. Оставшиеся одиннадцать ездоков неуверенно сошли с нее. Они двинулись прочь на подгибающихся ногах, шатаясь, и их места вскоре заняли другие.

Охваченный сопереживанием, Сенлин бросился к упавшему ездоку. Еще не перевернув несчастного, по изодранному воротнику и вони он понял, что это нищий. Сенлин перевернул его на спину, глаза мужчины были закрыты; челюсть безвольно свисала, демонстрируя большей частью беззубый рот. Не убило ли его падение?

Но глаза мужчины резко открылись, и он испустил в лицо Сенлина вздох, вонючий, словно плевательница. Он не умер, просто был пьян. Вздох перешел в громкий гогот. Он схватился за пиджак Сенлина, чтобы встать, но сумел лишь оторвать лацкан целиком. Они оба уставились на обрывок вельвета, который нищий держал в кулаке. Пьянчуга безуспешно попытался приделать лацкан назад.

Сенлин с внезапной ясностью понял, что он не в состоянии спасти этого человека или, если уж на то пошло, кого-то еще. Стой они бок о бок на улице, вряд ли кто-то отличил бы их друг от друга. Всего лишь три дня после поезда, а он уже выглядит как попрошайка.

Его жена пропала. Надо взять себя в руки. Он же директор школы, в конце концов.

Под улитками и водопроводом раскинулся город трактиров, магазинов, ночлежек и коттеджей. Их неровные и рябые стены в большинстве своем были саманные, глинобитные или из рассыпающегося черного цемента. Газовые лампы погружали город в тусклые сумерки. Толпы были не такие многолюдные, как на Рынке снаружи, но такие же пестрые. Вот прошла женщина в платье с оборками, повиснув на руке хорошо одетого джентльмена, и оба благоухали ароматической смесью и воском для укладки волос. Через секунду мимо уже ковылял пилигрим в лохмотьях неопределенного цвета, воняя, словно торговец рыбой в августе. Сенлин что угодно отдал бы за славный очищающий морской бриз! Тут и там надежные сооружения высились как деревья среди камышей. Красные кирпичные фасады магазинов и гильдейских домов придавали улицам некое подобие респектабельности; в остальном архитектура выглядела довольно жалко.

Сенлин не мог не разочароваться: он ожидал увидеть блистающий центр культуры, а не это. Цоколь, при всей своей тусклости, выглядел портовым городом, куда моряки приходили, чтобы вспомнить, как шагать по твердой земле. Чего стоят только вездесущие пивные фонтаны! Ему попалось еще шесть после того, первого. «Популярный путеводитель» описывал атмосферу Цоколя слегка туманно, представляя этот уровень башни в виде чего-то вроде дружелюбного преддверия более привлекательных достопримечательностей наверху, но даже это оказалось преувеличением. Сенлин утешался, думая о Цоколе как о сенях башни. Здесь полагалось сбить грязь с ботинок, прежде чем войти в священные залы этажом выше.

Вдали, поднимаясь в точности из центра Цоколя, от улиц к куполу потолка тянулась белая колонна. Мраморный шпиль напоминал маяк – не только ввиду внушительных размеров, но и по ощущению надежности, которое внушала конструкция. Это был первый элемент архитектуры, казавшийся достаточно грандиозным. Даже улитки его не тронули. Он узнал колонну из описания в «Путеводителе»; это – лестница на второй уровень Вавилонской башни.

У Марии куда лучше получалось походя справляться с недостатками мира, поэтому она была неукротима и ее мало что могло разочаровать. Наверное, она нашла громадных улиток и пьяные карусели очаровательными.

Сенлин мельком увидел свое отражение в витрине магазина. Его обычно тщательно причесанные волосы теперь торчали во все стороны, как размочалившийся канат; его костюм выглядел кухонной тряпкой с карманами. Уж его-то Мария вряд ли нашла бы очаровательным.

Ничего не поделаешь. Нужен новый костюм.

Через полчаса Сенлин в примерочной портновской лавки рассматривал себя в настенном зеркале, одетый во все новое. Он выбрал костюм, который показался практичным, хотя на самом деле тот очень смахивал на униформу директора школы: сюртук длиной до бедер, с квадратными фалдами, подходящий черный жилет и брюки, белая рубашка с воротничком и черные ботинки с квадратными мысками. Переложив в карман достаточно денег, чтобы заплатить за новую одежду и все, что может понадобиться в течение дня, Сенлин спрятал оставшиеся в ботинках. Он был уверен, что даже самые ловкие карманники не смогут туда забраться. Испорченную одежду он аккуратно сложил в примерочной и оставил там.

Он слегка удивился, когда в лавку – где до сих пор не было ни души, кроме пожилого портного в очках, – вошел человек. Вновь прибывший был очень маленького – карликового – роста, с крючковатым носом и спутанной копной черных волос. Судя по золотой вышивке на жилете, делец. Кем бы ни был коротышка, он оказался довольно оживленным болтуном. Они с портным спорили из-за пакета одежды. Не желая прерывать их торг, Сенлин разглядывал носовые платки. Ему понадобятся по меньшей мере три.

– Но я не продаю дамам, – решительно заявил клерк.

– Подумайте об этом как о возможности расширить рынок. Я же не какие-нибудь лохмотья принес. Это качественный шелк! – Косматому коротышке пришлось как следует дернуть, чтобы вытащить из свертка предмет одежды. Он взмахнул им, словно флагом. – Видите, даже не мнется.

– Прошу прощения, – резко бросил портной и повернулся к Сенлину, который выбрал три белых, практичных носовых платка.

Они прошли к прилавку, где стояла кассовая машина с латунными краями. Сенлин заплатил за костюм, ботинки и носовые платки. Все это время коротышка наблюдал за обменом деньгами, как кошка – за птицей.

– Смотрите, – опять затараторил он, – шелка столь крепкие, что можно взять эту кофту, зашить концы, наполнить газом и поднять баржу!

Закрыв ящик кассы так резко, что звякнул колокольчик, портной снял очки и принялся энергично протирать линзы.

– Баржевых капитанов я тоже не обслуживаю.

Коротышка поцокал языком:

– Эх, нравятся мне люди с чувством юмора.

Только когда Сенлин повернулся, чтобы уйти, он увидел портфель, свисающий с плеча торговца. Эти строчки нельзя было ни с чем перепутать. Это был его портфель.

Возможно, Сенлин вдохновился новым костюмом и свежей рубашкой, которая приятно терла запястья и шею, или, быть может, низенький рост торговца напомнил ему об учениках и придал ощущение власти. Или все дело в том, что совсем недавно Адам предал его доверие, а потом обокрал? Как бы там ни было, Сенлин почувствовал прилив уверенности, граничащий с опрометчивостью. Он не позволит воровству остаться безнаказанным! Он поступит вопреки своей обычной сдержанности и примет меры. Но вдруг противник вооружен? Сенлин решил, что самый безопасный путь – застичь воришку-карлика врасплох.

Сенлин встал, прижавшись спиной к фасаду магазина у двери; он застанет вора совершенно неподготовленным, едва тот выйдет на улицу. Сенлин почувствовал, как от доселе неизведанного трепета предвкушения его бросает в жар. Дверь магазина открылась, и вышел вор, Сенлин схватил его за шиворот и оторвал от земли.

– Ха-ха, я тебя поймал! – с триумфом вскричал Сенлин.

Но от триумфа не осталось и следа, когда ему проворно врезали пяткой в пах.