Текст книги "Бумажные призраки"

11

Когда мне было восемь – прошло три года с тех пор, как сестра провалилась в могилу, – я записала в блокнот все свои страхи. К тому времени их накопилось предостаточно. И я начала методично от них избавляться. Сперва от самых ерундовых: схватила за ногу тарантула, съела целиком острый халапеньо, взорвала петарду. Потом принялась за страхи посерьезнее: села на самые высокие американские горки и, отпустив поручень, каталась до тех пор, пока не перестала кричать.

Каждый год я вычеркивала из списка два или три пункта. И добавляла четыре-пять новых.

В двенадцать, когда исчезла моя сестра, я решила копнуть глубже. Взяла в руки пистолет и долго его держала, пока не перестали трястись руки. Плюхалась с разбегу в бирюзовые бассейны – а потом и в озера. Научилась ножом входить в воду, пробираться сквозь черный ил, доставать до дна и выплывать на поверхность с кипящими от нехватки кислорода легкими.

В девятнадцать я прыгнула с парашютом, пересекла по канатке узкую пропасть, прокатилась в «найках» по тонкому льду, под которым спали сомы. В двадцать я пустилась в погоню за страшным смерчем и гнала до тех пор, пока моя старенькая «Тойота» не испустила дух. Поверженная, она замерла на месте и приготовилась к полету.

Всякий раз сердце буквально взрывалось у меня в груди.

Мой последний парень заявил, что мне жить надоело, и ушел. Он не понял главного: мне надоело вовсе не жить, а бояться.

Я украдкой поглядываю на Карла, который сидит в машине рядом со мной. Мы уехали от Линнет десять минут назад.

Год назад я повысила ставки. Наняла человека – специального человека, который пугал меня до смерти. Он подвешивал меня вверх тормашками, с завязанными глазами, и швырял вниз, при этом я понятия не имела, что случится со мной в следующий миг: то ли я упаду в ледяную воду, то ли отскочу от упругой сетки батута, то ли кубарем покачусь по бесконечному склону холма.

Он часами держал меня связанной в шкафу, сбивал с ног на темных подземных парковках, преследовал на «Мерседесе» с тонированными стеклами. Я училась стрелять в упор. Конечно, все эти опыты не проходили для меня даром. Но суть не в этом. Суть была в том, чтобы переосмыслить свой взгляд на смелость. Я поняла, что смелыми не рождаются (и я не родилась трусихой) – слава богу! Адреналин, двигательные навыки и контроль сознания – вот и все, что необходимо.

Мы на всех парах несемся к первой красной точке на карте – мосту на 17-й улице в восточной части Уэйко. Глаз у Карла дергается, когда он окидывает взглядом якобы незнакомую картину: проржавевшую насквозь заброшенную промзону. Если он и помнит, что находится под тем самым мостом, то виду не подает.

– Потеешь, как свинья, – заявляет Карл и врубает кондиционер на полную. Что еще за новости? На моем теле и лице нет ни капли пота.

Впрочем, прохлада и свежесть «Бьюика» даже радуют после колбасно-кофейных запахов и птичьего гвалта закусочной. А может, Карлу просто нужен белый шум. Он по очереди переводит в мою сторону все воздуховоды. Волосы щекочут лицо, попадают в глаза. Руки начинают покрываться мурашками – крошечный отголосок страха, пережитого минувшей ночью. Я вижу Карла, который сидит в темной морозилке номера и прислушивается к звяканью дверной цепочки.

Страх, подобный этому, давным-давно гложет меня изнутри, как стая крыс. Говорят, с самого рождения мы боимся двух вещей: громких звуков и высоты. Младенцы и котята отказываются ползать по прозрачному стеклянному столу, а вот утка запросто по нему пройдет: она ведь умеет летать. Это инстинкт. Говорят. Лично мне кажется, что мы с рождения боимся всего на свете. И только притворяемся храбрыми до поры до времени. Пока чудовище не проснется.

Карл терзает радио, мечется от станции к станции, оглашая салон обрывками музыки, болтовни спортивных комментаторов и метеорологов…

Любит или нет… вероятность дождя… аллилуйя!.. мяч летит… о, мой цветок…

Хочется шлепнуть его по пальцам. Пальцы у него длинные и тонкие. Такими можно играть на гитаре, вырезать аневризмы, затягивать крепкие узлы. В суде Карл утверждал, что этими руками он исключительно печатал фотографии да пил «Виски сауэр» – и уж точно никого не убивал. А несколько минут назад в закусочной рассказывал, как перерезать человеку горло. Такие мелочи упускать нельзя.

– Господи, да врубай уже свой говнокантри! – ворчит Карл. – Только заткнись.

Мы переехали мост. За последние две минуты я не произнесла ни слова и уж точно не говорила ничего о своих музыкальных предпочтениях. За обедом Карл был весьма убедителен… Может, он со мной играет? Что-то задумал?.. «Не теряйте бдительности, – предостерегала миссис Ти. – Деменция – хитрая тварь. Как кошка – уходит так, будто ей и дела до мышки нет. Но всегда возвращается. И уймется она только тогда, когда слопает добычу».

Я останавливаю машину в зарослях на обочине. Карл молчит.

Совсем не обязательно туда спускаться, говорю я себе. Достаточно просто показать ему этот мост. Однако в нужном месте без колебаний съезжаю на узкую заросшую дорожку, уходящую вниз. Так просто ее не увидишь, о ней надо знать – видимо, этим она и приглянулась Карлу.

Наша машина ползет по пологому склону. Хрустит гравий. Внизу я останавливаюсь. Перед нами раскинулись джунгли из бетонных столбов и буйной растительности.

Я достаю с пола под задним сиденьем две белые тряпки. Подготовка. Паранойя. В этих местах бывают рыбаки, они могут заметить нас и запомнить машину. На всякий случай прикрою номера тряпками.

– Что ты забыла сзади? – Лицо у Карла красное и злое, взгляд мечется от заднего стекла к белым тряпкам у меня в руках.

Что ты спрятал под моим заднем сиденьем, Карл?

Из глубин подсознания всплывает имя сестры.

Рейчел.

Рейчел, Рейчел, Рейчел. Условное словечко для моего тренера, которое я должна была произнести, если станет слишком страшно. Вот только он все равно бы не услышал – его почти никогда не было поблизости.

Шарф внезапно превращается в петлю. Под насмешливым взором Карла я стягиваю его с шеи и запихиваю в консольный ящик.

– Чего уставился? – огрызаюсь я. – Вылезай из машины! Пора встряхнуть твою память.

Название: МОГИЛА

Из книги «Путешествие во времени: фотографии Карла Льюиса Фельдмана».

Уэйко, 2001

Серебряно-желатиновая печать

Комментарий автора:

Этот загадочный маленький крест я обнаружил в зарослях под старым мостом на 17-й улице, неподалеку от излучины Бразоса. Каждый год я приезжаю туда и проверяю, стоит ли крест. Каждый раз встречаю бомжей, рыбачащих в Бразосе. Мне нравятся здешние тени, атмосфера разрухи и заброшенности. Мне нравится, что крест будит в людях любопытство, при этом никто до сих пор не удосужился его выкопать.

12

Карл плетется за мной следом. Мы идем под мост.

Я надеялась, что он пойдет первым. Это сильно упростило бы задачу – если бы он сам привел меня к первой точке на карте. Тогда я сразу поняла бы, что Карл все помнит. Помнит свои частые визиты сюда с драгоценной камерой, которую он называл Джорджем. С камерой, которая провела необыкновенную и насыщенную жизнь в путешествиях по Техасу, а потом очень долго пылилась в ящике для улик.

О, сколько сил и времени я потратила на то, чтобы найти загадочного Джорджа, способного пролить хоть немного света на прошлое Карла (это я еще молчу об Элисон, его старинном пикапе).

Карл послушно идет за мной и останавливается, когда я останавливаюсь. То ли издевается надо мной, то ли в самом деле ничего не помнит. Я с трудом выманила его из машины. От былого кокетства и веселья не осталось и следа. Пока я закрывала номера тряпками, он пересел на заднее сиденье и что-то бормотал себе под нос. Если за нами кто-то наблюдает, то полиция уже наверняка предупреждена о странной парочке под мостом.

Жаль, я не додумалась взять удочки и прислонить их к багажнику машины, хорошая была бы маскировка. Впредь буду умнее. День второй – а я уже оказалась под заброшенным мостом в компании Карла и даже не обыскала его сперва (хотя миссис Ти точно посоветовала бы это сделать). Но нет. Прикасаться к нему, выворачивать его карманы, зная, какое он получает удовольствие от происходящего… Нет, немыслимо.

– Мы почти пришли, еще ярдов двести – и все, – говорю я, несмотря на внезапно посетившую меня уверенность, что Карл знает дорогу.

Дорога под нашими ногами старая и с обеих сторон заросшая сорной травой, но посередине вполне ровная – значит, ею до сих пор пользуются. Если Карл на меня нападет, есть шанс, что кто-то услышит. Или по крайней мере найдет труп одного из нас за высокими перистыми сорняками, похожими на лас-вегасских танцовщиц.

Я осторожно шагаю посередине. Слева тянутся две ржавые ленты заброшенной железной дороги, напоминающие об одном испытании, которое мне устроил тренер. Я лежала на рельсах с завязанными глазами, руками и ногами. Прямо на меня несся поезд. Потом выяснилось, что это лишь аудиозапись и ветка была заброшенная. Потом.

Справа из известнякового карьера вытекает тоненький ручеек (через пару миль он впадет в Бразос). Пустой глазницей зияет огромная сточная труба – отличное место для змей, отважных мальчишек, граффитистов и умирающих тварей. Вокруг разбросаны и замерли в ожидании огромные клочья какого-то кустарника, ветви которого похожи на колючую проволоку. Я стараюсь сосредоточиться на вывеске хлебозавода миссис Бейрд и солнечных зайчиках на моих черных кроссовках, на цоканье ковбойских каблуков за спиной.

– Пришли.

Ну вот, каких-то триста ярдов – и дыхание уже сбилось.

Карл подходит и смотрит на стальной крест, примерно на полтора фута возвышающийся над сорняками.

– Хм. Я его фотографировал, – замечает Карл. Непринужденно.

– Верно, – говорю я, стараясь скрыть нетерпение.

Не свожу глаз с креста, наполовину освещенного солнцем, наполовину скрытого тенью моста. Вокруг кто-то немного подстриг сорную траву. На белой краске вспухли пятна ржавчины, похожие на кровавые кляксы. Посередине приварена металлическая табличка без каких-либо надписей.

Крест устремлен в небо так же одиноко, как на фотографиях Карла, только там он был вкопан совсем недавно. На той же пленке обнаружились фотографии Николь Лакински и ее сына, сделанные в ближайшем парке, где копы арестовали Карла за вождение в нетрезвом виде (чуть более десяти лет назад).

Двадцатисемилетняя Николь пропала без вести за три дня до этого. Ее сына Алекса нашли на скамейке: он сидел и тихо плакал, и рука у него висела как-то странно. В машине Карла обнаружили пятидолларовую банкноту с отпечатками пальцев Николь и еще бейсболку. На суде Карл признался, что был в парке. Николь якобы всучила ему пятерку, приняв его за бездомного. А потом наотрез отказалась взять деньги обратно. Маленький Алекс запомнил только падение с качелей. И мужчину в синей бейсболке. Или зеленой.

В ту пору Карл, вооружившись камерой по имени Джордж, путешествовал по Техасу на пикапе по имени Элисон. И беспробудно пьянствовал под песни Боба Дилана. Заднее сиденье было аккуратно застелено пледом, на котором лежала подушка. Следователи не нашли в машине ни единой капли крови. Карл присяжным не понравился, но этот факт не позволил им вынести обвинительный приговор. Да и бейсболка на заднем сиденье машины оказалась белоснежной.

Если он действительно похитил Николь, где хотя бы один белокурый волосок с ее головы? След ее пота или слюны? Осколок лака для ногтей, выкрашенных в черную и розовую полоску? Кроваво-красный след помады «Руби Ву»? Серебряный перстенек в виде совы, который она носила на мизинце и постоянно теряла?

На секунду я вновь представляю себе сцену, разыгравшуюся под этим мостом вскоре после того, как копы проявили пленку и увидели на одной из фотографий знакомый крест.

Местные тролли, жившие под мостом на 17-й улице, говорили, что крест торчит там с незапамятных времен. Однако это не помешало полиции прочесать русло реки, сточную трубу и все окрестности в поисках пропавшей женщины.

Они нашли девять разрозненных и заляпанных грязью туфель, двести восемь пивных банок и бутылок, порванный и набрякший от воды экземпляр «Холодного дома», чью-то контрольную по математике с оценкой «4», биологически опасную коллекцию использованных презервативов и игл, несколько скелетов крошечных животных. А еще два пистолета и три ржавых перочинных ножика, не связанных с какими-либо преступлениями.

Крест стоял на этом месте очень долго, но почему-то ни разу не привлекал к себе внимания прохожих. Полицейские выкопали яму шириной и глубиной в десять футов, однако ничего интересного под крестом не нашли. Тогда они аккуратно установили его на прежнее место. В Техасе кресты остаются на своих местах, несмотря ни на что.

Судья без проблем разрешил использовать фотографии с камеры Карла в качестве вещдоков. Тогда-то пресса и подняла бучу. Репортеры и прокурор начали привязывать остальные снимки к нераскрытым делам. Особенно те, что выставлялись в галереях. Одному журналисту из Уэйко удалось выяснить, что Карл фотографировал этот крест и раньше – задолго до исчезновения Николь Лакински. Снимок был напечатан в книге Карла.

Сейчас он восхищенно гладит железный крест – как плотник, любующийся тонкой работой. Работа была проделана немалая: кто-то нашел на стройке или свалке железные бруски, приварил их друг к другу и покрыл белой краской. Продуманная конструкция, призванная жить долго и под ударами молотка без труда войти в самое сердце твердой глинистой почвы.

Я вспоминаю о маленьком ножике, который ношу на ключах вместо брелока. Вот бы нацарапать на этой белой краске имя Рейчел. Хочется, чтобы ее запомнили. Тот, кто вколотил сюда крест, тоже наверняка сделал это не просто так.

Карл встает на колени и закрывает глаза. Исполняет некий ритуал? В нескольких дюймах от него, встревоженный маленьким землетрясением, выползает из своего земляного домика огненный муравей. Дежурный. А потом второй, третий… Все они ползут к руке Карла, а один уже подобрался к его большому пальцу.

Укуси его!

Когда муравей вот-вот должен разжечь в руке Карла маленький пожар, тот открывает глаза.

– Учуяли черничный сироп. Ты знаешь, что у муравьев больше обонятельных рецепторов, чем у всех прочих насекомых? – Он безжалостно давит муравьишку. Затем встает. – Я готов.

Нет, так мы не договаривались. Десять минут впустую? Я надеялась на результат. Карла больше не имеют права судить за убийство Николь. И хотя бы поэтому он мог позволить себе маленькую вольность, какую-нибудь оговорку или смачную подробность.

– Что случилось под этим мостом? Ты помнишь?

– Я помню, что хотел написать на кресте имя. – Он словно прочел мои мысли.

И тут я слышу звук. Тонкий писк запуганной до смерти скрипки. Из ручья? Из-под креста?

– Чего это ты уши затыкаешь? – доносится до меня голос Карла.

Я резко опускаю руки. В воздухе стоит абсолютная тишина, если не считать плеска воды и гудения клаксона у нас над головой.

– Идем отсюда. – Я разворачиваюсь.

– Ты это слышишь?

Слышу, хотя и не хочу слышать. Звук стал еще тоньше, отчаяннее. Смычок замер и дрожит на единственной ноте. Над нашими головами – бесконечный барабанный бой автомобильных шин по асфальту.

Может, Карл еще и чревовещать умеет? Изображает чей-то предсмертный вой?

Он стоит лицом к ручью, спиной ко мне. Я не вижу, вибрирует ли его горло, но точно знаю, что вибрирует.

– Сволочь! – Я пытаюсь схватить Карла за плечо, но он тут же уносится прочь. И скрывается в зарослях за крестом. Огненные муравьи кишат у моих ног, мечтая впиться в кожу. Меня словно парализовало. Столько готовилась, думаю я, столько тренировалась – и все впустую. Слышно, как Карл продирается сквозь заросли, потом наступает тишина. Не знаю, можно ли выбраться на дорогу с другой стороны. Если можно, то Карла уже не догнать.

Проходит минута. Еще одна. Я жду.

Карл выходит из зарослей, согнувшись под тяжестью чего-то большого, что он держит в руках.

Он делает шаг в мою сторону, спотыкается. На его лице и джинсах – кровь.

У меня перед глазами возникает лицо сестры. И Николь.

Чем ближе подходит Карл, тем больше мне хочется сбежать.

Нас разделяют тридцать футов. Десять.

Надо взять себя в руки и посмотреть, что же он несет.

Один воспаленный глаз закрыт, на распухшем веке копошатся мухи. А в другом, карем и глубоком, застыла такая мольба, что на миг я перестаю дышать.

Пропавшие девушки, к которым мог иметь отношение Карл

Николь Лакински, 27 лет, Уэйко

Пропала без вести: 8 мая 2008 года между 13.00 и 17.00

Подробности: похищена из парка

Кто видел ее непосредственно перед исчезновением: сын, 5 лет

Подозреваемые: муж (есть алиби), бывший любовник (нет алиби), Карл (оправдан)

Статус дела: не раскрыто, тело не найдено

Фотография, связывающая жертву с Карлом Льюисом Фельдманом: «Могила» (издевка?)

Викки Хиггинс, 24 года, Калверт

Пропала без вести: 9 июня 2010 года, точное время неизвестно

Подробности: об исчезновении жены сообщил муж, пришедший с работы на обед

Кто видел ее непосредственно перед исчезновением: около 9 утра во дворе дома ее видел 82-летний сосед (ныне покойный)

Подозреваемые: муж (есть алиби), работник службы доставки «Федекс» (есть алиби)

Статус дела: не раскрыто, официально признана умершей

Фотография, связывающая жертву с Карлом Льюисом Фельдманом: «Невеста» (жертва вскоре должна была отмечать первую годовщину свадьбы)

Виолетта Сантана, 21 год, Галвестон, пляж Сан-Луис-пасс

Пропала без вести: 19 марта 2003 года, между 22.00 и 23.00

Подробности: находилась в состоянии алкогольного опьянения, в полной темноте залезла обнаженной в море

Кто видел ее непосредственно перед исчезновением: друзья, с которыми она пришла на пляж

Подозреваемые: нет

Статус дела: тело не найдено, с разрешения родителей признана умершей в результате утопления

Фотография, связывающая жертву с Карлом Льюисом Фельдманом: «Утопленница» (как он ее убил? Возможно, он выбирает жертв с именами на «В»?)

13

Я нарушила правило: в тени моста воспользовалась одним из одноразовых мобильников, чтобы найти в «Гугле» ближайшего ветеринара. Вот тебе и клятва не оставлять электронных следов… Так мы с Карлом очутились в полутора милях от моста, в здании захудалой ветеринарной клиники. Стены обшиты вагонкой, желтую краску давно пора обновить.

Признаться, я едва не развернула машину, когда увидела вывеску: «Бюджетная нетрадиционная ветеринария: лечим экзотических животных и экстренных больных». Но Карл потребовал остановиться, мол, несчастный пес умрет с минуты на минуту. Допускаю, что серийные убийцы (лучшие из них – те, что остались на свободе) чувствуют приближение смерти издалека. Я решила поверить ему на слово.

Еще мне пришлось поверить, что могучая девица, осмотревшая нашего больного, – лицензированный ветеринар. Ее приветствие только подлило масла в огонь (Я доктор Киви, пишется как фрукт). Когда в людной приемной она нагнулась и подхватила с дивана собаку, я заметила над поясом ее «ливайсов» татуировку: «Перевод с собачьего – для слабаков». Мой тренер тоже не фанател по Цезарю Милну, знаменитому кинологу. Доминирование нельзя путать с дрессировкой, говорил он.

Раненый пес лежит на боку и почти не шевелится: только поскуливает и часто дышит, высунув язык. Словом, изо всех сил строит из себя хорошего пациента. Доктор Киви бережно его поглаживает, оценивая серьезность травм.

Я разглядываю обои с изображением кошек в позах для йоги (или тантрического секса? обои давно выцвели, и рисунок просматривается с трудом), а сама пытаюсь подсчитать, как этот неожиданный визит к ветеринару ударит по моему кошельку. Карл сидит на единственном стуле, поджав губы и скрестив руки на груди.

Я верчу головой во все стороны, только бы не глядеть на пса – на кишащий паразитами глаз, на дыру в животе. Его скулеж, точно провод под напряжением, свивается внутри меня в пружину. Пусть лучше будет больно мне, а не ему! Это неправильное желание, и я пытаюсь с ним бороться.

Моя чрезмерная эмпатия распространяется на все и вся, даже на существ, обделенных голосом – сучащую ножками, полураздавленную муху на подоконнике, истекающую кровью рыбину с крюком во рту. Когда мне было три года, я кусала персик и гадала, не кричит ли он беззвучно от боли. Тренер ничего не смог поделать с этим моим недостатком. Хотя он и недостатком-то это не считал.

Надо сосредоточиться на чем-то другом. Представляю себе приемную, битком набитую людьми и животными, которых свела судьба: они сидят на разодранных в клочья стульях и продавленных диванах с цветочной обивкой. Есть в этой сцене что-то библейское. Как будто мы не в ветеринарной клинике, а в церкви, и ждем крещения. Все местные прихожане как один предложили нам пройти без очереди.

По моим прикидкам, операция будет стоить не меньше 400–500 долларов. Доктор Киви пока только сказала, что даст нам сорокапроцентную скидку – «за героизм», но сумму не назвала. Я все еще называю пса «собакой», хотя Карл успел дать ему нелепую кличку, а ветеринар зовет его «лапочкой». Скулеж упал на несколько октав и превратился в стон. Он напоминает жуткие загробные звуки, которые издавала моя сестра по ночам, чтобы меня напугать. Да, я всегда была трусишкой.

Доктор Киви, должно быть, гадает, почему у меня такой безучастный вид и какой великий смысл я надеюсь разглядеть в рисунке на ее кошачьих обоях. Карл совершенно спокойно смотрит на пса, даже бровью не ведет.

– Я точно знаю, что все собачьи приюты в радиусе пятидесяти миль сейчас забиты, – говорит доктор Киви, готовя капельницу. – Мои вольеры тоже. А в остальных приютах… скажем так, если этот бедолага выкарабкается, то станет первым в списке на убой.

Она уже пытается пристроить нам пса, давая понять, что идти ему больше некуда.

Доктор Киви переводит вопросительный взгляд с меня на Карла. Его лицо все изрезано шипами кустарника, в котором запутался раненый пес. Щеки и подбородок выглядят так, словно ребенок размалевал их красной ручкой. Невинно.

Мое лицо ветеринар изучает чуть дольше, чем хотелось бы. Лишь через пару секунд я с облегчением вспоминаю, что она видит маску, а не настоящую меня. Отрастить волосы до середины спины было непросто, а выкрасить их в нужный оттенок рыжего удалось только с третьей попытки.

Три месяца я питалась картошкой фри, феттучини «Альфредо» и чизкейками, чтобы прикрыть худобу четырьмя килограммами жира. Три часа искала на «Амазоне» удобные туфли на каблуках, которые в одну секунду сделали бы меня выше на несколько дюймов – впрочем, даже в них я не дотягиваю до метра семидесяти.

– Где, говорите, вы его нашли? – спрашивает доктор Киви. Я вдруг замечаю, что собака притихла. Это настораживает.

– Мы не говорили. – Я пытаюсь придумать очередную ложь и одновременно кошусь на собаку. Вроде дышит.

– Да под мостом, черт побери!.. – бормочет Карл.

Доктор Киви поворачивается к нему.

– Под мостом на 17-й улице? Туда часто привозят надоевших животных. Кошек, собак. Морских свинок. Кроликов, которых дарили детям на Пасху. И этим сволочам все сходит с рук – до сих пор никого не поймали!..

Она ничего не говорит про стальной крест и пропавшую без вести Николь Лакински, про ее депрессию, многочисленных любовников и ошибку, которую адвокат Фельдмана так смаковал в суде. «Может, она попросту сбежала, бросила ребенка? А потом, например, покончила с собой?» И хотя Карл присяжным не понравился, Николь им тоже не приглянулась.

Три недели назад сын Николь, Алекс, теперь уже тощий подросток, признался мне, что рука у него болит до сих пор.

Я сказала мальчику, что я репортер и хочу поговорить с его отцом – только перед этим дождалась, пока сам отец уйдет на вечернюю пробежку. Алекс открыл дверь почти сразу (хотя ему наверняка запрещали открывать дверь незнакомым людям). Мне было очень совестно называть ему липовое имя. Мы сели на ступеньках крыльца и немного поговорили. Алексу прямо-таки не терпелось рассказать кому-то о своей маме, однако день ее исчезновения не оставил почти никаких следов в его памяти. Он помнил лишь одно: жестокий хруст кости.

Мне хотелось обхватить его веснушчатое лицо обеими руками и сказать: никогда не забывай маму! Никогда не прекращай поисков! И вместе с тем мне хотелось, чтобы он забыл. Чтобы жил дальше. И никогда не проигрывал бой крошечному демону одержимости, поселившемуся в груди. Но вместо этого я просто надавала ему кучу обещаний. Когда он протягивал мне драгоценные семейные фотографии, я пообещала вернуться. И ничего не сказала про то, что его мама – лишь одна из красных точек на моей карте, всего несколько пикселей на огромном дисплее.

Доктор Киви выглянула в коридор и позвала кого-то по имени Дейзи. У Карла на лице застыла не то странная усмешка, не то гримаса – довольно жуткая.

Я вдруг замечаю, что стою рядом с собакой и глажу спутанный мех. Похоже, машину придется поменять раньше, чем я планировала.

Внезапно в дверях появляется бойкая девица в розовом медицинском костюме с мордашкой Хелло Китти на груди. Она тут же хватается за капельницу, чтобы вместе с ветеринаром откатить пса в операционную. Дейзи.

Что-то в ней есть…

Доктор Киви странно на меня смотрит.

– Все хорошо?

– Ты прямо позеленела вся, – замечает Карл и хватает меня за плечи. Я вырываюсь. Сердце бешено колотится в груди.

Нельзя, чтобы он ко мне прикасался.