Текст книги "Ученик пекаря"

Глава 3

Лорд Мейбор проснулся поздно и сразу почувствовал себя счастливым – естественно для человека, спасшегося от верной смерти. Была у него и другая причина для счастья: его дочь будет королевой.

Когда он станет королем – то есть не он, а его зять, – при харвеллском дворе произойдут большие перемены. В Обитаемых Землях неспокойно – проклятые вальдисские рыцари с их высокими идеалами и нетерпимостью к другим только и знают, что сеют смуту. Проиграв южные рынки Рорну, они стремятся закрепиться на севере. Он, Мейбор, этого не потерпит. Он слышал, что рыцари до смешного честны, а честность, как известно, в торговом деле черта опасная. За Бреном тоже нужен глаз да глаз: надо, пожалуй, заключить мирный договор кое с какими из северных держав, чтобы честолюбивый герцог выкинул из головы завоевательские планы. Да, Мейбору многое предстоит сделать, стоя за троном.

Он быстро оделся, осторожно обходя мертвого слугу. В это утро ему хотелось одеться как можно торжественнее, и он выбрал пышный наряд из густо-красного шелка. Кто знает – вдруг придется принимать чужестранных посланников. Не проходит ни дня без того, чтобы к воротам замка не явилась какая-нибудь значительная персона.

Мейбор чувствовал себя слегка виноватым за то, что позавчера вечером ударил дочь. Теперь, когда его будущее обеспечено он будет добрее к ней, и она постепенно смирится. Он купит ей подарок. Точно: купит ей красивый и баснословно дорогой подарок. Недавно Мейбор слышал о редком и необыкновенном драгоценном камне, привезенном из-за Сухих Степей, – звался тот камень «Иссльт». Говорили, будто он сияет собственным светом, будучи синим, как море, – в цвет глаз Меллиандры. Как раз то, что нужно. Мейбор не посчитается с расходами. Дочь получит этот камень, будь он хоть с кулак величиной. Мейбор сегодня же отдаст нужные распоряжения.

В то время как он любовался своей статной фигурой в зеркале, в дверь постучали.

– Войдите. – Мейбор удивился, увидев горничную дочери, Линии, и приосанился, предположив, что эта вострушка будет не прочь позабавиться с ним. – Чего тебе, красотка? – У девушки был испуганный вид. – Говори, не бойся – многие женщины предпочитают мужчин постарше, стыдиться тут нечего.

Линии вспыхнула под стать одеянию Мейбора.

– Я не за этим, ваша милость. – Линии помедлила и добавила, прищурив глаза: – Хотя мужчина вы необыкновенно красивый.

– Да, зеркало говорит мне об этом каждый день. Однако к делу. Говори, зачем пришла, а потом мы можем прилечь ненадолго, ежели ты не против.

– Я-то не против, ваша милость, но боюсь, что после моих слов вам самому не захочется.

– А что стряслось-то? Или госпоже Меллиандре надеть нечего? – Мейбор снисходительно улыбнулся. Женские заботы известны: либо гребенка пропала, либо медальон сломался, либо башмачок жмет.

– Госпожа Меллиандра пропала, – потупясь, сказала девушка.

Мейбор похолодел.

– Как пропала? Куда пропала?

Девушка, не глядя ему в глаза, нервно сплетала пальцы.

– Утром я вошла к ней, как обычно, а ее нет.

– Так, может, она вышла погулять или навестить подругу?

– Она мне сказала бы, ваша милость.

Мейбор в порыве гнева встряхнул девушку за хрупкие плечи.

– Уж нет ли у нее любовника?

– Нет, ваша милость, – дрожащим голосом ответила Линии.

– Если ты мне лжешь, я велю вырвать тебе язык.

– Да нет же, она невинна – я уверена.

Мейбор зашел с другой стороны:

– А ночь она провела в своей постели?

– Покрывало немного помято, ваша милость, но, по-моему, госпожа там не спала.

– Пойдем со мной! – Мейбор схватил Линии за руку и потащил в комнату Мелли. Баралис! Если этот демон и тут приложил руку, он умрет еще до исхода дня.

Входя к дочери, Мейбор уже кипел от гнева. Мелли исчезла бесследно. На глаза ему попался ларец слоновой кости, где она держала свои расхожие украшения. Ларец был пуст!

– Погляди, все ли ее платья на месте... Живо! – рявкнул Мейбор на Линии, а сам взял хрупкий ларец в руки, растерянно качая головой.

Горничная выбежала из гардеробной.

– Нет одного шерстяного платья и толстого дорожного плаща.

Мейбор обезумел. Что будет с дочерью? Тысяча опасностей подстерегает молодую девушку за стенами замка. Меллиандра не имеет никакого понятия о внешнем мире, ни малейшего. Она точно ягненок, которого гонят под нож.

– Черт! – Мейбор швырнул ларец, разбив его о стену. – Ведь она совсем еще дитя! – Глянув на осколки слоновой кости, он остыл и промолвил скорее себе, чем служанке: – Надо ее вернуть. Она не могла уйти далеко. А ты, – сказал он Линии, – молись, чтобы она нашлась, не то я тебя призову к ответу. Ты за ней недоглядела. – Линии тряслась с головы до пят. – Куда она могла пойти? Думай как следует, девушка.

– Понятия не имею, ваша милость.

Мейбор смерил девушку взглядом. Она была слишком глупа, чтобы что-то скрывать от него.

– Придешь ко мне нынче вечером, – распорядился он и выбежал прочь, не дожидаясь ее согласия.

Значит, дочь сбежала! Строптивая, упрямая девчонка, больше похожая на него, чем все его сыновья, самое дорогое его сокровище и самая крупная карта – сбежала из замка. Надо снарядить людей на ее розыски. Он вызовет сыновей, и они возглавят отряд. Найти ее в их интересах. Мейбор внезапно стал как вкопанный. Королева! Нельзя, чтобы королева узнала о побеге Меллиандры. Аринальда горда и способна отменить брак, ежели решит, что девица его не желает. Надо действовать осторожно. Он не станет оповещать гвардию – обойдется своими людьми.

Проносясь по замку, Мейбор встретил Баралисова дурака Кропа и отвесил ему насмешливо-учтивый поклон.

– Передай своему господину мои наилучшие пожелания, да смотри не забудь. – Мейбору в его несчастье осталось одно утешение: не только его планы сегодня потерпели крах.

* * *

– Выпей горячего сбитня. Тебе станет лучше. – Меган протянула Таулу чашу пряного дымящегося напитка, и Таул вспомнил, что раньше ему тоже давали питье, от которого становилось легче. Как же оно называлось?

– Лакус, – произнес он вслух.

Меган, недоуменно взглянув на него, спросила:

– Это место, откуда ты родом?

Таул улыбнулся и даже засмеялся, хотя и слабо.

– Нет, лакус – это напиток, которым когда-то поил меня один мудрый старец. Он говорил, что лакус излечивает почти все болезни.

– Жаль, что его нет у нас теперь. – Меган весело улыбнулась, блеснув зелеными глазами, и Таул впервые заметил, как она хороша.

– Отчего ты решила помочь мне? Проще было бы оставить меня умирать.

– Кто его знает? – пожала плечами Меган. – Мне и самой непонятно. Может, из-за твоих золотых волос. Тут у нас такие не часто встретишь. – Девушка казалась смущенной, и Таул не стал продолжать этот разговор. Сбитень немного облегчил боль в руках, и Таул стал припоминать, что с ним случилось.

– Какой это город?

– Рорн, какой же еще. Самый большой город на востоке.

Таул снисходительно улыбнулся гордости, с которой она это сказала. «Рорн, – подумал он. – Какая нелегкая занесла меня в Рорн?»

Меган, приведя молодого человека ночью в свою жалкую каморку, окружила его нежной заботой – вымыла, покормила, натерла целебными маслами и укутала в теплые одеяла.

Таул, чувствуя под одеялами голую кожу, догадался, что раздет донага. Меган, увидев, что он это понял, сверкнула улыбкой.

– Неужто ты такой скромник? – Таул на самом деле был стыдлив и хотел ей об этом сказать, но она перебила: – Я такое каждый день вижу, при моем-то занятии. – Вызывающе взглянув Таулу в глаза и не дождавшись ответа, Меган сказала: – Тебя это коробит.

– Не столько коробит, сколько вызывает жалость!

– Спасибо, только не нуждаюсь я в твоей жалости! – Меган поджала свои красивые губы и добавила с иронией: – Пожалеть следует скорее того, кого бросают умирать в темном переулке. – Но, сказав это, она тут же раскаялась. – Прости, Таул, я знаю, ты не хотел меня обидеть. – Она набросила на себя плащ. – Пойду куплю чего-нибудь поесть, и потом, тебе понадобится новая одежда. Старую я выкинула на улицу. Я скоро, не скучай. – Она взмахнула каштановыми локонами и исчезла.

Таул пригубил свое питье. Оно унимало боль и проясняло мысли. Он начал вспоминать, как оказался здесь. Он – рыцарь Вальдиса, посланный к мудрецу Бевлину, который, в свою очередь, отправил его разыскивать неизвестного мальчика. Память вернулась, нахлынув волной. Пять лет Таул разыскивал того, кто не имел ни имени, ни лица. Он вспомнил все города, где бывал, всех людей, с которыми говорил, все эти годы, истраченные по милости живущего в глуши старца.

Таул вспомнил и ночь, когда его взяли. Он пил в темной таверне, и на него напали четверо – они выволокли его наружу, избили и, окровавленного, заковали в цепи. Цепи привели Таула в неистовство, но это были еще пустяки по сравнению с теми муками, когда его начали пытать. Таул содрогнулся. О пытках он вспоминать не хотел. Ему без конца задавали вопрос, ответить на который было не в его власти: «Кто тот мальчик, которого ты ищешь?» Вопрос повторялся снова и снова, а Таул не мог ответить на него.

Сколько же он пробыл в цепях? Зачем они его выпустили? Он ведь не сказал им того, что им хотелось знать, – он просто не мог. Зачем тогда его освобождать?

Таул вспомнил тучного человека – тот часто глядел, затаившись в темном углу, как Таула пытают. От толстяка пахло тонкими духами, и голос у него был властный. Это он был виновником всех мучений Таула. По его приказу, стало быть, Таула и выпустили. Сколько же его продержали в тюрьме? Сколько времени он потерял?

Было еще что-то, что следовало вспомнить, – что-то, укрытое еще глубже. Он напряг память – и воспоминание вернулось к нему, ясное до дурноты, несущее с собой знакомое отчаяние. Теперь Таул полностью стал самим собой. Воспоминания были его бременем, и он так свыкся с их тяжестью, что без них чувствовал себя невесомым. Они определяли, кто он есть и кем должен стать.

* * *

Стояло жаркое лето – в том году ему сравнялось тринадцать. Комары кишели над болотами, словно дым большого пожара, и весь мир полнился их жужжанием. Вылезать на солнце можно было только ранним утром. Таул шел по тропке через болота ко все сужающемуся оконцу, где он удил рыбу, пристраивая удочку между двух камней. В тот день он не находил себе покоя. Вместо обычных мечтаний о подвигах и славе его осаждало видение страдающей матери.

Роды шли не так, как следует. Повитуха разломила пополам свечи, прежде чем зажечь их, и Таул, как всякий житель Великих Болот, знал, что это означает. Да ему и не нужен был этот обряд, чтобы понять то, что он видел сам: мать умирает. Слишком долго она мучилась, слишком жарко было в доме. Он полночи не спал, ворочаясь в мокрых от пота простынях. Дыхание матери притягивало комаров, а запах мочи – мух.

Он устыдился чувства облегчения, когда наконец настало утро и он получил повод уйти из дома. Повитухе нужно было заплатить, чем бы ни кончились роды, а расплатиться их семья могла только рыбой. Сестренок Таул не взял с собой: они были слишком малы, чтобы идти в такую даль, притом ему хотелось побыть одному. Рыба клевала неохотно, и только к полудню он наловил сколько требовалось: три для повитухи, две для матери, по одной себе и сестренкам и еще одну на случай, если родится ребенок. А отец пускай сам для себя постарается.

Повитуха встретила его у двери.

– Она слишком слаба, чтобы разродиться. Решай – должна ли я взрезать ее, чтобы спасти хотя бы ребенка?

* * *

Таул грохнул кулаком о стену, и боль выдернула его из воспоминаний. Почему повитуха так поступила? Как могла она отдать судьбу матери в его руки? Предоставить решать ему, мальчишке тринадцати лет? Боль Таула сгустилась в гнев. Где тогда таскался его отец, никчемный пьяница? А вместе с гневом пришло облегчение. Гнев всегда помогал Таулу справиться с собой. Если не думать о том, что случилось позже – много позже, – можно обрести какое-то душевное равновесие.

Меган влетел в комнату, развеяв своей веселостью мрачные мысли.

– Вот и я. Быстро, правда? Чего я только не накупила. – Она принесла целую охапку свертков. – Тут у меня горячий пирог с угрями, гусиная печенка в желе и даже свежие фиги! – Она распаковала все эти лакомства, ожидая от Таула подобающего восхищения. Он улыбался, одобряя ее выбор. Он был рад, что она пришла. Ее присутствие отгоняло демонов.

– Пару фиг я, пожалуй, съем, а вот на угрей не отважусь. – Сказав это, он тут же пожалел о своих словах: радость на лице Меган сменилась разочарованием. Таул поспешно добавил: – Зато попробую печенки.

– Вот и хорошо, Таул, – заулыбалась Меган, – ведь я купила ее специально для тебя. А пирог я сама съем. Ой, чуть не забыла! Я и одежду тебе достала. – Она развернула самый большой из свертков. – Вещи не новые, ты уж не обессудь, но крепкие. Гляди. – Она извлекла на свет канареечно-желтый камзол и пару полосатых штанов. – Еще плащ – настоящая козья шерсть, пощупай.

Таул одобрил качество шерсти и был вознагражден сиянием зеленых глаз.

Когда они поели, Меган налила им по стакану сидра медового цвета.

– Как только на северо-западе началась война, несторский сидр стало очень трудно доставать. Да и подорожал он чуть не втрое.

Таул попробовал золотистый напиток, оценив его тонкий вкус, В голове слегка зашумело.

– Пожалуй, тебе завтра надо будет выйти подышать воздухом. Между прочим, завтра у нас парад – будет на что поглядеть. Тут тебе и песни, и пляски, и жонглеры из самого Исро.

Таул кивнул, хотя и не знал, хватит ли у него сил выйти.

Меган, окинув его задумчивым взглядом, ушла в дальний угол, чтобы переодеться. Пока она это делала, Таул изо всех сил старался смотреть в сторону, как подобает рыцарю. Кожа Меган золотилась в полумраке, как персик, помимо воли притягивая взгляд.

– Да ты смотри, если хочешь. Я не против.

Таул густо покраснел:

– Прости меня, пожалуйста.

Меган шагнула к нему уже без улыбки, обнаженная и прекрасная в мягком свете.

– Я не привыкла к учтивости, Таул, и благодарю тебя за нее. – Опустившись рядом на колени, она поцеловала его в губы.

– Не думаю, что в нынешнем моем состоянии способен доставить даме хоть какое-то удовольствие.

– Зато дама сможет доставить удовольствие тебе. – С нежной улыбкой Меган откинула одеяло и склонилась над Таулом. Давно уснувшее желание вернулось к нему, неся с собой желанное бездумье. Любовь – это забвение, и совокупления с незнакомкой у догорающего огня довольно, чтобы на время облегчить боль.

* * *

Мелли начинала жалеть о том, что покинула замок. Поначалу все казалось ей захватывающим дух приключением – надо было выбраться за стену, прикрыв лицо капюшоном, чтобы стража не узнала ее. Но холод быстро заставил ее ощутить свою неготовность к жизни вне дома. Ночевала она под стеной замка, решив не снимать комнату в городской таверне – там ее могли узнать, да и денег у нее не было.

Мелли чувствовала себя невыразимо несчастной. Она проголодалась, замерзла и почему-то промокла, хотя дождя и не было. Съесть бы сейчас чего-нибудь горячего да выпить сбитня, чтобы успокоить ноющие кости. Ночевать под открытым небом на голой земле оказалось крайне неприятно. Голод наконец одержал верх над осторожностью, и она направилась в городок.

Харвелл за пределами замка представлял собой небольшое местечко, и большинство его жителей зарабатывали на жизнь благодаря сотням придворных, а также тысячам слуг и солдат, обитающих в замке. Городок помещался всего в полулиге к западу от замка – приятный на вид, с чистенькими деревянными домами.

Мелли не раз бывала здесь, чтобы купить ленты или букетики. Купить! Ей никогда не разрешалось платить за что-то самой.

«Запишите на счет лорда Мейбора», – говорила она лавочникам, и те позволяли ей выбирать что душе угодно. Мелли вдруг остановилась. Ну конечно! И как она не подумала об этом раньше? Сейчас она пойдет и купит все, что ей необходимо, а расплачиваться предоставит отцу. Отлично – отец сам оплатит ее побег. Мелли невольно заулыбалась, представив, как он взбесится, получив счет.

Дальше она шагала уже более легкой походкой, составляя в уме список всего, что ей понадобится. Во-первых, съестное. В городке была маленькая булочная, где продавались горячие пирожки и рогалики. Можно взять также сидра, а то и пирожное с кремом.

Мелли замедлила шаг. Нет, она не на увеселительную прогулку собралась. Она бежит от всего, что ей знакомо, направляясь в город, лежащий за халькской линией фронта.

Она вдохнула холодный воздух раннего утра, чувствуя себя одинокой и напуганной. На нее упала тень, и она увидела в небе серого лебедя. Благородная птица летела зимовать на юг. Это был знак. Серый лебедь изображался на их фамильном гербе. Мелли решительно нахмурила гладкий лоб: разве она не дочь лорда Мейбора? «Смелость и решимость» – так звучит их девиз, и она станет первой женщиной, которая докажет его верность. Она вошла в город, решив, что все-таки купит пирожное с кремом.

Час спустя Мелли, сытно поев, занялась приобретением дорожных припасов.

– Мой брат Кедрак заверил меня, – заявила она, разглядывая товары, – что вы сможете предоставить ему все необходимое для охоты. Он просил меня обратиться именно к... – Мелли попыталась вспомнить имя, стоящее на вывеске.

– К мастеру Трауту, ваша милость.

– Да, к мастеру Трауту. Вы ведь знаете, что нужно брату?

– Ну, это зависит от того, куда и насколько он собрался.

– Он едет на запад, – наудачу сказала Мелли.

– На запад, ваша милость? На западе нет охоты в это время года.

Мелли решила изменить тактику:

– Я, право же, не знаю, мастер Траут, есть там охота или нет. Я только исполняю поручение брата. Если у вас нет того, что ему надобно, я пойду в другое место. – И она сделала вид, что уходит.

– Постойте, ваша милость. Я вам все найду, что нужно. Может, он на рыбную ловлю отправляется? Есть у него хорошее удилище?

– Есть, мастер Траут. Но поторопитесь, прошу вас! – Мелли смотрела, как хозяин укладывает в мешок какие-то диковинные сухие припасы. Потом он прошел на зады, вернувшись с Флягой и кухонной посудой.

– Одеяла нужны?

– Да, и хороший теплый плащ. – Мелли уже убедилась, что одного плаща недостаточно.

– Насколько я знаю лорда Кедрака, он и табачку захочет пожевать. Положить жестяночку?

– Будьте так любезны. – Мелли стало одолевать нетерпение. Все это длилось дольше, чем она ожидала. Наконец лавочник подал ей мешок.

– Тяжеловато для вас, госпожа. Позвать мальчишку, чтобы снес его в замок?

– Не нужно, мастер Траут. У меня на улице свой слуга. Лорд Мейбор оплатит покупки.

– Разумеется, ваша милость. Всего вам наилучшего.

Меллиандра вынесла тяжелый мешок наружу и тут же облачилась в плотный плащ, решив по наитию не выбрасывать старый – он не так уж много весит, а ночи стоят холодные. Потом направилась к гостинице. Обременять отцовский кредит покупкой лошади она не решалась – лошадь придется купить на свои драгоценности.

Простояв у гостиницы несколько минут, она увидела мальчика, ведущего почтенного возраста клячу. Это было не то, к чему привыкла Мелли, но ей приходилось спешить.

– Мальчик, сколько хочешь за свою лошадь? Мальчишка посмотрел на нее с хитрецой.

– Знали б вы, до чего эта лошадка крепкая да быстрая, госпожа!

– Я тебя об этом не спрашиваю. Я спрашиваю: сколько? Мелли нервно посмотрела по сторонам: солнце поднималось все выше, и утро было почти на исходе.

– Да уж не меньше двух золотых.

Мелли знала, что это безбожно дорого за такую клячу, однако все же выудила из кошелька золотой браслет, повернувшись к мальчишке спиной.

– Вот, возьми.

Его лицо тут же перекосила гримаса жадности.

– В самый раз будет. В самый раз. – Он отдал Мелли уздечку и с недобрым прищуром посмотрел ей вслед.

Мелли потрепала лошадь по морде.

– А как тебя звать, я и не спросила – правда, малыш? Нам еще и седло понадобится. – Она обвила коня руками, прижавшись головой к его боку. – И что только с нами будет?

* * *

Баралис не обратил внимания на вошедшего Кропа, но вынужден был оглянуться, когда слуга громко кашлянул.

– Чего тебе, дубина стоеросовая? Парень нашелся?

– Нет, ваша милость, но я знаю, что в замке его нету.

– Откуда ты это взял?

– Один стражник видел рано утром, как он ушел – в лес будто бы.

– В лес, говоришь? – Баралис призадумался. – Ступай и вели страже прочесать этот лес – а мне надо подумать.

Кроп замялся.

– Тут еще одно, ваша милость.

– Тебе что сказано, болван? Пошел прочь.

– Иду, только вам, поди, приятно будет, что лорд Мейбор вам поклон передает.

– Что-что? – вскочил Баралис.

– Поклон он вам шлет. Наверное, за то вино, что вы ему послали вчера вечером.

– Ты хочешь сказать, что вот только сейчас видел лорда Мейбора в замке?

– Да, господин, пару часов назад. И уж так-то милостиво он мне улыбнулся.

– Выйди вон. – В голосе Баралиса звучала холодная угроза, и слуга не замедлил выполнить приказ.

Баралис в ярости заметался по комнате, рассеянно потирая ноющие руки. В чем дело? Баралис знал наверняка, что лорд каждый раз выпивает на ночь бокал вина. Должно быть, Мейбор обнаружил яд, но как? Ведь тот не имеет ни запаха, ни вкуса. Мейбору дьявольски повезло!

Баралис приказал себе успокоиться. Голова должна быть ясной – сегодня ему предстоит решить несколько задач. Нельзя допустить, чтобы намеченная помолвка состоялась. Если не удалось предотвратить ее, убив Мейбора, следует обратить свой взор к его дочери – прелестной Меллиандре. Девушку придется устранить. Возможно, даже собственной рукой. Баралис затрепетал в предвкушении: приятно будет лишить жизни столь прекрасное создание – быть может, даже позабавившись с ней сперва – Баралис находил, что женщины становятся привлекательнее, когда их глаза полны ужаса.

Оставался еще ученик пекаря... Итак, Джек ушел в лес, надеясь, безусловно, укрыться в густых зарослях. Глуп же этот мальчишка если думает спрятаться от него, Баралиса. Есть способы, с помощью которых человек может проникнуть и в самую густую чащу. Баралис поднял стенной ковер и прошел в свой кабинет.

Он бережно взял в руки птицу, стараясь не повредить ее перышки. Он успокоил ее – и она, хотя и трепетала в его руках, не пыталась улететь. Баралис погладил голубя по головке, и тот тихо заворковал. Теперь предстояло изменить природу птицы.

Баралис решил отыскать Джека сам. Возможно, солдаты и найдут беглеца, но лишние предосторожности никогда не помешают. На замковую стражу он не слишком полагался – эти безмозглые болваны могут много дней подряд прочесывать густые леса, почти со всех сторон окружавшие замок, и все равно проворонить добычу. А у Баралиса есть другие дела, поэтому он пошлет вместо себя заместителя.

Голубь – кто лучше него выследит человека в глубине леса?

С этой целью Баралис преобразует его, внедрив в него свои желания и подавив естественные склонности. Баралис не раз уже проделывал подобное с птицами, кошками и мышами. Для этой непростой задачи требовалась двойня: детеныши, родившиеся из одного яйца. Баралис, как и подобало мастеру, умел способствовать рождению таких двойняшек и всегда имел под рукой небольшой запас существ, схожих друг с другом во всем.

Погрузив первого голубя в неспокойный сон, Баралис налил в миску чистой воды и точным движением вскрыл грудь второму. Кровь потекла в миску. Стиснув пальцами еще бьющееся сердце, Баралис произнес заклинание. Потом поднес сердце ко рту и проглотил, связав себя с жертвой. Он окунул первого голубя в кровавую воду, и серовато-белые перышки птицы порозовели. Баралис обтер голубя мягкой тканью и велел ему проснуться. Тот открыл глаза и встрепенулся, готовый отправиться в путь.

Баралис вынес его из кабинета и выпустил в окно. Голубь быстро улетел прочь – он полностью подчинялся Баралису.

Маг порадовался, что покончил с этим малоприятным делом – Баралис не питал вкуса к сырым голубиным сердцам. «Хорошо еще, что они невелики», – мрачно подумал он.

Настала пора узнать, какую пакость готовит Мейбор. Лорд уж непременно выдумает способ отомстить за покушение на свою жизнь. «Пусть попробует, – думал Баралис, спускаясь в подвал, – врасплох он меня не застанет».

Вскоре Баралис уже стоял в темноте по ту сторону апартаментов Мейбора, с большим интересом слушая разговор отца с сыном.

– Она только утром была в городке, отец.

– Кто ее там видел? – тихо и напряженно спросил Мейбор.

– Да много народу. Она даже купила себе припасы в дорогу.

– Какие еще припасы? У нее нет денег на покупки.

– Она ни за что и не платила. Лавочник вручил мне счет. Сказала, что расплатитесь вы.

– Вот хитрая девчонка. Что же она купила?

– Много всего – будто бы для рыбной ловли.

– Для рыбной ловли! – изумленно повторил Мейбор.

– Да, а потом видели, как она пошла на восток, ведя в поводу лошадь.

– Проклятие! Ее надо найти, Кедрак. Отбери своих лучших людей и возьми с них клятву молчать. Я не хочу, чтобы кто-то узнал об этом, особенно королева. Говори всем, кто спросит, что Меллиандра лежит в горячке.

Губы Баралиса сложились в благостную улыбку. Значит, его голубок не единственная птичка, улетевшая на волю. Меллиандра потрудилась за него. Пока ее не найдут, помолвка не состоится. Более того, с восторгом заключил Баралис: если королева узнает о позорном поступке дочери Мейбора, она, возможно, и вовсе отменит свадьбу. Баралис почти радовался тому, что Мейбор остался жив. Славно будет поглядеть, как рухнут планы блестящего лорда.

* * *

Уверенность Джека быстро таяла. Он промок, замерз и заблудился. Он всего лишь ученик пекаря и не рожден для приключений. Герои никогда не забывали запастись теплой одеждой, в крайнем случае убивали какого-нибудь зверя и набрасывали на себя его шкуру. А у него даже ножа с собой нет.

Судя по пасмурному небу, уже настал полдень. В это время Джек всегда замешивал тесто для сдобы. Сдоба выпекалась для благородных господ, и в тесто щедро добавлялись мед и сироп, масло и сладкая брага, ароматные фрукты и специи. Состав теста зависел от сезона, наличия припасов и моды, принятой на юге: то, что вчера ели в Рорне, назавтра ели в Королевствах.

Джек любил печь сдобу. С ней в отличие от простого хлеба можно было не спешить – и Джек, подолгу меся тесто, предавался мечтам. Если же он отмерял продукты не слишком тщательно и плюшки выходили неудачными, Джек всегда мог отвести от себя удар, сказав, что пробовал новый рецепт: в случае, когда проба удавалась, похвалы всегда пожинал мастер.

В это время, во второй половине дня, на кухне тепло, кипит работа, У огня греется эль, а на плите – суп. Остается промыть и отмерить дрожжи – и дневные труды Джека заканчиваются.

Может, подавальщица Финдра, если повезет, улыбнется ему и пригласит за ужином сесть рядом с собой.

Всему этому теперь конец. Он лишился всего, что имел, всех, кого знал. А что его толкнуло на это? Минутное безумие и сто шестьдесят хлебов.

Впервые в жизни Джек оказался по-настоящему одинок. То, что случилось утром, отделило его от людей. Если он доберется до другого города и станет пекарем там, с ним может повториться то же самое. И если при этом окажутся люди, он погиб. Но есть ли у него выход? Он пекарь и больше ничего делать не умеет. Попутешествует немного и устроится где будет возможно. Джек прибавил шагу, стараясь выбраться из леса.

Харвеллские леса поначалу не казались особенно густыми, но не успевал путник спохватиться, как оказывался в глухой чащобе. Деревья стояли стеной, и даже сквозь поредевшую осеннюю листву свет проходил с трудом. Каждый шаг, к тревоге Джека, сопровождался шумом: хворост трещал под ногами, нарушая заповедную лесную тишь.

Запахи поздней осени стояли вокруг: стынущей земли, гниющих листьев, сырой коры, и легкий ветер нес с собой предчувствие дождя.

Джеку становилось не по себе от пьянящих запахов и стены леса вокруг. По его прикидке, он прошел не больше лиги; он не Думал, что лес окажется таким густым.

Кожаные сандалии промокли от росы, и он был слишком Легко одет для такой погоды. Джек боялся. Память о тех хлебах преследовала его. Помнилась тошнота и еще – чувство, будто череп вот-вот лопнет. Это было колдовство, а всякий ребенок знает, что колдовство – злое дело, которым в старину занимались язычники. Сам Борк проклял колдовство. Джек судорожно вздохнул. Он не хотел быть побитым камнями, как еретик, или носить клеймо отщепенца.

Лесной воздух наполнял легкие, проникая в кровь. Джек стал успокаиваться, а со спокойствием к нему пришла и решимость.

Он и без того отщепенец. В замке все знали, что он безотцовщина, а его мать считали шлюхой. Люди, в общем, были добры к нему, но, стоило ему повернуться спиной или совершить какой-то проступок, перешептывания возобновлялись, в замке он навсегда остался бы ублюдком. Покинув замок, он оставил позади и свой позор. У него появилась надежда. Он будет печь хлеб в другом городе, и никогда ему не придется прикусывать язык или удерживать руку, заслышав чей-то шепоток. Он начнет новую жизнь, где никто не будет знать, что у него нет ни семьи, ни корней. Узнать что-то о происхождении матери – несбыточная мечта: ему даже ухватиться не за что. Лучше ух начать все заново, позабыв о своих детских фантазиях.

Воспрянув духом, Джек зашагал дальше. Между стволами наметилось что-то вроде тропинки, и Джек вверился ей.

Немного времени спустя он услышал женский голос, кричащий:

– На помощь! На помощь!

Джек без колебаний устремился на крик и очутился на просеке. Впереди какой-то мальчишка наскакивал с ножом на женщину. Не теряя времени, Джек поспешил ей на помощь. Мальчишка тут же бросился в лес. Джек побежал было за ним, но тот мигом исчез из виду. Повернувшись к женщине, Джек увидел перед собой совсем юную девушку.

– Вы ранены, госпожа? – спросил он, подойдя к ней.

– Не беспокойтесь, прошу вас, это только царапина.

Нож порезал ей запястье.

– Пожалуйста, позвольте мне помочь вам. Не такая уж это царапина.

– Не в ране дело, – холодно ответила девушка. – У меня отобрали кошелек.

– Вам следует вернуться в город, госпожа, и уведомить королевскую стражу. Они поймают этого парня.

Девушка восприняла его слова без особого внимания.

– Хорошо еще, что он не забрал обратно свою лошадь и оставил мне припасы. – При девушке был большой дерюжный мешок.

– Госпожа, вы должны немедля вернуться в Харвелл и заняться своей раной.

Девушка, подумав немного, ответила:

– Я никогда не вернусь в Харвелл. – Голос у нее был сильный и звонкий, и, несмотря на ее грубый плащ, Джек видел, что она знатного происхождения.

– Куда же вы держите путь?

– Вы задаете слишком много вопросов. Мне пора. – Девушка взвалила мешок на спину лошади и направилась на восток. Джеку не хотелось отпускать ее.

– Мне тоже на восток, – сказал он, подумав, что с тем же успехом может отправиться и туда.

– Я пойду одна. – Холодность ее тона смутила Джека, но он не сдался.