Текст книги "Лишь пять дней"

Глава 6
Скотт

Скотт откинулся на стуле и удовлетворенно похлопал себя по животу:

– Ты отлично готовишь, Лори! Это было просто потрясающе!

– Спасибо! – Жена отодвинула тарелку, она едва прикоснулась к блюду.

Скотт проглотил еще пару кусочков, прежде чем выдохнул:

– Все, больше не могу…

Лори повернулась к Куртису.

– Собираюсь приготовить завтра спагетти. Может, ты хочешь помочь мне печь печенье на десерт?

Мальчик с набитым ртом улыбнулся и поднял кверху большой палец.

– И это не потому, что мисс Келлер в дневнике поставила тебе хорошую отметку, а просто так. – Лори накрыла ладошку Куртиса своей рукой, и Скотт увидел, как малыш подозрительно уставился на нее, предполагая, что последует за этой фразой. – Не стоит делать событие из того, что ты просто хорошо вел себя в классе. – Голос ее был строг и одновременно снисходителен. – Ты и сам это знаешь: так ты должен вести себя постоянно, просто потому, что это правильно.

Куртис, жуя, кивнул.

– Однажды тебе придется действовать по правилам, несмотря на то что рядом не будет дневника, где ставят хорошие отметки или пишут замечания, и никто не станет готовить поощрительный обед или показывать кино. И ни я, ни Скотт не будем постоянно стоять над тобой и подсказывать, как поступить. Ты делаешь, что должен, потому что так надо, правильно?

Мальчик закивал.

– Потому что всеми поступками повелевает…

Он указал на голову.

– Правильно, а что еще?

Он указал на сердце.

– Вот и умница! – Она потрепала его по руке. – Ты это усвоил, значит, у тебя все получится. Тебе не нужны ни я, ни Скотт, ни даже мисс Келлер. Все, что тебе нужно, – вот здесь и здесь, правильно? – Она указала на голову и сердце.

– Правильно.

Он наконец прожевал.

– Как, например, сегодня, я все делал правильно, – сказал он, посмотрев на них, прежде чем опустить взгляд в тарелку.

Скотт скосил глаза на жену, умоляя ее не раскрывать истинное положение дел.

– Да, и именно поэтому ты получил хорошую отметку, – Лори повернулась и с победным видом уставилась на мужа.

Скотт наклонился и, поцеловав ее, добавил:

– Твой характер становится более покладистым: к тому времени, как родится ребенок, станешь такой же мягкой, как и я. – Лори положила руку ему на колено, и он накрыл ее своей. – Давай, дорогая, мы с малышом помоем посуду, а ты тем временем будешь заниматься какими-нибудь своими делами.

Она ушла переодеваться для похода в книжный клуб, Скотт и Куртис принялись собирать со стола посуду. Куртис, балансируя тарелками, спросил:

– А что бы ты предпочел: чтобы я тебе помог, даже если я разобью посуду, или сделать все самому, и посуда останется целой? А я пока посижу за столом, очень аккуратно, ни к чему не прикасаясь, и расскажу тебе тем временем пару новых шуток.

– А что бы ты предпочел: отправиться в гараж и бродить из угла в угол, заплетенные большими и страшными пауками, или спуститься в подвал и взглянуть, не попалось ли что-нибудь крупное в мышеловки?

– Фуууууу… – Малыш картинно вздрогнул и продолжил помогать с тарелками.

Минут через пятнадцать, когда Скотт насыпал моющее средство в посудомоечную машину, он услышал, как спускается жена.

Он посмотрел на нее и тихо присвистнул. Длинные волнистые волосы Лори рассыпались по плечам. Цвет платья – корица, так она его называла, – подчеркивал их. Ее глаза сияли, лицо завораживало. Правильно подобранное платье преобразило жену. И, наверное, ее красила беременность. Лори действительно стала более покладистой, не только в ее отношениях с Куртисом, но и вообще. У нее даже разгладились жесткие складки у рта и висков, по которым раньше можно было определить разочарование, недовольство или обиду жены. Временами эти эмоции еще проскальзывали в звуке ее голоса, но больше не оставляли след на лице.

Скотт был рад, что она предпочла консервативным маленьким сережкам, которые всегда носила на работу, другие – крупные, в форме слезы, купленные год назад на ювелирной выставке. Эти сережки были длинные, даже драматичные. Ему казалось, что в них Лори выглядит необычно, модно и сексуально.

Женщина знала, как муж относится к серьгам, поэтому надевала их на каждое вечернее свидание и оставляла, даже когда они занимались любовью. Правда, в последнее время, когда она их надевала, все обычно заканчивалось поцелуем в щеку и они оба отворачивались к стенке. Но сейчас его сердце екнуло.

– Ух ты! – Скотт подошел к жене и убрал прядь волос, упавшую ей на лицо. – А в этот ваш книжный клуб мужчин пускают? Просто так, посидеть, посмотреть.

Лори засмеялась и повернулась с Куртису, который стоял у мойки и драил кастрюлю, в которой готовилась лазанья.

– Пять страниц сегодня, хорошо?

Куртис поднял голову и кивнул безо всякого энтузиазма.

– И математика. А потом душ!

Куртис открыл было рот в рвущемся протесте…

– Да, я все знаю, это жутко несправедливо!

Лори подошла, обняла малыша и поцеловала его, быстро скользнула губами по щеке мужа и пошла к выходу.

– Увидимся позже, мои два дорогих мужчины! И одному из вас лучше спать к тому времени, как я вернусь!

– Раз мы оба дорогие – выберешь сама, кого разбудить! – ответил Скотт.

Он услышал смех жены, прежде чем за ней захлопнулась дверь.

Скотт и Куртис расположились в гостиной, и каждый занялся своим делом: Куртис практически потерялся на диване среди кучи подушек и принялся отсчитывать, сколько страниц нужно прочесть. Скотт, устроившись у стола возле окна и вооружившись красной ручкой, взялся проверять работы восьмиклассников.

На улице за окном сох шкаф. Высокий, до потолка, покрытый теплой светло-бежевой краской. О таком давно мечтала Лори. Она хотела набить его книгами и фотографиями в рамках.

Один из двух каминов находился в гостиной. После ужина Скотт разжег его. Огонь лениво потрескивал, дрова почти прогорели, и мужчина подложил еще.

Отблески огня играли на выкрашенной глубоким темно-зеленым цветом стене напротив, и она казалась шероховатой, словно была оббита вельветом.

На стене, в огромной раме из темного дерева, висела любимая фотография Скотта – он и Лори во время медового месяца у Ниагарского водопада, промокшие от брызг. Скотт сам сделал фото, поэтому на нем были только их лица, прижатые друг к другу. Они тогда промокли насквозь и продрогли, но на фото широко улыбались, будто только что выиграли миллион.

Примерно половина фотографий в комнате была такого же плана: супруги, щека к щеке, и один из них с фотоаппаратом в вытянутой руке. Или они в обнимку – кто-то поймал их в видоискатель, и видно, как крепко они прижались друг к другу. Напоминания в рамках о счастливых днях.

Были и снимки последних лет: Лори и Скотт у двери ванной в октябре прошлого года, рты до ушей – они счастливы и до конца не могут поверить, что Лори беременна.

Скотт и Куртис на дороге, ведущей к дому: Куртис одной рукой прижимает к груди баскетбольный мяч, другая рука вытянута, указательный палец поднят – он сам выбрал себя первым номером в их маленькой, состоящей из двух человек баскетбольной лиге. Скотт возле него на корточках, в волосах блестят капли пота, глаза скептически скошены на символ первенства, а левая рука замерла возле мяча, чтобы сразу отобрать его и продолжить игру, как только кадр будет снят.

Скотт, Пит и Куртис на крыльце дома в прошлом ноябре: у каждого в руке по билету на футбол, все одеты в желтый и голубой – цвета команды университета Мичигана, альма-матер Скотта и Лори, в общежитии которого они встретились второкурсниками практически пятнадцать лет назад. В нижнем правом углу – старший брат Куртиса, Брэй, баскетболист и бывший ученик Скотта.

Теперь и Брэй учится на втором курсе в том же университете и получает баскетбольную стипендию.

Жизнь юноши была исполнена надежд, пока мать мальчиков ЛаДания в апреле прошлого года не схлопотала срок в тюрьму на год. Скотт ухватился за шанс воспитывать Куртиса, чтобы Брэй не рисковал своим будущим, пропуская год в университете. На фото Брэй стоял позади крыльца на траве. Несмотря на то что он находился ниже всех, его голова на добрый метр возвышалась над головой младшего брата.

Лори и Куртис возле плиты в кухне. В тот самый день, первый, который Куртис провел с ними. На фото мальчик стоял, зажав в руке кусок печенья, будто приз. Потом ребенок признался, что это было первое в его жизни печенье, которое приготовили дома, а не купили и вытянули из пачки. Скотт и Лори спросили, намеревается ли он его съесть, и не прошло и двух секунд, как печенье исчезло. В то мгновение, когда Куртис услышал щелчок фотоаппарата, он засунул печенье в рот. Супруги даже сомневались, прожевал ли он его, перед тем как проглотить.

Куртис с тортом, испеченным на его день рождения. С этим лакомством мальчик тоже не церемонился. Когда он увидел, что Лори принесла нож, то умолял ее не резать угощение. Объяснил, что хочет, чтобы торт простоял как можно дольше, желательно вечно.

Лори сказала, что в торте нет ничего особенного – банальный бисквит, превращенный в поле битвы с помощью зеленого и коричневого крема и пачки пластиковых солдатиков, которых расставили на корже. Она может позже испечь еще один. А этот она запечатлеет специально для Куртиса. Тогда Лори сделала полдюжины снимков.

Мужчина вспомнил, как Куртис обеими руками обхватил торт, защищая его от ножа, пока взрослые, Скотт, Пит и Лори, обменивались сконфуженными взглядами. Потом Брэй прошептал им, что впервые Куртису на день рождения испекли праздничный торт. Юноша объяснил, что их мать практически всегда была в состоянии сделать детям подарок на день рождения (правда, он был в пакете из супермаркета и с несрезанным ценником), но организовать торт, свечи или праздничную упаковку с бантом у ЛаДании никогда не было желания.

Скотт и Лори привнесли в жизнь малыша много нового. У него впервые была одежда по размеру, а не обноски или купленная с очень большой уценкой. Мальчик впервые постригся у настоящего парикмахера в парикмахерской, а не дома на кухонном стуле. Ему впервые упаковали с собой завтрак в школу, поэтому не пришлось есть в школьной столовой.

И возвращаясь к случаю с тортом… Лори тогда ласково погладила малыша по голове и заверила, что будет постоянно печь ему торты, каждый месяц, если он захочет. Поэтому мальчик может позволить разрезать этот торт и не переживать, что он станет последним.

– Видишь, малыш, как Лори любит печь. Она может в любое время приготовить еще один, – сказал тогда Пит.

– Но как только мы съедим этот, – ответил Куртис, указывая на солдатиков перед ним, – мой день рождения закончится.

– Да, но в следующем году у тебя будет еще один! – сказал Скотт, усаживаясь рядом и обнимая мальчика за плечи. – Это же не единственный твой день рождения, правда, малыш?

Куртис ответил так тихо, что Скотт не расслышал.

– Что ты сказал? – переспросил он, придвинувшись ближе.

Мальчик поднял голову, положил свою маленькую ручку на шею Скотта, придвинул его ближе к себе и прошептал ему на ухо:

– Я сказал, что это единственный день рождения, который я провел с отцом.

Скотт услышал щелчок фотоаппарата, и вот еще одно фото – Скотт и Куртис, голова к голове, обнимают друг друга за шею и улыбаются. И видно, что никто никого не хочет отпускать.

Эта фотография стояла у Скотта на прикроватной тумбочке.

Глава 7
Мара

Как-то на приеме у доктора Тири, вспоминая прошлое, Мара и Том отметили, что, наверное, признаки болезни проявлялись еще в юридическом институте. В основном это были проблемы с памятью. Как-то Мара вышла за вином и явилась с пустыми руками. Она дошла до угла улицы и забыла, за чем шла, вернулась и обнаружила дома удивленного мужа за столом, на котором стояли пустые бокалы для вина. Они дружно решили, что это от стресса выпускных экзаменов. Посмеялись, что университет уже довел их до маразма.

В другой раз Том пришел в библиотеку университета, чтобы отвезти Мару на ужин, посвященный их годовщине. Предстоящее событие они обсуждали всю неделю. Мара недоуменно уставилась на мужа, будто он только что все придумал. Муж таки уговорил ее выпить вместе чашку кофе. Но супруга, молниеносно проглотив напиток, отослала Тома домой. И более того, она сердилась, что он прервал ее занятия.

Позже, тем же вечером, возвращаясь из библиотеки, Мара вдруг все вспомнила. Она помчалась домой, влетела, упала на кровать возле Тома и принялась осыпать его поцелуями вперемешку с извинениями и слезами. Том удовлетворенно ухмыльнулся, посоветовал не волноваться, тем более он уже придумал, как жена может вымолить прощение.

Перебирая в памяти события молодости, они, вероятно, могли бы припомнить еще случаи. Даже несколько в течение каждого года с момента окончания университета. И их количество увеличилось, когда она стала партнером в юридической фирме.

Поначалу мелочи: забыла купить несколько безделушек в магазине, отвезти вещи в химчистку. Происшествия не такие уж незначительные, но они все равно не придавали им значения и только посмеивались.

Пропустила визит к парикмахеру – из салона позвонили. Забыла оставить деньги службе уборки на дому – позвонил недовольный менеджер. Пропустила прием у стоматолога – получила счет с пометкой «вторично не явилась, пеня в размере…». Она снова записалась в парикмахерскую и к стоматологу, оставила деньги и записку с извинениями уборщице и, смеясь, рассказывала Тому, что и не заметила, что пора стричься, отбеливать зубы и отскабливать ванную.

Если ее все устраивает, почему же парикмахер, стоматолог и уборщица переживают?

Однажды в сентябре это перестало веселить. Они как раз привезли домой малышку Лакшми. Утром, в девять пятнадцать, ее телефон зазвонил. Джина, ее секретарь, бушевала на той стороне провода:

– Где ты? Они все уже здесь!

– Кто здесь? – недоуменно пролепетала Мара.

Она сидела в гостиной с мамой Нейрой и, неспешно потягивая кофе, наблюдала, как малышка возится возле них на полу.

Мара и Том планировали нанять няню и продолжить вкалывать по двенадцать часов в сутки. Но Пори и Нейра и слышать ничего не хотели о том, что их единственной внучкой будет заниматься посторонний человек. Сообщения Мары на тему, что не обязательно, выйдя на пенсию, проводить время за сменой подгузников, остались неуслышанными. Родители с неизменным восторгом приезжали каждое утро, провожали Мару и Тома на работу, напутствуя задерживаться, сколько нужно, и уверяли, что все будет в порядке.

В тот день Пори убежал по поручениям, а Мара для разнообразия решила провести свободный час перед работой с мамой и дочерью.

Мара наклонилась, чтобы пощупать животик Лакс, и замерла, услышав голос Джины, оравший:

– Посредник директора «Торко». Мистер Хоскинз. Все!

Когда Мара не ответила, Джина повторила:

– Посредник компании «Торко». В девять тридцать… Сегодня… Утром…

– Вот черт! – Мара резко поднялась, и ребенок, напуганный шумом, заплакал. Нейра подхватила малышку и вынесла ее из комнаты, пока Мара смотрела на часы. Ей до работы ехать полчаса, если не будет пробок.

– Я буду без пятнадцати десять, максимум в десять, задержи их.

Позже, когда двери лифта закрылись и он поехал вниз, увозя клиентов, Мара крепко обняла Джину и поцеловала ее в щеку.

– Ты просто ангел! Чтобы я без тебя делала? Пойдем, пообедаем, я угощаю! Сегодня никакой еды на вынос!

Джина улыбнулась, довольная похвалой, но тут же выпалила:

– Я просто делала свою работу. А у нас разве есть время на обед? Дело движется к двум, а над документами для «Винчестер Фудз» еще предстоит как следует потрудиться, не так ли?

Мара недоуменно уставилась на нее.

– «Винчестер Фудз» подали в суд, нам нужно подготовить документы…

Мара рукой прикрыла рот:

– О господи! Я совершенно забыла! – Она вытаращилась на Джину, а тем временем к ней вернулись воспоминания о работе над этим иском и о другой работе, которую необходимо сделать в срок.

Джина взяла шефа за руку и прошептала:

– С тобой все в порядке? – Она повела Мару в кабинет, где та просто упала на стул.

– Что происходит, Джина? Весь долгий ланч я занималась урегулированием спора в «Торко», затем я злоупотребила служебным положением, занимаясь иском «Винчестер Фудз». Что происходит? Мы работали над этим вчера весь день! И только об этом говорили!

Мара убрала руки ото рта и прижала их к вискам. Одно дело – забыть о записи к стоматологу или об оплате домработнице, и то и другое можно быстро исправить с помощью извинений и чаевых. Но если она забывает о сроках, на фирму могут подать в суд, а ее просто уволить. Пора прекращать игнорировать проблемы с памятью, нужно переходить к действиям.

Однако сначала необходимо доработать исковое заявление «Винчестер Фудз» и передать его в суд. Следующие три с половиной часа они приводили в порядок и суммировали претензии фирмы, изложили все кратко и успели доделать в срок. Пришел курьер, и ему передали исковое заявление. Мара закрыла за ним дверь кабинета и жестом пригласила Джину присесть.

– Мы не должны допустить, чтобы подобное повторилось, – сказала Мара. – Я не могу рассчитывать, что впредь клиенты будут с пониманием относиться к моей забывчивости. Кроме того, передача искового заявления не в срок – вообще профессиональная некомпетентность!

Джина хотела возразить, но Мара жестом остановила ее.

– На прошлой неделе, помнишь, ты отпрашивалась к доктору в обеденное время? Я должна была выступать на полуденном собрании, посвященном судебному разбирательству споров. Я вообще забыла о мероприятии! Но туда шла Стэф и взяла меня собой! И только когда меня представили, я вспомнила, что именно сегодня я делаю ежегодный отчет по гражданским искам!

От удивления Джина приоткрыла рот:

– Я предполагала… – но тут же осеклась.

– Ты предполагала, что я знала об этом?

Джина кивнула.

– Потому что мы говорили об этом?

Джина моргнула.

– О господи! – Мара стукнула кулаком по столу. – Мы говорили об этом собрании?

– Ты работаешь больше остальных в фирме, это все знают. И я была уверена, что ты все помнишь. Может, количество разных дел и заданий столь велико, что просто невозможно за всем уследить?

– Что значит «невозможно уследить»? Мы должны найти решение!

– Как насчет того, чтобы меньше работать? Все сотрудницы-мамы так и сделали, хотя бы на первое время. Даже Стэф…

– Джина! – Мара зыркнула на помощницу. Вопрос, сколько она должна работать, не обсуждается! Никем! Ни Томом, ни Джиной, ни родителями Мары, ни ее лучшей подругой Стэф, партнером в той же юридической фирме.

Конечно, они все пытались, и не раз, образумить ее и уговорить не вкалывать адски.

Но она такая, как есть, – Мара-трудоголик, Мара-замужем-и-с-ребенком, но работает, как и прежде – как тягловая лошадь.

И она всегда была такой. В школе занималась факультативно, на каникулах прочитывала весь рекомендуемый список литературы, пока друзья спали допоздна. В колледже корпела над конспектами под тусклым светом настольной лампы, пока ее соседка по комнате вовсю храпела.

Даже в университете она была известна как человек, поселившийся в университетской библиотеке. Она неизменно отказывала друзьям, когда те приглашали на вечеринки по пятницам, если не выучила и не сделала все задания (эти требования она устанавливала для себя сама).

Она всем говорила, что не собирается меняться. Поэтому все свои предупреждения, просьбы, жалобы и прочее они могут оставить при себе. Ничто не давало ей столь полного удовлетворения, как долгий продуктивный рабочий день в фирме. И никто – ни друзья, ни родители, ни даже муж и новорожденный ребенок – не заставит ее отказаться от этого.

– Хорошо, – ответила Джина и потянулась за блокнотом и ручкой. – Давай сейчас уделим этому время и пройдемся по всему твоему календарю, чтобы и у меня были записаны сроки. Тогда я смогу тебе напоминать обо всем.

– Спасибо, это поможет. Но дело не только в сроках выполнения задач. Проблема глобальнее, мне кажется, моя память вообще меня подводит. Нам нужна система, которая поможет мне справиться.

Джина наклонилась и накрыла руки Мары своими:

– Не переживай! Мы справимся!

Весь остаток дня и вечер они, сидя в кабинете Мары, просмотрели каждый ее файл. Джина вооружилась календарем, блокнотом, цветными ручками и разноцветными листами с липким краем.

Когда в начале восьмого они решили размяться, в блокноте Джины были исписаны десять страниц и на календаре были обведены кружочком все важные даты, а цветные бумажки украшали почти все папки: каждый цвет обозначал разную степень важности.

– Я внесу все даты в календарь в компьютере и буду регулярно присылать тебе на почту напоминания, – сказала Джина, собирая вещи. Подойдя к двери, она обернулась и добавила: – Позволь мне со всем этим разобраться, и я подумаю, что еще можно сделать, чтобы мы по-прежнему всегда были лучше всех.

– Спасибо, пока этого вполне достаточно.

– Знаешь, ты единственный адвокат, который лично следит за сроками. Уже давно пора было поручить мне этим заниматься.

Маре было приятно слышать такие слова. Она не единственная испытывала большой стресс от работы и изо всех сил старалась сохранить баланс, уделяя достаточно времени и работе, и семье, и ребенку, и при этом все помнить.

– Да, но, с другой стороны, у тебя хватает своей работы. – Мара рукой указала на сотни папок с аккуратными ярлыками. Учет и контроль были обязанностью Джины, каждую неделю она вносила в них обновленную информацию.

За пять лет сотрудничества Джина проработала сверх нормы бесчисленное количество часов и никогда не жаловалась. Она была единственным секретарем, который справлялся с объемом, постоянными жесткими сроками и требованиями босса-перфекциониста, который вечно требовал что-то перечитать на наличие ошибок или проверить, все ли документы подшиты.

– Ты мой ангел-хранитель, Джина!

– Взаимно, ты, похоже, начинаешь забывать! – Мара не ответила, и Джина добавила: – Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

Мара округлила глаза.

Когда у Джины умер отец, она поехала в Оклахому на похороны и задержалась там на неделю, помогая маме Джины разобраться с финансовыми делами.

Два года спустя умерла мама Джины, Мара снова отправилась в Оклахому и осталась на неделю, когда поняла, как много у Джины забот, связанных с продажей дома и упаковыванием вещей.

Это была неделя как раз перед первыми дебатами Мары в окружном суде Нового Орлеана, и ей следовало быть дома в тот момент и тщательно готовиться.

Но она отказалась бросить Джину в такой момент и дала указание фирме переслать ей три коробки с документами, вещественными доказательствами и краткими резюме по делам. Все это она просматривала и изучала по вечерам, после встреч с семейным юристом, упаковкой вещей или чем бы то ни было еще.

По возвращении в Даллас Мара настояла, чтобы Джина провела День благодарения у них и не встречала праздник в одиночестве.

Мара махнула рукой:

– Да ладно, не преувеличивай, кто угодно мог все это сделать.

– Ты имеешь в виду «никто». Никто такого не сделал. Никто не предложил мне помощь и не помог. Кроме тебя!

Мара покачала головой, Джина подошла и взяла ее за руку:

– Ты слышишь? Никто! Кроме тебя! Ты стала моей семьей, и меньшее, что я могу сделать, – стать твоей памятью. – Она сжала руку Мары и направилась к двери.

– Я буду у компьютера, скоро ты получишь семьдесят пять напоминаний о предстоящих встречах.

– А если я стану забывать читать бумажки с напоминаниями, которые мы развесили по всему кабинету, тогда я действительно испугаюсь, – добавила Мара и поплелась вслед за Джиной к выходу.

– Я буду звонить и напоминать, чтобы ты их читала!

– О господи, Джина! Если дойдет до этого, лучше столкни меня со скалы!