Текст книги "Больше, чем страсть"

– Карета ждет, милорд. – В мысли Маргарет ворвался размеренный голос Комптона, и она отпустила их на все четыре стороны.

Эстелла быстро завладела рукой Филиппа, а Маргарет пошла следом за ними. Они вышли. Несмотря на то что ей было почти дурно от страха, все же она предвкушала и что-то хорошее. Если ей повезет, она увидит своего родного отца спустя столько лет. А если она с ним встретится, возможно, ей придет в голову, как именно можно отомстить ему за ее бедную мать. Она твердо решила, что в его беззаботной жизни наступит час, когда он расплатится за свои грехи.

Глава 7

«Все это не имеет никакого значения», – так пыталась успокоить себя Маргарет, пробираясь сквозь толпу, стремящуюся к ярко освещенному особняку Темплтонов. Значения не имеет ни сам по себе бал, ни разодетая раскормленная публика, откровенно рассматривающая ее. Этот искусственный мир – не ее мир. Ей здесь не место, и она здесь не задержится. Как только Филипп использует ее, она вернется в настоящий мир. В мир, чьи правила и нравы она понимает и жить среди которых ей удобно.

Подойдя наконец к чете Темплтонов, Маргарет присела в низком вежливом реверансе, радуясь, что толпа у нее за спиной не позволит хозяйке дома задать ей ни одного из тех вопросов, которые, как заметила Маргарет, были в ее любопытных глазах.

Взяв Маргарет под руку, Филипп повел ее через многолюдный холл в зал, расположенный в задней части дома. Маргарет было трудно дышать в этой страшной толчее, и на мгновение она испугалась, что задохнется.

– Что случилось? – Филипп посмотрел на ее бледное лицо.

– Не люблю толпу, – прошептала она. – В толпе у меня всегда появляется боязнь замкнутого пространства.

Вместо того чтобы резко оборвать ее, как она ожидала, Филипп ускорил шаг, торопясь побыстрее добраться до огромного бального зала. Когда они вошли туда, Маргарет с облегчением вздохнула. В зале было тоже многолюдно, но здесь по крайней мере никто к ней не прикасался.

Она с любопытством огляделась, рассматривая блестяще одетых женщин, изящно двигающихся в фигурах танца.

– Если кто-нибудь пригласит вас танцевать… Вы ведь умеете танцевать, не так ли? – внезапно решил спросить Филипп.

Маргарет уже была готова ответить «нет», но передумала. Если она ответит «нет», он, конечно же наймет ей учителя танцев, а ей не хотелось, чтобы от нее требовали еще чего-то. Ей нужно иметь по возможности больше свободного времени, чтобы разработать свой собственный план мести родному отцу.

– Я умею танцевать, – ответила Маргарет, – хотя… В это мгновение танцующие разошлись в очередной фигуре, и перед широко раскрытыми от удивления глазами Маргарет появилась какая-то молодая женщина.

– Что случилось? – Филипп проследил за направлением ее взгляда, но не увидел ничего особенного.

– Платье этой леди просто обтягивает ее! – потрясение прошептала Маргарет. – Можно видеть…

Эта чрезмерно стыдливая реакция удивила Филиппа. Она действительно возмущена или притворяется перед ним? Но для чего? Он уже знал, кем она была – содержанкой другого мужчины. Но с другой стороны, кто разгадает, что творится в женской голове? Уверенным можно быть только в одном – что бы она ни задумала, все это пойдет на пользу ей, а не ему.

– «Мокрые» платья – последний крик моды, – сказал он.

– Неужели? – Маргарет принялась внимательнее рассматривать платье.

Филиппа охватили дурные предчувствия при виде ее задумчивого вида.

– Не смейте даже думать об этом! – Голос его стал жестким при мысли о том, что она выставит свое тело на обозрение всем лондонским распутникам. – Пойдемте. Вон лорд Хоулингс. Я хочу поговорить с ним.

Пальцы Филиппа сомкнулись вокруг ее запястья, точно кандалы, и он повел ее к дородному мужчине, стоявшему у колонны в противоположном конце зала.

– Лорд Хоулингс, – приветствовал его Филипп, – позвольте представить вам мою жену, леди Чедвик.

Хоулингс приветливо улыбнулся ей, причем улыбка эта стала еще приветливее, когда она присела перед ним в изящном реверансе и он увидел щелку между ее грудями.

Филипп нахмурился: нескрываемое восхищение Хоулингса показалось ему оскорбительным. Это его смутило, потому что его никогда не волновало, если мужчины восторженно смотрели на Роксану. Совсем наоборот. Он был доволен, что она вызывает всеобщее восхищение. Но теперь он стал старше. Старше и умнее. Теперь он знал, как подобное отношение может вскружить женскую голову.

– Добро пожаловать в Лондон, миледи, – лучезарно улыбнулся ей Хоулингс.

– Благодарю. – Маргарет улыбнулась ему в ответ, чувствуя, что напряжение понемногу оставляет ее.

Прежде чем Филипп успел завести разговор о своем законопроекте, оркестр заиграл новую мелодию и Хоулингс обратился к Маргарет:

– Не окажете ли мне честь, леди Чедвик?

Она вежливо кивнула и, взяв его под руку, пошла с ним на середину зала, оставив Филиппа стоять у стены.

– Как вы находите Лондон, миледи? – спросил Хоулингс.

– Город произвел на меня очень сильное впечатление. Хоулингс весело кивнул.

– Да, разумеется, центр вселенной и все такое. Ничто в целом мире с ним не сравнится.

Маргарет лукаво улыбнулась; она не могла устоять перед искушением потешиться над его ограниченностью.

– Насколько я поняла, вы сторонник теории Птолемея. Хоулингс заморгал, явно растерявшись.

– Не думаю. То есть не помню, чтобы когда-либо беседовал с ним.

– Если бы вы с ним побеседовали, вы бы это запомнили, – сказала Маргарет. – Он умер более двух тысяч лет назад.

– Ах, это все объясняет. – Хоулингс кивнул с умным видом. – Хорошеньким девушкам вроде вас не следует думать о мертвых.

– Вы совершенно правы. – Маргарет ухватилась за подброшенную ей возможность. – Мне нужно быть похожей на вас и на моего мужа и беспокоиться о живых. Например, об этих беднягах – демобилизованных солдатах и их семьях. Ведь они умирают с голоду! – Маргарет при этом старалась не смотреть на его слишком выпуклый живот.

– М-м-м, да, – промямлил Хоулингс, явно не в восторге от неожиданного поворота, который принял разговор.

Маргарет посмотрела на него из-под густых золотистых ресниц и попыталась изобразить на лице обожание. Она казалась себе смешной, но улыбка его стала шире, и она продолжила свою тактику:

– Можете ли вы поверить, лорд Хоулингс, что среди членов палаты лордов есть такие, кто не желает принять законопроект моего мужа о помощи демобилизованным солдатам?

Хоулингс огляделся, словно взывая о помощи. Помощь не подоспела, и он пробормотал:

– Налоги и без того слишком высоки.

Маргарет кивнула.

– Да, но и вы, и мой муж должны понимать, что это недальновидный аргумент. Подумайте, что случилось с Францией.

Вид у Хоулингса был смущенный. Ясно было, что он не силен в умственной деятельности.

– Мы побили Бони.

– Я говорю о революции. – Маргарет понизила голос, изображая ужас. – Как страшно то, что сделали с аристократами и всеми остальными низшие классы, потому что они поняли – терять им нечего.

Хоулингс смущенно кашлянул.

– Помню, я что-то слышал об этом. – Очень жаль, что среди пэров мало таких мудрых людей, как вы. – Маргарет пустила в ход открытую лесть.

От ее похвалы Хоулингс просветлел, и Маргарет оставила эту тему, решив, что на данный момент сказано вполне достаточно. «Будем надеяться, – подумала она, – что мои слова не вылетят у него из головы».

Когда танец кончился, Маргарет нерешительно огляделась, не зная, должна ли она оставить лорда Хоулингса и сесть у стены или он должен проводить ее туда. И тут с облегчением увидела, что к ним пробирается Филипп.

– Благодарю вас за танец, лорд Хоулингс, – сказала она, когда Филипп подошел к ним.

– Я получил огромное наслаждение. – Хоулингс поспешил прочь, бросив на Филиппа нерешительный взгляд.

– Что вы ему сказали? – спросил Филипп.

– Я вылила ему на голову целый соусник с елеем, – ответила Маргарет.

– Но тогда почему… – Добрый вечер, дорогая моя, Чедвик. – Хендрикс словно материализовался прямо из толпы, – Как вы находите ваш первый бал, Маргарет?

– Толчея. – Она подалась назад, потому что мимо них проталкивалась какая-то женщина.

Да, страшная давка. Миссис Темплтон будет весьма Довольна. – Голос Эстеллы раздался прямо позади них.

Маргарет заметила, что глаза у Хендрикса стали стеклянными, когда Эстелла протиснулась между ним и Филиппом.

«У этой женщины нюх словно у охотничьей собаки, ищущей свою добычу», – подумала Маргарет.

Поскольку ни один из мужчин не сказал ничего, Маргарет решила, что она должна изобразить светскую даму.

– Зачем хозяйке дома приглашать столько гостей – ведь им здесь неудобно?

Эстелла посмотрела на Маргарет так, словно заподозрила ее в преднамеренной тупости.

– Ну как же, ведь страшная давка – цель любой хозяйки.

– Чтобы выполнить за один раз все свои светские обязанности? – предположила Маргарет.

– Не пытайтесь применять логику к светской жизни, это бесполезно, – сказал Филипп.

– Ну-ну. – Эстелла игриво похлопала Филиппа по руке своим затейливым веером из слоновой кости. – Помните чудные приемы, которые давала Роксана? Вряд ли кто-нибудь сумеет с ней сравниться.

– Уж я-то, конечно, не сумею, – незамедлительно согласилась Маргарет. – Я предпочитаю, чтобы гостей у меня было немного – тогда с ними легче управиться.

– Ах, что за идеи у этой молодежи! – Эстелла послала Хендриксу кокетливый взгляд, который на ее толстом лице выглядел весьма странно. – Не оставить ли нам их и не пойти ли потанцевать?

– Папа обещал мне, – быстро сказала Маргарет, заметив умоляющий взгляд Хендрикса. – Мы хотим посидеть, и он расскажет мне, кто есть кто.

Эстелла по-детски хлопнула в ладоши; эта детскость уже начинала действовать Маргарет на нервы.

– Какое серьезное намерение! Я присоединяюсь к вам. Маргарет мысленно заметалась в поисках предлога для отказа. Если Эетелла будет сидеть рядом, ей не удастся вставить ни слова и она не сможет повернуть разговор так, чтобы выяснить, что известно Хендриксу о ее родном отце. Но к ее удивлению, на помощь пришел Филипп.

– Почему бы вам не оставить Маргарет наедине с отцом, чтобы они получше узнали друг друга? – Фраза прозвучала как вопрос, но тон ее не оставлял сомнения, что это приказание. Приказание, которое он слегка смягчил, предложив Эстелле руку и добавив: – Не желаете ли? Сейчас как раз составляются пары для следующего танца.

Эстелла, несколько оттаяв от предложения Филиппа, скованно улыбнулась и пробормотала:

– Конечно.

Хендрикс же, взяв под руку Маргарет, поспешно увлек ее прочь.

– Кажется, мы удачно сбежали, – сказала Маргарет, когда они подошли к двум свободным стульям у стены.

– Эта женщина – просто дуреха! Филиппу следовало бы отослать ее в Кент, где ей и место.

«А Маргарет – во Францию, где ей место, – про себя закончила фразу Маргарет, но, как ни странно, эта мысль показалась ей не такой привлекательной, как должно бы было быть. – Просто мне не хочется уезжать из Англии, пока я не сумею отплатить за смерть матери».

– Папа, я была бы вам очень признательна, если бы вы рассказали мне, кто все эти люди, – сказала Маргарет, надеясь, что удастся вставить вопросы, касающиеся ее отца, в расспросы о других людях и не вызвать подозрений у Хендрикса. – Например, кто этот человек? – Маргарет указала на тощего человека с не очень чистым шейным платком и высокомерным выражением лица, который, прислонившись к беломраморной колонне, наблюдал за танцующими.

Лицо у Хендрикса моментально приобрело твердое выражение, отчего он на мгновение стал похож на Филиппа.

– Он не из тех, кого вам следует знать! Маргарет пристальнее вгляделась в человека.

– Почему же?

– Потому, дитя мое, что он попросту развратник. Маргарет удивленно заморгала.

– Неужели? Наверное, у него куча денег, ведь иначе его особа вряд ли может увлечь кого-нибудь. Хендрикс поперхнулся.

– То есть я хочу сказать – с точки зрения женщины. Хендрикс рассмеялся так, что вдруг показался на двадцать лет моложе.

– Я начинаю думать, что недооценивал монахинь. Они неплохо вас воспитали.

– Спасибо. – Маргарет решила отнестись к его словам как к комплименту, хотя у нее и были сомнения на этот счет. – Но вы расскажете мне, кто есть кто?

– Конечно, я просто не хочу знакомить вас со всеми подряд. И Хендрикс принялся называть по именам завсегдатаев светских салонов, шепотом добавляя предостережения против большинства мужчин и многих женщин. Обостренное чувство справедливости, свойственное Маргарет, было задето. Проступки бедняги Джорджа – просто легкие грешки по сравнению с тем, что сообщал ей Хендрикс об этих людях, но они приняты в изысканном обществе, а Джордж изгнан из него.

Как ни трудно это было, но Маргарет не сказала ничего резкого; она сосредоточилась на том, чтобы получить как можно больше сведений в наиболее короткие сроки.

Приближался последний танец перед ужином, когда Маргарет подняла глаза и увидела своего родного отца, стоявшего не далее чем в десяти футах от нее. Ее словно окатило ледяной волной, так она была потрясена. По коже побежали мурашки, кровь отхлынула от лица.

Он изменился с того незабываемого дня, когда ушел из ее жизни, но, хотя его волнистые каштановые волосы поредели и превратились в седые клочья, а некогда атлетическая фигура погрузнела, Маргарет без труда узнала его.

Она неожиданно встретилась с ним глазами, и ее мгновенно отбросило назад во времени; она превратилась в запуганного злого ребенка, каким была когда-то. Ей захотелось посмотреть ему в лицо и спросить: представляет ли он себе хоть немного, что сталось с бедной женщиной, верившей на протяжении десяти долгих лет, что она его жена?

Чтобы совладать с собой, Маргарет так крепко прикусила губу что выступила кровь. Крики не помогли ей тогда, и теперь ими тоже ничего не добьешься. На этот раз оружием ее будут хитрость и терпение. И прежде всего надо сделать вид, будто они не знакомы, пока она не найдет, в чем его слабое место, чтобы причинить ему хотя бы малую долю той боли, которую причинило ее матери его бессердечие.

– Лорд Хендрикс! – Веселый голос Мейнуаринга разрушил шаткое самообладание Маргарет. – Весь Лондон говорит о том, как вам повезло – вы вновь обрели дочь.

– Мейнуаринг, – любезно кивнул Хендрикс, но Маргарет не почувствовала в его голосе особой приветливости. – Леди Чедвик, позвольте познакомить вас с бароном Мейнуарингом.

– К чему такие формальности? – сказал барон. – В конце концов мы ведь родственники.

Маргарет похолодела; на мгновение у нее замерло сердце – она решила, что Мейнуаринг узнал ее.

– У вашего и у моего отца была общая бабка, – пояснил Мейнуаринг.

Маргарет поняла, что речь идет о родстве не с ней, а с Хендриксом, и сердце у нее снова забилось тяжело и гулко. Хотя… Она закусила губу и попыталась заставить работать свой смятенный ум. Если Мейнуаринг состоит в родстве с Хендриксом, то и она тоже. Пусть не близкое родство, но кровное. Достаточно ли этого для объяснения ее сверхъестественного сходства с портретом?

– Кажется, вам трудно в это поверить, леди Чедвик. – Мейнуаринг по-своему истолковал ее молчание. В его голосе слышалась некая брюзгливость, которая пробудила в Маргарет поток детских воспоминаний. Сколько раз слышала она эту обиженную нотку в его голосе! И мать всегда бросалась к нему, чтобы его задобрить.

– Вовсе нет, – поспешила Маргарет успокоить его подозрения. – Я просто попыталась осмыслить, какое же между нами родство.

– Очень небольшое, – сказал Хендрикс, и Мейнуаринг слегка покраснел, что совершенно не шло ему.

– Моя жена, увидев вас здесь, сказала, что мне следует непременно познакомиться с вами. Она ведь даже не сердится на вас за то, что вы вышли за Чедвика.

– Почему бы ей возражать против этого? – спросила Маргарет, поняв, что Мейнуаринг ждет от нее какой-то реакции. – Она ведь уже замужем за вами.

Мейнуаринг самодовольно похлопал себя по толстому животу.

– Совершенно верно, и весьма этим довольна. Но она питала надежды, что Чедвик будет хорошей партией для нашей дочери, которая в нынешнем сезоне начала выезжать, да будет вам известно. Конечно, девочка вполне может сделать блестящую партию. Ведь молодые люди вьются вокруг нее, точно пчелы.

Гордость, звучащая в его голосе, вызвала у Маргарет едкую злость. Но потом злость прошла, оставив саднящее чувство потери – чувство, которое она безжалостно пресекла, напомнив себе, что уже давно относится безразлично к тому, что он ее отверг.

– А вот и они! – Мейнуаринг повернулся, увидев, что к ним подходят женщина средних лет и молоденькая девушка.

– Это моя жена, леди Мейнуаринг, и дочь Друзилла. Маргарет постаралась, чтобы улыбка, которую ей удалось выжать, выглядела не очень искусственной. Она рассматривала леди Мейнуаринг, пытаясь отыскать в ней хоть какое-то сходство со своей матерью, и не смогла. Эта женщина словно состояла из неопределенных, нейтральных оттенков – в отличие от ее матери, обладавшей яркой красотой,

Маргарет заставила себя посмотреть на дочь, занявшую ее место. Она увидела молодую, довольно хорошенькую девушку в прелестном платье из блестящего шелка, украшенном бледно-розовыми бутонами по подолу. Ее светло-каштановые волосы были уложены крупными локонами, которые удерживались ободком из бутонов очень бледного розового цвета. Когда Маргарет кивнула ей, робкая улыбка озарила голубые глаза девушки и окрасила щеки очень идущим ей румянцем.

– Лорд Хендрикс, вы и ваша дочь должны поужинать с нами, – предложил Мейнуаринг.

– Благодарю вас, но мы ужинаем с Чедвиком. Несмотря на необходимость развивать знакомство с Мейнуарингом для осуществления своего плана мести, Маргарет обрадовалась отказу Хендрикса. Ей нужно было время, чтобы подавить бурные чувства, вызванные встречей с родным отцом. Чтобы снова похоронить боль, которая выплыла на поверхность при этой встрече. При теперешнем хаосе в голове она может случайно сказать что-нибудь не то и все погубить.

– Мы будем рады, если он присоединится к нам. – Тонкий нос леди Мейнуаринг дернулся, как у кошки, рассматривающей необычайно упитанную мышь.

– Мы его гости, – не сдавался Хендрикс. – И я вряд ли решусь расстроить его планы.

– Понятно. – Вид у леди Мейнуаринг был раздраженный, но, к радости Маргарет, она не стала настаивать на приглашении.

– Мы еще увидимся. – Мейнуаринг кивнул Хендриксуу улыбнулся Маргарет широкой улыбкой и ушел, взяв жену под руку.

Друзилла поспешила следом, тихо пробормотав «до свидания».

Маргарет смотрела, как они исчезли в толпе, а потом повернулась к Хендриксу.

– Почему вы их не любите? – спросила Маргарет не задумываясь.

Мейнуаринг – дурак, обожающий потакать своей особе. – Вряд ли он сильно отличается от остального общества. Хендрикс вздохнул.

– Да, конечно. И говоря по справедливости, он ничем не хуже многих. Но в отличие от остального общества я имею несчастье состоять с ним родстве и еще большее несчастье быть опекуном унаследованного им поместья. Чарльз, ~ продолжал он, – родственник, от которого Мейнуаринг унаследовал титул, и я – мы всю жизнь были друзьями. Такими хорошими друзьями, что Чарльз назначил меня исполнителем своей воли. Конечно, когда я согласился на это, мы с ним думали, что наследником будет кто-то из его сыновей. Хендрикс погрустнел.

– «Человек предполагает. Бог располагает», – сочувственно процитировала Маргарет. Хендрикс вздохнул.

– Совершенно верно. Во всяком случае, когда Чарльз и его сыновья утонули, я с огорчением узнал, что обременил себя неблагодарной задачей превратить Мейнуаринга в наследника Чарльза. Зная о безответственной карточной игре Мейнуаринга и его склонности к низкопробному обществу, я сильно опасался, что он проиграет все, что с таким трудом удалось собрать Чарльзу.

– Он выглядит так безупречно, – солгала Маргарет, когда Хендрикс замолк.

– Да, но он не всегда был безупречен. Он увенчал свою исключительно распутную карьеру в Оксфорде, сбежав с некоей наследницей.

– Сбежав! – изумилась Маргарет.

– О, из этого ничего не вышло. Опекун девушки настиг их еще до наступления ночи, Чарльз купил Мейнуарингу офицерский чин и умыл руки. Мейнуаринг порадовал всех, исчезнув столь основательно, что моему сыщику пришлось чуть ли не целый год отыскивать его следы после смерти Чарльза. Я твердо решил не повторять ошибки, сделанной Чарльзом, и не пытался урезонить Мейнуаринга. Я сказал, что титул принадлежит ему вне зависимости от моего желания, но что, если он хочет увидеть хотя бы шиллинг из денег Чарльза, он должен жениться на мисс Уилкокс и занять надлежащее место в обществе.

– Жениться? – прошептала Маргарет; ей стало нехорошо. Значит, когда отец бросил ее мать, за этим стоял он, спокойный и благородный старик?

Хендрикс, погруженный в свои воспоминания, не заметил реакции Маргарет.

– Мисс Уилкокс была уравновешенной, разумной девушкой из превосходной старинной девонширской семьи, с солидным приданым. Я надеялся, что, став его женой, она сделает из него человека, и оказался прав. Она действительно оказала на Мейнуаринга положительное влияние, и, конечно, он безумно любит своих детей.

– У него есть дети, кроме Друзиллы? – Маргарет с огромным трудом сдерживала свое волнение.

– Угу, – кивнул Хендрикс. – Мальчик, очень болезненный. Его редко можно видеть в обществе.

– Ах, к нам идет Чедвик.

Маргарет настороженно смотрела на подходящего Филиппа. Он кивнул Хендриксу, а потом предложил ей руку.

– Последний танец перед ужином. Не окажете ли мне честь?

В голове у Маргарет мелькнула мысль – а что будет, если она просто скажет «нет»? Что ей не хочется с ним танцевать? Что она была охвачена смятением, нерешительностью и просто злостью, увидев своего родного отца и тут же обнаружив, какую роль сыграл Хендрикс в том, что отец бросил ее мать? Что именно сейчас ей в особенности не хочется разбираться в странных ощущениях, которые всегда появляются у нее, когда она находится рядом с Филиппом? Но как бы ни была соблазнительна эта мысль, Маргарет понимала, что она неосуществима. И пусть Филипп не станет карать ее на глазах у Хендрикса, тот не всегда будет рядом. После бала ей придется возвращаться домой с Филиппом. Возвращаться в спальню, дверь из которой ведет в его спальню. Там некому будет защитить ее от Филиппа, что бы он ни решил с ней сделать.

– Ступайте, дитя мое. – Хендрикс решил, что ее колебания вызваны нежеланием оставлять его в одиночестве. – Веселитесь, а за ужином мы увидимся.

Маргарет слабо улыбнулась ему, овладела собой и подала руку Филиппу. Она почувствовала, как его горячие пальцы сомкнулись на ее кисти, слегка царапая кожу.

Оркестр заиграл вальс, и Маргарет напряглась.

Филипп обнял ее и нахмурился.

– Что случилось? Вы же сказали, что умеете танцевать.

– Но я не сказала, что хорошо танцую. – Она подыскивала предлог, чтобы избежать его объятий. Хотя в общем-то не надеялась, что он станет ее слушать, как это и было на всем протяжении их знакомства. Маргарет оказалась права. Он ее не слушал.

– Практикуйтесь – и научитесь.

«Нет, – подумала Маргарет. – В данном случае практика приведет только к расшатанным нервам». Если бы только она могла понять, почему на нее так действует его близость! Почему его рука, лежащая у нее на талии, словно прожигает насквозь тонкий шелк платья!

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, ощутила запах сандалового мыла, которым он пользовался, и запах этот словно раскалил воздух, который она втянула в легкие.

На очередном повороте Филипп посмотрел в ее отсутствующее лицо.

– Не нужно так сосредоточенно считать шаги. Просто двигайтесь в такт с музыкой.

К великому смущению Маргарет, она споткнулась о его ногу и подалась вперед. Руки его сомкнулись вокруг ее гибкой талии, в то время как ее груди скользнули по грубой ткани его фрака. Она почувствовала, как напряглось все ее тело, соски затвердели от желания чего-то такого, чему она не могла дать название и о чем боялась даже подумать.

Филипп внимательно смотрел в ее темно-синие глаза, отражающие ее взвихренные чувства, и задавался вопросом, о чем она думает. Есть ли у нее хоть малейшее представление о том, как хочется ему увести ее отсюда? Как, жаждет он сорвать с нее этот кусок шелка, почти не скрывающий ее груди, и обнажить их до конца?

Он сглотнул, потому что тело его уже реагировало на мысли, и мрачно уставился на ее макушку, пытаясь подавить вожделение, пока оно еще не стало очевидным для всех присутствующих. Он смотрел, как ее мягкие локоны словно ловят свет, исходящий от свечей, и свет этот погружается в их золотые глубины, потом глубоко втянул запах розы, неотделимый от нее. Как хорошо она пахнет! Как таинственно! И совсем не вульгарно в отличие от большинства известных ему женщин. Как будто большую часть себя она скрывает.

Филипп сделал движение влево, чтобы обогнуть мешающую пару танцующих, и Маргарет, пытаясь его слушаться. снова споткнулась. Он чуть не застонал, ощутив, как ее груди уперлись ему в грудь. Больше он этого не вынесет! Он должен овладеть ею. Должен погрузиться в это мягкое тело, чтобы ослабить те чары, которыми она его опутала.

К черту всякие расписания! Как только кончится этот бесконечный бал, он оставит такое ощущение от своего тела на ее плоти, что она и не вспомнит других мужчин, побывавших в ее постели. Эта мысль принесла ему какое-то дикое удовлетворение.