Текст книги "Жизнь в средневековой деревне"

Для каждого виллана определялась «работа» – то, что необходимо сделать за день. Один день боронования считался одной «работой», как и провеивание тридцати снопов ячменя или двадцати четырех снопов пшеницы, сбор мешка «хорошо очищенных» орехов, работа в винограднике, сооружение изгороди на поле определенной длины, перевозка сена в крестьянской телеге, а при отсутствии телеги – переноска кур, гусей, сыра и яиц «на спине»¹⁸⁴.

Стоимость «работы» зависела от времени года. Во время крестьянской страды, с 1 августа по 29 сентября (Михайлов день), труд стоил дороже. В одном из элтонских отчетов указывается, что стоимость одной «работы» составляет полпенни в течение большей части года (с 29 сентября по 1 августа), 2 ½ пенса с 1 августа по 8 сентября и один пенни с 8 по 29 сентября¹⁸⁵. Позже систему упростили: полпенни с Михайлова дня по 1 августа, один пенни с 1 августа по Михайлов день¹⁸⁶.

В 1286 году шестнадцать из сорока восьми обычных держателей выплачивали деньги взамен всех круглогодичных повинностей, выполняя только особые работы во время сбора урожая¹⁸⁷. Ежегодная плата, вносимая ими, называлась censum, поэтому они считались арендаторами ad censum, или «цензуариями». Другие обычные держатели имели статус ad opus (на работе [на выполнении повинностей]) и звались «операриями». Замена повинностей деньгами была довольно удобна для виллана, но влекла за собой и определенные невыгоды. Многое, очевидно, зависело от размера платежей. Джеймс Рэфтис подсчитал, что суммарные выплаты виллана из аббатства Рэмси значительно превышали общую стоимость выполняемых им работ¹⁸⁸. Из судебных записей Элтона следует, что иметь статус ad censum считалось невыгодным и что на самом деле эта классификация была произвольной. В 1279 году двое жителей деревни обвинили старосту в том, что он «снимает богатых с ценза и ставит на него бедных» – видимо, за взятки¹⁸⁹.

Помимо трудовых повинностей или ценза, обычные держатели, в отличие от свободных, облагались многочисленными особыми поборами. Последние делились на четыре категории: уплачиваемые только вилланами ad opus; уплачиваемые только цензуариями; уплачиваемые теми и другими; монополии, принадлежавшие сеньору.

В первую входили несколько штрафов или сборов, которые, видимо, произошли от услуг или платежей натурой: «woolsilver» – вероятно, выплачивавшийся вместо стрижки овец; «wardpenny» – вместо сторожевой службы; «maltsilver» – за изготовление солода для аббатского эля; «fishsilver» – за поставку рыбы для постных трапез; «vineyard silver» – за работу на винограднике. «Foddercorn» – так называлась выплата натурой в размере одного ринга овса с каждой виргаты. «Filstingpound», по-видимому, был разновидностью страхового взноса, который делали вилланы, чтобы защитить себя от телесных наказаний или от чрезмерных штрафов в манориальном суде. Если дочь виллана вступала во внебрачную связь, она или ее отец платили «лейрвайт» («leirwite», он же «legerwite»).

Вторая категория включала особый сбор с цензуариев: сто двадцать яиц с каждого виргатария, из них шестьдесят на Рождество и столько же на Пасху¹⁹⁰. Третья – «heushire» («house hire»), арендную плату за дом на крестьянском участке, а также сборы с французскими названиями, установленные, судя по всему, в результате Нормандского завоевания. Талья была налогом, который в Элтоне уплачивался ежегодно и составлял восемь пенсов¹⁹¹, но в некоторых поместьях он взимался «по желанию господина» – в тот момент, когда он этого пожелает и сколько пожелает. Если виллан получал наследство, он платил соответствующую пошлину или «герсум» – по сути, налог на землю. В большинстве поместий после смерти виллана его семья платила особую дань, обычно отдавая сеньору «лучшую скотину», при этом «вторая лучшая скотина», как правило, доставалась священнику; это был налог на движимое имущество. Если дочь виллана выходила замуж, она или ее отец платили так называемый меркет.

Виллан, покидавший поместье, должен был вносить годовую подать – шеваж (в Элтоне он равнялся, как правило, двум курицам или каплунам). Делать это не всегда было легко. Одни жители платили регулярно – Генрих Атте Уотер, Ричард Ин Зе Лейн, Ричард Бенит, который ушел «на свободное держание», Саймон, сын Генри Маршала. Другие уклонялись, как, например, Адам, сын Генри Маршала, в 1300 году проживавший в Элуолтоне с тремя сестрами. Их «следовало задержать, если они появятся в поместье», но в 1308 году они по-прежнему жили за его пределами¹⁹². Еще один брат Маршала, Уолтер, отказался платить подать, и в 1308 году Роберт Гэмел и Джон Даннинг, выступившие в качестве его поручителей, были оштрафованы на двенадцать пенсов и двенадцать каплунов, «поскольку этот самый Уолтер до сих пор не принес господину двух каплунов, которые обязан приносить ему каждый год на Пасху, пока он живет со своим имуществом за пределами поместья сказанного господина, и поскольку они задолжали за четыре прошедших года»¹⁹³.

Еще сильнее упрямствовал Джон Нолли, который в 1307 году, согласно записям, жил «за пределами господского поместья». В 1312 году Джон был схвачен и содержался «под стражей у старосты и бидла, пока он не найдет, чем обеспечить свое телесное присутствие в господском поместье, вместе со своим имуществом, и не выплатит господину возмещение за пять каплунов, которых задолжал». Далее в отчете говорится: «И поскольку бейлиф свидетельствует, что он до крайности непокорен и отказывается приносить упомянутых каплунов и что он задолжал пять каплунов за пять лет, велено держать его в заточении, пока он не даст упомянутых каплунов, и отныне он должен телесно присутствовать в господском поместье». В 1322 году, однако, суд вновь потребовал задержать Джона, «крепостного человека господина, который без разрешения удалился со своим имуществом из господского поместья». Движимое имущество юридически было собственностью господина и обычно упоминалось, когда речь шла о виллане; он «удалялся со своим имуществом» и получал распоряжение вернуться и возвратить его или заплатить годовую подать¹⁹⁴.

Вилланские обязательства, относившиеся к четвертой категории, возникали вследствие монополий сеньора на общественную мельницу, общественную печь, овчарню и манориальный суд.

Далее в перечне арендаторов, приведенном в «Сотенных свитках», стояли двадцать восемь аббатских держателей. В Элтоне все они являлись вилланами (в других поместьях держатели могли быть свободными), но владели лишь небольшим наделом или вообще не имели его и, следовательно, не могли нести значительных повинностей. У каждого были дом и двор, в теории «содержавший один перч»[6]6
  Перч (или род) – в данном случае мера площади (25, 29 квадратных метра). – Примеч. перев.


[Закрыть]; взамен виллан оказывал помощь во время сенокоса, уборки урожая, стрижки овец и молотьбы, но не пахоты (из-за отсутствия плуга и тяглового скота) и платил талью, меркет и небольшую ренту. У четверых, кроме дома и двора, был участок-croft в пол-акра, однако у восьмерых имелся только двор размером в полперча, у двоих – двор размером в шестую часть перча, а у одного, платившего минимальную ежегодную ренту в шесть пенсов, – «messuage», то есть дом и двор без указания размера. Как и многие другие коттеры, они добывали себе пропитание, выполняя любую доступную им работу. Большинство были поденщиками, но некоторые владели тем или иным ремеслом. Среди «говорящих» фамилий встречаются следующие: Комбер (чесальщик), Шепард (пастух), Смит (кузнец), Миллер (мельник), Картер (возчик) и Дайер (красильщик).

Последним в списке значится священник, владевший на правах свободного держателя одной виргатой церковной земли и еще десятью акрами, за которые он платил аббату ежегодную ренту в полмарки. На его земле проживали четыре крестьянина. Одним был Роджер Клерк (Clericus), вероятно викарий. Остальные трое принадлежали к одной семье и, возможно, являлись слугами священника.

В «Сотенных свитках» не упоминается одна категория держателей, хотя ее представители встречаются в аббатстве Рэмси (XII в.), в Элтоне и некоторых других аббатских деревнях. Это так называемые akermen или bovarii, потомки земледельцев, проживавших в поместье за сто лет до того, обладатели собственного надела, за который они платили ежегодную ренту. Из записей мы узнаем о них очень мало – разве лишь то, что рента в семь фунтов и десять шиллингов, уплачиваемая всеми ими за пять виргат земли, была высокой (тридцать шиллингов за виргату)¹⁹⁵.

Слуги сельских жителей не были включены в «Сотенные свитки», но иногда обнаруживаются в списках манориального суда: Эдит Комбер, служанка (ancilla) Уильяма, сына Летиции, «унесла некоторое количество господского гороха»¹⁹⁶; Алиса, служанка Николаса Миллера, была оштрафована за кражу сена и соломы¹⁹⁷; слугу Джона Вагге оштрафовали за посадку бобов на господском поле¹⁹⁸; на Хью, слугу Матильды Прюдом, напал Джон Блэккаф, ранивший его¹⁹⁹.

Среди держателей, перечисленных в «Сотенных свитках», были многие ведущие ремесленники деревни. В Элтоне две мельницы управлялись распорядителями сеньора, а прибыль с них шла аббату. Мельник, вероятно, оставлял себе часть муки (multure). В большинстве деревень мельник брал мельницу на откуп, выплачивая сеньору фиксированную сумму; разница между этой суммой и «multure» составляла его доход. Среди селян мельник обычно пользовался недоброй славой. Так, мельник у Чосера

 
…слыл отчаянным лгуном и вором:
В мешок муки умел подсыпать сора
И за помол тройную плату взять.
Но мельник честный – где его сыскать?²⁰⁰[7]7
  Перевод И. Кашкина.


[Закрыть]
 

В Элтоне мельник взимал пошлину с тех, кто использовал мельницу в качестве моста для переправы через Нин. В 1300 году мельник лишился своего места за то, что «позволил чужакам переправиться без уплаты пошлины», в обмен на «подарок».

Двое других, Матефрид и Стивен Миллер, в 1294 году подали в суд на Уильяма из Барнуэлла, заявившего, что они взяли два бушеля его солода «недолжным образом»^201, – и выиграли процесс. Однако в том же суде присяжные установили, что другой мельник и его жена, Роберт и Ателина Стекедек, «неправомерно удержали у себя» ринг (четыре бушеля) ячменя. Их оштрафовали на шесть пенсов и обязали возместить ущерб²⁰².

В 1286 году два пекаря взяли на откуп элтонские общинные печи: Адам Брид платил ежегодную ренту в размере 13 шиллингов 4 пенсов за одну из них, Генри Смит – 33 шиллинга 4 пенса за другую²⁰³. Кузница считалась куда менее ценной. Роберт, сын Генри Смита, платил за нее ежегодно два шиллинга (данные за 1308 год)²⁰⁴.

В судебных документах упоминаются и другие торговцы – например, Томас Дайер, обвиненный Агнес, дочерью Беатрис, в «несправедливом удержании куска льняной ткани», за окраску которой та обещала ему бушель ячменя. Присяжные решили, что Томас «поступил справедливо», поскольку Агнес так и не принесла зерна, и имеет право удерживать ткань до тех пор, пока она не заплатит ему²⁰⁵.

Некоторые деревенские жители подрабатывали мясниками и совершали «за исполнение обязанностей» ежегодный взнос в виде двух каплунов: Ральф Хьюберт, Джеффри Эббот, Уильям из Бамстеда, Роберт Годсвейн, Уильям из Барнуэлла, Томас Годсвейн, Роберт Стекедек (который был также мельником) и Ричард Тайдевелл.

Роберт Чепмен обрабатывал землю и в то же время занимался торговлей. В 1294 году он продал бушель пшеницы Эмме Прюдом²⁰⁶, а позже судился с ней за капюшон, который Эмма согласилась передать Джону, сыну Джона из Элтона, но «не взяла на себя обязательства заплатить» за него²⁰⁷.

Были и другие жители деревни, которые, судя по их именам, занимались ремеслом: Ральф и Джеффри Шумейкеры, Элиас и Стивен Карпентеры, Роджер и Роберт Тейлоры (которые могли изготовлять обувь, строить дома или шить одежду), а также Уильям и Генри Вулмангеры (торговавшие шерстью).

На окраинах деревни кое-как существовали сменявшие друг друга «чужаки», не встроенные в общую систему. Обитателей деревни не раз штрафовали за их «укрывательство». «За пределами места» – как говорили в те времена – были поденщики, странствующие ремесленники и бродяги, причем последние часто появлялись в документах королевских коронеров. В 1312 году шестеро жителей деревни были оштрафованы и получили предписание воздержаться от укрывательства пришлецов. Ричард Ле Уайз приютил Генри Купера и его жену «во вред деревне», Роберт Гэмел – Гилберта из Ланкашира, Марджери, дочь Беатрис, – нищего Юна. Джон Баллард, Джеффри Атте Кросс и Ричард Ле Уайз регулярно принимали у себя чужаков, «к ужасу жителей деревни»²⁰⁸.

Кроме подозрительных пришлецов, в деревне были свои чудаки и помешанные. В 1306 году суд велел Джону Чепмену проследить за тем, чтобы его сын Томас, «отчасти лунатик» (in parte lunaticus), «впредь вел себя прилично, находясь среди соседей»²⁰⁹. В отчетах коронеров зафиксированы и другие случаи, связанные с психическими отклонениями. В 1316 году крестьянка из Йелдена, Бедфордшир, страдавшая от «болезни, называемой безумием», встала с постели, схватила топор, зарубила своего сына и трех дочерей и «повесилась в своем доме, на балке, взяв две пеньковые веревки»²¹⁰.

Некогда считалось, что среди крестьян в средневековой деревне царило равенство при невысоком уровне жизни. На самом же деле их имущественное положение сильно различалось. Земля была главным богатством и распределялась далеко не поровну. Более того, некоторые держатели, и вилланы и свободные, увеличивали свои владения, покупая или арендуя чужие земли.

Предполагалось, что земля должна сохраняться и передаваться наследникам как единое целое: это позволяло сохранить надел за семьей, а также обеспечить выплату ренты и несение повинностей. Поэтому отчуждение земли – продажа – в теории было запрещено. В действительности продажа и аренда земли нередко упоминаются в судебных документах конца XIII века, это не было чем-то новым. Сеньор давал согласие, так как получал доход от сделки в виде повышенной ренты и соответствующих сборов.

В Элтоне, где проживало немало свободных держателей, многие зафиксированные в документах продажи были совершены свободными людьми: одни постоянно продавали землю, другие покупали, третьи делали то и другое. Джон Херинг появляется в судебных протоколах в 1292 году, по случаю продажи двух с половиной перчей Элис, дочери Бейтмана из Клипшема²¹¹, и затем в 1300 году, когда он продал один акр Джоан, жене Гилберта Энгейна из Уэнсфорда, а также пол-акра Ричарду из Торп-Уотервилла²¹². В 1312 году Томас Чаузи продал пол-акра Реджинальду из Ярвелла и два перча Ричарду Карпентеру²¹³. В 1322 году Ричард Фраунсис продал пол-акра Джону Смиту и столько же – Ричарду Элиоту²¹⁴; последний тем временем приобрел еще два акра у Джона Кетела, который также продал один перч Ричарду Чаплину из Уэнсфорда²¹⁵; одновременно Джон Кетел купил пол-акра луга у Клемента Крейна²¹⁶. Перейдем к вилланам: Мюриэль Атте Гейт и Уильям Харп продали по акру Николасу Миллеру «без соизволения господина», оба уплатили по шесть пенсов штрафа²¹⁷. Единственной крупной сделкой до 1350 года была та, которую заключили Реджинальд Чайлд и Джон, сын Генри Рива: в 1325 году они разделили между собой виргату земли, принадлежавшей Джону Вагге. Видимо, соизволения получено не было, и их оштрафовали на два шиллинга, «поскольку на то есть решение суда», хотя сделка, похоже, осталась в силе²¹⁸.

Изучая сделки с землей в принадлежавшей аббатству Рэмси деревне Кингс-Риптон, где проживал только один свободный держатель, Энн де Виндт выявила 292 такие сделки среди несвободных держателей за период с 1280 по 1397 год. В большинстве случаев речь шла об участках площадью от полутора до двух с половиной акров на «открытой равнине», остальные акты купли-продажи касались домов, вспомогательных построек, участков под дома и огороженных земель. Примерно треть населения в то или иное время участвовала в сделках с недвижимостью. При этом в 36 % случаев продавались участки площадью менее одного акра, в 57 % – от одного до десяти акров, в 7 % – от десяти до двадцати акров. Одни покупатели, очевидно, были новопоселенцами, которым требовался надел. Другие, по всей видимости, приобретали землю для дочерей и младших сыновей. Третьи сдавали купленные участки субарендаторам, становясь крестьянами-землевладельцами. Во второй половине XIV века почти в каждой английской деревне насчитывалось несколько семей, владевших достаточным количеством земли, чтобы составить крестьянскую элиту²¹⁹.

Богатство могло заключаться не только в земле. В XIII веке редко где разводили овец или крупный рогатый скот вместо выращивания зерновых, однако многие сельские жители держали животных. Сведения о поголовье скудны, но кое-что можно узнать из документов о сборе королевских налогов, взимавшихся время от времени для покрытия военных расходов. Велся учет скота, зерна и других продуктов, находившихся в собственности селян. Майкл Постан извлек ценную информацию из описи 1291 года, где содержатся данные о пяти деревнях аббатства Рэмси. Элтон не входил в их число, но в целом цифры можно считать типичными для региона. У среднего жителя деревни, платившего налоги, имелось 6,2 овцы, 4,5 коровы и теленка, 3,1 свиньи, 2,35 лошади и вола. Из этого не следует, что каждый обитатель деревни владел примерно 16 животными. Кроме того, как показывает Постан, многие деревенские налогоплательщики не держали овец, а на нескольких богатых крестьян приходилась большая часть поголовья. Пахотные животные, коровы и свиньи распределялись более равномерно²²⁰; правда, другой исследователь, говоря об Англии в целом, утверждает, что «у большинства людей было ровно столько тяглового скота, коров и овец, сколько требовалось для пропитания»²²¹.

В записях Элтонского манориального суда начала XIII века перечисляются жители деревни, в основном обычные держатели с виргатами, а также несколько коттеров, чей «скот» или «тягловый скот» оказывался, в нарушение установленного порядка, «на лугу господина» или «на зерне господина». В 1312 году животные, принадлежавшие двенадцати жителям деревни, паслись на полях в то время, когда деревенские правила запрещали делать это, или «топтали зерно» других селян²²². Несколько жителей деревни, судя по этим документам, имели лошадей, многие – овец или свиней.

Деревенские бедняки неоднократно упоминаются в судебных записях из-за того, что им прощали штрафы за правонарушения. Большинство были коттерами. В документах коронеров отразились маленькие трагедии обездоленных деревенских жителей, которые «ходили от двери к двери в поисках хлеба». Беатрис Боун, «бедная женщина», в 1273 году просила милостыню в Турви, Бедфордшир, и наконец «упала от слабости и немощи и умерла там… между первым и третьим часом»[8]8
  Имеются в виду богослужебные часы, соответствующие шести и девяти утра. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Два дня спустя ее нашла родственница²²³. Джоан, «несчастное дитя в возрасте пяти лет», ходила по Ризли в поисках хлеба, упала с моста и утонула²²⁴.

Возможно, для большинства жителей деревни не меньшую важность, чем юридический статус или богатство, имело их положение среди односельчан, место в общине. Как и в двух других деревнях аббатства Рэмси, исследованных Эдвардом Бриттоном (Бротон)²²⁵ и Эдвином де Виндтом (Холиуэлл-кам-Нидингворт)²²⁶, в Элтоне обнаруживается внутренняя иерархия: местные должностные лица – староста, бидл, присяжные, пробователь эля, глава титинга (административной единицы) – оказывались представителями нескольких семейств. Все они выбирались жителями деревни. То были ответственные должности, требовавшие принесения присяги; плохое исполнение обязанностей каралось штрафом. Всего в записях за 1279–1346 годы фигурирует более двухсот элтонских семейств, но только сорок девять поставляли должностных лиц²²⁷. Однако и среди этих избранных семейств наблюдалось неравенство: в восьми из них четыре и более члена семьи занимали 101 должность, в четырнадцати два члена семьи занимали 39 должностей, в двадцати семи один член семьи занимал 41 должность. Таким образом, половину всех должностей занимали выходцы из восьми семейств, что соответствовало 3,5 % от общего числа домохозяйств. Число должностей в расчете на одного члена семьи варьировалось от одной до шести.

Большинство семей, дававших должностных лиц, включая те восемь, которые проявляли чрезвычайную активность в этом отношении, были семьями вилланов-виргатариев. На четырех членов семьи Ин Ангуло (буквальный перевод – «в углу», английский эквивалент неизвестен) приходилось в общей сложности четырнадцать должностей: Джеффри, указанный в «Сотенных свитках» 1279 года как виллан-виргатарий, был присяжным в 1279 году; Майкл – присяжным в 1294, 1300, 1306, 1307 и 1312 годах; Хью – присяжным в 1300, 1307, 1312 и 1331 годах, старостой в 1323–1324 годах и вновь в 1324–1325 годах; Уильям – присяжным в 1318 и 1322 годах. Из пяти Гэмелов Роджер был присяжным в 1279 и 1294 годах, пробователем эля в 1279 году; Роберт – присяжным в 1292 и 1308 годах; Филип – присяжным в 1300 году, пробователем эля в 1312-м; Джон – присяжным в 1308 и 1312 годах и пробователем эля в 1331 году; Эдмунд – присяжным в 1342 году и пробователем эля в том же году. Четверо Брингтонов были присяжными, из них Реджинальд – трижды. Четверо представителей семейства Чайлд занимали восемь должностей – трое были присяжными, а Уильям Чайлд три раза избирался старостой. Четверо Эбавбруков были присяжными, а один из них, кроме того, пробователем эля. Четверо Атте Кроссов занимали выборные должности, причем Александр четыре раза был присяжным и один раз – старостой. Гослины дали присяжных, двух старост и бидла. Ривы были присяжными, пробователями эля и, естественно, старостами.

Поразительно, что эти же семьи часто упоминаются в судебных записях в связи со ссорами, исками, нарушениями закона и актами насилия: тем самым подтверждаются наблюдения Эдварда Бриттона относительно Бротона. Членов трех наиболее видных семей в 1279 году обязали уплатить штраф и возместить убытки – Александр Атте Кросс, Гилберт, сын Ричарда Рива, и Генри, сын Генри Эбавбрука, «сильно избили» сына еще одного виргатария, Реджинальда Ле Уайза²²⁸. В 1294 году Роджер Гослин «пустил кровь Ричеру Чаплину». В том же году жены двоих мужчин из семейства Ин Ангуло поссорились, и жена Майкла, Элис, «сделала хэмсокен» в отношении жены Джеффри, также звавшейся Элис, то есть напала на женщину в ее собственном доме; жена Майкла заплатила штраф и еще шесть пенсов за «разрешение договориться» со своей невесткой. Ричард Бенит, дважды избиравшийся присяжным, «сильно избил Томаса Клерка и набросился на него в его собственном доме». Джон, сын Джона Эбавбрука – оба занимали публичные должности, – «взял животных Мод, жены Джона Эбавбрука» (очевидно, она приходилась ему мачехой), «и вывел их из ее дома»²²⁹.

В 1306 году, по всей видимости, произошла массовая драка с участием членов семей, относившихся к деревенской элите. Джон Кетел, дважды бывший присяжным и дважды – пробователем эля, «проломил голову» Николасу, сыну Ричарда Смита, а также сильно избил Ричарда Бенита «и, более того, набросился на него». Джон, сын Генри Смита, четырежды присяжный, «ударил Роберта Стекедека и пустил ему кровь», а его брат Генри Смит «преследовал Джона [Смита]… с ножом, чтобы ударить и ранить его»²³⁰.

Представители деревенской верхушки судились между собой за долги, обвиняли друг друга в клевете, совершали различные правонарушения: опаздывали на осеннюю жатву, посылали на нее не всех своих домочадцев, «не вязали осенью господскую пшеницу, как это делали [их] соседи». Дочери глав семейств несколько раз осуждались за «блуд»: в 1303 году – Матильда, дочь Джона Эбавбрука²³¹; в 1307-м – Ателина Блейкмен²³²; в 1312-м – Элис, дочь Роберта Атте Кросса²³³; в 1316-м – две женщины из семейства Ин Ангуло, Мюриэль и Элис²³⁴.

В общем, лишь несколько семей активно участвовали в деревенских делах, стоя на страже закона или же преступая его. Официальные должности, видимо, позволяли им поддерживать и улучшать свое положение в обществе. В итоге они стали отдаленным подобием шекспировских Тибальта и Меркуцио, и развязки деревенских драм были примерно такими же, как у великого драматурга.

Судебные записи лаконичны, но все же по ним можно составить представление о нескольких деревенских персонажах. Один из них – Генри Годсвейн, виргатарий, пробователь эля и присяжный; в 1279 году он был оштрафован «за то, что отказался выполнять вторую осеннюю барщину и помешал ее выполнению, велев всем уйти домой раньше времени, без разрешения бейлифов, что нанесло господину ущерб в полмарки»²³⁵. Другой – Джон из Элтона (младший), постоянно вступавший в стычки с соседями: ссора с его же свободным держателем Джоном из Лангетофта (1292 г.)²³⁶; ссора с Эммой Прюдом (1294 г.)²³⁷; осужден за прелюбодеяние, совершенное с Алисой, женой Реджинальда Ле Уайза (1292 г.)²³⁸; осужден за проникновение во владения Джона Херинга (1292 г.)²³⁹; наконец, случай, произошедший в 1306 году, когда он напал на своего держателя Джона Чепмена и «выгнал того из его собственного дома», а заодно унес сено Джоан, жены Роберта Чепмена²⁴⁰.

Не все задиры происходили из лучших семейств деревни. Была семья, которая не дала ни одного должностного лица, но часто упоминалась в судебных записях. Речь идет о Прюдомах. Уильям был коттером Джона из Элтона, Уолтер – свободным виргатарием. Эмма, жена Уолтера, и Матильда – возможно, жена Уильяма, – упоминаются несколько раз: они ссорились с соседями, были истцами и ответчиками в суде, фигурировали в делах как варщицы пива. Из этого семейства вышел единственный среди элтонцев убийца, чье имя появляется в протоколах манориального суда (такими случаями занимались королевские суды): Ричард Прюдом, в 1300 году осужденный за убийство Гослины Крейн²⁴¹. Саббы также были известны преимущественно участием в ссорах и актах насилия; Эмма Сабб подверглась штрафу за то, что являлась «fornicatrix» (блудницей), «а так как это простая женщина», ее назвали просто «шлюхой»²⁴².

За устоявшимися формулами и лапидарными латинскими фразами судебных писцов нелегко расслышать подлинную речь селян. Пруденс Эндрю в «Неизменной звезде», романе о крестьянском восстании 1381 года, следуя распространенной традиции, вкладывает в уста своего героя слова, ставящие его в интеллектуальном отношении лишь немногим выше осла, с которым он временами спит. Надежных исторических источников, дающих представление о повседневной речи английского крестьянства, нет (кое-какие намеки встречаются у Чосера). В этом смысле очень ценны протоколы допросов, учиненных инквизицией в пиренейской деревне Монтайю – приблизительно в то же время, когда создавались документы элтонского суда²⁴³. Крестьяне Монтайю свободно, даже многословно, толкуют о политике, религии и нравственности, философствуют, демонстрируют живой ум, воображение, юмор и мудрость. Записи элтонского суда – единственный источник, который дает представление о неформальном общении крестьян. Однажды жители деревни собрались у церкви в воскресенье перед Днем Всех Святых, и три представителя влиятельных семейств – Ричер, сын Гослина, и Ричард Рив с женой – сцепились с Майклом Ривом, «изрекая самые непристойные слова перед всем приходом». Эти трое обвинили Майкла в грешках, которые часто приписывались старостам: «Что осенью он снял урожай зерна, взяв обычных держателей аббата, посланных на барщину, и вспахал свои земли в Эверсхолмфилде деревенскими общинными плугами; что он освобождал держателей от работ и служб при условии, что те сдадут ему свои земли по низкой цене»; наконец, «что он брал взятки с богатых, не желавших становиться цензуариями, и [вместо этого] ставил бедных ad censum».

Майкл подал иск о клевете. Присяжные признали его «не виновным ни по одной статье», оштрафовали Ричарда Рива и Ричера Гослина на два шиллинга и двенадцать пенсов соответственно и обязали Ричарда выплатить Майклу за ущерб немалую сумму – десять шиллингов. Позднее Майкл простил им все, выговорив себе только два шиллинга²⁴⁴.