Текст книги "Неприступный герцог"

Глава 6

Абигайль обожала жизнь в замке, но самое большое удовольствие ей доставляли завтраки.

– Ужасно мило, что для нас раздобыли почки и копченую рыбу, – сказала она, поглощая завтрак с удовольствием английской леди, которой подали сочное мясо. – Интересно, как им это удалось?

Лилибет жевала свой поджаренный ломтик хлеба с таким видом, словно в тарелке у нее лежала черепица с крыши, покрытая лишайником и пылью. Их было только трое: Абигайль, Лилибет и Филипп. И их фигурки казались крошечными за огромным древним столом. Джентльмены предпочитали завтракать рано, поэтому Александра настояла, чтобы леди завтракали позже.

– Полагаю, все это можно где-то заказать, – произнесла Лилибет. – Ведь Флоренцию посещают сотни англичан.

– Да, но откуда они узнали? – Абигайль положила нож и вилку на край тарелки и выдержала многозначительную паузу. – Неужели тебе не кажется, что есть в этом древнем замке нечто странное?

– Не понимаю, о чем ты. Это просто старый замок.

Лилибет поднесла к губам чашку, и Абигайль не успела разглядеть выражение глаз кузины. Но зато она видела ее лицо – бледное, точно у привидения. Удивляло, почему никто не чувствует загадочной атмосферы, царящей в замке. Ведь для Абигайль это было так же очевидно, как солнце на небе.

– В самом деле? Ты совсем ничего не чувствуешь? У тебя нет ощущения, будто в каждом углу живет по привидению?

– Привидения? – Филипп подскочил на стуле. – Живые?

– Нет, мой дорогой, – ответила Абигайль. – Привидения – не живые, но зато они самые настоящие.

Лилибет сдвинула брови.

– Господи, какая глупость.

В этот момент Абигайль почувствовала, как легкая струя воздуха коснулась ее шеи, заставив кожу покрыться мурашками.

Она обернулась к дверям, где, не двигаясь, стояла синьора Морини с подносом в руках. Красный платок на ее голове алел подобно языку пламени на фоне утопающего в полумраке коридора. На ее лице застыла печаль.

– Есть еще гренки и чай, синьора Сомертон, – сказала экономка.

– Благодарю вас, Морини. А где джентльмены и леди Морли? – Лилибет задала вопрос с таким безразличием, будто не знала, что джентльмены и леди никогда не завтракают вместе, редко собираются за ленчем, а обедают вместе лишь потому, что подавать обед два раза весьма затруднительно.

Синьора Морини шагнула вперед, не удостоив Абигайль взглядом. Это не было удивительно. Она на протяжении нескольких недель пыталась поговорить с темноволосой экономкой замка наедине, но все тщетно. Каждый раз, когда Абигайль заглядывала на кухню, Морини ускользала прочь под каким-либо благовидным предлогом. Только юбки шуршали, да аромат свежеиспеченного хлеба плыл в воздухе. Совсем как бесплотный дух, с обидой думала Абигайль. Да, она действительно немного обижалась на экономку, ибо никто другой в замке не смог бы поговорить с дýхами.

Вот и теперь все вежливое внимание синьоры Морини было направлено на Лилибет. Она поставила рядом с тарелкой графини блюдо со свежими гренками, наклонила чайник над ее пустой чашкой и произнесла вполголоса:

– Синьор Берк и синьор Пенхэллоу позавтракали час назад. А вот герцога я не видела.

Абигайль положила вилку. Хватит с нее.

– Морини, – громко обратилась она к экономке, – мне очень хотелось бы поговорить с вами о призраках. Это возможно?

Рука синьоры Морини замерла.

– Морини! Чай! – воскликнула Лилибет.

Экономка вовремя спохватилась. Она с минуту стояла, сжимая чайник обеими руками, а потом наконец подняла глаза на Абигайль. Взгляд оказался коротким, точно вспышка молнии, а потом ее внимание вновь сосредоточилось на Лилибет.

Абигайль была благодарна даже за этот мимолетный взгляд, ибо дело, по ее мнению, наконец-то сдвинулось с мертвой точки.

– Призраки? – удивилась экономка. – Нет здесь никаких призраков.

Абигайль улыбнулась:

– Так, может, что-то другое? Потому что мне кажется, сам воздух в замке наполнен мистикой.

– Ничего подобного, синьорина. Это всего лишь ветер гуляет по потемневшим от старости стенам. Хотите еще чаю? – Она протянула чайник, и на этот раз ее устремленный на Абигайль взгляд был полон решимости и какого-то скрытого смысла.

Абигайль постучала пальцем по столу и выдержала взгляд синьоры Морини. Однако на лице экономки не дрогнул ни единый мускул. Ничего не изменилось и в ее облике. Одежда в порядке, чайник в руках. И все же по шее Абигайль вновь забегали мурашки.

– Я поняла. Да, налейте мне еще чаю. Мне очень нравится, как вы его завариваете.

– А как же призраки? – весело вступил в разговор Филипп, потянувшись за поджаренным хлебом на тарелке матери.

– Не стоит тянуться через весь стол, дорогой. Морини сказала, что в замке нет никаких призраков. – Лилибет взяла хлеб, густо намазала его маслом и положила на тарелку мальчику.

– Никаких призраков, – сказала синьора Морини, бросила еще один взгляд на Абигайль и вышла из столовой.

Утопающий в тени коридор за дверью казался полным тайн.

– Конечно же, она лжет, – заявила Абигайль. – Вы видели, как она на меня посмотрела?

– Глупости. Филипп, ради Бога, не слизывай масло. Это некрасиво.

Абигайль откинулась на спинку стула и постучала пальцем по ободку своей чашки.

– Очень интересно.

– Уверяю тебя, он делает так нечасто и…

– Я не о масле, Лилибет, а о Морини.

– Да что с тобой такое? Неужели ты в самом деле думаешь, будто она что-то скрывает? – Лилибет вытерла руки о накрахмаленную льняную салфетку.

– Конечно, думаю, – кивнула Абигайль, поставила чашку на стол и поднялась со своего места. – И я непременно выясню, что именно.

По возвращении в замок герцог Уоллингфорд понял, что впервые в жизни ему придется расседлать коня без посторонней помощи, и обнаружил, что подобное занятие ему понравилось, хотя, конечно, он никогда не признался бы в этом членам своего клуба.

Ему понравились тихие вздохи, которые издал Люцифер, когда были ослаблены подпруги и седло соскользнуло с его гладкой спины. Понравилось, как переливалась и подрагивала шкура Люцифера, когда он чистил ее щеткой. Понравилась тишина конюшни и запах свежей соломы. А еще ему понравилось выводить коня на выгул, наслаждаться солнцем, чистым прозрачным воздухом, мягкой молодой травой под ногами и ароматами цветов.

– Хорошие у тебя каникулы, да, старина? – сказал Уоллингфорд, запирая калитку загона и опираясь о нее локтями.

Люцифер запрокинул голову и бросился в галоп, озорно лягнув воздух ногами, точно несмышленый жеребенок. Его копыта уверенно стучали по покрытой пылью земле.

Уоллингфорд почувствовал, как его губы непроизвольно растягиваются. Что это? Неужели он улыбнулся?

– Синьор герцог, – раздался дерзкий голос за его спиной.

Уоллингфорд тяжело вздохнул. Недолго же он наслаждался тишиной и спокойствием.

– Что вам нужно, Джакомо? – спросил он, не оборачиваясь.

Люцифер устроился в тени дерева и принялся щипать сочную молодую травку.

– Все дело в женщинах, синьор.

– О Господи, Джакомо! Чем же помешали вам эти бедные создания?

В ответ Джакомо едва не расплакался, его голос был таким жалобным:

– От них одни беды, синьор, одни напасти. А молодая синьорина…

– Замолчите. Не желаю ничего слышать.

– Она рассказывает всякие истории, синьор. Говорит, будто… не знаю, как это по-английски… Говорит, будто в замке дýхи…

По шее Уоллингфорда пробежал холодок. Но он поставил ногу на нижнюю перекладину ограды и постарался не обращать внимания на странное ощущение.

– Ну конечно же, нет там никаких духóв, – подтвердил Уоллингфорд. – Дамы истратили все почти сразу после приезда.

– Да нет же, синьор, я не об этом, а о душах… Вы меня не понимаете?

– А-а… Ну, что касается этого, то говорят, будто у меня совсем нет души.

– Синьор! – Теперь голос Джакомо звучал укоризненно. – Вы шутите надо мной.

Уоллингфорд вздохнул и наконец обернулся:

– Я никогда не шучу, Джакомо. Так как слишком уважаю себя, чтобы опуститься до подобной вульгарности. Вы хотите сказать, что замок посещают привидения?

Джакомо отчаянно затряс головой:

– Привидения – вот нужное слово.

И вновь этот проклятый холодок!

Уоллингфорд сложил руки на груди. Лучи солнца позолотили грубоватую фигуру Джакомо, осветив каждую деталь его одеяния так, что слепило глаза. Он стоял широко расставив ноги, точно сопротивлялся бурному потоку, и прижав руки к бокам. На нем был странный старомодный кафтан из грубой домотканой шерсти и плоская шапочка, которую он никогда не снимал и которая полностью скрывала его голову и лоб, оставляя на свободе оттопыренные уши, словно готовые в любое мгновение поднять своего хозяина в воздух. Словом, выглядел смотритель как обычный человек и никак не походил на бестелесного духа.

– Ну и? – сухо спросил Уоллингфорд. – Что вы там говорили насчет привидений?

Джакомо судорожно сглотнул:

– Ну конечно же, в замке нет и быть не может никаких привидений! Это все та проклятая женщина и ее ужасные россказни…

– Проклятая женщина?! Послушайте, Джакомо, мисс Харвуд действительно напоминает маленького шаловливого эльфа, но вряд ли она…

– Да я не о молодой леди! Кухня… дом… она приглядывает за домом… – Джакомо нетерпеливо щелкнул пальцами.

– Экономка? Кто она такая?

– Синьора Морини. Вы с ней не встречаетесь, потому что она все время проводит на кухне. Она рассказывает свои истории леди, а леди… она…

– Что?

– Она рассказывает их всем остальным!

– Мне не рассказывала. – Уоллингфорд почувствовал, как что-то с силой ткнулось ему в спину. Это был Люцифер. Просто удивительно, что конь оставил сочную траву и вновь подошел к нему. – По крайней мере после той первой ночи.

Джакомо сдвинул брови.

– И что же она вам рассказала?

– Что она почувствовала, будто в воздухе витает что-то странное. Женская болтовня, не более того. Послушайте, старина, мне кажется, вы раздуваете из мухи слона. Просто не обращайте на женщин внимания. Я, например, всегда так поступаю.

Джакомо упрямо стоял на своем:

– От нее все беды.

Уоллингфорд отмахнулся:

– Ну и что плохого в сказочных историях? Никто ведь не воспринимает их всерьез. Я никогда не верил в привидения и не собираюсь начинать.

– В самом деле, синьор? – Джакомо с тревогой посмотрел на герцога. – Вы не верите?

– Конечно, нет. Это всего лишь пустая болтовня. – Люцифер мордой ткнул герцога между лопаток с такой силой, что тот едва не упал.

– Вы не слушаете эти истории, синьор? – спросил Джакомо за его спиной.

Уоллингфорд почесал коню лоб в том самом месте, где его украшала белая отметина.

– Господи, ну конечно, нет! Если честно, я вообще никогда не слушаю женщин.

Джакомо глубоко вздохнул:

– Это хорошо. Вы разумный человек, синьор герцог. Неудивительно, что вы носите такой титул. Очень разумный, очень хороший, очень… мудрый человек.

Уоллингфорд прикрыл глаза и прижался лбом к широкому носу Люцифера. Исходящее от него тепло и тихий стук копыт прогнали пробегавший по спине холодок.

– Да, – сказал он. – Так мне говорили. – Затем выпрямился и обернулся, чтобы отпустить смотрителя, но того уже и след простыл.

– Если вы уйдете из этой комнаты, я всем расскажу о своих подозрениях. Расскажу, что замок посещают призраки.

Шагающая на кухню под шелест мерно раскачивающихся юбок экономка остановилась.

– Che cosa?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Потому что говорите по-английски не хуже меня. – Абигайль понятия не имела, как общаться с призраками, поэтому решила, что голос должен звучать уверенно и решительно. В конце концов, это ведь она состоит из плоти и крови, однако эта самая плоть весьма неприлично дрожала в данный момент.

Синьора Морини обернулась, и Абигайль на мгновение усомнилась в своих подозрениях. Экономка вся состояла из ярких красок: на голове алел платок, а выбившиеся из-под него завитки блестели, точно эбонит, обрамляя бледное лицо.

– И что это за… подозрения?

– Я подозреваю вас в том, что вы – дух. Если, конечно, я правильно подобрала слово.

Экономка покачала головой:

– Я вовсе не дух, синьорина.

– Но вы не обычный человек. Не… смертная.

Плечи синьоры Морини шевельнулись, как если бы она вздрогнула. Она отвернулась и посмотрела на очаг с тлеющими в нем угольями и висящими на решетке металлическими ковшами с длинными ручками.

– Прошу прощения, но я просто не знаю, как все это описать. Я никогда не увлекалась оккультизмом. А вот Том Томасон в пабе – настоящий специалист. Он видит духов везде, даже в уборной. Поэтому начинаешь чувствовать себя довольно неловко при мысли о том, что…

– Зачем вы говорите мне все это, синьорина Абигайль?

– И вообще это негигиенично. Хотя существо из потустороннего мира вряд ли беспокоится о микробах…

– Господи, да это просто глупость какая-то.

– Нет, не глупость. – Абигайль сделала шаг вперед – Прошу вас, Морини, расскажите, что происходит. Я ведь почувствовала это с самого начала. Существует какая-то тайна, я знаю.

Синьора Морини так и стояла, скрестив руки поверх белоснежного льняного передника. Ее грудь под шерстяной тканью платья быстро вздымалась и опускалась.

«Интересно, духи способны дышать? Или же это просто имитация дыхания? И вообще, она живая или нет?» – пронеслось в голове у Абигайль.

Что-то изменилось в лице экономки. Взгляд глаз смягчился, в нем возникло что-то, похожее на сочувствие или попытку защититься. Она вздохнула и подошла к камину.

– Не хотите ли чаю, синьорина? – спросила она через плечо.

Абигайль выдохнула, хотя и не заметила, как задержала дыхание, пересекла кухню и села за грубо сколоченный стол.

– Да, я с удовольствием выпью чаю.

– Это случилось много лет назад, – начала экономка, взяв в руки закопченный чайник.

– Так всегда бывает. Жили-были… ну и все такое. – Абигайль поставила локоть на стол и подперла щеку ладонью. Худощавая фигурка Морини двигалась так, словно она заваривала английский чай для английских гостей на протяжении… скольких лет? – Сколько именно лет назад? – спросила Абигайль.

Синьора Морини вздохнула и обернулась:

– Вы не поверите, если скажу.

– О, я поверю всему, что вы скажете. Так говорите. Удивите меня.

– Это случилось… – экономка замолчала и посмотрела на потолок, словно дата была вырезана на тяжелых деревянных балках, – триста лет назад.

Рука у Абигайль дернулась, и она едва не стукнулась лбом о поверхность стола.

– Триста лет!

– Да, триста. Очень давно. Замок тогда был совсем новым. Его построил могущественный лорд – синьор Монтеверди, который…

– Синьор Монтеверди! Но ведь замок принадлежит синьору Россети, не так ли?

Экономка насыпала в чайник заварки.

– Сейчас все изменилось. А тогда хозяином замка был Монтеверди. Он и принц Медичи из Флоренции были друзьями. Много золота нажили вместе. Отец господина начал строить замок, а господин закончил. Он приехал сюда со своей молодой женой – дочерью Медичи…

– С принцессой!

– Нет, не принцессой. Ее родила любовница Медичи. Но она была – как это вы говорите? – любимицей?

– Да, именно так.

– Так вот, Медичи любил дочь и выдал ее замуж за своего лучшего друга, синьора Монтеверди, чтобы она жила поблизости. – Железный чайник зашумел, и синьора Морини, обмотав его ручку тряпкой, перелила кипяток в резной желто-голубой заварочный чайник. – Она была очень красива, обворожительна, добра и мудра. Все любили молодую синьору. Синьор Монтеверди просто боготворил ее и готов был целовать камни под ее ногами. Через девять месяцев она подарила ему сына.

– Так и должно было быть.

Экономка продолжала суетиться возле стола. Принесла кувшин со свежими сливками, сахар, серебряную ложку. Воздух, казалось, так и вращался вокруг нее в этой кухне, сложенной из древнего камня и дерева. Эти камни и дерево были свидетелями любви синьора Монтеверди и его жены. А на этом очаге готовили для них еду.

Абигайль провела рукой по поверхности стола.

– Синьор был так счастлив. У него был крепкий малыш и любимая жена. Он подарил ей множество украшений и нарядов. Его любовь росла с каждым днем. Она наполняла замок и виноградники, и деревню в долине. Не прошло и года, как синьора забеременела снова. – Синьора Морини положила на чашку Абигайль ситечко, налила в нее чай. – Он любил ее. Она была молода и красива. Такова природа вещей. Наступило лето, и настал знаменательный час. Синьор ждал в библиотеке, пока его жена разрешится от бремени.

Рука Абигайль с чашкой чая задрожала.

– Подозреваю, на этот раз роды были не такими легкими, как предыдущие?

– Вы правы, синьорина. Госпоже было очень больно и тяжело. Ее крики наполняли замок. А синьор ждал и слушал крики боли всю ночь. Он запер дверь и не впускал никого.

– Какой ужас! Так что винить ему некого, кроме себя самого.

Синьора Морини бросила на Абигайль взгляд, призывающий к тишине.

– К утру на свет появился ребенок, крошечная девочка, но ее мать… дорогая синьора… – Она запнулась и судорожно сглотнула.

– Истекла кровью, полагаю. Бедняжка. – Абигайль склонила голову. – И дети так никогда и не узнали своей матери.

– Ее отвезли во Флоренцию, где синьор и Медичи похоронили ее и поставили на могиле… величественный мраморный…

– Памятник?

– Да, памятник. Говорят, очень красивый. А новорожденная малышка…

– Она выжила?

Экономка опустилась на стул напротив Абигайль.

– Да.

– Наверное, синьор Монтеверди возненавидел ее. Эти могущественные господа все одинаковы. Винят в своих бедах кого угодно, только не себя. Точат на кого-то зуб. Словно признание вины убьет их…

– Нет, он не возненавидел малышку, а полюбил всем сердцем. Всю свою любовь к рано ушедшей жене он направил на нее. Он говорил, будто синьора вселила в эту девочку частичку своей души, будто возродилась в ней.

Абигайль нахмурилась.

– Это как-то… ну… – Она выразительно покрутила пальцем у виска.

– Она выглядела точь-в-точь, как ее мать. Господин и назвал ее так же – Леонора. Она была очень красива. Улыбалась, смеялась, была всегда весела и наполняла радостью все вокруг. А синьор просто не отходил от нее.

– Знаете, мне просто страшно представить, что я услышу дальше, – сказала Абигайль, сделав глоток чая.

Взгляд экономки перекочевал на стену позади Абигайль, как если бы она вдруг увидела в отдалении прежних обитателей замка.

– Годы шли, и синьорина Леонора превратилась в девушку – самую красивую во всей Тоскане. Когда ей исполнилось шестнадцать лет, они с синьором отправились во Флоренцию погостить у его старого друга Медичи.

– А разве эти двое еще не успели друг друга отравить? – сухо поинтересовалась Абигайль.

– Нет, они, благодарение Богу, остались друзьями, – серьезно ответила синьора Морини. – В то время во дворце Медичи гостил молодой английский путешественник. Говорили, что в Англии он был очень влиятельным человеком. Лордом… забыла имя. Кажется, Коппербридж.

– Не слышала о таком.

– Он был очень красив. Высок, силен и храбр. Приехал в Италию, чтобы изучать искусство.

– Самый настоящий средневековый принц. Как чудесно! Наверняка они с Леонорой влюбились друг в друга с первого взгляда! – воскликнула Абигайль.

Взгляд синьоры Морини просиял.

– О да! Любовь вспыхнула мгновенно. – Экономка щелкнула пальцами. – Они танцевали всю ночь напролет, не в силах отвести друг от друга взгляда. Все наблюдали за ними и были счастливы. Все, кроме…

– Старого развратника Монтеверди, полагаю. – Абигайль вздохнула. – Мужчины, мужчины…

Морини вскинула брови.

– Что такое развратник?

– Это мужчина, который… впрочем, не важно. Продолжайте. Подозреваю, Монтеверди прогнал молодого англичанина, запретил ему наносить визиты и заточил бедную Леонору в монастырь…

Глаза экономки округлились от удивления.

– Вы уже слышали эту историю?

– Мне подсказала интуиция.

– Только вот заключил он ее не в монастырь, – уточнила экономка, откидываясь на спинку стула, – а в замок. Вот в эти самые каменные стены. – И обвела помещение кухни рукой. – Так родной дом стал для Леоноры тюрьмой. Она не выходила на улицу и даже не покидала собственной комнаты. А синьор запер все двери, а сам сидел в библиотеке и пил вино и граппу…

– Постойте, постойте. – Абигайль со стуком поставила чашку на блюдце. – Ведь у него был еще сын? Неужели он совсем о нем не заботился?

Экономка посмотрела на собственные руки, лежащие на поверхности стола, точно два веера.

– Молодой Монтеверди ничем не отличался от своих сверстников. Он был силен и храбр, постигал науки со своими учителями. Его отправили во Флоренцию. И он очень любил свою сестру.

– Как он, должно быть, ужасно себя чувствовал.

– Он попытался уговорить отца дать согласие на брак. Он ведь очень дружил с тем молодым английским господином.

– Затруднительная ситуация.

– Однако надежды не было. Синьорина оказалась пленницей, а англичанин пребывал в отчаянии и сходил с ума от любви к ней. Он переоделся крестьянином, снял домик в деревне и следил за замком день и ночь. Однажды он познакомился со служанкой синьорины и упросил ее помочь. – Экономка взяла чайник и вновь наполнила чашку Абигайль. – Служанка согласилась передать записку для синьорины.

– Какая отважная! Помогала влюбленным вести тайную переписку! О, как чудесно! – воскликнула Абигайль. – Так Леонора получила записку, или ее отец выследил служанку?

– Получила и была очень счастлива! Она осушила слезы и написала английскому лорду ответ. Она решила поменяться со своей служанкой одеждой и встретиться со своим возлюбленным под покровом ночи, пока весь замок спит.

– О Господи! Ни слова больше, Морини. Пощадите мои уши девственницы. – Абигайль сделала паузу. – Так они встретились?

– Si, синьорина. Любовь найдет дорогу. Они встречались всю весну до самого июня. А потом синьорина, бедная Леонора, обнаружила… – Голос экономки сорвался, и она посмотрела на свои руки.

– Что Коппербридж ухаживает за другой девушкой? Пьет в сельской таверне ночами напролет и проигрывает свое состояние?

– Что она беременна, – прошептала Морини.

– О… – Никогда не красневшая Абигайль вдруг ощутила, как по ее лицу расползается предательское тепло. – Ну да… Результат встреч под луной.

– Леонора не хотела говорить своему возлюбленному о ребенке. Но служанка очень за нее волновалась и написала записку. Англичанин прочитал и решил, что с него хватит и он забирает Леонору с собой. Что они сбегут вместе. Он придет к замку в полночь, когда все в замке и деревне будут отмечать праздник, и заберет ее.

– О Господи, я сейчас в обморок упаду, – выдохнула Абигайль. – Так побег им удался?

Экономка встала со стула, взяла кочергу и поворошила угли.

– Синьорина нарядилась служанкой и надела маску. Служанка же стащила ключ, отперла комнату своей госпожи и выпустила ее из замка, как делала всю весну. Леонора во дворе ждала своего английского лорда. Она была счастлива и в то же время печальна. Она любила своего англичанина, но сердце болело за отца, который тоже ее любил. Ведь ей предстояло опозорить его, и потому сердце разрывалось от тоски.

– Видит Бог, она лучше меня. Я бы на ее месте уже ткнула кинжал ему меж ребер, – сказала Абигайль.

– Наконец англичанин пришел за ней. Она сказала, что хочет попрощаться с отцом. Англичанин же считал, что в таком случае отец не отпустит ее. В этот момент во двор выбежала служанка и сообщила, что нужно поторопиться, потому что синьор Монтеверди вот-вот придет. Она умоляла поторопиться. – Экономка поставила кочергу на место и посмотрела на тлеющие угли. – Но было слишком поздно.

– Ну конечно. А зачем они медлили? О чем только думали?!

– Когда синьор Монтеверди выбежал во двор и увидел влюбленных, он начал кричать на англичанина, назвал его собакой. Синьор собирался позвать стражу и заключить англичанина в тюрьму. Тот ответил, что он не преступник, и если синьор хочет выяснить отношения, пусть вызывает его на дуэль.

– Весьма в духе времени.

– Синьорина Леонора пыталась их остановить, заламывала руки, умоляла. Она не могла допустить, чтобы любимый сражался на дуэли с ее отцом. Но синьор Монтеверди начал обзывать Леонору всякими непристойными и оскорбительными словами. И тогда английский лорд… он… – Морини покачала головой. – Он сказал синьору Монтеверди, что его дочь ангел, спустившийся с небес. Что она чиста, а вся вина лежит на нем. Потом вытащил пистолет, бросил его на землю, прямо на камни двора, и сказал, что синьор может делать с ним, что хочет. – Экономка кивнула.

– А вот это, с его стороны, было очень глупо, – заметила Абигайль. – Как бы он смог помочь Леоноре без пистолета?

– Он хотел поступить по закону чести. Принести себя в жертву ради любимой. И знаете, что случилось?

– Что-то ужасное, не сомневаюсь.

– Пистолет выстрелил. Он ударился о землю и выстрелил прямо в грудь старому синьору. – Экономка сложила пальцы, изображая пистолет, и сделала вид, что стреляет.

– Что? Этого не может быть! – Абигайль вскочила со стула.

– Нет, синьорина, может! Синьор Монтеверди упал на землю с криком, что его убили. Он умирал. Но перед тем как испустить последний вздох, он проклял бедную синьорину, мою несчастную Леонору, свою дочь, и английского лорда. Он сказал, что они никогда больше не узнают истинной любви и не освободятся от проклятия до тех пор, пока его душа не будет отомщена.

Лицо экономки покрыл румянец, глаза блестели, а пальцы сжались в кулаки. Угли сочувственно затрещали у нее за спиной.

– О, Морини! – выдохнула Абигайль.

– Он проклял ее. Леонора и английский лорд скрылись в ночи и никто больше о них не слышал. Молодой синьор Монтеверди, брат Леоноры, искал их и искал. А замок…

Абигайль отерла струящиеся по щекам слезы.

– Что замок, Морини?

– С тех самых пор он словно затаил дыхание. Он ждет, когда проклятие будет снято.

– Проклятие? Проклятие отца Леоноры? – Абигайль подняла взгляд на синьору Морини.

Экономка вновь опустилась на стул напротив Абигайль и положила руку на стол.

– Слуги покинули замок. Молодой синьор Монтеверди тоже сюда не возвращался. Только двое остались. И они ждут, когда действие проклятия закончится.

– Остались двое? – Абигайль протянула руку и коснулась пальцев Морини. Они были из настоящей живой плоти. – Вы и Джакомо?

– Si, синьорина, – ответила Морини. В ее глазах стояли слезы. – Я и Джакомо. Я присматриваю за замком изнутри, он – снаружи. Я обслуживаю леди, он – джентльменов.

– И что это значит?

– Мы ждем, когда проклятие рухнет. Когда долг будет оплачен.

– Какой долг? И как его выплатить?

– Это невозможно сделать, синьорина. Вы не должны спрашивать. С тех пор триста лет прошло, но проклятие не снято.

Абигайль подалась вперед и взяла руку экономки в свои.

– Пожалуйста, расскажите мне. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах. Справедливость восторжествует, клянусь!

Экономка погладила пальцы Абигайль и заглянула ей в глаза. При этом она вздохнула так глубоко, словно вздох шел из самой ее души.

– Англичанин, синьорина, – тихо произнесла экономка. – Английский лорд должен подарить свою любовь и свою жизнь леди, живущей в замке.

Абигайль показалось, что ее сердце перестало биться. Словно само время вдруг остановилось.

– Какой английский лорд, синьора Морини? – прошептала она.

Экономка закрыла глаза и произнесла так тихо, что слова растворились в воздухе, прежде чем Абигайль смогла их услышать:

– Никто не знает, пока дело не будет сделано. Скажу только, что английский лорд и леди должны искренне полюбить друг друга, прежде чем полная луна в середине лета пойдет на убыль. Тогда жизнь вернется в замок и Монтеверди обретет то, что когда-то у него отняли.