Текст книги "На пути к свадьбе"

Глава 20,

в которой наш герой начинает день с большого разочарования

Время неслось вперед неумолимо. Близился рассвет, и Грегори, несмотря на твердое намерение жениться на Люси сразу, как только ему удастся добиться этого, решил уберечь ее от позора и не допустить, чтобы его застали у нее в постели в день ее свадьбы.

Не следовало забывать и о Хейзелби. Грегори знал его не очень хорошо, но всегда считал его добрым малым, который не заслужил публичного унижения.

– Люси, – прошептал Грегори и потерся носом о ее щеку, – скоро утро.

Люси что-то пробормотала во сне и повернула голову.

– Да, – сказала она.

Одно коротенькое «да». В этом была вся Люси. Она рассудительна и благоразумна. И он любит ее именно за это и за многое еще. Она не хочет менять мир. Просто она хочет сделать его прекрасным для всех, кого любит.

Она стремится к стабильности и заведенному порядку. Поэтому прыжок, который ей предстоит совершить, станет для нее...

Эта мысль ошеломила Грегори.

– Ты должна пойти со мной, – сказал он. – Сейчас. Мы должны уйти до того, как проснется челядь.

Люси слегка вывернула нижнюю губу и закатила глаза, как бы говоря «О Господи!». Это получилось у нее так забавно, что Грегори не удержался и поцеловал ее. Чмокнул в уголок рта – потому что на более долгий поцелуй времени не было. Легкость и сладость поцелуя были разрушены ее обескураживающим ответом:

– Не могу.

Грегори отпрянул.

– Тебе нельзя оставаться.

Но Люси покачала головой.

– Я... я должна поступить правильно.

Он устремил на нее непонимающий взгляд.

– Я не имею права сбежать, я не могу допустить, чтобы лорд Хейзелби тщетно ждал меня в церкви, – сказала она и подняла на него глаза, в которых отражалась мольба.

На мгновение.

И тут же отвернулась.

Грегори не видел ее лица, зато ему многое говорили ее движения, нервные, полные непонятной безысходности.

Люси тихо сказала:

– Надеюсь, ты понимаешь меня.

– Я подожду снаружи, – сказал он.

Люси резко подняла голову, и в ее глазах появилось вопросительное выражение.

– Тебе может понадобиться моя помощь, – тихо объяснил он.

– Нет, не понадобится. Уверена, я смогу сама...

– Я настаиваю, – с нажимом произнес он, перебив ее. – Сигнал будет таким. – Он поднял вверх ладонь со сдвинутыми пальцами, повернул ее к себе и обратно. – Я подожду снаружи. Если тебе понадобится моя помощь, подойди к окну и подай сигнал.

Люси открыла рот, как будто хотела снова запротестовать, но в конечном итоге просто кивнула.

Грегори подошел к окну и выглянул. Рассвет еще не наступил, но небо уже изготовилось к его встрече, на горизонте появилась узкая полоска света. Она сияла всеми оттенками пурпура и была так прекрасна, что Грегори жестом поманил к себе Люси, желая показать ей это поразительное зрелище. Он отвернулся, пока она надевала ночную сорочку. Босиком пройдя по полу, она подошла к нему, и он, прижав се к себе, уперся подбородком ей в макушку.

– Смотри, – прошептал он.

Казалось, что ночь кружится в каком-то странном танце, сверкающем и искрящемся, что в воздухе таится понимание – скоро все будет по-другому. Рассвет терпеливо ждал по ту сторону горизонта, а звезды уже стали меркнуть на темном небе.

Если бы можно было остановить время, Грегори обязательно это сделал бы. Впервые в жизни ему удалось ощутить все волшебство и полноту момента. Все вокруг было пронизано добром, в мире правили честь и правда. В это мгновение он наконец-то осознал разницу между счастьем и довольством. И понял, что ему безумно повезло, что ему подарили возможность испытать и то и другое, причем в огромнейших количествах.

И все это благодаря Люси. Именно она наполнила его этим ощущением. Привнесла в его жизнь все то, о чем он когда-то мечтал.

Неожиданно одна звездочка молнией пронеслась по небу. Она пролетела широкой плоской дугой, и Грегори показалось, что он даже услышал, как она с шипением рассыпает искры.

Появление звездочки вызвало у него желание поцеловать Люси. Вероятно, думал он, на него так же подействовала бы и радуга, и лист клевера, и даже снежинка, которая упала бы на рукав и не растаяла бы. Потому что невозможно удивляться маленьким чудесам природы и не целовать Люси. Он поцеловал ее в затылок, потом развернул лицом к себе и стал целовать в губы, в лоб и даже в нос.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Люси прижалась щекой к его груди. Ее голос прозвучал хрипло, как-то придушенно, когда она произнесла:

– Я тоже тебя люблю.

– Ты точно сейчас не пойдешь со мной? – Грегори знал, каким будет ответ, но все равно спросил.

Как он и ожидал, Люси покачала головой:

– Я должна все сделать сама.

И Грегори ушел. Сунув сапоги под мышку, он выскользнул за дверь и пробрался наружу тем же путем, что пришел.

Было еще темно, когда он расположился в сквере напротив дома Люси. До свадьбы оставалось еще немало времени, поэтому у него будет масса времени, чтобы заехать домой и переодеться.

Но сейчас ехать домой он не мог. Потому что не мог рисковать. Он же сказал Люси, что защитит ее, а он никогда не нарушал обещаний.

Неожиданно его осенило: а зачем все делать одному? Ведь в этом нет никакой необходимости. Он может понадобиться Люси только в крайнем случае. И если придется применить силу, лишние руки не помешают.

Грегори никогда не обращался к братьям за помощью, никогда не просил их вытаскивать его из передряг.

До сегодняшнего дня.

Один из старших братьев живет неподалеку. Всего лишь в четверти мили, может, даже ближе. Ему хватит двадцати минут, чтобы добраться до Колина и вытащить его из кровати.

Сейчас же...

Да, все это романтично. Но вот никак не захватывающе.

Грегори потер окоченевшие руки.

Что-то уж больно холодно.

Он приказал себе не обращать на холод внимания. Получалось это плохо, и он оставил тщетные попытки. Что думать о посиневших от холода кончиках пальцев, когда на карту поставлена вся жизнь?

Он улыбнулся и поднял глаза к ее окну. Она там, сказал он себе. За теми шторами. И он любит ее.

Он любит ее.

– Ты хоть догадываешься, что я совсем не так собирался провести утро воскресенья!

Грегори в ответ лишь кивнул. Брат присоединился к нему четыре часа назад и поприветствовал его сдержанным: «Гм, забавно».

Грегори ничего не скрыл от Колина, даже событий этой ночи. Ему не очень нравилось рассказывать интимные подробности о Люси, но нельзя требовать, чтобы человек целых три часа ждал на холоде неизвестно чего, и не объяснять ему зачем. Между прочим, Грегори испытал определенное облегчение, поделившись своими проблемами с Колином. А Колин не стал читать ему нотаций.

Он просто все понял.

Когда Грегори закончил свой рассказ и вкратце объяснил, чего ждет под окнами Феннсуорт-Хауса, Колин кивнул и заявил:

– Думаю, ты давно ничего не ел.

Грегори покачал головой и улыбнулся. Как же здорово иметь брата!

– Не очень-то удачный план, – прокомментировал Колин.

И тоже улыбнулся.

Они сосредоточили свое внимание на доме, где уже давно кипела жизнь. Там раздвинули шторы, зажгли свечи, а потом потушили их, когда рассвет уступил место утру.

– А тебе не кажется, что ей уже давно следовало бы выйти? – заметил Колин, подбородком указав на дверь.

Грегори нахмурился. Он сам подумывал о том же. И убеждал себя в том, что отсутствие Люси – это добрый знак. Если бы дядька решил насильно выдать ее за Хейзелби, разве она не была бы сейчас на пути к церкви? Судя по «луковице», которая, надо признаться, не относилась к числу хронометров, церемония должна начаться менее чем через час.

Однако Люси не подавала сигнала о помощи.

И вот это Грегори совсем не нравилось.

Неожиданно Колин толкнул его локтем в бок.

– В чем дело?

Колин дернул головой вправо.

– Экипаж, – ответил он, – выехал из платной конюшни.

У Грегори от ужаса расширились глаза, когда парадное Феннсуорт-Хауса распахнулось, на крыльцо высыпали слуги и смехом и шутками встретили коляску, подкатившую к лестнице.

Коляска была белой, с откинутым верхом. Ее украсили розовыми цветами и широкими розовыми лентами, которые игриво подхватывал и подбрасывал вверх легкий ветерок.

Это был свадебный экипаж.

И его появление ни у кого не вызывало недоумения.

У Грегори по спине побежали мурашки. Мышцы напряглись.

– Еще рано, – сказал Колин, придерживая его за руку.

Грегори старался не смотреть на чертову коляску, но она все время каким-то странным образом попадала в поле его зрения.

– Я должен спасти ее, – проговорил он. – Я должен идти.

– Подожди, – остановил его Колин. – Давай посмотрим, что будет. А вдруг она не выйдет. А вдруг...

Но она вышла.

Не первой. Первым появился ее брат под руку с женой.

Потом пожилой мужчина – вероятно, ее дядя – и та самая старуха, которую Грегори видел на балу у сестры.

А потом...

Люси.

В подвенечном платье.

– Господи, – прошептал он.

Она шла сама. Никто не вел ее насильно.

Гермиона что-то прошептала ей на ухо.

И Люси улыбнулась.

Улыбнулась!

Грегори стал задыхаться.

Боль была ощутимой. Самой настоящей. Она, как кинжалом, пронзила желудок, скрутила внутренности. Все тело Грегори будто умерло.

Жили только глаза.

Которые он не спускал с Люси.

– Разве она не говорила тебе, что намерена разорвать помолвку? – прошептал Колин.

Грегори попытался ответить «да», но слово застряло в горле. Он стал вспоминать их последний с Люси разговор. Она сказала, что должна проявить благородство. Она сказала, что должна поступить правильно. Она сказала, что любит его.

Но она ни разу не сказала, что не выйдет за Хейзелби.

– О Боже! – выдохнул Грегори.

Брат похлопал его по руке.

– Сожалею, – проговорил он.

Грегори наблюдал, как Люси поднялась в коляску и села. Слуги все еще гомонили на крыльце. Гермиона подобрала прядь, выбившуюся из прически Люси, расправила фату и весело рассмеялась, когда ветер подбросил вверх тончайшую ткань.

Все это не может происходить на самом деле.

Всему этому есть какое-то объяснение.

– Нет, – произнес Грегори единственное слово, которое металось у него в голове, – нет.

И тут он вспомнил. Сигнал! Поворот руки! Она обязательно подаст его! Она подаст ему сигнал. Когда она была внутри дома, что-то помешало ей подать сигнал. А здесь, на улице, – ведь она же знает, что он заметит ее жест! – она обязательно это сделает.

Должна сделать. Она же знает, что он видит ее.

Знает, что он здесь.

Наблюдает за ней.

Грегори неотрывно следил за правой рукой Люси.

– Все на месте? – услышал он голос Ричарда.

В хоре ответов голоса Люси он не услышал, однако отвечать ей и не требовалось – все и так видели, что она на месте.

Ведь она невеста.

А он – полный идиот, который тупо наблюдает за тем, как ее увозят.

– Сожалею, – тихо проговорил Колин после того, как коляска скрылась из виду.

– Это какая-то бессмыслица, – прошептал Грегори. Колин положил руку на плечо брата.

– Это какая-то бессмыслица, – повторил Грегори. – Она так не поступила бы. Она любит меня.

Он посмотрел на Колина. Взгляд брата был добрым и одновременно сочувственным.

– Нет, – помотал головой Грегори, – нет, ты ее не знаешь. Она никогда... Нет. Ты ее не знаешь.

И Колин, чье общение с леди Люсиндой Абернети ограничивалось мгновением, когда она разбила сердце его брату, спросил:

– А ты ее знаешь?

Грегори ошарашенно попятился.

– Да, – ответил он, – да, знаю.

Колин на это ничего не сказал, лишь многозначительно поднял брови, как бы спрашивая: «И?..»

Грегори устремил взгляд туда, где скрылась коляска с Люси. Он стоял не шевелясь, затем повернулся к брату и посмотрел тому в глаза.

– Я знаю ее, – уверенно произнес он. – Знаю.

Колин хотел что-то сказать, но все внимание Грегори снова переключилось на проезжую часть. Он стоял так какие-то мгновения. А потом бросился бежать.

Глава 21,

в которой наш герой рискует всем

– Ты готова?

Люси оглядела роскошное убранство церкви Святого Георгия – залитые солнцем витражи, изящные арки, горы и горы цветов, доставленных сюда в честь ее свадьбы.

Она подумала о лорде Хейзелби, стоявшем у алтаря рядом со священником.

Она подумала о гостях – их было более трехсот, – которые ждали, когда она под руку с братом пройдет по проходу.

А еще она подумала о Грегори, который наверняка видел, как она, одетая в подвенечное платье, садилась в свадебную коляску.

– Люси, – снова окликнула ее Гермиона, – ты готова?

Интересно, подумала Люси, а что сделает Гермиона, если она ответит «нет»?

Гермиона так романтична.

И живет идеалами.

Гермиона сказала бы ей, что хотя бумаги подписаны и оглашение произведено в трех различных приходах, Люси не должна мириться с браком по расчету, если может вступить в брак по любви. Она сказала бы...

– Люси? Ты готова? – спросила Гермиона.

И Люси кивнула, потому что она была Люси и всегда останется Люси.

Потому что она не может поступить иначе.

К ним присоединился Ричард.

– Даже не верится, что ты выходишь замуж, – сказал он Люси, но прежде чем сказать это, бросил пылкий взгляд на жену.

– Между прочим, Ричард, я ненамного младше тебя. И всего на два месяца старше Гермионы, – напомнила ему Люси и указала головой на новоявленную леди Феннсуорт.

Ричард задорно ухмыльнулся.

– Да, но она не моя сестра.

Люси улыбнулась. Она была благодарна Ричарду за то, что его шутка позволила ей улыбнуться. Она нуждается в улыбках. В каждой из тех, что ей удастся выдавить из себя.

Сегодня день ее свадьбы. Ее вымыли, и надушили, и нарядили в платье, роскошнее которого она в жизни не видела. И сейчас она чувствует себя...

Опустошенной.

Ей трудно было представить, что о ней думает Грегори. Она намеренно позволила ему думать, что собирается отменить свадьбу.

Разве она смогла бы объяснить ему свои мотивы? Он стал бы убеждать ее, что у нее есть выход. Но ведь он идеалист, и он никогда не сталкивался с настоящими неприятностями. А выхода-то у нее нет. В этой ситуации. Она не может пожертвовать своей семьей.

Люси приоткрыла глаза и тяжело вздохнула.

В сознании неотступно стучало: «Я справлюсь. Справлюсь. Справлюсь».

Возможно, все будет хорошо. Возможно, она будет счастлива. Нужно просто продолжать двигаться вперед, мысленно и телесно. Ей нужно просто переступить черту, перейти в другое качество, оставить Грегори в прошлом и делать вид, будто ее радует новая жизнь в роли жены лорда Хейзелби.

– Люси? – услышала она обеспокоенный голос Гермионы. – Что с тобой?

Но у Люси не было сил поднять глаза. Гермиона попросила Ричарда оставить их с Люси наедине, взяла руки подруги в свои и, наклонившись вперед, зашептала:

– Люси, ты уверена, что хочешь всего этого?

Люси удивленно посмотрела на нее. Почему Гермиона спрашивает ее об этом? Именно в тот момент, когда ей очень хочется сбежать?

Люси сглотнула и попыталась расправить плечи.

– Да, – ответила она. – Да, конечно.

Гермиона промолчала. Но ее глаза – огромные зеленые глаза, сводившие с ума мужчин, – ответили за нее.

Люси снова сглотнула и отвернулась, не желая видеть то, что было в этих глазах.

И тут Гермиона произнесла:

– Люси.

И все. Лишь «Люси».

Люси повернулась к ней. Ей хотелось спросить, что Гермиона имела в виду. Ей хотелось спросить, почему она произнесла ее имя так трагически. Но не спросила. Не смогла. И понадеялась, что Гермиона сама прочитает эти вопросы в ее глазах.

Гермиона погладила ее по щеке и грустно улыбнулась.

– В жизни не видела более печальной невесты.

Люси прикрыла глаза.

– Я не печальна. Я просто чувствую... Я чувствую себя так, будто прощаюсь.

Ее слова явно удивили Гермиону.

– С кем?

– С собой.

Да, она прощается с собой и с той, какой она могла бы стать.

Тут появился Ричард и взял ее за руку.

– Пора начинать.

Люси кивнула.

– Где твой букет? – спросила Гермиона и сама же ответила: – Ой, вот он. – Она взяла со столика букеты – свой и Люси – и подала один из них невесте. – Ты будешь счастлива, – прошептала она, целуя Люси в щеку. – Ты должна быть счастлива. Я просто не смирюсь, если ты не будешь счастлива.

У Люси задрожала нижняя губа.

– О Боже! – всплеснула руками Гермиона. – Я говорю уже совсем как ты. Видишь, как ты на меня влияешь?

Поцеловав подругу еще раз, она пошла в церковь.

– Теперь твоя очередь, – сказал Ричард.

– Сейчас, – проговорила Люси.

И вот... шаг сделан.

Она в церкви, идет по проходу. Вот она у алтаря, кивает священнику, смотрит на Хейзелби и в тысячный раз напоминает себе, что, несмотря... гм... несмотря на некоторые его пристрастия, которые ей абсолютно непонятны, из него получится вполне приемлемый муж.

А если бы она сказала «нет»?..

Но она не имеет права сказать «нет».

Краешком глаза она видит Гермиону. На ее лице безоблачная улыбка. Они с Ричардом приехали в Лондон два дня назад, счастливые и радостные. Они смеялись и поддразнивали друг друга, обсуждали, что нового появится в Феннсуорт-Эбби. Оранжерея, смеялись они. Они хотят построить оранжерею. И оборудовать детскую.

Разве Люси вправе отобрать у них все это? Разве она может низвергнуть их в жизнь, наполненную позором и нищетой?

Люси услышала, как Хейзелби ответил:

– Да.

Настала ее очередь.

– Согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья, жить с ним по закону Божьему в священном браке? Согласна ли ты слушаться его, помогать ему, любить и почитать его, быть с ним рядом в болезни и здравии; отринуть всех и прилепиться к нему, пока вас не разлучит смерть?

Люси изо всех сил старалась не думать о Грегори.

– Да.

Она дала согласие. И что? Она ничего такого не почувствовала. Она все та же Люси, только стоит перед огромной толпой народу и брат выдает ее замуж.

Священник вложил ее правую руку в правую руку Хейзелби, и тот громким, четким и уверенным голосом дал клятву верности.

Они разъединились, затем Люси взяла правую руку Хейзелби.

«Я, Люсинда Маргарет Кэтрин...»

– Я, Люсинда Маргарет Кэтрин...

«... беру тебя, Артур Фицуильям Джордж...»

– ...беру тебя, Артур Фицуильям Джордж...

Она говорила то, что требовалось. Она повторяла все за священником, слово в слово. Повторяла до тех пор, пока не настал момент поклясться Хейзелби в верности, пока...

Двери церкви распахнулись с грохотом.

Люси обернулась. Все обернулись.

Грегори!

Господи.

У него был вид сумасшедшего, он так тяжело дышал, что не мог говорить.

Пройдя вперед, он оперся на спинку скамьи, и Люсинда услышала его тихий шепот:

– Не надо.

У нее замерло сердце.

– Не делай этого.

Пальцы Люси разжались, и букет упал на пол. Она была не в силах шевелиться, не в силах говорить. Она молчала и стояла неподвижно, как статуя, а Грегори шел к ней, не замечая устремленных на него сотен взглядов.

– Не делай этого, – повторил он.

Царила гробовая тишина. Почему все молчат? Сейчас кто-нибудь обязательно бросится вперед, схватит Грегори за руку и вытолкает его прочь...

Но никто этого не сделал. Потому что разворачивался спектакль. Это был театр, и никто не желал пропустить конец действия.

А потом...

Перед алтарем.

Перед алтарем, на глазах у всех, Грегори остановился.

Он остановился. И сказал:

– Я люблю тебя.

Стоявшая рядом Гермиона пробормотала:

– Боже мой!

Люси хотелось плакать.

– Я люблю тебя, – повторил Грегори и, не сводя глаз с ее лица, пошел вперед. – Не делай этого, – сказал он, подходя почти вплотную. – Не выходи за него.

– Грегори, – прошептала Люси, – зачем ты так?

– Я люблю тебя, – ответил он, и другого объяснения у него не было.

У Люси сдавило горло. Слезы обожгли глаза. Все ее тело напряглось как струна. Она застыла. Казалось, достаточно малейшего дуновения ветерка, малейшего выдоха, и она упадет. Она могла думать только об одном – зачем?

Люси посмотрела на жениха, который из главного действующего лица превратился в лицо второстепенное. Все это время он молчал, наблюдая за событиями с тем же интересом, что и все присутствующие. Люси взглядом попросила его о помощи, но он лишь покачал головой и слегка повел одним плечом. Настолько незаметно, что вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание. Но Люси увидела и поняла, что это значит.

«Решать тебе».

Она опять повернулась к Грегори. В его глазах горел огонь. Он опустился на одно колено.

«Не надо», – хотела сказать Люси, но губы не слушались ее. И голос куда-то пропал.

– Выходи за меня замуж, – сказал Грегори. В его голосе Люси ощутила всю силу его чувства. Этот голос нежно обхватил ее, обнял и поцеловал. – Будь моей женой.

О Господи, как же ей хочется этого! Больше всего на свете ей хочется упасть перед ним на колени, сжать ладонями его лицо. Ей хочется целовать его, ей хочется кричать о своей любви – здесь, перед всеми людьми, знакомыми и незнакомыми.

Но ничего не изменилось.

Ее отец остается предателем.

Ее семью продолжают шантажировать.

Судьба брата и Гермионы все еще в ее руках.

Люси посмотрела на Грегори. Все ее существо стремилось к нему.

– Выходи за меня, – прошептал он.

Ее губы приоткрылись, и она ответила...

– Нет.