Текст книги "Вторжение"

4

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

В написанных авторами Содружества биографиях моего племянника Дени довольно подробно отражены годы его отрочества; биографы основывались не только на его дневниках, но и на воспоминаниях учителей и соучеников. Потому я намерен осветить лишь отдельные эпизоды того периода.

Прежде всего позвольте исправить неточность: ни Пентагон, ни ЦРУ никогда всерьез не посягали на независимость Дени, не стремились использовать его способности для сбора разведывательных данных или для создания «психотронного» оружия. Других молодых оперантов упомянутые учреждения пытались завербовать как штатных (или негласных) агентов, а Дени оставили в покое вначале стараниями иезуитов Бребефа, а позднее – Дартмутской Группы, как именовался кружок близких друзей и единомышленников из колледжа, ставший при Дени чем-то вроде преторианской гвардии.

Прежде всего хочу рассказать о том, как Дени сколотил эту Группу стихийных оперантов; когда он стал профессором и академиком, ему даже бывало неловко упоминать о донельзя примитивном способе, позволившем выйти на контакт с другими себе подобными. Его уклончивость привела к ошибочной гипотезе биографов, будто Дени инстинктивно воспользовался декларативным модулем телепатической речи и ему мгновенно откликнулся целый рой отдельных оперантов.

На самом деле все было иначе, гораздо забавнее.

После нашей встречи с Элен Хэррингтон Дени твердо уверовал в существование других оперантов и предпринял множество попыток связаться с ними. Совместными усилиями мы выверили радиус распространения его «посланий». Это было просто: я передвигался в заранее намеченные уголки Новой Англии, а он вызывал меня из Бребефа. С учетом всех преград и помех, создаваемых горами, солнцем и грозами, мы установили, что умственный голос Дени с легкостью перекрывает расстояние в сто километров, то есть из Конкорда в центре Нью-Гемпшира он мог свободно достичь Вермонта, Массачусетса, Род-Айленда, Мэна и тех областей Нью-Йорка, что не были заслонены горами Адирондак. Наш рекорд телепатического общения в те годы составил сто шестьдесят километров, отделяющих Бребеф от Истгемптона на острове Лонг-Айленд, где в 1977 году я гостил у его друзей.

Одним словом, наши телепатические контакты развивались более чем успешно, тогда как с другими ему не везло. Все декларативные призывы Дени оставались без ответа, как вой в эфирную водосточную трубу, пока в один прекрасный день 1978 года он впервые не испробовал тактику, шутливо прозванную нами «Операцией Гамамелис».

Дело было в ноябре. Дени исполнилось одиннадцать, и он уже заканчивал иезуитскую академию. Я приехал туда с очень деликатной миссией: объявить отцам Элсворту и Дюбуа, что их гениальное детище не пойдет в Джорджтаунский университет, в чем у них до сих пор не было ни малейших сомнений.

Сам Дени отнюдь не возражал против того, чтобы продолжить образование под эгидой иезуитов. Джорджтаун славился своим медицинским факультетом, а его руководство, тайно извещенное духовными наставниками моего племянника, несказанно обрадовалось возможности принять в свое лоно двенадцатилетнего гения.

Но у Призрака были иные планы.

Беседа с иезуитами оказалась нелегкой. Следуя полученным от Призрака инструкциям, я сообщил Элсворту и Дюбуа, что Джорджтаунский университет не подходит Дени ввиду своего местоположения (Вашингтон, округ Колумбия) в непосредственной близости от правительственных и разведывательных кругов, которые питают нездоровый интерес к подобного рода талантам. (Мой обходной маневр, несомненно, и послужил основанием для распространившихся позднее слухов о том, что Дени подвергался навязчивым преследованиям сторонников психологической войны.) Священники искренне огорчились, когда я сообщил им, что Дени будет поступать в Дартмутский колледж – одно из старейших учебных заведений Нью-Гемпшира. Мои аргументы в пользу Дартмута и против Джорджтауна были полнейшей нелепицей, более того – черной неблагодарностью по отношению к людям, окружавшим Дени отеческой заботой и вниманием все пять лет учебы в Бребефе. Элсворт и Дюбуа изо всех сил старались меня переубедить, но я стоял на своем. Поскольку Дон снял с себя ответственность за сына, последнее слово оставалось за мной, фактическим опекуном. И я сказал его. Дартмут – совсем маленький колледж, но в нем тоже имеется медицинский факультет, сочувствующий идее парапсихологических исследований. Привлекает и его близость – живописный город Хановер, на берегу реки Коннектикут. Колледж основан в 1769 году, среди его выпускников числится много мировых светил науки. Кроме того, благодаря его свободным и немного донкихотским порядкам, туда едва ли могут просочиться агенты ЦРУ, военно-промышленного комплекса… или КГБ. Одним словом, дело решенное.

Закончив мучительный разговор со святыми отцами, я облегченно вздохнул и повел Дени на прогулку в унылый осенний лес, примыкающий к Бребефскому кампусу. Под низкими, набухшими снегом облаками съежились от ранних заморозков низкорослые деревца. Лужицы на тропинках затянулись хрупкой ледяной коркой. Около часа бродили мы с племянником по голой роще, строили планы относительно Дартмута и близящегося Дня Благодарения. Затем переключились на больную для Дени тему: упорные и бесплодные попытки связаться с другими телепатами.

– Я все время пытаюсь понять, почему мы с тобой можем переговариваться на расстоянии, а с другими мне не везет. – Он свернул с тропки, разбрасывая ботинками подгнившую кленовую листву. – Первая, самая неутешительная вероятность: в моем радиусе вообще не существует реципиентов. Но мне в это как-то не верится. Я чувствую: они есть! Может быть, большинство и не ведает о своих способностях, но некоторым, без сомнения, приходило в голову, что они как-то отличаются от рядовых людей… Вторая версия: по той или иной причине они меня не слышат. Давай вместе подумаем – отчего.

Над головой у нас прощально перекликались синицы, перед тем как перебраться на зиму поближе к человеческому жилью.

– А что, если твои потенциальные собеседники просто-напросто тебя не слушают? – предположил я. – Мы же с тобой беседуем и не обращаем внимания на голоса птиц.

– Это мысль. Они ведь не ждут телепатических сигналов, даже не подозревают, что такое возможно. И когда телепатическая речь достигает их слуха, они принимают ее за что-то другое: за галлюцинации, сны наяву, за проделки нечистой силы, в конце концов…

– Хм.

– Если бы они ждали посланий, все было бы иначе. Наше с тобой общение носит запланированный характер. Мы выходим на связь в условленное время, и я знаю, что в нужный момент застану тебя на месте, каким бы несовершенным ни было твое восприятие.

– Ну спасибо, удружил!

Дени самодовольно ухмыльнулся.

– Не в обиду будет сказано, дядя Роги, передатчик у тебя слабоват, да и приемник не так чтоб очень. Зато мой мозг компенсирует твои погрешности. Тебе я передаю мощные сигналы, которые даже неразвитое сознание способно уловить, а принимаю с помощью сверхчувствительной умственной антенны. Значит, теоретически я могу общаться и с другими слабыми, нетренированными телепатами – лишь бы они соблаговолили прислушаться.

Он выплеснул шутливый телепатический призыв:

ТЕЛЕПАТЫ ВСЕГО МИРА,

НАВОСТРИТЕ ВАШИ МЕНТАЛЬНЫЕ УШИ!

В СЛЕДУЮЩИЙ ЧЕТВЕРГ,

РОВНО В 8. 00

БУДЕТ ПЕРЕДАНО

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ СООБЩЕНИЕ!

Вслух он добавил:

– Конечно, мы никогда не решимся. А если бы и решились, то где гарантия, что нам удастся заинтересовать нужных людей?

– Рано или поздно все твои усилия получат общественное признание, – подбодрил его я. – И ты сможешь открыто обсуждать эти вопросы в научных кругах.

– Ага, когда вырасту, когда в моем распоряжении будут исследовательские мощности, когда я завоюю всемирный авторитет!.. – Ирония в его голосе звучала почти трагически. – Но мне бы хотелось побыстрей.

– Ты рассуждаешь как ребенок.

Он неохотно кивнул. Потом искоса поглядел на меня.

– Знаешь, дядя Роги, ты уберег меня от многих бед. Я только теперь начинаю понимать, как важно было избавить меня от папы, устроить в эту школу, где я мог без помех расти и развиваться… Должно быть, поступление в Дартмут вместо Джорджтауна тоже неспроста. Я доверяю тебе и не пытаюсь докопаться до мотивов. Но надеюсь, когда-нибудь…

– Всему свое время, – коротко отозвался я.

Несколько минут мы шли молча, потом он вернулся к предыдущей теме:

– Есть у меня еще одно соображение, почему моя телепатическая речь работает вхолостую. Не совпадают импульсы передатчика и приемника.

– Вполне возможно. Ведь наши голоса способны не только говорить, но и шептать, вопить, петь. Так же и в телепатических голосах могут быть другие регистры.

– Я знаю по меньшей мере два. Как мы общались с тобой дома, в Берлине, чтобы папа и Виктор не подслушали? На скрытом модуле. А у нас имеется и декларативный модуль, когда слышат все – и я, и ты, и папа, и Виктор. – Он остановился, задумался. И наконец высказал свою мысль: Дядя Роги, что, если скрытый модуль и есть самый эффективный? Допустим, когерентная телепатическая речь сродни лазерному лучу. Декларативный модуль схож с уличным фонарем – распространяет свет во всех направлениях, но освещает относительно небольшое пространство. А чтобы достичь дальней цели, необходим более мощный луч. Должно быть, мысли тоже надо концентрировать.

– Логично.

Он помрачнел.

– Но если это так, мои рассылаемые наугад телепатические призывы никогда не достигнут цели. Я ведь не знаю, в какой пучок их собрать, куда направить… Положим, твоя ментальная схема мне знакома, и я интуитивно настраиваюсь на нее. Но как обнаружить умственный почерк неведомых мне телепатов? – Дени помедлил, и вдруг строгое личико просияло. – Держу пари, они бы меня услышали, если б я был поблизости и обратился к ним на декларативном модуле! Тогда бы мне не понадобился их почерк. Я же услышал Элен с вершины в тот первый раз, когда она была на расстоянии полумили. А потом она меня слышала с двухсот ярдов. Но странно, мне ни разу не пришлось пообщаться с ней на скрытом модуле.

Я пропустил мимо ушей эту маленькую ложь.

– Ты что ж, будешь разгуливать в толпе и вылавливать телепатов? Не слишком ли утомительно?

– Слишком. Но должен быть другой способ идентификации, – отрезал он. – Поисковая метафункция.

Мы спустились с холма к ручейку. Его берега поросли кустарниками, которые любят влагу: свидиной кроваво-красной и гамамелисом. В тучах вдруг образовался прорыв, и сквозь него хлынуло солнце; казалось, безлистые ветви на миг окутала желтоватая дымка. Но потом я понял, солнце тут ни при чем – просто гамамелис цветет. Я мысленно привлек внимание Дени к странному феномену. Прямо какой-то всплеск ботанической магии, повторяющийся каждый год поздней осенью в лесах Новой Англии.

– Загадочный гамамелис! – произнес Дени. – Недаром древние наделяли его колдовской силой.

– Да, они верили, что он находит воду. Хотя воду можно отыскать с помощью любого деревянного или железного прута. Но старики утверждают, что никакое дерево не обладает чувствительностью гамамелиса. Помнится, я читал об одном провидце, который передвигал рогатину по карте и так находил подземные источники.

– Находит ум, – рассеянно сказал Дени. – Гамамелис, видимо, просто помогает сконцентрировать… – Он осекся.

Наши взгляды встретились, и мы в один умственный голос воскликнули:

Поисковую метафункцию!

– Тот парень действительно искал по карте? – прошептал Дени.

Я кивнул.

– Если мне память не изменяет, он нашел воду на Бермудских островах. Отсюда, из Штатов.

– Бред, нелепица! По-твоему, я смогу отыскать телепатов с помощью разветвленной палки и дорожной карты?

– Только если поверишь, – подчеркнул я. – Впрочем, попытка – не пытка. У меня в машине большой атлас Нью-Гемпшира…

– Но даже если бы мне это удалось, все равно придется туда ехать и охотиться с близкого расстояния.

– Смотря сколько маршрутов ты наметишь, – отозвался я. – Если не больше тысячи, то нет проблем.

Порывшись в кармане, я достал свой старый, верный перочинный нож и повел мальчишку к зарослям гамамелиса выбирать подходящую рогатину.

Однажды по телевизору я видел, как ищут воду, – это было еще в 50-е годы. В выпуске местных новостей показывали «водяного» из Хенкока, что в южной части штата. Помню свое разочарование, когда после зачитанного диктором панегирика увидел на экране пожилого лысоватого человека с характерно американским лицом, в темных очках. Одет он был буднично, говорил мало.

По условиям эксперимента, бак воды объемом в пятьдесят пять галлонов зарыли на вспаханном поле. «Водяной» двумя руками взял свой «магический жезл» и, выставив его перед собой, стал медленно ходить по бороздам пашни. Камера показывала его крупным планом; священнодействуя, он шарил глазами по земле, и от напряжения на лбу у него выступил пот. Затем камера отъехала назад; «водяной» надвигался на нее, нацелив палку.

И вдруг рогатина уткнулась в землю.

Причем руки человека оставались неподвижными; палка сама повернулась и указала ему под ноги. «Водяной» с благоговейной улыбкой отступил, давая рогатине приподняться, затем снова подошел к тому месту. И опять указующее движение. Он заходил и с той, и с другой стороны, а прутик, живя собственной жизнью, неизменно указывал в одну и ту же точку.

– Здесь, – сказал «водяной».

Два дюжих парня с лопатами подошли к нему и стали раскапывать рыхлую почву. Через несколько минут в свежевырытой яме открылся бак. Вытащили затычку, и оттуда полилась вода. Колдуна засыпали вопросами – что да как, – а он отвечал:

– Почитай кажный раз нахожу, и отец мой находил, и дед, и прадед. Но теперя все уж, боле никто не найдет: у детей да внуков веры нету. Да и кому оно нынче надобно? Люди уж лучше геолога позовут, пущай он им счет выставит до неба, ну как же – ученый! А старый-то способ все работает…

У Дени он тоже сработал, но на это ушло полгода напряженных тренировок. Сперва он искал по атласу, потом по картам аэрофотосъемки, за которые я выложил баснословные деньги. У меня поисковая метафункция, можно сказать, отсутствовала (о чем свидетельствовали мои детские опыты с поисками воды), но я пытался помочь племяннику, объединяя с ним умственные усилия. Дени садился за стол и погружался в транс, палочка неспешно двигалась над поверхностью карты, а то, что творилось у него в мозгу, выглядело истинной магией.

Мы совершали в уме ночные полеты, озирая сверху разбросанные там и сям скопления огней на месте городов и деревень. Чем выше мы воспаряли, тем более расплывчатыми становились световые пятна, а при спуске можно было различить уличные фонари, освещенные окна, фары машин. И все поиски Дени казались воображаемым ночным полетом. Поначалу он видел лишь неясные сгустки, обозначавшие мыслительную деятельность обычных людей. Но со временем научился фокусировать зрение, выделять из думающей массы излучение отдельных умов. Они были яркие и тусклые, большие и маленькие – бесчисленное многоцветное множество. Подобно тому, как водо – или золотоискатель, сосредоточившись на объекте поиска, направляет на него умственный луч, так и Дени проецировал квинтэссенцию «оперантной» мыслительной энергии и начинал охотиться за ней с помощью классического ощущения отстраненности.

Первыми оперантами, выявленными в Берлине, оказались его отец и брат Виктор. Сперва Дени было трудно избежать инстинктивного обращения к их ментальному почерку, но, как только он овладел техникой, сразу распознал ум взрослого и ум ребенка, светящиеся, как маяки метафункций, среди нагромождения просто одаренных умов. Младшие дети Дона – к тому времени их стало уже шестеро – поблескивали тусклой латентностью (эту трагедию мы с Дени полностью осознали лишь много лет спустя); Дон являл собою мерцающую переменную звезду, а девятилетний Виктор горел ясно и злобно, точно последний уголек в костре.

Дени не стал выходить с ними на связь и даже не намекнул им о своих поисках.

– Пусть лучше ничего не знают, – угрюмо сказал мне маленький мудрец. И разумеется, был прав.

Терпеливый поиск родственных душ начал приносить плоды в июне 1979 года, когда племянник наконец выловил в миллионном населении Манчестера ум Гленна Даламбера. Мы сели в мой «вольво» и устремились на охоту. Дени в полной прострации сидел рядом на сиденье, и палец его скользил по истрепанной аэрофотосъемочной карте. (К явной своей радости, он уже мог спокойно обходиться без гамамелиса.) Нами овладела паника, когда стало ясно, что объект поисков находится на пути из Манчестера. В результате дикой гонки по южным равнинам мы чуть не упустили Гленна, но в конце концов Дени затравил его в заповеднике Бенсона, где он дрессировал слонов в бродячем цирке. Молодой человек более чем адекватно отреагировал на телепатические откровения – послал мгновенную ответную вспышку Дени. Тот был просто потрясен, узнав, что его новый союзник заканчивает Дартмутский колледж. Гленн Даламбер стал первым членом ныне всемирно известной Группы и будущим активным борцом за права метапсихологов в смутные годы, предшествующие Вторжению.

Через несколько недель после встречи с Гленном Дени выследил второго выдающегося члена Группы – Салли Доил. В родном городке она была знаменитостью, поскольку умела отыскивать пропавших людей и вещи. Она как раз заканчивала среднюю школу и осенью (quelle surprise! note 41Note41
  Какой сюрприз! (франц.)


[Закрыть]) собиралась поступать в Дартмутский колледж. У Дени глаза на лоб полезли от двойного совпадения. Я, как вы, наверное, догадываетесь, сохранил полнейшую невозмутимость.

В то лето мы обнаружили еще только двоих оперантов. Первым оказалась старая больная Одетта Кляйнфельтер (после того как мы чуть не довели ее до инфаркта своим телепатическим приветствием, она решительно устранилась от дальнейшего общения), вторым – девчонка из Нашуа, на год моложе Дени. Когда он вышел с ней на контакт, она прищурилась и презрительно бросила:

– Умник выискался!

Если не считать метапсихического дарования, которое мы с первого взгляда не оценили в полной мере, в ней не было ничего исключительного, кроме какого-то ослиного упрямства (впрочем, женщины франко-канадского происхождения все таковы). Дени она активно не понравилась, и он не включил ее в растущий корпус оперантов. В 1979 году никто и не предполагал, какую роль в будущей метапсихической драме сыграет девочка по имени Люсиль Картье, и тем не менее именно ей суждено было стать ближайшим сотрудником Дени, его женой и матерью семерых магнатов-основателей Конфедерации Землян в Консилиуме. Но до этого еще много воды утечет, потому я поведаю историю Люсили в последующих главах моего повествования.

Той осенью Дени и Салли Дойл под опекой Гленна Даламбера поступили в Дартмутский колледж, и среди студенческой братии племянник выявил еще трех субоперантов. Посредством телепатической связи их также привлекли в Группу. Выпускник Митч Лозье и первокурсница Колетта Рой до той поры не подозревали о своем даре, и только общение с Дени спровоцировало их усиленный умственный расцвет. Третий – индеец Туквила Барнс из штата Вашингтон – учился на подготовительных курсах медицинского факультета; ему уже стукнуло семнадцать. Молодой гений умел лечить наложением рук и покидать свою телесную оболочку, однако оказался достаточно хитер, чтоб не обнародовать своих необычных способностей. К тому же он изрядно понаторел в экранировании, что позволило ему скрыться от «умственного радара» Дени; полгода он со стороны наблюдал деятельность Группы, а после явился сам.

Весь курс Дени одолел за три семестра да еще успел в это время идентифицировать и вовлечь в Группу троих оперантов. Девятнадцатилетнего повесу Жерара Трамбле, долбившего гранит на вермонтских залежах и ни сном ни духом не ведавшего о своей субоперантности. Гордона Макалистера, который в свои двадцать шесть выращивал картофель на отцовской ферме в Мэне и смутно подозревал в себе некую чудинку, но старался ее не обнаруживать, будучи послушным сыном и добрым пресвитерианином (кстати сказать, он единственный из окружения Дени предпочел физику психологии и психиатрии). И наконец, самого «пожилого» члена Группы – Эрика Бутена; этот уже десять лет служил механиком в манчестерском филиале Форда, но тоже поддался влиянию и в тридцать лет поступил на первый курс Дартмутского колледжа, чем несказанно расстроил своего босса, поскольку во всем Нью-Гемпшире не было человека, умевшего с такой точностью диагностировать неполадки в моторах.

В июне 1980 года под аплодисменты благожелательно настроенной части клана Ремилардов Дени удостоился степени бакалавра гуманитарных наук. А в восемьдесят третьем, едва ему исполнилось шестнадцать, получил степень бакалавра медицины. Тут уж на церемонии, кроме Солнышка, присутствовали и восемь ее детей, включая новорожденную Полин. В Хановер также прибыли двадцать четыре других Ремиларда, дабы отпраздновать триумф семейного гения. Дон предусмотрительно заболел гриппом, а подросток Виктор остался дежурить у его постели, однако их отсутствие не вызвало особых сожалений.

Подобно своим единомышленникам, Дени в бытность студентом тщательно скрывал свою исключительную одаренность, но втайне продолжал изыскания. Дотошный Митч Лозье быстро навострился отслеживать новых субоперантов, помогая формировать и расширять североамериканское ядро. Дени отработал три года по распределению в Центре душевного здоровья, входящем в составе колледжа, и одновременно защитил докторские диссертации по психологии и математике (последняя – с кибернетическим уклоном). Его успехи привлекали внимание широкой общественности, кое-кто из анонимных благодетелей даже финансировал небольшую лабораторию по исследованию экстрасенсорных сил, которую Дени основал и возглавил после защиты обеих диссертаций.

Работе в этой скромной лаборатории он отдал следующие три года. И все, как один, члены Группы после окончания учебы и стажировки без колебаний пожертвовали материальным благополучием ради развития новой науки. Занимаясь своей пионерской деятельностью, Дени опубликовал целый ряд крайне осторожных статей, тем не менее снискавших ему определенную «паблисити», которая могла роковым образом сказаться на его жизни и карьере. Однако Бутен и Макалистер, «штатные» вышибалы лаборатории, решительно пресекали многочисленные происки средств массовой информации. А самым настойчивым давала от ворот поворот администрация медицинского факультета, по достоинству ценившая уникальный талант Дени.

Но журналисты не сдавались. Особенно упорные пробовали подступиться к отцу выдающегося ученого и, как следовало ожидать, были покрыты отборным двуязычным матом. Дона тем временем уволили с целлюлозно-бумажной фабрики за беспробудное пьянство, он основал свое собственное дело – небольшое предприятие по заготовке леса – и взял подручным Виктора, выросшего в здоровенного и очень злобного верзилу. Попытки Дени привлечь брата в кружок оперантов не имели успеха. С годами Виктор закалил не только принудительные способности, но и ненависть к старшему брату. Разумеется, он и слышать не хотел о высшем образовании и парапсихологических исследованиях. Его даже из средней школы исключили, после чего он и стал помогать отцу на делянке.

А доктор Дени Ремилард, заслужив репутацию самого перспективного психолога Соединенных Штатов, был в 1989 году принят на медицинский факультет Дартмутского колледжа как заведующий кафедрой психиатрии (парапсихологии). В двадцать три года он совсем отдалился от семьи и посвятил себя делу, заполнявшему всю его жизнь… до тех пор пока на первом этапе Метапсихического мятежа этот великий ум не был потерян как для человечества, так и для Галактического Содружества.