Текст книги "Война за святых"

Джиованни Верга
Война за святых

В то время, как Святой Рокко спокойно двигался своим путем под балдахином, окруженный многочисленными зажженными свечами, музыкантами, участниками процессии и толпою верных, неожиданно произошла суматоха, свалка, и народ стал разбегаться в разные стороны: священники удирали с развевающимися в воздухе рясами, женщины визжали, кровь лилась ручьями, а пинки и удары сыпались, точно гнилые груши, даже перед самым носом благословенного Святого Рокко. Судья, городской голова и карабинеры немедленно примчались, сломанные кости были отнесены в больницу, наиболее буйный элемент отправился ночевать в. тюрьму, а Святой вернулся к себе в церковь бегом, а не обычным для процессий шагом, и праздник окончился, как комедия Полишинеля.

Всему этому была причиною зависть жителей квартала Святого Пасквале. В этом году приверженцы Святого Рокко потратились свыше сил на то, чтобы устроить шикарное празднество; из города были выписаны музыканты, было сделано более двух тысяч выстрелов и даже заведена новая хоругвь, вся расшитая золотом, которая весила, по слухам, более ста килограммов и производила среди толпы впечатление настоящей «золотой пены». Само собою разумеется, что все это здорово щекотало нервы приверженцам Святого Пасквале, и в конце концов один из них вышел из терпения и зарычал, бледный, как смерть:

– Да здравствует Святой Пасквале! – Тогда посыпались пинки и удары.

Дело в том, что крики: – Да здравствует Святой Пасквале! – перед самой мордою Святого Рокко служат в полном смысле слова провокациею и равносильны тому, чтобы явиться в чужой дом и наплевать или устроить себе развлечение в виде того, чтобы щипать женщину, с которою вы идете под руку. В таком случае все святые и черти перестают существовать, и люди забывают даже ту каплю уважения, с которым они относились до того ко всем другим святым, состоящим в сущности друг с другом в родстве. Если это улучается в церкви, то взлетают на воздух скамейки, если во время процессии, то летят огарки, точно летучие мыши, а за столом-тарелки.

– Святой бес! – рычал кум Нино, весь избитый. – Хотелось бы мне посмотреть, у кого хватит духу крикнуть еще раз: – Да здравствует Святой Пасквале!

– У меня! – ответил в бешенстве кожевенник Тури, который должен был вскоре стать его зятем и был вне себя из-за полученного в свалке удара кулаком, который чуть не ослепил его. – Да здравствует Святой Пасквале до самой смерти!

– Но замолчите же, замолчите, ради Христа! – визжала его сестра Саридда, бросаясь между женихом и братом; до сего момента все трое гуляли вместе в мире и любви.

Кум Нино, жених, орал назло:

– Да здравствуют мои сапоги! Да здравствует святой сапог!

– Черт! – рычал Тури с пеною у рта и вспухшим синим глазом, – Ты за Святого Рокко, со своими сапогами! На, получай!

Они стали угощать друг друга такими ударами, которые могли бы, кажется, убить быка, пока друзьям не удалось развести их помощью пинков. Саридда тоже воспламенилась, стала визжать: – Да здравствует Святой Пасквале! – и чуть не обменялась с женихом пощечинами, точно они были уже мужем и женою.

В таких случаях родители сцепляются с детьми, а жены расходятся с мужьями, если, к несчастью, девушка из квартала Святого Пасквале вышла замуж за приверженца Святого Рокко.

– Я не желаю больше слышать об этом христианине! – вопила Саридда, упершись кулаками в бока, в ответ соседкам, спрашивавшим, почему разошлась ее свадьба. – Даже, если мне дадут его одетым в золото и серебро, слышите!

– Пусть Саридда важничает, если ей нравится! – говорил со своей стороны кум Нино в то время, как ему мыли в трактире запачканное кровью лицо. – В этом квартале кожевенников только и есть, что нищие и трусы! Я был, верно, пьян, когда мне пришла в голову мысль пойти туда выбирать себе невесту.

– А раз дело обстоит так! – решил городской голова. – И нет возможности вынести Святого на улицу без свалки и настоящего свинства, то я не желаю больше ни празднеств, ни выставления Святых Даров, а, если кто будет ругаться, то я посажу его в тюрьму.

Однако, дело стало очень серьезным, потому что местный епископ дал священникам Святого Пасквале привилегию носить мантии. Приверженцы Святого Рокко, у священников которого не было мантий, добрались до самаго Рима, нашумели у ног Святого Отца с документами, гербовыми марками и прочими вещами в руках, но все их хлопоты оказались тщетными, потому что их противники из нижнего квартала, которых все помнили еще босыми, разбогатели, как свиньи, на вновь развившейся кожевенной промышленности, а известно, что на этом свете справедливость покупается и продается, как душа Иуды.

У Святого Пасквале ожидали посланного от монсиньора; это был разумный человек, и кто видел его, тот рассказывал, что он носил на туфлях серебряные пряжки весом по полфунта каждая; он приезжал, чтобы привезти священникам мантии; по этому случаю они тоже выписали из города музыкантов и собрались пойти за три мили навстречу посланному от монсиньора, а вечером должна была состояться на площади иллюминация с правом орать: – Да здравствует Святой Пасквале! – сколько душе угодно.

Понятно, что жители верхнего квартала были в страшном волнении. Некоторые, наиболее возбужденные, стругали суки грушевого и вишневого дерева, толщиною с настоящие шесты, и ворчали:

– Если будет музыка, то придется дирижировать.

Посланный епископа сильно рисковал вынести из своего торжественного въезда сломанные кости. Но преподобный отец был хитер и, предоставив музыкантам ждать его за деревнею, тихонько прошел пешком по тропинкам в дом священника, где велел собраться всем главам обеих партий.

Когда эти благородные люди очутились после долгих распрей друг против друга, то в их взглядах ясно выразилось желание выцарапать друг другу глаза, и потребовался весь авторитет преподобного, одевшего по этому случаю плащ из нового сукна, чтобы велеть подать мороженое и другие угощения без скандала.

– Ну, вот и прекрасно! – одобрительно говорил городской голова, уткнувши нос в стакан. – Когда вы желаете видеть меня для мирных дел, то я всегда готов к вашим услугам.

Посланный сказал действительно, что он явился водворить мир с оливковою веткою, как голубь Ноя, и стаде разыгрывать красноречивого проповедника, расточая улыбки и рукопожатия и говоря:

– Прошу вас в ризницу на шоколад, господа, в день праздника.

– Не будем устраивать праздника, – сказал судья: – иначе опять случ

...

конец ознакомительного фрагмента