Текст книги "Дни, когда я плакала"

Глава 4
Места, где, как мне кажется, может быть мой дневник

– Ты… что?

– Это же хорошо, – говорит он.

– Что в этом хорошего?

– Простите, – говорит миссис Йейтс, уперев руки в бедра, – вам обоим пора на свой урок.

Картер закатывает глаза, хватает меня за плечи и выводит из кабинета. Миссис Йейтс закрывает за нами дверь.

– Что хорошего в том, что ты потерял мой дневник?

– Не в том, что я его потерял, а в том, что я оставил его в автобусе. Ты не знакома ни с кем, кто ездит на городском автобусе, – объясняет он. – Кто бы ни нашел твой дневник, всё, что он там прочитает, не будет иметь для него никакого значения.

Это правда.

– И тем не менее он не у меня.

– Да, но… – он пожимает плечами.

– В этом дневнике рассказано всё обо мне. Я не знаю, кто я без него.

Он смотрит на меня так, словно я сошла с ума.

– Ты это ты. Для чего тебе руководство, как быть собой?

– Это не руководство, это… – я пытаюсь придумать для своих списков слово получше, – это как мои основы. Дневник не говорит мне, куда двигаться. Он говорит, где я была.

– Ладно. Ну так заведи новый.

Я смотрю на него, сбитая с толку.

– Я не могу просто завести новый.

– Что здесь происходит? – произносит позади нас директор Фалькон.

– Мы просто идем на урок, сэр! – Картер отступает на шаг назад, не сводя с меня глаз. – Увидимся позже! – Он разворачивается и устремляется в холл С.

Я поджимаю губы. Мой дневник пропал, он потерян навсегда. Я была не готова к тому, что такое может случиться. Мне всегда казалось, что к тому времени, когда я обезумею настолько, чтобы избавиться от него, мне будет чем его заменить.

Я поворачиваюсь, пытаясь сдержать поток слез. Директор Фалькон видит мое лицо, и его выражение смягчается.

– У вас всё в порядке, мисс Джексон?

– Да, сэр! – Я поспешно обхожу его и иду на математику, где с опозданием проскальзываю в кабинет, мистер Фостер недовольно качает головой. Весь урок я просто сижу, не вслушиваясь в слова учителя.

Картер думает, что я могу завести другой дневник со списками. Я мысленно пробегаю по всем своим спискам: «Сделать до окончания школы», «Купить для моего общежития/ квартиры», «Выбросить после переезда». Потом по моим «Как это делать»: «Как читать язык тела», «Как заводить новых друзей», «Как прощать и забывать». Не сказать, чтобы я ими достаточно овладела. Мои любимые книги, любимые фильмы, любимая еда, любимые улицы для езды на полной скорости с опущенными окнами. Лучшие, худшие и самые памятные дни моей жизни. А еще последний раздел: «Прочее». Восстановить его, пожалуй, будет сложнее всего.

Хотелось бы мне знать, где сейчас мой дневник. Может, он лежит, позабытый, на автобусном сиденье, потому что никому не интересен. Может, в конце маршрута водитель найдет его и выбросит в мусор. А может, его передадут в бюро находок.

А вдруг он показался кому-то интересным настолько, что его подобрали? Может, это был студент колледжа. Он прочтет семь пунктов, что я должна выполнить до окончания школы. Узнает, что я влюблена в парня по имени Мэтт. А еще узнает, что я не поступила в Колумбийский университет, а мои родители пока не в курсе. Увидит, что я перестала дружить с какой-то девушкой по имени Дестани. И поймет, что я просто ходячая катастрофа.

Потом, возможно, ему надоест читать мои списки дел и он оставит его для следующего пассажира автобуса. Может, целая толпа незнакомцев прочтет мои списки. Может, их не прочитает никто.

Места, где, как мне кажется, может быть мой дневник

1. Автобус, на котором ехал Картер.

2. Ящик с находками на автобусной станции.

3. Дом кого-то из пассажиров.

4. Может, пассажир – симпатичный студент колледжа, и после прочтения дневника он влюбится в меня. Возможно, он уже пытается найти меня.

5. Кофейня, где симпатичный студент колледжа заказывает двойной ванильный латте с соевым молоком в высоком стакане с карамельным сиропом, потому что прочел мой список любимых кофейных сочетаний, от лучших до так себе.

6. Рюкзак Картера, потому что он дьявол и хочет увидеть, как мой мир горит в огне.

У меня на парте вдруг завибрировал телефон. Мистер Фостер указывает на непонятные символы на своем флипчарте, повернувшись ко мне спиной. Я открываю личные сообщения, держа телефон под партой. После чего всё вокруг затуманивается и в фокусе остаются лишь четыре слова на экране: «Твой дневник у меня».

Я охаю и прикрываю рот ладонью.

Мистер Фостер оборачивается и смотрит на меня. Как и все остальные в кабинете.

– Какие-то проблемы, мисс Джексон? – спрашивает он.

Я кручу головой, сжимая губы. Он возвращается к своим каракулям на доске. По правде говоря, мне стоило бы делать записи, потому что я и так уже сильно отстала по этому предмету. Но я не в силах отвести взгляд от картинки профиля в виде улыбающегося смайлика, нарисованного от руки. Кто это? Кто-то, кто нашел мой дневник в автобусе? Симпатичный студент из моей мечты? Картер?

Я набираю: «Пожалуйста, верни его мне. Где нам лучше встретиться?»

Я прикусываю нижнюю губу и жду, глядя на лысину на затылке мистера Фостера. Всплывают пузырики ответа. «Не так быстро. У меня есть условие».

Какое еще условие? Мои пальцы летают по клавиатуре: «Кто это? Чего ты хочешь?»

Я ставлю оба локтя на парту, в сомнениях водя пальцами по воздуху и подергивая подбородком.

Когда мой телефон снова вибрирует, я едва не роняю его. «Я хочу, чтобы ты выполнила этот список». Потом появляется фото с моим почерком:

Сделать до окончания школы

1. Съездить в те два университета, куда меня приняли.

2. Признаться в любви Мэттью Рэдду.

3. Попробовать предположительно невероятную ночную жизнь в Остине.

4. Рассказать моим родителям, что я не поступила в Колумбийский университет.

5. Навестить бабушку Хэтти.

6. Рассказать Дестани настоящую причину, почему я перестала с ней общаться.

7. Оставить напоследок: ты знаешь, что должна сделать.

У меня медленно отвисает челюсть. Картер. То, как он настаивал, чтобы я выполнила этот список. «У тебя там семь пунктов, а осталось всего восемь недель». Мое дыхание ускоряется. Я его убью. Нет, я уничтожу всё, что он любит. «Верни мне мой дневник, ты, придурок. Думаешь, я не знаю, что это ты, Картер?»

Я смотрю на танцующие пузырьки ответа. «Выполни этот список, или твой дневник станет достоянием общественности».

«Сделаешь это, клянусь, я тебя уничтожу».

Как только раздастся звонок, я сразу же отправлюсь прямо в кабинет директора Фалькона. Картер пожалеет о том, что вообще прикасался к моему дневнику. Он что, не в курсе, что у меня мама – юрист? Если хоть что-то из моего дневника станет достоянием общественности, его будущему придет конец.

Телефон вибрирует у меня на коленях. «Не стоило тебе меня так искушать». Потом он снова вибрирует, но не от сообщения. Меня отметили на новой фотографии.

Глава 5
Ложь обо мне, в которую верят люди

Ложь обо мне, в которую верят люди

1. Мне всё равно, когда мои белые друзья произносят слово на букву Н.

2. Я перестала общаться с Дестани, потому что с ней флиртовал Мэттью Рэдд.

3. Я поступила в Колумбийский университет благодаря политике равных возможностей.

4. Было «проще» избавиться от Дестани, потому что я поступила в Колумбийский университет, а она нет.

5. Что я вообще поступила в Колумбийский университет.

Я не единственный человек, отмеченный на фотографии. Весь наш класс, вся наша школа были отмечены на ней. Я слышу, как одновременно вибрируют их телефоны, и вижу, как они читают список у себя под партами.

Потом они поднимают головы, один за другим. Кайде, Люси, Мэйси и Триш смотрят на меня так, словно готовы мной позавтракать. Вчера я была одной из них – член Лиги плюща. Теперь же я просто завравшаяся неудачница.

Когда раздается звонок, я понимаю, что надо бежать в кабинет директора, но продолжаю сидеть на своем стуле как приклеенная. Они окружают меня, словно стая гиен.

– Так это правда? – спрашивает поступивший в Гарвард Кайде. – Ты на самом деле не поступила в Колумбийский университет?

У меня дрожат губы. Я проснулась неготовой к тому, чтобы признаться в этом сегодня. Я едва признавалась в этом самой себе. Все эти месяцы лжи каким-то образом заставили меня поверить, что меня приняли. А кроме них и годы, в течение которых родители готовились к моей жизни в Нью-Йорке, словно меня приняли уже в день моего рождения.

Поступившая в Принстон Люси качает головой, а поступившие в Дартмут Мэйси и Триш прыскают со смеху.

– И что же случилось? – спрашивает Кайде. – Политика равных возможностей не смогла тебя спасти?

Я сижу, оцепенев. Две будущие студентки Дартмута смеются, а вот Люси выглядит ошарашенной.

– Это же расизм.

– И где тут расизм? Это просто вопрос. Разве политика равных возможностей существует не для этого? Не для того, чтобы пропустить вперед небелых людей просто за то, что они небелые?

Я не могу описать, что сейчас чувствую. Конечно, смущение, но гораздо больше стыд. Мне стыдно, потому что я не осмеливаюсь открыть рот и сказать, сколько пришлось трудиться моим родителям, чтобы их кандидатуры хотя бы просто рассмотрели наряду с менее квалифицированными белыми людьми.

Нет. Я позволяю им уйти с их мыслями в их головах, как и всегда. Высказываться против расизма, когда ты единственный темнокожий ученик в классе, кажется мне плохой идеей, особенно с учетом обстоятельств: они были приняты в университеты Лиги плюща, в то время как я темнокожая девушка, солгавшая об этом.

Телефон у меня на коленях снова вибрирует. Я боюсь посмотреть, что еще мне уготовил Картер. «Если ты пойдешь насчет этого к директору, я отправлю этот список твоим родителям».

Знаете что? Нет. Забудьте про поход к директору. Я справлюсь с этим сама. У меня ладонь чешется от желания выбить из него всю дурь с того момента, как он «потерял» мой дневник.

Я выскакиваю из кабинета мистера Фостера и попадаю в море осуждающих взглядов. Головы манекенов наблюдают, как я бегу по коридору, глазами выискивая Картера. Оказавшись в холле С, я замечаю его затылок над всеми остальными. Мои глаза сужаются и совсем не ко времени наполняются слезами. Я в таком бешенстве. А когда я в бешенстве, я плачу. И если позволить этому зайти слишком далеко, я разрыдаюсь. А это совершенно неуместно.

Добравшись до него, я дергаю его за руку, чтобы он повернулся ко мне. Он открывает рот от удивления, когда я хватаю его за воротник футболки, заставляя опустить голову на один уровень с моей.

– Йоу, что за…

– Верни мне мой дневник, пока я не уничтожила твою жизнь, – рычу я сквозь стиснутые зубы.

– О чем ты? – Он всматривается в мои глаза, его лицо всего в нескольких дюймах от моего.

– Я знаю, что это ты меня шантажируешь!

На нас таращатся люди, но мне всё равно.

Картер отрывает мои пальцы и выпрямляется, поднимаясь во весь рост.

– Шантажирую тебя?

Меня бесит, что он не может просто это признать. Он уже рассказал, что меня не приняли в Колумбийский университет, всей школе. Разве этого недостаточно?

Я прижимаю руки к груди.

– Что я тебе сделала, за что ты так со мной?

Он окидывает взглядом коридор, потом опускает подбородок и тихо произносит:

– Объясни мне, о чем ты говоришь.

Я вытаскиваю телефон и сую пост прямо ему в лицо.

Он просматривает мой список лжи, словно видит его впервые.

– Кто это опубликовал? – он достает из кармана свой телефон. – Погоди, это то, на что все смотрели на уроке?

– Как будто ты не знаешь!

Он открывает свое собственное уведомление об этой публикации.

– Эй, мисс Колумбийский университет, – ухмыляется Дарла Мэйсон, проходя мимо меня и Картера.

Мое сердце ускоряет свой ритм. Все знают о Колумбийском университете, и они, без сомнения, расскажут своим родителям. А значит, уже скоро об этом узнают и мои предки.

– Куинн, – произносит он, привлекая мое внимание, – ты думаешь, это сделал я?

– Я знаю, что это ты, – горько усмехаюсь я. – Просто отдай мне мой дневник и оставь меня уже в покое, черт возьми.

Раздается дурацкий звонок. Я снова опаздываю на урок.

– Слушай, мне пора на урок, – он отступает на шаг назад. – Я этого не делал, поняла? Клянусь, я этого не делал! – Он уходит и оставляет меня наедине с этой катастрофой.

Он этого не делал, ну да, конечно! Если это не он, то, выходит, какой-то безымянный варвар прочел всё обо мне и теперь держит мои секреты у моей головы, заставляя меня спустить курок прежде, чем это сделает он сам. «Какой-то безымянный варвар» звучит намного более пугающе, чем Картер, так что я не рассматриваю такой вариант. Это Картер. Это должен быть Картер. Пожалуйста, пусть это будет Картер.

Третий урок у меня общий с Дестани. Готова поспорить, они с Джией были рады новостям. Может, она и обидела меня в прошлые выходные, но я-то вообще несколько месяцев лгала о Колумбийском университете. Я не смогу теперь посмотреть ей в глаза. Я выбегаю из школы через задний выход.

Двери выходят на поросший травой холм с дубом, поднимающимся от основания склона. Вдали виднеется пастбище, огороженное деревянным забором, вдоль которого сплошняком растут деревья и густой кустарник, и сейчас там всё заполнено низким плотным туманом. Я иду туда и представляю себе, как перелезаю через забор и прокладываю путь через кусты, словно выезжая на «гаторе» на тропу, ведущую от дома Хэтти по бездорожью, а она сидит рядом со мной.

Я поднимаю взгляд к серому небу. Маленькая часть меня мечтает, чтобы пошел дождь, но большая часть знает, что для моих волос это будет просто ужас. Тогда, давно, это не останавливало меня и уж точно не могло остановить Хэтти.

Когда мне было пятнадцать, мы поехали на «гаторе» – я была за рулем – к небольшому озеру, спрятанному глубоко в лесу позади ее дома. Облака затягивали небо, серые и черные. Я спросила ее:

– А если начнется дождь, пока мы здесь? Что, если «гатор» увязнет в грязи и мы застрянем здесь без еды, воды и сотовых телефонов?

– Если мы застрянем, я покажу тебе, как его вытолкать.

Но в этот момент она сгорбилась, вставая, и ей пришлось опереться на поручень, чтобы сойти вниз по ступенькам. Я просто не могла не задаться вопросом, как, черт побери, она собиралась показать мне, как вытащить вездеход из грязи, если сама с трудом могла спуститься с крыльца.

Я застонала, когда на лобовое стекло брызнули первые капли.

– Хэтти, нам лучше вернуться домой.

– А ну-ка, малышка, – она продолжала называть меня малышкой, даже когда я уже выросла, став выше и полнее нее, – это ведь ты сказала, что хочешь сегодня искупаться. Разве нет?

– Да, но я сказала это просто так. Я не имела в виду «Давай рискнем всем, чтобы искупаться».

Она провела по моей щеке большим пальцем, когда я свернула на тропу, ведущую к месту для купания.

– Дитя, ты еще слишком юна, чтобы быть такой осторожной.

– А ты слишком стара, чтобы быть такой безрассудной, – пробормотала я.

Она ущипнула меня за руку.

– Я всё слышала! – Она засмеялась, глядя, как я поморщилась, потирая руку в том месте, где она ущипнула. – Если я всё еще могу двигаться, зачем мне оставаться на одном месте? – Она всегда использовала этот аргумент, когда я и мои родители пытались ее утихомирить.

Я подумала про себя: «Если я всё еще могу двигаться, зачем мне оставаться на одном месте?» Может, потому, что я была слишком напугана, чтобы двигаться. Если я двинусь, меня могут увидеть люди. Но оставаться на месте проще.

Хэтти никогда не выбирала легких путей. Если кто-то украл бы ее дневник и стал шантажировать ее секретами, она бы… Черт, да у Хэтти вообще не было секретов. А если бы и были, она никому не позволила бы использовать их против себя. Она кричала бы правду в каждом переулке, а после уничтожила Картера Беннетта, кем бы он ни был.

Но у меня нет ее смелости. Когда раздается звонок на четвертый урок, я не двигаюсь с места. Я остаюсь на улице, позволяя влажности творить над моими волосами свое адское дело. Я знаю, что не должна стоять, но ничего не могу с собой поделать. Я открываю пост в Инстаграме.

Первый комментарий – от Джии: «Ха-ха, так эта стерва даже не поступила в Колумбийский университет? Коры!» Комментарий набрал тридцать пять лайков.

Гарвардский Кайде прокомментировал ниже: «Мне, наверное, стоит прекратить подпевать Дрейку, Вонтэ, ДаБейби и всем остальным рэперам, если ты где-то рядом? Что в тебе такого особенного?»

«Похоже, придется согласовывать с ней свои музыкальные подборки, она ведь темнокожая».

«Даже политика равных возможностей не может ничего поделать с тем, что ты стремная».

От Дестани ничего нет.

Трава мокрая, я сажусь на свой рюкзак, скрестив ноги перед собой и уставившись на деревянный забор. Я могла бы остаться тут навсегда, пропустить свой выпускной, никогда не поехать в колледж, никогда не встретиться со своими родителями, Дестани или Хэтти.

На длинной перемене мой телефон вибрирует. Я не хочу на него смотреть, по крайней мере, пока нахожусь в этом безопасном пространстве, но не могу удержаться. Картер спрашивает: «Где ты?»

Опускаю свой телефон. Я устала. Я в отчаянии. Я серьезно раздумываю о том, чтобы перепрыгнуть через забор и сбежать отсюда навсегда. Но я поднимаю телефон и пишу: «За школой».

Минуту спустя я слышу, как позади меня хлопает дверь. Туман рассеялся, разгорается полдень, опаляя мою кожу.

– Эй, – произносит он, прислоняясь спиной к забору лицом ко мне.

Я не смотрю на него.

– Это не я выложил твой список.

Я вскидываю подбородок.

– Да ну? – я улыбаюсь. Потом беру свой телефон, открываю переписку между мной и моим шантажистом. – Так это, значит, не ты?

Он наклоняется вперед, выхватывает у меня телефон и читает сообщения. На секунду сдвигает брови.

– Ты же так настойчиво убеждал меня выполнить этот список, – усмехаюсь я, – а теперь ты утверждаешь, что это всего лишь совпадение?

– Да, проклятье, это всего лишь совпадение!

– Если это не ты, тогда кто? – спрашиваю я.

– Я не знаю! Я думал, что оставил твой дневник в автобусе, но, похоже, это не так. Это кто-то с первого урока у миссис Йейтс.

Я снова перевожу взгляд на лес, потому что всё еще подумываю перепрыгнуть через забор. Всё это уже слишком.

– Ты ведь веришь мне, правда? – спрашивает он.

– Нет. Я думаю, что у тебя есть кто-то, кто работает на тебя.

– Куинн, зачем мне это делать?

– Затем! – взрываюсь я. – Ты так распалялся о том, что меня приняли в Колумбийский университет, и о том, что я богата, и о том, что мне не приходится трудиться так же усердно, как тебе. А теперь, когда узнал правду…

Выражение его лица смягчается.

– Слушай, я никогда не стал бы вытворять такое. Мне нет никакого дела до тебя или твоего будущего.

Я чувствую себя задетой. Это должно было меня успокоить, но вместо этого задело.

Мой телефон вибрирует у него в руке. Его лицо мрачнеет, когда он всматривается в экран. Он протягивает телефон мне:

– Ясно ведь, что я просто не мог сейчас написать тебе это.

Я беру телефон и читаю новое сообщение: «Если ты не выполнишь что-нибудь из списка завтра до полуночи, еще один твой список станет достоянием общественности».

У меня на глазах выступают слезы, губы дрожат.

– Пожалуйста, отзови своего человека, – умоляю я. – Что я тебе сделала? Пожалуйста, Картер!

– Я пытаюсь сказать тебе, это не я. – Он сует руки в карманы. – Верь, во что хочешь верить. Развлекайся со своим шантажистом.

Он уходит, а я перевожу затуманенный взгляд на сообщение. Когда я писала этот список, то просто пыталась немного сбросить напряжение. Всё это изводило меня. Я никогда не собиралась его выполнять, потому что в буквальном смысле не смогу.

А теперь меня заставляют это делать.

У меня внутри словно раздувается шар, лишая меня воздуха. Кажется, куда бы я ни повернулась, всюду пылает огонь, и мне не от кого ждать помощи. Это уже слишком. Мое лицо заливают слезы.

Некоторые девушки плачут так, что их хочется пожалеть. Их ресницы порхают, словно милые маленькие бабочки, а слезы стекают по щекам тонкими ручейками. Но это не обо мне. Я просто плачу навзрыд. Мои слезы хлещут из глаз, как вода из разорвавшегося пожарного гидранта. Мои пухлые губы растягиваются в тонкие полосы поперек лица, с уголков капает слюна. Кожа морщится, а круглые глаза опухают. Было бы просто ужасно, если бы кто-то увидел меня такой.

Я сижу там еще какое-то время, пропуская следующие уроки и позволяя ветру высушить мое лицо. Я не пытаюсь съесть ланч, который сама себе собрала. Не думаю, что смогу сейчас проглотить хоть что-то.

Если бы бабушка Хэтти была сейчас дома, я запрыгнула бы в свою машину и через сорок пять минут была у ее дома. Сменила бы свой глупый наряд на рабочие штаны и ботинки, помогла бы ей с посадками в саду, с прополкой сорняков. Это всегда приводило меня в порядок – мой разум, мой желудок, мое сердце. Я отдала бы что угодно за возможность сделать это сейчас.

Когда раздается звонок на седьмой урок, я бросаю последний взгляд на деревья вокруг, а потом встаю.