Текст книги "Хранимая благодать"

В зале воцарилась тишина: все умолкли, обратившись в слух. Для всех было очевидно, что их госпожа испугана, и им было любопытно почему.

– Барон Гуд самый могущественный человек в Англии, – прошептала Джоанна. – Многие считают, что он почти такой же могущественный, как король Джон.

Габриель ожидал продолжения, но она явно не собиралась ничего добавлять.

– Он что, любимец короля?

– Нет, напротив: он ненавидит Джона, и очень многие бароны разделяют его мнение о короле, даже называют своим вождем.

– Вы говорите о бунте, Джоанна.

Она опустила голову:

– Это только восстание, милорд. Сейчас в Англии смута, и многие бароны полагают, что королем следует провозгласить Артура, племянника Джона, сына его старшего брата Джеффри, который умер за несколько месяцев до рождения мальчика.

Колум пытался уследить за ее мыслью, и лоб его нахмурился от сосредоточенности.

– Не хотите ли вы сказать, миледи, что, когда король Ричард умер, королем должен был стать Джеффри?

– Джеффри старше Джона, поэтому был следующим, а Ричард, как вы знаете, не оставил сыновей, но Джеффри умер раньше Ричарда. Вот многие и считали, что, раз так, Артур является полноправным наследником престола.

– Так среди баронов из-за этого сыр-бор? – спросил Габриель.

– Бароны столкнут своего короля, как только им представится удобный случай, – объяснила Джоанна. – За последние несколько лет Джон приобрел много врагов. Николас ожидал, что в свое время произойдет настоящее восстание. Гуд и его сторонники всего лишь ждут подходящего момента для того, чтобы избавить страну от Джона. Они не станут долго ждать. Джон оказался ужасным королем, у него нет совести. Знаете ли вы, что он пошел против собственного отца и присоединился к французскому королю во время смуты? Генрих умер с разбитым сердцем, поскольку всегда считал Джона самым преданным сыном из всех своих детей.

– Как вы узнали все это? – спросил Колум.

– От моего брата, Николаса.

– Вы все же не объяснили, почему это Гуд хочет переговорить именно с вами, – напомнил Габриель.

– Вероятно, он думает, что я могу способствовать его попытке сместить Джона. Но даже если бы могла, я не стала бы этого делать: не хочу втягивать в это свою семью. И Николас, и моя мать пострадают, если я расскажу…

– Расскажете что? – быстро спросил Габриель.

Она не ответила, и тогда Колум подтолкнул ее локтем, пытаясь привлечь к себе внимание:

– А Артур хотел корону?

– Хотел. Но я всего лишь женщина и не вмешиваюсь в английские политические интриги. Я не понимаю, с какой стати барон Гуд хочет поговорить со мной. Я не знаю ничего такого, что помогло бы его намерению сместить Джона.

Она солгала: Габриель нисколько в этом не сомневался, – к тому же явно была в ужасе.

– Гуд хотел задать вам несколько вопросов.

Джоанна промолчала, поэтому Колум спросил:

– О чем?

Габриель пристально посмотрел на жену:

– Об Артуре. Гуд убежден, что королевский племянник убит.

Джоанна было вскочила, но Габриель схватил ее за руку и вернул на место, успев почувствовать, что она вся дрожит.

– Я не хочу видеть Гуда! – выкрикнула она едва ли не в истерике. – Артур исчез больше четырех лет назад, и мне непонятен возобновившийся интерес барона к местопребыванию королевского племянника.

Только она уже многое невольно выдала: когда упомянула об Артуре, сказала, что он хотел корону.

Джоанна знала, что племянник короля мертв. Габриель подумал, что она, вероятно, знает и то, как умер Артур и кто виновник его смерти, и просчитал в уме все последствия, если его догадка окажется верной.

– Англия – далекий от нас мир, и ни один барон не ступит на эту землю, если я не позволю. Можете быть уверены, что я своего слова не нарушу. Ни с кем из них вы не встретитесь.

Колум собрался было спросить что-то, но лэрд взглядом остановил его.

– Мы закончили обсуждать это дело. Как продвигаются работы по возведению стены?

Джоанна была слишком потрясена, чтобы прислушиваться к их разговору, есть тоже не могла: едва сумела проглотить кусочек сыра. На столе красовался поросенок и остатки соленой семги, но она знала, что ничего съесть больше не сможет, и встала из-за стола.

– Вам следовало бы что-нибудь съесть, – сказал Габриель.

– Я не голодна, да и есть много на ночь не привыкла, милорд. В Англии обедают раньше, а в конце дня перекусывают чем-то легким. Мне нужно время, чтобы освоиться со здешними обычаями. А сейчас, если вы позволите, милорд, я хотела бы подняться наверх.

Габриель согласно кивнул, и она, пожелав Колуму доброй ночи, направилась к выходу, но тут она заметила Дамфриса, расположившегося у лестницы. Ей пришлось изменить свой маршрут, описав широкий полукруг вокруг собаки.

Наверху она занялась приготовлениями ко сну. Этот несложный ритуал помог ей успокоиться и отчасти избавиться от страха. Она тщательно выполнила все до мелочей: подбросила пару поленьев в очаг, умылась и присела, чтобы расчесать волосы. Этот момент она ненавидела. Голова ныла от тяжести густой массы, и к тому времени, как ей удалось их распутать, она слишком устала, чтобы заплетать косы.

Джоанна закончила все приготовления и постаралась забыть о своем страхе, надеясь, что тогда он действительно отступит.

«Габриель прав, – сказала она себе. – Англия очень далеко отсюда. Я в безопасности, и, пока молчу, Николас и мама тоже будут в полной безопасности».

Джоанна отложила гребень и перекрестилась: сначала она попросила у Господа храбрости, потом – его Божественного руководства, а напоследок вознесла молитву о человеке, который должен был стать королем, но так и не стал.

Габриель вошел в комнату как раз в ту минуту, когда она заканчивала свои молитвы, и увидел, что жена сидит на краю постели и смотрит на огненные вспышки в камине. Он запер дверь, снял обувь и подошел к другому краю кровати. Джоанна встала и, посмотрев на него, грустно сказала:

– Николас говорил, что король Джон вас боится. Как вы думаете, откуда у него такие мысли?

– Возможно, когда-нибудь вы все-таки доверитесь мне и расскажете то, что знаете. Я не требую этого сейчас. Я подожду.

– О чем же, милорд?

Он вздохнул:

– О том, что так дьявольски вас пугает.

Она хотела было возмутиться, но потом с облегчением подумала, что ей не нужно лгать Габриелю.

– Теперь мы женаты, и ваш долг – защищать меня, но и у меня есть долг – оберегать вашу безопасность как только могу.

Он не знал, что она хотела сказать этим возмутительным замечанием. Оберегать его безопасность? Это ему положено защищать ее и тем прикрывать свой собственный тыл. Он должен быть уверен, что проживет еще долгие годы, чтобы позаботиться о ней и Алексе.

– Жены не защищают мужей.

– Ваша жена – иное дело, – возразила Джоанна и, больше не сказав ни слова, развязала пояс и скинула халат с плеч.

У него перехватило дыхание. Великий боже, как она прекрасна! Свет от камина золотил ее кожу. В ней не было ни единого изъяна: пышная грудь, узкая талия, стройные ноги.

Габриель не помнил, как сбросил одежду. Она смотрела на него, и его сердце бешено колотилось, охватившее возбуждение не давало дышать.

Джоанна почувствовала, как вспыхнуло от смущения ее лицо.

Они оба одновременно схватились за одеяло, затем коснулись друг друга. Габриель притянул ее к себе, уложил на спину и накрыл своим телом. Теперь ее уже не надо было просить об объятиях – она сама обвила руками его шею, тесно прижалась к нему и подставила губы для поцелуя! Его руки нетерпеливо ласкали ее плечи, спину, бедра, наслаждаясь шелковистой кожей. Не оставалась в долгу и Джоанна, щедро отвечая на ласки. Она гладила его. Его тело было таким мощным, а кожа такой упругой и горячей, что хотелось поцеловать и погладить каждую его частичку.

Она превращалась с Габриелем в тигрицу. Он был требовательным любовником, грубым и нежным в одно и то же время, так зажигал ее своими интимными ласками, что она сходила с ума и была совершенно ненасытна.

Габриель взял ее руку и положил на свою напряженную плоть. Она сомкнула вокруг нее пальцы, он низко, утробно застонал и своей рукой показал, как надо ласкать его.

Габриель, не в силах переносить эту сладостную агонию очень долго, грубо оттолкнул ее руку, поднял бедра и глубоко вошел в нее. Она закричала от наслаждения, ногти врезались в его плечи, и она изогнулась под ним, чтобы глубже принять в себя. Понадобилось все его самообладание, чтобы сдержаться и не излиться в нее. Его рука скользнула вниз между их соединенными телами, и он ласкал пальцами чувствительный бугорок, пока она не достигла пика. Тогда он отдался своим ощущениям и застонал от животного наслаждения, когда достиг наивысшей точки. Она призывала по имени его, а он – Бога.

Габриель изнемогал и не желал покидать ее, чтобы не прерывать блаженство, не хотела отрываться от мужа и Джоанна и чувствовала себя… едва ли не любимой.

В конце концов он покинул ее лоно, перекатился на бок, прижал ее к себе, натянул одеяло и закрыл глаза. Когда она могла свободно вдохнуть, окликнула его, но он не ответил. Тогда она коснулась его груди, привлекая внимание, и он что-то буркнул в ответ.

– Вы были правы: я слаба.

Она подождала, надеясь услышать подтверждение, но его не последовало.

– Северный ветер, вероятно, может меня сдуть, – повторила Джоанна слова, произнесенные им в их первую брачную ночь.

Ни звука в ответ.

– Я, может, даже немножко застенчива… – Прошло еще некоторое время, прежде чем она заговорила снова: – Но есть и другое. И это неправда. Я не позволю этому оказаться правдой.

Она закрыла глаза, сотворила молитву, и Габриель подумал, что она уснула. Он уже и сам почти спал, но тут ее шепот, тихий, мягкий, но исполненный убежденности, коснулся его слуха:

– Я вовсе не трусиха.

Глава 8

– Кто посмел назвать вас трусихой?

Гулкий голос мужа вывел Джоанну из глубокого сна. Она открыла глаза и посмотрела на него. Габриель стоял у края постели, совершенно одетый, и был явно зол.

«Его нужно умиротворить», – решила она и, зевая, села в постели, покачав головой.

– Никто меня так не называл.

– Тогда почему вы сказали…

– Я подумала, что вам нужно это знать, – объяснила она. – И мне нужно было сказать вам об этом.

Его гнев тут же остыл. Она отбросила одеяло и хотела было подняться с постели, но Габриель остановил ее, снова натянул на нее одеяло и приказал спать дальше.

– Сегодня вы отдыхаете.

– Я довольно долго отдыхала, милорд, так что хотелось бы уже приступить к своим обязанностям.

– Отдыхайте.

Он упрямо сжал челюсти, и она поняла, что спорить бесполезно. Она вовсе не собиралась валяться в постели весь день, но решила не обсуждать этот вопрос с мужем.

Он повернулся, намереваясь уйти, но она остановила его:

– Каковы ваши сегодняшние планы?

– Собираюсь заняться припасами.

– Вроде зерна? – Она уже выбралась из постели и потянулась за своим платьем.

– Вроде зерна, – подтвердил Габриель.

Джоанна оделась и завязала пояс. Он наблюдал, как она высвобождает волосы из-под воротника. Ее движение было женственным и грациозным.

– Как же можно добыть зерно?

– Украсть.

Она задохнулась от удивления:

– Но это грех!

Габриеля чрезвычайно позабавило выражение ее лица.

Было ясно, что его сообщение ужаснуло ее, но он никак не мог понять почему.

– Если отец Маккечни прослышит об этом, вам не поздоровится.

– Маккечни еще нет. А пока он вернется, я успею совершить все свои грехи.

– Вы не можете говорить это серьезно!

– Я вполне серьезен, Джоанна.

– Габриель, вы не должны впадать ни в грех воровства, ни в грех предвкушения кражи.

Она уставилась на него в ожидании ответа, но он лишь пожал плечами:

– Не ваше дело обсуждать мои поступки, жена.

– О нет, это мое дело, милорд, ведь речь идет о вашей душе, и я, ваша жена, должна беспокоиться о вашем спасении.

– Какая нелепость! – Он ничего не понимал и едва удержался, чтобы не расхохотаться.

Волна возмущения захлестнула ее.

– Вы считаете нелепостью, что я беспокоюсь о вас?

– Беспокоитесь обо мне! Неужели? Когда это вы успели так привязаться ко мне?

– Я не сказала этого, милорд. Вы выворачиваете мои слова наизнанку. Я беспокоюсь о вашей душе.

– А я в этом совсем не нуждаюсь.

– Но ведь жене позволяется высказывать свое мнение, не так ли?

– Да, конечно, – согласился он. – Но только если ее об этом просят.

Она не обратила внимания на последнее замечание.

– Мое мнение таково, что вы можете выменять на что-нибудь то, в чем вы нуждаетесь.

– У нас нет ничего ценного для обмена, – объяснил он раздраженно. – И если другие кланы не могут уберечь свое добро, то у них и воруют. Таков наш обычай, жена, так что привыкайте.

– Такое рассуждение…

Но Габриель не дал ей закончить: закрывая за собой дверь, приказал:

– Отдыхайте!

Глупец! Какой упрямец! Джоанна решила не касаться больше темы воровства. Муж прав: не ее дело кого-то поучать. Если они хотят гореть в аду, пусть! Ей-то какое дело?

Все утро Джоанна упражнялась в стрельбе из лука, а днем они с Огги играли в его бессмысленную, но чрезвычайно занимательную игру.

Огги стал здесь ее единственным другом. С ней он говорил только по-гэльски, и она обнаружила, что с ним язык не кажется ей трудным. Старик терпеливо выслушивал ее и отвечал на все вопросы.

Она рассказала, как огорчилась, узнав о способе заготовки припасов Габриелем, но Огги одобрял ловкость своего лэрда и не поддержал Джоанну.

Они стояли на гребне холма и, бросая камни в дальние лунки, обсуждали ее тревоги.

– Англичане уничтожили все наши припасы, и милорд должен был сделать все, чтобы зимой клан не голодал, – заметил Огги. – Как вы можете называть это грехом, дитя?

– Но ведь он ворует, – возразила Джоанна.

Огги покачал головой:

– Господь все поймет.

– В дом можно входить не только с одного входа, Огги. Габриель мог бы найти другой способ прокормить клан.

Старик нацелил свой посох на круглый камень, широко расставил ноги и, размахнувшись, ударил, а потом, прикрыв глаза от солнца, посмотрел, на какое расстояние тот откатился, удовлетворенно кивнул и снова обернулся к своей госпоже.

– Мой камень упал гораздо дальше стрелы. Ваша задача – перебить его, маленькая мучительница. Смотрите, если ваш камень не сможет докатиться до моего!

Джоанна сосредоточила все свое внимание на игре. Ее камень полетел вниз и остановился в каком-нибудь дюйме от его, что вызвало одобрение Огги.

– Вы приобрели сноровку, дитя, а теперь нам лучше вернуться. Из-за меня вы не исполняете свои обязанности должным образом.

– У меня нет никаких обязанностей, – вырвалось у нее. Сунув свой посох под мышку, она повернулась к Огги. – Я пыталась взяться за управление домашним хозяйством, но меня никто не слушает. Хоть макбейнки и более учтивы: пока я указываю, что и как делать, улыбаются, – а затем возвращаются к своим делам, не обращая никакого внимания на мои замечания. Маклоринская прислуга куда грубее: та попросту совершенно не обращает на меня внимания.

– И что же милорд говорит об их поведении?

– Я ничего ему, да и никому другому, не говорила: постараюсь с этим справиться сама.

Огги оперся на руку Джоанны, и они стали спускаться с крутого холма.

– Вы уже достаточно долго здесь пробыли, так?

– Почти три месяца.

– И как вам здесь – нравится?

Она кивнула:

– Вполне.

– А почему?

Вопрос был несколько неожиданным.

– Здесь я… свободна и в безопасности.

– Вы были словно голубка с подбитым крылом, – сказал Огги, дружески похлопав ее по руке. – Такая робкая, пугливая.

– Теперь все изменилось: я больше не боюсь.

– Я вижу, как вы меняетесь, но другие-то не видят. В свое время, думаю, и они заметят, что вы стали храбрее.

Она не знала, упрек это или похвала.

– Но как быть с мужем? Ведь это воровство…

– Оставьте все как есть, – предложил Огги. – Правду сказать, я не могу возмущаться маленькими кражами. Милорд обещал привезти мне ячменя, и я буду рад получить его, грешно это или нет: он необходим для приготовления моего напитка. Англичане вылакали все мои запасы, девушка, но, слава богу, не добрались до бочонков с жидким золотом.

– Что это за жидкое золото?

– Вы помните пространство между соснами позади холма?

– Ну да.

– Прямо за ним пещера, забитая дубовыми бочонками.

– А что же в них?

– Живая вода: напиток, которому десять, а то и все пятнадцать лет. Готов спорить, что у него превосходный вкус. Эти бочонки полны жидкого золота. Как-нибудь на днях возьму вас с собой, чтобы вы сами составили представление о нем. Англичане не тронули их только потому, что не знали об их существовании.

– А мой муж знает об этой пещере?

Огги довольно долго обдумывал ее вопрос, прежде чем ответить.

– Я не задавался целью кому-то говорить об этом, но, кроме меня, никто не помнит, как старые маклоринские вожди схоронили эти бочонки. Конечно, они тоже никому ничего не говорили, но я однажды выследил их.

– А когда вы в последний раз были в этой пещере?

– Несколько лет назад. Я вот что заметил, Джоанна: когда вы надеваете макбейновский плед, играете прилично, но стоит облачиться в маклоринские цвета, не можете попасть в цель.

Конечно, это полный вздор, но ему нравилось поддразнивать ее. Она подумала, что такова его манера выражать свою привязанность.

Заметив во дворе Кита, Джоанна поклонилась ему и поспешила мимо. С той минуты, как он объяснил ей настоящее значение того прозвища, которым наградили ее маклоринские женщины, она чувствовала себя с ним неловко.

К тому же ей хотелось вымыть руки до того, как вернется муж. Он мог быть весьма неразумен в своих претензиях к ее внешнему виду, но, поскольку требовал не слишком многого, она старалась по возможности угодить ему.

Джоанна начала подниматься по лестнице в дом, когда услышала крики, а потом увидела и солдат, которые бежали к ней, обнажив мечи.

Она растерялась, но тут раздался голос Кита:

– Войдите в дом, миледи. И закройте за собой дверь!

Джоанна не собиралась спорить, а вопросы задавать не было времени, поэтому бросилась в дом, и тут до нее донесся низкий угрожающий рев. Обернувшись, она увидела жуткую картину: двор медленно пересекал любимец ее мужа Дамфрис, весь в крови.

Собака плелась домой умирать. Глаза Джоанны наполнились слезами, когда она увидела пса, за которым тянулась кровавая дорожка. Воины окружили пса, но близко не подходили.

– Войдите в дом, леди Джоанна! – еще раз проревел Кит.

И тут она все поняла: они собрались убить волкодава, чтобы положить конец его мучениям, но опасались приблизиться к нему.

Но Джоанна не могла позволить кому бы то ни было причинить вред собаке и, заметив, что один солдат уже занес меч для удара, воскликнула:

– Не трогайте его!

Ярость в ее голосе остановила солдата, и, обернувшись, воины разинули рты от изумления.

Кое-кто из маклоринских солдат послушно отступил от собаки, но макбейновские воины не двинулись с места.

Кит бросился к лестнице и схватил Джоанну за руку.

– Вам не следует на это смотреть! Пожалуйста, идите в дом.

Она вырвала свою руку и выкрикнула:

– Дамфрис просто хочет лечь на свое место. Откройте для него двери, Кит.

Она не думала, что Дамфрис позволит хоть кому-нибудь приблизиться к нему. Пес, постоянно спотыкаясь, медленно подбирался к лестнице, и было ясно, что он страшно мучается.

– Миледи, вы хоть уйдите!

– Скажите своим людям – пусть не мешают ему.

– Но, миледи…

– Делайте то, что я вам приказываю! Если хоть кто-нибудь тронет собаку, то ответит за это!

По тону ее голоса Кит понял, что спорить с ней бесполезно. Он отдал команду воинам, опять взял хозяйку за руку и попытался отвести подальше от входа.

– Двери, Кит! Пусть они будут открыты настежь.

Джоанна не сводила глаз с собаки, отдавая этот приказ. Лила и Меган, две маклоринки, в обязанности которых сегодня входила уборка большого зала и верхних комнат, бегом спустились к дверям.

– Великий боже! – прошептала Меган. – Что с ним случилось?

– Отойдите, миледи, – крикнула Лила. – Бедняжка Дамфрис. Ему не одолеть лестницы. Они убьют его…

– Никто его не тронет, – оборвала ее Джоанна. – Меган, принесите мне иголки и нитки. Лила, у меня под кроватью лежит сумка с травами и медикаментами. Подайте ее сюда.

Дамфрис обессилел на третьей ступеньке, заскулил и попытался подняться, и то рычал, то визжал. Джоанна, не в силах это вынести, поначалу решила, что подойдет к псу, когда он уже будет в доме у очага, но теперь поняла, что ему самому не добраться до камина.

Оттолкнув Кита, она бросилась к Дамфрису. Пес громко зарычал, когда она приблизилась, и, замедлив шаг, Джоанна протянула руку и зашептала ласковые слова, пытаясь успокоить его.

Кит хотел было остановить хозяйку, но когда прикоснулся к ее руке, пес зарычал еще сильнее.

Джоанна приказала Киту отойти, но, оглянувшись, увидела, как два макбейнца вложили стрелы в луки, полные намерения защитить ее независимо от ее желания, если вдруг собака вздумает в нее вцепиться.

Сострадание боролось в Джоанне со страхом. Да, она испытывала ужас перед огромным псом, но когда наклонилась, не смогла сдержать слез.

Пес продолжал рычать, но подпустил ее к себе.

Она едва устояла на ногах под его тяжестью, но, обхватив собаку под передними лапами, выпрямилась, не прерывая ровного потока успокаивающих слов, почти потащила пса вверх по оставшимся ступенькам. Это было изнурительно, но когда они преодолели лестницу, собака с рычанием все-таки высвободилась и поковыляла в открытую дверь.

В доме Дамфрис остановился на верхней ступеньке лестницы, ведущей в большой зал. Джоанна опять пришла ему на помощь и на руках отнесла вниз.

У камина занятые уборкой люди, наводившие последний лоск своими щетками, быстро отступили прочь, когда Дамфрис направился прямо к ним. Собака дважды описала круг перед очагом и опять заскулила. Очевидно, боль была настолько сильной, что она не могла лечь.

Меган принесла то, что просила Джоанна, и хозяйка отправила ее обратно с приказом принести одеяло с постели.

– Я возьму новое из сундука, миледи, – крикнула Меган.

– Нет, – возразила Джоанна. – Возьмите с постели. Запах хозяина успокоит собаку.

Еще через несколько минут Меган притащила одеяло, и Джоанна встала на колени, приготовила подстилку для пса и, похлопав по одеялу, приказала собаке лечь.

Дамфрис описал еще один круг и упал на бок.

– Вы заманили животное в дом, миледи, – прошептал Кит из-за ее спины. – Это огромное достижение.

Она покачала головой.

– Это было несложно, а вот сейчас предстоит сделать по-настоящему трудное: зашить рану. Скажу честно – мне очень страшно, ведь пес не знает, что это необходимо.

Она слегка потрепала собаку по шее, прежде чем осмотреть глубокую рану на левом боку.

– Вы что, серьезно, миледи? Да пес загрызет вас, едва прикоснетесь к ране.

– Искренне надеюсь, что этого не произойдет, – не очень уверенно отозвалась Джоанна.

– Но ведь вы же боитесь! – невольно вырвалось у солдата.

– Да, – не стала она спорить, – боюсь, но ведь это ничего не меняет, не так ли? Дамфрис ранен, и ему нужна помощь. Лила! Вы нашли баночки с лекарствами?

– Да, миледи.

Джоанна обернулась и увидела обеих девушек, причем Лила сжимала в руках ее серую сумку.

– Подайте ее мне, пожалуйста. Положите на одеяло.

Служанка направилась было к ней, но в испуге остановились: Дамфрис приподнялся и низко, утробно зарычал. Джоанна подумала, что, наверное, такой звук испустил бы вырвавшийся из ада демон. От этого рыка пробирал озноб.

Ближе Лила подойти не решилась, и это удивило Джоанну: она-то полагала, что, кроме нее, никто не боится Дамфриса. Пришлось подойти к ней самой и забрать лекарства и инструменты.

– Будьте осторожны, миледи, – шепнула Лила.

Джоанна кивнула и минутой позже уже была вполне готова приступить к делу. Кит, в задачу которого входило оберегать хозяйку, тоже опустился на колени позади Дамфриса так, чтобы можно было легко схватить за шею и придавить к полу, если тот попытается броситься на Джоанну.

Однако пес изумил всех, не издав ни звука за все время, пока она с ним возилась, зато Джоанна старалась за двоих: то шептала ему ласковые слова извинения, то шипела и мычала всякий раз, когда прикасалась к ране куском льняной ткани, смоченным в лечебном снадобье. Она знала, что оно сильно щиплет, поэтому дула на места, к которым прикладывала его.

Габриель явился в самый разгар процесса. Джоанна как раз вдевала нитку в иголку, когда услышала его голос:

– Что это, черт возьми, здесь происходит?

Джоанна издала вздох облегчения и, не вставая с колен, обернулась к мужу. Кажется, еще ни разу она так не радовалась его появлению. Он пересек зал и остановился прямо над ней. Его большие ладони упирались в бока, а взгляд был устремлен на волкодава.

Кит тут же вскочил, и другие воины, вошедшие в зал следом за хозяином, расступились, чтобы освободить место своему командиру.

– Похоже, Дамфрис сцепился с парочкой волков.

– Думаешь, он нарвался на нашего друга? – спросил Колум и подошел к Киту.

Джоанна сосредоточилась на ране. Завязав узелок на нитке, она отложила иголку в сторону и потянулась ко второй банке с лекарством.

– Разве у вас есть где-то еще друзья, милорд? – мягкими движениями накладывая на рану желтую мазь, спросила она у мужа.

– Маклоринцы так прозвали одного из волков. А у вас руки дрожат. Отчего?

– Оттого что я боюсь вашего пса.

Джоанна закончила обрабатывать рану. Этот бальзам не только защищал от инфекции, но и вызывал онемение тканей, так что пес почти не будет чувствовать уколов иглы.

– Это миледи настояла, что псу нужно оказать помощь, – сказал Кит.

– Худшее уже позади, – сказала Джоанна. – Дамфрис не почувствует всего остального. Кроме того, теперь, когда вы здесь, все точно будет хорошо. Дамфрис будет чувствовать себя спокойнее. Пес очень привязан к вам, милорд. Наверное, он знает, что с вами он в безопасности.

– Так же, как и вы, Джоанна.

Ей пришлось согласиться с этим, но она промолчала, решив не тешить его самолюбие.

С помощью мужа ей не понадобилось много времени, чтобы зашить рану. Габриель помог ей завернуть пса широкими хлопчатобумажными лоскутами и связал их концы.

– Он скоро поправится, – пообещал ей муж.

Она кивнула и почувствовала огромную усталость. Пережитый страх истощил все ее силы.

Она собрала медикаменты и встала. Толпа любопытных сгрудилась за ее спиной. Джоанна заметила в этой группе Глинис и тут же отвела глаза.

– Она внесла на руках вашего пса в дом, Макбейн. Да, внесла!

Покуда Кит излагал приукрашенную версию происшедшего, Джоанна прошла сквозь толпу и поспешила вверх по лестнице в свою комнату, решив, что немного отдохнет перед тем, как опять спуститься в большой зал обедать.

Растянувшись на постели, через несколько минут она уже спала. Дважды за этот вечер Габриель поднимался в комнату, но будить ее не стал. В конце концов и он уже около полуночи отправился спать, уверившись, что с Дамфрисом все в порядке.

Джоанна даже не шевельнулась, когда муж раздевал ее, лишь на мгновение открыла глаза, но тут же опять уснула. Габриель достал из сундука новое одеяло и укрыл жену, потом разделся сам и лег рядом.

Он не должен был тревожить ее, но в ту же минуту, как он устроился на кровати, она оказалась у него в объятиях. Он теснее прижал ее к себе, и она положила голову ему на плечо.

Габриель вспомнил, что рассказал ему Кит, и попытался представить, как его жена на руках втащила пса на лестницу. Ее смелость, конечно, порадовала его, но все же он не хотел, чтобы подобные истории повторялись. Дамфрис был ранен, а раненому животному, пусть и преданному, не стоит доверяться.

Завтра же он предпримет меры, чтобы больше подобное не повторялось. С этой мыслью он уснул.