Текст книги "Руки, полные бури"

9

– Аид.

– Зевс. – Он делает паузу, но продолжает. – Пожалуйста, называй меня Гадес.

Ему кажется, Зевсу может не понравиться. Он прищурит глаза и спросит, что за идиотизм и ерунда. Но вместо этого Зевс соглашается:

– Если ты так хочешь. Это же ничего не меняет.

– Ты – сделала – что?

Персефона не смутилась. Наоборот, подняла голову повыше, и если бы Гадес знал её хоть чуточку хуже, мог решить, что это вызов.

– Мы провели ритуал, Аид. Должно получиться.

Пусть сейчас Персефона стояла перед ним целая и невредимая, вдоль позвоночника невольно прошёлся холодок. Всё могло закончиться не так хорошо. Да кто знает, как вообще могло?

– Это безумие. – Гадес не мог устоять на месте и начал мерить шагами комнату. – А если бы что-то случилось? Если бы ты снова запустила цикл перерождения?

– Ты так не веришь в мою мать или в Анубиса? Или в Амона? Он глава пантеона всё-таки.

– Когда ты говоришь, что я в них не верю, это звучит совсем паршиво. Нет. Но что-то могло пойти не по плану.

– Но всё хорошо.

Остановившись, Гадес посмотрел на Сеф. На её лёгкую мечтательную улыбку, выбившийся из косы рыжий локон. Он знал, как она этого хотела – закончить перерождения, получить возможность жить так, как пожелает. Она хотела этого не меньше, чем Гадес.

И не испугалась.

– Хорошо, – вздохнул он. – Давай не будем убивать тебя, чтобы проверить. Всему своё время. Или найдём какого-нибудь бога, который сможет сказать, прекратятся ли перерождения?

– Геката могла бы понять. Но вряд ли она поможет.

Они находились в спальне в Подземном мире, где почти всё пространство занимала огромная кровать с четырьмя столбиками и балдахином. Персефона ворчала, что она слишком вычурная, Гадес смущённо отвечал, что ему нравится.

Сейчас Сеф сидела на постели и с опаской посмотрела на Гадеса:

– Ты не сердишься? Ну, я не сказала тебе…

– Нет.

Он правда не злился. И понимал, почему она не торопилась обнадёживать. На самом деле Гадес испугался, ведь что-то действительно могло пойти не так, а лишиться сейчас Персефоны – он даже думать об этом боялся.

Лицо Сеф просветлело, она подскочила с кровати и прижалась к Гадесу всем телом. Он ощущал её кожу под пальцами, слышал биение сердца, чувствовал едва уловимый запах цветов от духов Персефоны или от её силы.

– Как Деметра позволила? – спросил Гадес. Его рука легла на затылок Персефоны, пальцы аккуратно зарылись в волосы под растрёпанной косой.

– Ей не нравишься ты. Подземный мир. Что я ухожу сюда. Но от самих перерождений она не в восторге. Ты знаешь, она уже пыталась их прекратить.

– Как и я.

– Может, вам давно стоило объединиться?

– Твоя мать скорее отдаст меня Кроносу, нежели сделает что-то вместе.

Персефона негромко рассмеялась, спрятала лицо у него на груди. Они оба знали, что это правда. Деметра не любила перерождения, но Гадесу казалось, в глубине души её устраивает, что дочь обязана быть с нею половину человеческой жизни. Хотя и после Персефона часто встречалась с матерью, приглашала в Подземный мир… но Деметра не любила ни его, ни Гадеса.

Отстранившись, Персефона нахмурилась:

– Сет здесь. Поговори с ним.

Сет мог проходить сквозь врата в любое время, отчасти из-за разрешения Гадеса, отчасти из-за того, что когда-то они смешали кровь друг друга. Правда, работало только в тот момент, когда Гадес находился в Подземном мире.

Он тоже ощутил, как всколыхнулись врата, пропуская друга. Персефона разомкнула объятия, устремилась к шкафу одеваться, и Гадес с сожалением проводил её глазами. Он не хотел идти к Сету, но не потому, что не хотел с ним встречаться, а потому, что боялся дурных новостей.

Гадесу и Сеф пришлось отправиться в Подземный мир пару дней назад. Здесь тоже не всё шло гладко, Кронос нарушал привычный миропорядок, Тартар рухнул… так что это обернулось парой землетрясений, волнениями в городе, снова чуть не вспыхнул лес.

Подземный мир приветствовал своего короля, нуждался в нём. Льнул, как псы Сета к ногам хозяина, как дороги к рукам Анубиса. Последнему Гадес порой немного завидовал: тот больше проводник в Дуат, ему не требовалось часто находиться в царстве мертвецов, даже наоборот. А вот Гадесу зачастую приходилось всё бросать и отправляться к своим землям, особенно в такое неспокойное время.

Сет сидел в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику. Бог хаоса и пустыни сейчас выглядел так, словно его самого иссушил песок: уставшим, измотанным, хотя взгляд не потерял твёрдости.

– Ты здесь закончил? – спросил он. – Луиза просит провести её в Подземный мир. А тебе стоит поговорить с Зевсом, пока он не вылакал весь алкоголь в клубе.

– Эй, помедленнее.

Не став садиться, Гадес остановился у кресла напротив Сета, облокотился на спинку. Нахмурился. Комнату заполняла старая мебель, собранная из разных исторических эпох, сейчас она вся казалась покрытой пылью, и Гадес не сразу понял, что это не уборка требуется, а так ощущалась разлитая в воздухе сила Сета.

Если он её не приглушал, значит, его что-то тревожило.

– Как Анубис?

– Плохо. – Сет не умел смягчать или ходить вокруг темы. – Спит почти всё время. А когда просыпается, говорит, что всё в порядке, но выглядит так, будто его забыли разбудить. Амон весь холодильник заполнил едой, которую готовит, но Инпу и от неё отказывается. Говорит, что не голоден.

– Ну, ему нужно время, чтобы восстановить силы. Он вообще-то Оружие Трёх Богов развоплотил.

Сет качнул головой, как будто знал, что дело в другом. Гадес не торопил его. Он помнил, Анубис чувствовал себя таким ослабленным, что не смог самостоятельно даже до кровати добраться, Сету пришлось нести его.

Как сказала Сеф, Деметру тоже вымотал ритуал. Это нормально, за мощным использованием силы следуют откаты. Но Деметра на следующий же день была в полном порядке, хотя вряд ли могла использовать силу в полной мере.

– Ты знаешь, откуда взялись мои псы? – неожиданно спросил Сет.

В ответ тут же появились несколько собак, устроившихся у его ног. В Подземном мире они казались очень осязаемыми, ничего общего с тенями: поджарые маленькие тела, вытянутые морды. Гадес невольно огляделся, ожидая, что Цербер тоже тут.

– Ты притащил их из пустыни, – сказал Гадес. – Они признали в тебе вожака.

– Они покорились силе. Но до этого пытались меня убить.

Гадес удивился: этой истории он не слышал. И, глядя на псов, не представлял, чтобы они могли причинить вред Сету. Гадес сам не раз видел, как собаки появлялись, когда что-то угрожало хозяину и, наверное, кинулись бы даже на Кроноса. В безбашенности они от Сета ничуть не отличались.

– Это было давно, – сказал Сет. – Они появились ночью, распугав всех скорпионов и змей. Хотели вцепиться в меня, но я заставил склониться.

Гадес хмыкнул: он лучше многих знал, что Сет может быть очень убедительным.

– Псы признали во мне вожака, потому что я сильнее, чем они. Пошли за мной, а я не был против их компании. Но тогда, ночью в пустыне, я сразу понял, что это такое.

Сет хлопнул ладонью по колену, и один из псов тут же забрался, прикрыл глаза, ожидая, когда его погладят. Рассеянно Сет провёл между ушами.

– Когда-то они были богами, Аид. Не такими, как мы, более древними, стихийными. Возможно, ближе к Кроносу и чудовищам, но слабые, конечно. Природные духи, полностью потерявшие разум. Посмотри на эти тени, Аид. Они приняли привычную форму, откатились до простых животных инстинктов.

Гадес и сам не заметил, как крепко вцепился в спинку кресла. Он почти усилием воли заставил себя разжать пальцы. И посмотреть на небольшие собачьи тела. Пусть в Подземном мире они не казались тенями, но в глубине их глаз отражалось что-то дикое и безумное.

– В мире полно разных сущностей, Аид. Некоторые из них когда-то были богами.

Внезапно Гадес понял, к чему ведет Сет. Ему это не нравилось. Очень не нравилось.

– Ты ощутил, как Инпу уничтожил Оружие? Слишком легко, Аид.

– Он силён…

– Не настолько. В тот момент он дал силе полностью заполнить себя, управлять им. Ты видел его, это был уже не совсем Инпу.

Не отпускай меня.

Гадес помнил слова Анубиса, но решил, что тот говорит исключительно о сбивающих его мертвецах… теперь же понимал, что он имел в виду и это, и гораздо больше. Сет его не отпустит, не даст упасть – если у него хватит сил.

Гадес перевёл взгляд на псов. Может, их когда-то тоже кто-то пытался удержать.

Может, они держали друг друга.

Но в итоге превратились в безумных стихийных духов, которые так и метались бы по пустыне, не встреть они Сета.

Квартира казалась тихой и тёмной. В гостиной слышались голоса, и, выйдя из своей комнаты, где опадало свечение Врат, Гадес хотел направиться туда. Но потом услышал грохот с кухни.

Сет явно не преувеличивал, когда говорил, что Амон решил наготовить всего и на всех. Готовка его успокаивала. Но сейчас Гадес подумал, что это перебор даже для Амона.

Хромированные поверхности столов заполняла мука, какие-то тарелки, а в большой кастрюле точно подходило тесто. Гадес помнил, как однажды спросил у Амона, зачем это тесту дышать, можно ж сразу лепить. Такого уничижительного взгляда Гадес больше не видел.

Хотя нет, примерно так Амон смотрел на Сехмет недавно. Она покорно опустила голову, но в её словах не ощущалось раскаянья:

– Анубис опасен для других богов. Для тебя в том числе. Если для безопасности нужно отдать его ацтекам, я бы помогла им ещё раз.

– Убирайся, – сказал тогда Амон.

Это звучало мрачно, так что дрогнула даже Сехмет. Гадес давно знал Амона, видел его разным и во всевозможных ситуациях. Но не так уж часто он бывал грозным Амоном-Ра, готовым испепелять непокорных.

– Ты угрожала богам своего же пантеона.

– Я защищала их! Неужели ты не понимаешь…

– Убирайся.

Гадес не очень хотел знать, говорил ли Амон с Сехмет потом. С карающим солнцем не хотел бы связываться даже Гадес.

Сейчас Амон с раздражением поднял упавшую сковородку и кинул её в мойку, где и без того высилась гора посуды.

Венчал кулинарные изыски Амона большой торт, стоявший посреди чистого обеденного стола. Или, скорее, пирог, украшенный вишней и пахнущий так, что даже равнодушный к сладкому Гадес захотел кусочек.

Вишнёвый. Амон уверял, что рецептом поделился то ли умирающий узник в тюрьме, то ли известный кулинарный блогер. Готовил пироги Амон крайне редко: вишню требовалось хитрым образом вымачивать в бренди или другом алкоголе едва ли не сутки.

Этот пирог обожал Анубис. Любитель сладкого, он говорил, что вишня и алкоголь – это прекрасно, а уж когда они объединяются, точно божественно.

Так что Гадес догадывался, для кого Амон приготовил на этот раз. Отрезали всего кусочек, он лежал на аккуратной фарфоровой тарелке и выглядел так, будто его поковыряли, но в лучшем случае попробовали.

– Он не захотел! – заявил Амон. – Представляешь? Потыкал вилкой, сказал, что нет аппетита, и пошёл снова спать.

Подхватив тарелку с пирогом, Амон в сердцах смахнул его в помойку, туда же отправился и отрезанный кусок. Гадес осторожно сел на краешек стула:

– Ну, всё не настолько плохо.

– Правда? – саркастически спросил Амон. Тарелка хлопнулась на стол, а солнечный бог повернулся, скрестив руки на груди. – Анубису плохо, я даже не знаю, придёт ли он в себя. Но если он продолжит сходить с ума, мне как главе пантеона действительно придётся запереть друга, чтобы он не навредил ни себе, ни окружающим.

– Ты этого не сделаешь, – спокойно сказал Гадес.

Он достал сигареты и ощутил, как пышущая жаром сила Амона тоже улеглась. Тот вздохнул:

– Я почти чувствую, ощущаю, как крошится его божественная сущность. И ни я, ни Сет, ни Неф не можем ничего сделать. Даже не уверен, что сам Анубис что-то может.

Усевшись рядом за стол, Амон ловко вытащил сигарету из пачки Гадеса. Даже не стал утруждаться зажигалкой, всего лишь моргнул, на миг взметнулась сила солнца, и сигарета затлела.

– Ты же не куришь.

В ответ на это Амон затянулся и выпустил дым к потолку:

– Ацтеки не хотят со мной разговаривать. И это напрягает. Кажется, они беседовали с Зевсом.

– Сет просил поговорить с ним.

– Попробуй.

Это прозвучало так, будто Амон уже пытался и не очень успешно.

– А что скандинавы? – осторожно спросил Гадес.

– Понятия не имею. Все выжидают. И мне это не нравится. Кронос точно готовит удар, а мы тут занимаемся грызнёй между пантеонами. Надо передать твоему папочке: не утруждай себя войной, мы и без тебя отлично справляемся.

Амон внезапно замер, перевёл взгляд на Гадеса:

– Думаешь, он настолько умён, что выжидает, когда мы тут переругаемся?

– Уверен в этом.

Гадес отлично помнил отца в то время, когда он решил уничтожить сыновей. Заключение в Тартаре наверняка укрепило его терпение. Он лучше многих понимал, что между пантеонами всегда найдутся трения, нужно лишь подкинуть хворост или подождать, пока вспыхнет само.

– Какая же гадость, – поморщился Амон. Пока Гадес начинал сигарету, Амон успел быстренько докурить до фильтра. – Но пачку оставь. Луиза в гостиной с Неф.

Нефтида выглядела не менее уставшей, чем Сет, но, по крайней мере, не такой раздражённой, как Амон. Она сняла звенящие браслеты и серьги, но ткань её юбок всё равно шелестела при каждом движении, а воздух наполняли ароматы благовоний.

Макария успела сменить причёску, теперь её тёмные волосы едва ли доходили до плеч. Поприветствовав Гадеса, она легко поднялась, не желая откладывать. Она хотела попасть в Подземный мир, и Гадес полагал, она спокойно может сделать это и без него, но из вежливости решила попросить.

Порой Гадес чувствовал что-то вроде вины: он знал, как Сет относился к Анубису, пусть тот и не был его родным сыном, но при этом сам Гадес не чувствовал подобных эмоций к Макарии. Её это устраивало. Она была такой же спокойной и самостоятельной, как мать.

Или как Гадес.

– А можно, – Луиза запнулась и посмотрела на Нефтиду, – можно мне…

Неф явно поняла, о чём она, и кивнула. Они подошли к комнате Анубиса, и Гадес остался неловко стоять в дверях.

Горели две длинные флюоресцентные лампы по сторонам от кровати, наполняя комнату тенями и полумраком. Анубис спал, закутавшись в одеяло до подбородка, заметно хмурился.

Опустившись перед ним на пол, прямо на колени, Макария протянула руку, чтобы коснуться, но в следующий момент Гадес понял, что цель у Луизы другая. Её пальцы дрогнули:

– Ему снятся плохие сны. В них вы все умираете. По его вине. Из-за его силы.

– Тебе не говорили, что подсматривать чужие сны невежливо?

Гадес хотел, чтобы его голос прозвучал спокойно, но вышло как-то сухо и грубовато. Макария отдёрнула руку и смутилась. Но посмотрела не на Гадеса, а на Нефтиду.

– Ты умеешь видеть чужие сны? – мягко спросила Неф.

– И менять. Блаженная смерть… часто приходит во сне.

Макария снова протянула руку, но коснулась даже не лица Анубиса, а волос. Кончиками пальцев, боясь потревожить. Гадес едва ощутил её силу, лишь запах ванили, далёкий перезвон колокольчиков. Анубис вздохнул во сне, складка между бровей разгладилась.

– Теперь он видит хорошие сны, – негромко сказала Макария.

Они уже выходили из комнаты, когда Гадес услышал негромкий голос Макарии. Она говорила Нефтиде:

– Продолжайте его звать. Даже если он не слышит сознанием, его божественная сущность откликается.

Клуб заполняли люди и боги. Силу, правда, приглушали. Гадес не знал, Сет воплотил в жизнь угрозу о новом правиле или сами боги решили, что в непростое время лучше не отсвечивать.

Звучала одна из песен «Металлики», в обработке, подходящей для клуба. Гадеса чуть не утянули на утопающий в огнях танцпол, он с трудом вырвался из хватки полуголой девицы и пробился к бару. К его удивлению, брат уже сидел здесь.

Аккуратный пиджак Зевс давно снял, а рукава белой рубашки закатал. Галстука тоже не наблюдалось, верхние пуговицы рубашки расстегнуты так небрежно, словно за них дёрнули.

Свободных мест вокруг не нашлось, так что Гадес чуть выпустил силу, позволил холодной мрачной смерти окутать мужчину справа от Зевса. Поёжившись, человек почувствовал себя неуютно и поторопился уйти. Гадес терпеть не мог так делать, но тут цель оправдывает средства.

Он поспешил занять место.

– Гадес! – Зевс широко улыбнулся и повернулся к бармену. – Эй! Дайте ещё две эти вот… как их, проклятье.

– Ты пьян.

Рюмка перед Зевсом стояла пустой, но Гадес не сомневался, что пил он не человеческий алкоголь.

Когда Сет заявил, что Зевс напивается в клубе, Гадес решил, что тот преувеличивает. Но сейчас видел, что всё совсем не так.

– Нам надо поговорить, – сухо сказал Гадес.

Он подхватил две рюмки, которые поставил бармен, и направился с ними к одному из столов, по пути выпуская силу, чтобы освободить место. Гадес не оглянулся, идёт ли за ним Зевс, но, усевшись, поставил рюмки и стал ждать. Зевс плюхнулся на соседнее место.

– О чём поговорить? – хмуро спросил он.

Гадес был одним из немногих, кто помнил Зевса разным. Не только лощёным политиком, профессионально улыбающимся, просящимся на агит-плакат: а ты присоединился к богам?

Зевс не притворялся, он действительно таким и был, особенно сейчас, ему очень нравилось нынешнее время. Но Гадес отлично помнил, как мать помогла Зевсу сбежать из той пещеры, где держал их Кронос. Как Зевс вернулся за братьями, собранный и твёрдый, с молниями, скользящими меж пальцев. Младший брат, который старательно пытался не показывать страх.

Они втроём восстали. Бок о бок исполнили пророчество, которого так боялся титан: быть повергнутым собственным сыном. Братья заключили его в Тартар посреди созданного Гадесом Подземного мира.

Гадес тогда предложил, чтобы Зевс стал главой пантеона. Это казалось справедливым, именно Зевс помог им выбраться, вытащил из той пещеры, повёл против Кроноса. Боги поддержали. Один Посейдон остался недоволен, и это привело его туда, куда привело.

Сет не любил Зевса, слишком они разные. Но чаще всего именно Сет говорил Гадесу встретиться с братом.

Зевс оставался для Гадеса сияющим лоском и молниями младшим, в чём-то очень наглым, самоуверенным, но в то же время сильным. Тем, кто выведет из темноты пещеры.

– Когда ты в последний раз напивался? – поинтересовался Гадес.

– Дай подумать… после очередной мировой войны, кажется. Да ладно, у меня всё под контролем.

Гадес мгновенно понял, в этом и проблема: ничего не под контролем. Он перехватил рюмку, которую уже готовился опрокинуть в себя Зевс, вернул её на стол:

– Что ацтеки? Ты говорил с ними?

– Конечно. Заявляют, что могут противостоять хоть Кроносу, хоть кому. Говорят, если я не хочу уладить проблему с Анубисом и позволяю новые смерти, они больше не будут говорить с нами.

– А почему ты позволяешь? – насторожился Гадес.

– Потому что Анубис не моя проблема. Пусть Амон с ним разбирается. Я совсем не хочу становиться тираном и единым властителем. Не хочу превращаться в отца.

Зевс сидел мрачным, и Гадес невольно вспомнил ту пещеру, куда заточил их Кронос. Он считал себя вправе решать всё и за всех. И запирать. Кажется, именно он начал отправлять в сон чудовищ, с него это началось.

Зевс вздохнул, пытаясь собраться с мыслями, потёр руками виски:

– Гадес, всё катится в бездну. Я не владею ситуацией. Анубис передо мной убивал богов, а что я мог сделать? Или против Кроноса? Сначала скандинавы, потом ацтеки…

– Зевс, – чётко сказал Гадес, – если кто и может с этим справиться, так это ты. Боги не зря выбрали тебя сейчас главным.

Подняв голову, Зевс улыбнулся, но улыбка вышла очень печальной:

– Спасибо.

Он помолчал, хмыкнул:

– Гера заявила, что не приедет.

Гадеса это не удивило, у них часто бывали не очень гладкие отношения. Он вздохнул:

– Перестань пить, Зевс.

– Да уж. – Он поморщился, отодвинув так и не выпитую рюмку. – Ты прав. Я слишком стар для этого дерьма.

Гадес сидел на кухне Сета и крутил в руках телефон. Амон заставил весь стол новыми тарелками и блюдами, которые никто уже не мог есть. Сет говорил, что мясо в любом случае лучше, Нефтида голосовала за овощи, Амон же заявлял, что оба ничего не понимают.

Зевса Гадес оставил в гостиной: тому стоило проспаться, а оставлять его в клубе одного совершенно не хотелось. Не при Кроносе.

Все разговоры внезапно затихли, и Гадес поднял голову. В дверях кухни стоял Анубис, встрёпанный, едва проснувшийся. Он казался смущённым и опустил голову:

– Надеюсь, не помешал… я хотел…

Он запнулся, провёл рукой по волосам, выдохнул:

– Есть очень хочется.

Амон вскочил со своего места так быстро, что чуть не опрокинул стул, и засиял, одаряя всех вокруг тёплым потоком лучезарной силы.

10

Анубис сидит на полу, и плитки покрывает тонкий слой песка. Осирис редко бывает в этих комнатах дома, обращённых к пустынной части Дуата. Отец предпочитает усыпальницы, испещрённые древними символами, где живут бывшие фараоны. Исида любит поля, полнящиеся спелыми колосьями, и реки, наводнённые рыбой. Анубису уютно рядом с пустыней.

Исида хмурится:

– Лучше бы ты играл в другой части дома.

Ей не нравится любовь к песку, Анубис искренне не понимает почему. Он продолжает упрямо рисовать пальцем иероглифы, почти ощущая, как Исида злится. Она хочет, чтобы её слушались. Анубис наслаждается тем, как начинает её бесить.

– Иди в другую часть дома!

– Нет.

Её сила, ласкающая и полноводная, она не причиняет боли, но требует повиновения. Он подчиняться не любит. Его сила – это тёмный смерч, поднимающий песок с плиток, взвивающийся к потолку, оставляющий на нём отметины.

Тонкая, почти прозрачная ушебти жмётся к стене. Торопливо кланяется:

– Госпожа… господин зовёт сына.

Разговоры с отцом не сулят ничего хорошего, и Анубис успевает прикинуть, не мог ли Осирис узнать о парочке разрушенных колонн и сильно ли будет недоволен. Но Осирис говорит:

– Ты отправишься в мир людей.

Осирис не спрашивает. Он никогда не спрашивает. Но Анубис молчать не может:

– Зачем?

– Тебе тесно здесь.

– Инпу! Проклятье! Убери эту гадость!

– Амон, – спокойно сказал Анубис, – откуда здесь вообще таракан?

Амон взвыл:

– Не знаю! Может, еду оставил. Пару раз. Да какая разница, убей его!

Тараканов Амон ненавидел. Как-то признался, что они подозрительно шевелят усиками, а если их раздавить, ещё и противно хрустят… при этом Амон выглядел так, будто его сейчас стошнит. Поэтому Анубис решил не рисковать и торопливо щёлкнул пальцами, растворяя ка, сущность бедного насекомого. Только когда от него осталось облачко быстро исчезающей тени, Амон вернулся за обеденный стол.

– Тебе надо избавиться от еды, – сказал Анубис. – Если мама увидит, что ты развёл на её кухне тараканов, она не посмотрит, что ты глава пантеона. Погонит полотенцем до самого Мемфиса.

– Мемфис сейчас слишком бескультурный город, – проворчал Амон. – Что я буду постить в соцсети?

– Себя.

Амон, конечно, сделал вид, что оскорбился. Но потом заметил очередную тарелку с едой, не поместившуюся в холодильник, и огляделся как-то растерянно. Посмотрел на Анубиса:

– Может, ты ещё что-нибудь съешь?

Анубис наклонился ближе к Амону и доверительно сообщил:

– Если я лопну и тебе придётся оттирать мои внутренности от стен, поверь, в этом мало приятного.

Амон отмахнулся.

Те дни, которые он проспал, Анубис помнил плохо. Они сливались в единое полотно, и он не мог с уверенностью сказать, что было реальным, а что – снами. Зато всю ночь он так и не сомкнул глаз, выспавшись на пару дней вперёд, и обрадовался Амону, вскочившему с первыми лучами солнца.

Вчера он пытался впихнуть в Анубиса еду, пока тот не взвыл, что больше не может. Энтузиазм Амона пугал: за ночь Анубис успел залезть в холодильник, оценить масштабы. Он знал, что готовка успокаивала солнечного бога, но за тысячи лет не видел, чтобы тот так разворачивался. Можно, конечно, считать, что раньше способы приготовления еды были попроще… но Анубис знал, дело не в этом.

Он случайно заглянул в мусорное ведро и увидел выброшенный вишнёвый пирог. Тут стало совсем не по себе: он не помнил, как отказывался.

– Инпу?

Анубис и не заметил, как задумался, но это сильно встревожило Амона. Он коснулся своей мягкой, будто медовой, тёплой силой.

– Тебе плохо? Больно? Инпу, не молчи!

– Да что ты как курица-наседка?

– Я твой глава пантеона, между прочим. В такое время, как сейчас, я забочусь обо всех.

Нефтида вплыла в комнату облаком землисто-амбрового запаха и звоном серёг и браслетов.

– Неф! – обрадовался Амон. – Ты наверняка хочешь позавтракать.

Она качнула головой и под перезвон серёг взяла одно яблоко. Глянула на Анубиса, осталась довольна и не стала лезть с расспросами. Она повернулась к Амону:

– Ты можешь отправить всё в клуб Сета. Если напишешь в божественном чатике, то всё сметут до вечера.

Амон просиял, воодушевлённый идеей. Нефтида улыбнулась:

– Мы с Персефоной хотели поехать к Деметре. Можем по дороге заехать в клуб и обо всём договориться.

– Чудесно! Спасибо.

Уже выходя с кухни, Нефтида подмигнула им обоим:

– Там Зевс проснулся. Готовьтесь.

– Да я всегда готов, – проворчал Амон.

– Рада твоему оптимизму. Вам обоим. Мне больше нравится, когда вы весёлые и милые.

Стоило Нефтиде выйти с кухни, Анубис тут же оживился:

– Слышал, Ра? Мы весёлые и милые.

– Нечего называть меня Ра!

– Ты сейчас светишь слишком ярко.

Анубис не мог удержаться, чтобы не поддеть друга. Его сила действительно заполняла кухню, смолой с нотками шерсти, сливалась с отголосками Нефтиды, вихрилась нагретой на солнце миррой.

Анубис наслаждался этим ощущением. Оно наполняло его покоем, напоминало о Кемете и песках пустыни. Он старался максимально смягчить собственную силу, чтобы она не смешивалась – не мешала.

– Не надо так делать, – негромко сказал Амон.

– Что именно?

– Ты забыл, я же глава пантеона. Чувствую, как ты силу приглушаешь. Не надо, это мешает. Попробуй её… вплести.

Нахмурившись, Анубис аккуратно попробовал: он ощущал призрачные крылья мертвецов за спиной, мглистые, пахнущие погребальными благовониями. Запах кедрового масла будто нагревался на солнце.

– Не продохнуть от вашей силы.

Хмурый Зевс выглядел изрядно помятым и, не спрашивая разрешения, принялся лазить по ящикам, видимо, в поисках кофе. Потому что, едва нашёл, тут же поставил его на плиту.

Амон вежливо уменьшил силу, а вслед за ним и Анубис. Иногда он думал, что боги чем-то напоминают животных: будто псы, топорщат шерсть или виляют хвостом, используя для невербального общения силу. Зачастую она говорила лучше слов.

– Как себя чувствуешь? – не скрывая ехидства, спросил Амон.

Взгляд Зевса мог испепелять на месте. Как рассказали Анубису, накануне Зевс умудрился напиться в клубе, так что Гадес притащил его сюда.

Вздохнув, Анубис полез в глубину неприметного ящика под столом. Вытащил склянку из тёмного стекла, щедро плеснул в стакан с водой и протянул Зевсу:

– Выпей, станет легче.

Тот посмотрел подозрительно, но отказываться не стал. Амон хихикнул:

– Не, лучше не пей! Когда ещё увидишь громовержца с похмелья.

– В тебе совсем нет сострадания, – заметил Анубис.

– Я сострадаю! Очень сильно сострадаю!

Анубис и сам не знал, с чего вдруг решил помочь Зевсу. Тот не выглядел особо несчастным, к тому же помятым он смотрелся правда забавно. Но Анубису надоело, что все заботятся о нём, ему и самому хотелось кому-то помочь.

– Аполлон здесь, – сообщил он. – Сначала спросил, где в Лондоне приличные места, потом прислал сообщение: «Папе не говори, он запретил тут появляться».

«Папа» в этот момент с самым хмурым видом наливал готовый кофе в чашку. И у него, и у Гадеса были хорошие отношения с Аполлоном и его сестрой Артемидой.

– Он всем так написал, – хохотнул Амон. – Но уверен, сегодня же сам явится искать Зевса. Ты рад?

Последний вопрос адресовал уже Зевсу, но тот надменно отвернулся и вышел с кухни.

Вскоре ушёл и Амон, договариваться с Сетом, как упаковать еду и отправить в клуб. Анубис предложил постепенно переправить каким-нибудь божественным образом, но Амон махнул рукой: запаковывай.

Включив музыку, Анубис нашел пищевую плёнку и начал методично заматывать тарелки и лотки, заполненные выпечкой, решив оставить залежи в холодильнике на последний момент.

Он вполголоса подпевал Стингу, двигаясь в такт музыке.

– Тысяча лет, ещё тысяча, тысяча раз и миллион дверей в бесконечность. Я могу прожить тысячу жизней, тысячу раз, бесконечная лестница превращений поднимается к башне душ.

– Эта песня звучит как древнеегипетская молитва.

Смутившись, Анубис замолчал и обернулся к застывшей в дверях Луизе. Она явно вернулась из Подземного мира, его невидимый след ощущался чётко, и он ей шёл. Сейчас, зная, что Луиза на самом деле Макария, Анубис поймал себя на мысли, что пытается разглядеть в ней Гадеса.

Луиза тоже была спокойной, но в отличие от элегантного Гадеса предпочитала колготки в сетку, кожаную юбку и что-то, напоминающее небрежно повязанный галстук. И её взгляд не походил на взгляд Гадеса. Тот скользил по богам и людям, но часть его оставалась в Подземном мире – он сам был Подземным миром.

Луиза стояла здесь и сейчас. Её взгляд тоже был здесь и сейчас. Пронизывающий, видящий Анубиса насквозь. Ему стало неуютно, и он сделал неопределённый жест в сторону стола:

– Хочешь чая? Кофе? Может, позавтракать? Амон будет благодарен, если ты хоть немного уменьшишь эти запасы.

Губы Луизы покрывала тёмно-красная помада. Улыбнувшись, девушка покачала головой:

– Нет, спасибо. Но, по правде говоря, ты можешь мне помочь… у тебя есть что почитать?

– Надеюсь, ты не про Книгу мёртвых.

– А у тебя есть?

– Нет. Я её наизусть помню.

Луиза улыбнулась:

– Мне нужно вернуться в Подземный мир и дождаться Танатоса, но Гадес не обновлял библиотеку последние лет пятьдесят. А я хочу чего-то современного.

Упаковав последнее блюдо, Анубис решил, что дальше Амон сам справится. Вместе с Луизой он прошёл в свою комнату и, покопавшись на полке, выудил пару томов. Повернулся с ними к Луизе:

– Паланик или Кинг?

– Давай обоих. Я быстро читаю.

Она взяла книги, мельком глянула на обложки, но уходить не торопилась. Анубис запоздало вспомнил, что расхаживал перед ней в одних джинсах, и начал искать рубашку среди вещей, раскиданных на постели.

Рассвет неторопливо занимался, и силуэт Луизы на фоне окна и сумрачного утра казался тёмным пятном.

– Ты знала, кто я? – спросил Анубис, чтобы скрыть неловкость. – Когда мы встретились.

– Я даже не знала, кто такая я сама. Память начала возвращаться позже. Ты привлёк меня тогда, – призналась Луиза и положила книги на подоконник.

Найдя рубашку, Анубис накинул её и хмыкнул:

– Наверное, подсознательно ты почувствовала, что я бог.

– Может быть. Но меня привлекло, что ты… очень живой.

Она нахмурилась, пыталась подобрать слово получше, но не могла. Это звучало странно, но Анубис хорошо её понял. Амон раньше часто говорил, что в нём есть ощущение безграничной радости от жизни, каждого прожитого дня. Анубис отвечал, что всё детство он провел в Дуате, где души не особо им интересовались, а ушебти предпочитали разговаривать с ним мысленно и не давать лишней свободы по приказу Исиды.