Текст книги "Кровь для мотылька"

Глава 10

Сколько Матэуш Де Кольбер себя помнил, он всегда любил находиться в церкви, будь то пару столетий назад или сейчас, в девятнадцатом веке. Стоя в гулкой тишине святилища, он ощущал умиротворение, которого было не достичь ни в одном другом месте, даже пребывая в постоянном одиночестве в стенах векового замка, где разум атаковали назойливые мысли и переживания. Лишь здесь, среди узких деревянных лавок, выстроенных одна за другой, блаженных ликов святых, изображенных на фресках и витражах, рассказывающих историю, давно известную каждому приходящему сюда, покой на цыпочках закрадывался в душу, заставляя все мирское оставаться за пределами Дома Господа.

Мужчина редко покидал поместье, даже ради служб патера[11]11
  Патер – католический священник.


[Закрыть]; Матэуш жалел, что на угодьях замка нет хотя бы маленькой часовни, где он мог бы по-прежнему оставаться один, но при этом не чувствовать себя одиноким.

Потому сейчас, преклонив колени на ступенях перед пустующим престолом, разделяющим алтарь, Матэуш медленно выдохнул, закрыл глаза и шептал слова молитвы. Он уловил едва слышимые знакомые шаги, направляющиеся в его сторону, но не отреагировал, продолжая чувствовать коленями холодные ступени, а губами шероховатую кожу собственных пальцев.

– Не забудь поприветствовать Деву Марию, сын мой, ибо кто еще так знал Иисуса, как не его мать.

– Да, святой отец.

Патер был мужчиной средних лет с длинными прямыми волосами, едва тронутыми сединой, мелкими морщинами на чуть смуглом лице и добрыми понимающими карими глазами. Подол черной прямой сутаны и простой серебряный крест на груди замерли, заставляя думать, будто патер плыл по воздуху. Священник степенно подошел к молодому вампиру, положив теплую ладонь ему на плечо; он не трепетал перед Матэушем и не страшился могущества семьи Де Кольбер, но бережно хранил секреты мужчины, шепотом доверенные ему в исповедальне. Когда единственный прихожанин поднялся, они радушно пожали друг другу руки, словно добрые друзья.

– Как твои дела, Матэуш? Хуже не становится?

– Все по-прежнему, благодарю, отец Ласло.

– Жаль, что ты не можешь бывать здесь чаще. Мы починили орган, звучит превосходно.

Отец Ласло указал на стоящий за алтарем исполинских размеров инструмент, кричащий всем своим видом, что он снова готов придавать дивное величие торжествам и возносить души к небесам во время литургии. Матэуш не мог вспомнить, когда последний раз слух его полнился пленяющей мелодией органа, но четко слышал его сейчас в своей голове, как эхо старых воспоминаний.

– Мне… тоже очень жаль…

Вампир запнулся, тут же скрывая горечь под легкой улыбкой, и вдруг подумал о гостье, оставшейся в замке. Он впервые открыл свою тайну кому-то, кто не был членом его семьи и не носил сан, оттого его одолевали сомнения. Поделись Элайн хоть с одной живой душой, вампиры не стерпели бы подобной лжи от Де Кольберов, вероятно, вынудив тех выбирать между сыном и властью.

Матэуш искренне любил, почитал и уважал своих родителей, но не был уверен, что выбор был бы сделан в его пользу; безродного человека, обращенного вампиром давным-давно, не преминули бы предать огню прилюдно, а с этой жертвой канут в Лету годы правления всего клана Бересклет. Стоило ли это откровение таких последствий? И все же мужчина чувствовал: Элайн можно доверить собственную жизнь; то, как неотрывно она ловила его взгляд, как с придыханием и осторожностью интересовалась им, будто говоря «со мной ты в безопасности». Стоило девушке войти в комнату, воздух становится плотным и мягким, обволакивая каждую клеточку тела, но не сковывая, а наполняя чем-то новым, неизведанным.

Вспомнил Матэуш и гладкость ее шелковистых волос, белизну кожи, будто свечение души настолько сильное, что более не может быть ограничено приземленной плотью, требовательный, но одновременно просящий взгляд, которому он готов покоряться каждый раз, стоит лишь дать слабину, искусанные губы, к которым ранее не прикасался ни один мужчина, он был в этом уверен. За это признание самому себе мужчина тут же попросил прощения у Девы Марии, подойдя к ее изображению в одном из витражей, через которое калейдоскопом прорывалось ласковое солнце. Нет, Хадринн права, невозможно привести ни единого довода в пользу возможности этой любви, кроме отчаянного желания, а значит, это влечение – всего лишь очередное жизненное искушение, которое стоит преодолеть с честью.

– Матэуш, боюсь, нам пора. Епископ скоро прибудет, твой отец уже вводит остальных в курс дела.

С трудом оторвав взгляд от божественного лика святой, напоследок всей щепотью пальцев окрестил тщедушное тело и, кивнув патеру, отправился вслед за ним вглубь церкви. Тонкий запах ладана пропал, когда мужчины шли через темные коридоры в самый дальний зал, к которому вели высокие врата до самого потолка. Раздался скрип тяжело открываемой двери и сразу утонул в шумной дискуссии.

– Я слишком многого прошу от вас, господа?! Всего лишь отмщения за свою сестру!! Она не заслуживает такой смерти!!!

– Это немыслимо, Маргит! Ты требуешь развязать войну, а этого не заслуживают все остальные. На одной чаше весов жизнь твой сестры, на другой – все мы. Одумайся!

В просторном помещении первой бросалась в глаза звезда Давида, высеченная в каменном полу, в центре которой стоял пустой трон для справедливого, но строгого епископа католической церкви. Словно судья, он выслушивал мнения всех существ, вынося свой вердикт. Два пересеченных треугольника, являющихся основой звезды и всего ныне живущего, – символ Ордена, решающего вопросы равного правления рас. В каждом из углов эмблемы стоял трон поменьше, на котором восседал правитель того или иного народа, а подле – представитель, правая рука короля, также имеющий голос.

Правильный треугольник включал в себя короля со стороны людей, вампиров и ведьм, существ высшего порядка, имеющих общего предка, перевернутый же являлся союзом демонов, перевертышей, фейри, низших существ, также объединенных стародавними корнями.

– Давайте дождемся эпископа, господа. От ваших криков уже голова разболелась, – раздался голос Иштвана Де Кольбера с положенного ему места, Матэуш, коротко кивнув присутствующим, присоединился к отцу. В зале еще были слышны гневные шепотки, когда вошел грузный лысый мужчина в черной сутане, чье темечко было прикрыто ярко-красной тонзурой[12]12
  Тонзура – такую шапочку носят монахи как символ отрешения от мирских интересов.


[Закрыть], такого же цвета широкий пояс, спускающийся практически до самого пола, поддерживал живот. Он медленно проковылял к трону, заставив своим присутствием встать и королей, а опустившись на трон, принялся тряпицей вытирать шею над колораткой[13]13
  Колоратка – белый воротник священнослужителей.


[Закрыть].

– Ваше преосвященство, мы вас заждались.

– Терпение, господа, – благодетель.

Епископ наконец уселся удобнее, подавая знак начинать присутствующим делиться известной информацией.

– Говорят, вы укрываете ведьму, за которой охотится убийца? Неужели она ничего не знает?

– Давайте используем ее в качестве приманки!

– Выдать ее нам, пусть епископ Янош решит, что с ней делать!

На последнее предложение одного из присутствующих представителей раздались одобрительные возгласы, однако Де Кольберы воодушевления не разделили. Матэуш сморщился, как от боли, а его отец, хоть и казался равнодушным, еле заметно постукивал пальцами по подлокотнику серебряного трона. Епископ Янош Мадьяр не вмешивался в разыгравшееся перед ним представление, глазами, подобно орлиным, внимательно наблюдая за реакциями королей.

– При всем уважении к вам, ваше преосвященство, я прошу у вас еще немного времени. Когда Элайн Мелтон и ее тети прибыли в замок, я ощутил от маленькой ведьмы чужеродный запах, связанный с ковеном Ирис. Думаю, она что-то скрывает, но нужно дать ей время самой довериться и открыться нам, отобрать силой – значит, пойти против наших же законов.

Молодой вампир медленно перевел взгляд на отца, всеми силами стараясь не показывать, что эта новость стала открытием и для него. Иштван не поделился информацией ни с кем из ближних, и если Хадринн мало волновало расследование, то Матэуш был заинтересован в нем не меньше остальных. Его нюх ничтожен в сравнении со способностями отца, хотя молодой вампир превосходил Иштвана в упорстве и ловкости. Потому неудивительно, что именно старший Де Кольбер заметил странный запах.

– Что могла дать этой девчонке моя сестра? – воскликнула одна из чистокровных потомственных ведьм, приглашенная для дачи показаний, но не имеющая голоса Ордена.

– Например, свою кровь.

По залу пронесся удивленный вздох, заглушенный возмущенным шепотом.

– Я лишь строю предположения. У Люсьен ведь были способности к магии крови, не так ли, Маргит? Возможно, – я подчеркиваю, возможно, – Люсьен Маранси рассудила так: кто бы ей ни встретился, ее убийство привлечет вампиров, которые от природы умеют считывать информацию по крови, а значит, нужно суметь сохранить священную жидкость, которую передадут нам.

– Из твоей версии следуют логичные выводы. Во-первых, она знала своего убийцу, а во‐вторых, этот кто-то был вампиром, – заключил епископ, сузив глаза до щелочек.

– Все так, ваше преосвященство. Отсюда вопросы: был ли убийца из того же клана Сангвинария, что и Люсьен Маранси? Что такого знала и видела ведьма, раз ей было необходимо донести эту информацию до Бересклета? Эта информация и стала поводом для столь жестокого убийства?

Иштван каждое слово произносил вкрадчиво, делая большие паузы, чтобы донести свой посыл до всех присутствующих. А может, он уже разгадал эту тайну и специально растягивает удовольствие, наблюдая за реакциями?

– Большей мерзости и выдумать нельзя! На что ты намекаешь, Иштван? Хочешь обвинить мой же клан в сестроубийстве? Да ты выжил из ума, слишком долго стоишь у власти, аж шестеренки заржавели!

– Есть основания полагать подобное, Иштван? – Янош Мадьяр перебил разъяренную Маргит, заставив ее замолчать жестом руки, увенчанной золотыми тяжелыми перстнями.

– На месте преступления я не почуял иных запахов, кроме Сангвинарии. Это говорит о двух противоположных вещах: либо убийца из давно вымершего клана теней, что практически невозможно, либо…

– Либо Сангвинария пошли против собственной сестры, – закончил за Иштвана епископ, на что тот молча кивнул, давая всем переварить услышанное.

– Клан теней… Имеешь в виду тех ублюдков из клана Такка, что покушаются на собственных создателей – Аппа? А ведь у тебя в подчинении один такой имеется, хоть и вымерли они все, как ты говоришь, – человеческий король расслабленно сидел, закинув ногу на ногу, бросая небрежные взгляды на вампиров. После его заявления все взоры обратились к Иштвану и его сыну. Те не дрогнули.

– Все верно, Оскар. Вот только мой Такка был со мной в ночь убийства. Я знаю, что он делал, вплоть до каждой секунды, если ты намекаешь на это. О других Такка я не слышал уже много лет.

На какое-то время тишина забралась в каждый уголок зала, незримо кипя от негодования, внутренних споров и злости, пропитываясь этими негативными эмоциями, становясь давящей. Епископ вдруг поднялся с трона, громко причмокнув губами.

– Что ж, Иштван, я даю тебе еще неделю. Надеюсь, ты прав, и ваша гостья предоставит улики, какими бы они ни были. А дальше посмотрим. Хочется поскорее разобраться со всем этим.

Деловито распрощавшись, каждый покинул территорию церкви, неся в душе бурю нескладных, словно подростковых, эмоций, размышляя и переживая каждый о своем. Лишь Маргит осталась стоять у входа, провожая взглядом Де Кольберов, крепко сжимая кулаки в гневе.

Глава 11

Бригитта Мольнарне поднялась к Элайн как раз вовремя – девушка уже оделась, завязала длинные волосы в пучок, чтобы не мешали заниматься готовкой, собираясь покинуть комнату. Намек на рассвет еще не коснулся небосвода; до кухни женщины шли маленькими шажками, вооруженные ручными канделябрами. Тени беззвучно проплывали из угла в угол – то слуги готовились к балу, шелестя чрезмерно накрахмаленными пышными юбками.

На кухне вовсю кипела работа, несколько девушек собрались вокруг неподъемной кастрюли, очищая, нарезая кабачки для любимого всеми летнего блюда фезелек[14]14
  Фезелек – рагу из кабачков, приправляемое сметаной. Подается холодным со свежим укропом и фрикадельками.


[Закрыть]. За столом, закатав рукава по локоть, крутились две дородные женщины, очищая крупные серые грибы для гомба паприкаша[15]15
  Паприкаш – вегетарианское рагу с паприкой, луком, помидорами, чесноком, мукой и сметаной. Подается с клецками накедли или рисом.


[Закрыть].

В воздухе стоял пряный запах лангоша[16]16
  Лангош – жаренный во фритюре круг из теста с хрустящей корочкой и нежной мякотью.


[Закрыть] с чесноком и сыром, отчего непроизвольно приходилось часто сглатывать слюну. Элайн не знала, за что схватиться, к чему приступить в первую очередь, потому встала как вкопанная посреди ажиотажа, пока Бригитта не взяла ее под локоть, утащив за собой вглубь кухни.

– Мы с тобой займемся десертами, Элайн. Авось эти рецепты пригодятся тебе для работы в вашем кафе, когда ты вернешься домой.

Мольнарне подмигнула помощнице, ловко вытаскивая из шкафчиков и с полок необходимый инвентарь.

– Умеешь готовить турос батю?[17]17
  Турос батю – закуска в ладошку. Конвертики из теста с творогом. Едят по особым случаям.


[Закрыть]

Элайн задумалась, но, отыскав в чертогах разума рецептуру, закивала, довольная тем, что может быть полезной. Ей всегда нравились эти нежные конвертики, но в кафе не представилось повода их приготовить.

– Отлично! Тогда давай займемся ими чуть позже, первоочередное – испечь торт добош[18]18
  Торт добош – огромный семислойный торт, наполненный густым шоколадным кремом.


[Закрыть]. Возни с ним уж больно много.

Ободряюще улыбнувшись оторопевшей помощнице, Бригитта похлопала девушку по руке.

– Привыкай, детка. Балы у Де Кольберов всегда проходят с размахом. Будет много гостей, соберутся все кланы. Бал – не просто способ развлечься, это светское мероприятие для решения политических и иных межрасовых вопросов. Не переживай, все будет хорошо, я рада иметь такую помощницу. Просто повторяй за мной, и все получится!

Следующие два часа Элайн только и делала, что замешивала бисквиты, ставила в печь, спеша доделать крем до того, как продукты в нем свернутся. От нескончаемого жара печи лица кухарок раскраснелись и заблестели от выступившего пота. Работа не остановилась, даже когда они заслышали испуганный крик хозяйки, ворвавшейся во владения Бригитты и подскочившей к Элайн, чем сильно напугала девушку.

– Милостивый бог, Элайн! Можно узнать, что это такое ты здесь делаешь?!

– О, это будет невероятно вкусный, пышный…

– Нет, нет и нет! Дитя, ты гостья в этом доме! Тебе нужно нежиться в постели, быть свежей и румяной, чтобы покорять сердца молодых мужчин на балу. О, Святая Дева Мария, ты только взгляни на себя, мука даже на щеке! Швея уже готова показать тебе платье, нужно озаботиться украшениями и прической, а ты толкуешь о тортах! Леди, вы сведете меня в могилу!

Хадринн Де Кольбер наигранно закатила глаза, подставив ко лбу тыльную сторону ладони.

– А это вот уж вряд ли, – шепнула гостье Бригитта так громко, чтобы хозяйка услышала; женщины игриво рассмеялись, тем самым поприветствовав друг друга.

– Простите, Ваше Величество, боюсь, это я виновата. Элайн любит готовить, это помогает ей меньше скучать по дому, а мне в радость ее компания.

– Что ж, в таком случае могу понять. Если вы закончили, то…

Хадринн сделала жест рукой в сторону выхода, не оставляя других вариантов, кроме как подчиниться.

Пока Элайн приводила себя в порядок в ванной комнате, она почти физически ощущала нетерпение хозяйки замка, которая вместе со швеей ожидала девушку, расхаживая из угла в угол.

– Oh, oui! Восхитительная работа, как и всегда, дорогуша! Элайн, только взгляни на это! Правда чудесно?

Ведьма переступила порог спальни и застыла на месте, когда ее платье для бала предстало перед ней. Она никогда не носила ничего подобного; заставив себя шагнуть вперед, немного сомневаясь в удобстве одеяния, Элайн все же не могла не отметить искусные стежки, идеально подобранный фасон и цвет.

– Меньше чем через два часа гости начнут приезжать, мы встретим их подобающим образом. Примерь скорее, хочу увидеть, как оно сядет!

Благородный бархат плавно окутал хрупкие плечи девушки, оставляя их оголенными, но тщательно скрадывая округлости в декольте. Пышные оборки из фатина начинались под грудью, продолжая свой невесомый танец в виде воланов, превращаясь в легкие рукава-фонарики, тем самым добавляя объема сверху, но отвлекая смотрящего от чрезмерно худощавых рук Элайн и широких бедер, скрывшихся под прямой плиссированной юбкой в пол.

Гелиотроповый цвет[19]19
  Имеется в виду минерал, носит и иное название – кровавая яшма, хотя цвет имеет темно-зеленый.


[Закрыть] подчеркивал темноту волос и глаз, делая их похожими на смолу, оставляя в образе некоторую необузданность, граничащую с диковатостью, рьяно подчеркивающие непохожесть ведьмы на хозяев и их гостей. Однако Элайн не была уязвлена подобным восприятием ее Хадринн, прекрасно понимая, что так оно и есть.

Девушка вдруг вновь вспомнила о сестре и родителях. Что бы сказали они, увидь ее сейчас такой? Были ли они хоть раз на роскошном балу? Вел ли Гарри в танце Манон? Смеялась ли она тогда? А Зоэ? Как бы она смотрелась в этом шикарном платье вместо Элайн? Насколько могли сестры быть похожими друг на друга сейчас? Влюбилась бы Зоэ в Матэуша? Может, он бы предпочел ей Зоэ? В таком случае Элайн бы отступила, позволила сестре ожить прямо сейчас, посреди этой комнаты, любить Матэуша, кружиться в танце, чувствовать на языке пузырьки шампанского, просто быть, быть рядом со своей сестрой. Она бы отдала многое за это.

Швея расправила подол юбки, когда хозяйка с восторгом оглядела молодую ведьму, преподнеся той еще пару подарков – лакированных деревянных коробочек, внутри которых на мягких подушках красовались золотые брошь и браслет; птицы из драгоценных зеленых камней на них, казалось, прямо сейчас упорхнут в жаркие страны.

У Элайн настолько захватило дух, что она смогла лишь наблюдать за тем, как Хадринн наряжает ее, будто собственную игрушку. Именно безвольной, но красивой куклой и чувствовала себя девушка, которой сегодня предстоит играть по чужому сценарию. Одна из безликих прислужниц молча оставила на кровати несколько блестящих масок и ретировалась, будто была тенью человека, нежели кем-то настоящим.

– Это бал-маскарад?

– О да. Любишь маскарады, дитя? Наше общество их просто обожает! К тому же…

Хадринн распустила гостье высохшие волосы, убрав на спину пару прядей, принялась осторожно проводить по ним гребнем и горячо зашептала девушке на ухо, заговорщически глядя в глаза в отражении зеркала, будто ища отклик или знак, что ведьма понимает ее:

– Иногда так приятно побыть кем-то другим, набросив на себя ореол таинственности. Можно спокойно отдохнуть, побыть сторонним наблюдателем, завести интрижку под самым носом у супруга, по-тихому заключить пару масштабных сделок, вбросить слухи о самом себе, не имеющие ничего общего с правдой, лишь бы привлечь к собственной персоне должное внимание. Нужных людей для важных разговоров вампиры находят по запаху, а остальное не имеет значения.

Лицо Хадринн стало серьезным, и Элайн невольно задумалась, какой из перечисленных вариантов желаннее для хозяйки. Что-то подсказывало: ей хотелось хотя бы раз стать невидимкой, но приходится блистать не хуже монеты в грязных руках купца. Выходит, не одна она ощущает себя куклой в руках кукловода? Неужели Иштван Де Кольбер не может дать своей жене хотя бы день отдыха, перестав давить на нее, вынуждая отвлекать внимание других на великолепие супруги, лишь бы решить свои политические проблемы? Нет, конечно же, не может, иначе он не был бы настоящим правителем столько столетий.

– Ну что, какую выбираешь?

Голос женщины отвлек Элайн, предлагая две простые, но изящные позолоченные маски. Одна закрывала лишь часть лица, показывая рысью сущность, вторая же скрывала лицо полностью, имела отверстия для глаз и нечто похожее на клюв колибри. Без раздумий ведьма взяла из рук Хадринн вторую маску, желая быть на званом мероприятии не более чем зрителем; в тот момент ей подумалось, что даже без этих аксессуаров она ежечасно является созерцателем спектаклей различного рода. Что будет с актером, если надеть осязаемую маску поверх врожденной?

– Хадринн, спасибо вам за… все это, – тихо отозвалась Элайн, неопределенно обведя руками себя и комнату вокруг, на что хозяйка лишь широко улыбнулась, махнув рукой.

– Не бери в голову. Давай, моя девочка, спускаемся в большой зал, я слышу музыку, должно быть, гости уже прибыли!

С довольной кошачьей улыбкой, будто вопрос о выборе аксессуара был лишь формальностью, хозяйка надела маску рыси, идеально подходящую к ее образу и вышитому переливающимися пайетками золотому платью, облегавшему фигуру женщины.

Чем ближе они подходили к залу, тем отчетливее слышалась незатейливая мелодия, вливающая входящих в общий поток импровизированного спектакля. На каждой поверхности вместо пыльных книг теперь стояли многоярусные стойки с закусками, а рядом несколько бутылок дорогих изысканных напитков. За роялем сидел мужчина, возраст которого определить было невозможно – он тоже был в закрытой белой маске без опознавательных рисунков; подле него две девушки вторили его плавной игре на скрипке и виолончели.

Птичьим щебетом раздавался смех, разговоры лились, казалось, отовсюду; Элайн на миг оглохла от бурного водопада звуков, внезапно обрушившихся на нее, слепо пробираясь к дальнему пустующему углу комнаты. Хадринн она потеряла сразу, переступив порог зала, потому теперь стояла одна, разглядывая бесчисленное количество гостей, пестривших вычурными нарядами и столь же претенциозными масками зверей.

В маске дышать было тяжело, но Элайн понятия не имела, когда закончится бал. Возможно, ее придется носить весь день, тогда не избежать обморока. Перехватив у проходящего мимо слуги бокал игристого вина, немного приподняв маску, девушке все же удалось вместе с глотком освежающего напитка ухватить желаемого, но спертого воздуха.

Отходя спиной обратно к углу, ведьма ощутила тепло чужой руки на оголенной коже и вздрогнула. Кто-то настойчиво и уверенно гладил ее костяшками пальцев вдоль оборок по кромке платья, прикосновения обжигали своей откровенностью даже щеки. Поспешив отойти подальше от навязчивого гостя, Элайн Мелтон ощутила, как крепкие пальцы сжали открытое плечо, а теплое дыхание коснулось волос.

– Куда собралась, милочка? Я думал, мы только начали.

В словах звучала угроза, прикрытая возбуждением, Элайн ощутила, как задрожали ноги, но все равно старалась отодвинуться, вывернуться из нежелательной близости. В момент, когда она была готова закричать, даже будучи уверенной, что ее мольба потонет в сотне радостных возгласов и музыке, сначала почувствовала, а подняв голову, увидела, как другой мужчина грубо схватил за запястье нарушителя спокойствия девушки.

Приглядевшись через узкие щелочки для глаз в маске, Элайн уловила знакомые черты; в подтверждение этому подошедший тут же снял искусственную личину в виде морды угловатого волка, открыв вожделенный образ Матэуша Де Кольбера. Кожаные штаны в меру облегали бедра мужчины, в вырезе белой рубашки навыпуск белела впадинка груди, а короткий жакет, отделанный широким шнуром, придавал свободному образу официозность.

– Вижу, ты уже познакомилась с одним из самых желанных холостяков нашего общества и по совместительству моим лучшим другом. Элайн, позволь должным образом представить тебе Матиса Поэра.

– О-о-о, Мат, умеешь ты испортить все. Я хотел познакомиться по-своему, – со стоном проронил незнакомец в нелепой фиолетово-синей маске, ярко контрастирующей с атласным темно-коричневым костюмом и шелковыми бежевыми лацканами, указывая на друга зажатой тростью в свободной руке.

– Элайн не та гостья, на которой было бы уместно испытывать твои штучки, Матис.

– Ты просто так говоришь, потому что сам положил на нее глаз, да? – продолжая разыгрывать оскорбленную невинность, отшучивался мужчина, понимая, что ему ничего не остается, кроме как снять маску, ведь его личность была рассекречена. Вдобавок хорошее воспитание не позволило бы Матису пойти против этикета.

– Как ты нашел меня посреди этого хаоса? – шепнула Элайн Матэушу, не сводя взгляда с его друга, когда вампир все-таки отпустил руку Матиса, потянувшуюся к пластиковой бабочке, чьи крылья широко простирались по обе стороны от лица мужчины.

– Я твой запах не смог бы спутать ни с одним другим, даже если бы захотел.

Едва выраженные страдания на лице Матэуша подтвердили, что он не вложил в свои слова и доли вульгарности, но по коже Элайн все равно побежали мурашки. Она смущенно отодвинулась от вампира, знакомясь с ликом его друга. Заносчивый, элегантно одетый мужчина на добрую голову возвышался над младшим Де Кольбером, болезненно худощавым, с пепельным цветом лица, однако харизмы хватало, чтобы взгляды еще надолго задерживались на его образе. Длинная шея, обтянутая воротником-стойкой, визуально делала вампира более статным, имеющим должную выправку, короткие каштановые волосы были уложены безукоризненно, а холодные каре-зеленые глаза смотрели цепко, хоть тонкие губы и растянулись в масленой улыбке.

– Значит, вы и есть та самая ведьма, занявшая одну из спален этого роскошного замка и, по всей видимости, урвавшая не только это, но и кусочек сердца моего друга?

Матис протянул костлявые длинные пальцы к девушке, а когда она протянула руку в ответ, вздрогнула от прикосновения его ледяных губ.

– Что ты несешь, Матис. Я беспокоюсь о безопасности нашей гостьи, к тому же мне отведена роль свахи на этом балу.

Матис Поэра кивнул на слова своего друга, хотя было не ясно до конца, поверил ли им, как и безучастному скучающего тону его голоса.

– Ее Величество Хадринн приложила к этому свою изящную ладошку?

На провокационный вопрос Матэуш не ответил, поворачиваясь боком к собеседникам, делая вид, будто нашел нечто интересное в толпе веселящихся гостей.

– Матэуш говорил, что бо`льшая часть ваших работ хранится в галерее замка, я…

– Восхищены? Поражены? Покорены моим талантом? – с ехидной улыбкой перебил художник, становясь по другую сторону от девушки, склонив к ней голову.

– Скорее, обескуражена. Ведь если вы настолько великолепны, почему же ваши картины не удостоены чести быть обнародованными в каком-нибудь музее, городской галерее, например?

Элайн Мелтон повторила движение головы Матиса, чуть не задев его, и тут же услышала, как прыснул Матэуш Де Кольбер.

– О, барышня, у вас слишком острый язычок для той, кто находится посреди логова вампиров.

…Ведьма сняла маску, чтобы иметь возможность выстоять против взгляда мужчины, который, как она поняла, пытается всеми силами контролировать то, что ему неподвластно.

– Если вы так норовите напугать меня, господин Поэра, то, боюсь, при столкновении со мной ваше раздутое самомнение будет уязвлено еще не раз. Советую впредь выбирать соперников, равных себе.

Матис громко рассмеялся, хлопнув друга по плечу.

– Ты был серьезен, когда говорил, что будешь защищать ее? Она и сама неплохо справляется.

Отчего-то Элайн не поверила этой напыщенной игре, чувствуя, что ей удалось задеть собеседника за живое. И все же девушка не понимала, откуда взялась рьяная неприязнь к другу ее возлюбленного, если не брать в расчет способы его знакомства. Матэуш улыбнулся словам друга, перехватывая слугу, чтобы взять два бокала и для них с Матисом; девушка же больше не сделала ни глотка, отставив свой наполовину полный сосуд.

– Я как-то упоминал, что у каждого клана есть свои особенности, Элайн. Клан Олеандр полон талантливых художников, музыкантов, скульпторов, я действительно верю в успех Матиса и был такого мнения задолго до того, как он стал моим добрым другом.

Элайн ощутила легкий укол совести за сказанные слова; работы Поэра на самом деле оставили отпечаток в ее душе, она открыла рот, чтобы извиниться, но художник снова перебил:

– О-о, только не возвращай свои слова обратно, Элайн Мелтон, я оценил, как ты меня уделала, не вынуждай меня думать о тебе хуже, чем ты есть.

Матис отсалютовал ей бокалом; обменявшись улыбками, собеседники почувствовали, как напряжение разом отступило, позволив наслаждаться обществом друг друга.

– А про обратный эффект таланта он тебе не поведал?

Ведьма мотнула головой, переводя взгляд с одного мужчины на другого; Матэуш искоса бросил взгляд на друга, отпивая шампанское.

– Наш дар – наше проклятие. К сожалению, природа распорядилась так, что члены клана Олеандр могут развиваться лишь до определенного уровня, а после тонуть в неуверенности и сомнениях. Муза больше не благоволит нам, отпуская плыть вольным течением, в котором мы барахтаемся до тех пор, пока грязные застойные воды не погубят нас в пучине самоистязания. Но так уж вышло, что Матэуш – мой Аппа, вот почему он так верит в меня.

– Мне… жаль…

Матис принял слова ведьмы кивком, залпом осушив свой бокал. Из-под маски дамского угодника показался настоящий Матис, который нравился девушке куда сильнее.

– Аппа́? Что это значит?

– Значит, он мой кровный отец, тот, кто обратил меня в вампира. А я его – ВэвЭ’, сотворенное им дитя.

– Сокращенно от Vér a véremből – кровь от крови моей, – дополнил Матэуш, пристально следя за реакцией девушки. Мимо пронеслась пара в экспромтном танце, чуть было не упав прямо на вампиров и ведьму, но, громко засмеявшись, спутанно извинившись, она скрылась в толпе. Матис выдержал паузу, но продолжил объяснять:

– У таких существ, как мы, могут обращать лишь мужчины, женщины производят потомство сами, но из-за особенностей организма, как ты могла заметить, все процессы и сердцебиение значительно замедлены, нежели у остальных рас, дети появляются крайне редко. Порой дождаться наследника, учитывая продолжительность нашей жизни, невыносимо долго, вампиры прибегают к обращениям через укус и обмен кровью.

Элайн задумчиво уставилась на гостей, осознавая: лучший друг тоже в курсе отсутствия кровного родства Матэуша с Де Кольберами, в глубине души поблагодарив его за преданность. Матис как-то странно посмотрел на нее, будто был удивлен, что вампир безрассудно поделился столь глубокой тайной с приезжей гостьей, не выказавшей удивления. Вероятно, она значила для Матэуша больше, чем Матис предполагал изначально.

– Когда же танцы, господа?!

На дурашливый окрик гостей музыканты затянули медленную пленяющую мелодию; заслышав ее, женщины потащили своих кавалеров в центр зала. Главной парой, естественно, были Хадринн и Иштван, к ним присоединились еще несколько прижимающихся друг к другу танцующих. Выходит, вампирское общество в близком кругу позволяет себе чуть больше положенной свободы. Элайн ждала, что Матэуш пригласит ее, но тот не спешил, продолжая безучастно разглядывать пары. Тогда ведьма собрала остатки прячущейся по закоулкам разума смелости, переплела свои пальцы с пальцами вампира и потянула за собой.

– Потанцуй со мной, пожалуйста.

Неловко озираясь по сторонам, Матэуш сжал руку Элайн, будто на ходу все еще сомневаясь в правильности поступка, но присоединившись к остальным танцующим, уверенно положил руку на талию девушки.

– Этот танец предполагает более… кхм… тесный контакт. Позволят ли тебе приличия, Элайн?