Текст книги "Гретна-Грин"

– Мне кажется, это очень мило, – осторожно сказала Маргарет.

– Когда я пришел, моя тетка была в панике. Она не позволила мне увидеть ее. Сказала, что я угадал – Катриона больна. Но я обошел дом и залез в окно. Она лежала в постели, свернувшись немыслимо плотным клубком. Я никогда не видел ничего… – Голос его прервался. – Я бросил цветы в окно.

Ангус откашлялся, потом снова глотнул эля. Маргарет заметила, что руки у него дрожат.

– Я позвал ее по имени, – сказан он, – но она не отозвалась. Я снова позвал и протянул руку, чтобы коснуться ее, но она передернулась и отпрянула, а потом глаза ее стали ясными, и она на мгновение превратилась в девочку, которую я так хорошо знал, и сказала: «Стань сильным, Ангус. Стань сильным ради меня». Через два дня она умерла. – Он поднял глаза, они были мрачными. – Наложила на себя руки.

– Ох нет… – услышала Маргарет собственный голос.

– Никто не сказал мне почему, – продолжал Ангус. – Наверное, они считали, что я слишком мал, чтобы узнать правду. Конечно, я знал, что она покончила с собой. Все это знали – церковь отказалась похоронить ее на освященной земле. Только много лет спустя я узнал все.

Маргарет потянулась через стол, взяла его за руку и успокаивающе пожала ее.

Когда Ангус заговорил снова, голос его звучал бодрее, почти как всегда.

– Не знаю, насколько вы осведомлены в шотландской политике, но по нашей стране бродит много английских солдат. Нам говорят, что они здесь для того, чтобы сохранялся мир.

Маргарет ощутила, как внутри нарастает тошнота.

– Неужели кто-то из них… ее?..

Он коротко кивнул:

– Она всего лишь прошла от дома до деревни. Это было ее единственное преступление.

– Как мне жаль, Ангус.

– Она ходила этой дорогой всю жизнь. Только на этот раз кто-то заметил ее, решил, что она лакомый кусочек, и изнасиловал ее.

– Ох, Ангус. Но вы ведь знаете, что это не ваша вина?

Он снова кивнул:

– Мне было девять лет. Что я мог сделать? Я даже не знал всей правды, пока мне не исполнилось семнадцать – столько же, сколько было Катрионе, когда она умерла. Но я пообещал себе, – в его глазах загорелась темная ярость, – я пообещал Всевышнему, что никогда не позволю, чтобы еще какую-то женщину оскорбили таким же способом.

Он криво улыбнулся.

– Я стал участником стольких стычек, что даже не удосужился запомнить, сколько их было. Благодарностей за свое вмешательство я получил не очень много, но думаю, что она, – его глаза устремились вверх, – думаю, что она благодарит меня.

– Ох, Ангус, – сказала Маргарет совершенно искренне, – я уверена, что это так. И тоже вас благодарю. – Она поняла, что все еще держит его за руку, и снова сжала ее. – Я думаю, что толком еще не поблагодарила вас, но я действительно ценю то, что вы сделали для меня сегодня вечером. Если бы вы не пришли на помощь, я… мне даже не хочется думать, в каком состоянии я была бы сейчас.

Он смущенно пожал плечами:

– Ничего особенного. Благодарите Катриону.

Маргарет еще раз сжала его руку.

– Я буду благодарить Катриону за то, что она была вам таким хорошим другом, когда вы были маленьким, но вам я благодарна за то, что вы спасли меня сегодня вечером.

Он поворошил еду, лежащую у него на тарелке, и проворчал:

– Я сделал это с удовольствием.

Она рассмеялась на его не очень-то любезный ответ.

– Вы не привыкли, что вас благодарят? Но хватит об этом, кажется, я тоже должна ответить на ваш вопрос.

Он поднял глаза:

– Прошу прощения?

– Вы предложили мне спросить вас о чем-нибудь. Я должна ответить любезностью на любезность.

Он отмахнулся:

– Вы не обязаны…

– Нет, я настаиваю. Иначе это будет несправедливо с моей стороны.

– Ну ладно. – Он немного подумал. – Вы огорчены, что ваша младшая сестра выходит замуж раньше, чем вы?

Маргарет удивилась:

– Я… Откуда вы знаете, что она выходит замуж?

– Сегодня вечером вы упомянули об этом.

– Да. Я… ну… должна сказать, что я очень люблю сестру.

– Ваша преданность семье ясно видна во всем, что вы делаете, – спокойно проговорил Ангус.

Она покрутила в руках салфетку.

– Я очень беспокоюсь за свою сестру. Я хочу, чтобы она была по-настоящему счастлива.

Ангус внимательно смотрел на нее. Она не лжет, но и правды не говорит.

– Я знаю, что вы счастливы за свою сестру, – мягко сказал он. – Иначе и быть не может. Но о себе-то что вы думаете?

– Я думаю… я думаю… – Она устало вздохнула. – Никто еще не спрашивал меня об этом.

– Может, настало время спросить.

Маргарет кивнула.

– Я чувствую себя забытой. Я потратила столько лет на то, чтобы вырастить ее. Я посвятила этому всю свою жизнь и где-то по дороге забыла о себе. А теперь уже слишком поздно.

– Вы говорите так, словно вы беззубая старая карга.

– Да, но для мужчин Ланкашира я безнадежная старая дева. Когда они думают о возможных невестах, меня они исключают из их числа.

– Значит, они глупы, и вам незачем иметь с ними дело.

Она грустно улыбнулась:

– Вы очень милы, Ангус Грин, как бы вы ни пытались это скрыть. Но правда в том, что люди видят то, что хотят видеть, а я столько времени была чем-то вроде дуэньи для Алисии, что привыкла к роли главы семейства. На балах я сижу среди матерей и боюсь, что там-то я и останусь на веки вечные. Возможно ли так радоваться из-за другого человека и так грустить из-за себя?

– На это способны только самые великодушные люди. Остальные не знают, как можно быть счастливым за другого, если их собственные мечты не могут осуществиться.

Слезинка кольнула глаз Маргарет.

– Спасибо, – сказала она.

– Вы замечательная женщина, Маргарет Пеннипейкер, и…

– Пеннипейкер? – В комнату вбежал трактирщик. – Вы только что назвали ее Маргарет Пеннипейкер?

У Маргарет перехватило дыхание. Ведь она знала, что попадется на этой дурацкой лжи. Она никогда не умела лгать и даже притворяться…

Но Ангус спокойно посмотрел на Джорджа и сказал:

– Это ее девичья фамилия. Я время от времени называю ее так из нежности.

– Ну значит, вы женаты недавно, потому что тут из трактира в трактир ходит посланный и ищет ее.

Маргарет резко выпрямилась:

– Он еще здесь? Вы знаете, куда он пошел?

– Сказал, что хочет спросить о вас в «Безумном зайце». – Джордж дернул головой вправо, а потом собрался уйти. – Это дальше по нашей улице.

Маргарет встала так поспешно, что опрокинула стул.

– Пошли, – сказала она Ангусу. – Нужно догнать его. Если он проверит все трактиры и не найдет меня, он уедет отсюда. И я никогда не получу этого письма, и…

Ангус положил ей на плечо тяжелую успокаивающую руку.

– Кто знает, что вы здесь?

– Только мои домашние, – прошептала она. – Господи, вдруг с кем-то из них случилось что-то ужасное? Я никогда себе не прощу. Вы не понимаете, Ангус. Я за них в ответе, и я никогда не смогу себе простить, если…

Он сжал ее руку, и почему-то от этого сердце у нее стало биться медленнее.

– Почему бы нам не выяснить, что может сообщить этот посланный, а потом уже впадать в панику?

Это «нам» почти успокоило Маргарет, что показалось ей крайне удивительным. Она поспешно закивала:

– Верно. Ну пойдемте же.

Он покачал головой:

– Я хочу, чтобы вы остались здесь.

– Нет, это невозможно. Я…

– Маргарет, вы дама, путешествующая без сопровождающих, и… – Он увидел, что она собралась возразить, и продолжил: – Нет, только не говорите, что вы все можете. Я никогда в жизни не встречал женщин, которые все могут, но это еще не означает, что люди не попытаются воспользоваться вашей беззащитностью. Кто знает, на самом ли деле этот посланный тот, за кого себя выдает?

– Но если это действительно посланный, он не отдаст письмо в ваши руки. Оно же адресовано мне.

Ангус пожал плечами:

– Тогда я приведу его сюда.

– Нет, я не могу. Для меня невыносимо чувствовать свою бесполезность. Если я останусь здесь…

– Мне так было бы легче, – прервал он ее.

Маргарет судорожно сглотнула, пытаясь не обращать внимания на то, как тепло и заботливо прозвучал его голос. Почему этот противный тип такой славный? И почему ей не все равно, будет ли ему легче от ее решения?

Но ей не все равно, черт бы его побрал!

– Хорошо, – медленно проговорила она. – Но если вы не вернетесь через пять минут, я приду за вами.

Он вздохнул:

– Иисусе, виски и Роберт Брюс, неужели вы не можете дать мне десять минут?

Она улыбнулась:

– Ну хорошо, десять.

Он весело указал пальцем на ее губы:

– Вы усмехаетесь – значит, не сердитесь на меня.

– Вы только принесите мне письмо, и я буду любить вас вечно.

– Ох, ты. Ну ладно. – Он пошел к двери, остановился и сказал: – Проследите, чтобы Джордж никому не отдал мой кранахан.

Маргарет заморгала, а потом ахнула. Господи, неужели она только что пообещала любить его вечно?

Ангус вернулся на постоялый двор через восемь минут, неся в руке письмо. Убедить посланного отдать письмо оказалось делом нетрудным; Ангус сказал только – с определенной твердостью, – что он является покровителем мисс Пеннипейкер и что передаст ей письмо.

Не лишним оказалось также и то, что Ангус был на добрый фут выше посланного.

Маргарет сидела там, где он ее оставил, постукивая пальцами по столу и не обращая внимания на две большие миски с кранаханом, которые Джордж поставил перед ней.

– Прошу вас, миледи, – весело сказал Ангус, подавая ей письмо.

Она, должно быть, погрузилась в свои мысли, потому что вздрогнула и слегка помотала головой, а потом протянула руку за письмом.

Оно действительно было из дома. Ангусу удалось получить эти сведения от посланного. Ангус не встревожился, потому что письмо было не срочным; посланный сообщил – когда Ангус еще раз спросил его, – что письмо очень важное, но что женщина, которая дала ему это письмо, не казалась сильно встревоженной.

Он внимательно смотрел, как Маргарет дрожащими руками сломала печать. Ее зеленые глаза быстро пробежали по строчкам – дочитав письмо до конца, она несколько раз быстро моргнула, издала гортанный сдавленный звук и изумленно сказала:

– Не могу поверить, что он это сделал.

Ангус решил, что лучше соблюдать осторожность. По ее реакции нельзя было решить, собирается она закричать или заплакать. Поведение мужчин и лошадей предсказать нетрудно, но только Господь Бог может разобраться в ходе мыслей женщины.

Он назвал ее по имени, и она в ответ швырнула ему два листочка бумаги.

– Я убью его, – сказала она. – Если он еще жив, я непременно убью его.

Ангус посмотрел на листочки.

– Прочтите сначала конец, – с горечью сказала Маргарет. Он перевернул листок и принялся читать.

Радерфорд-Хаус, Пэндл, Ланкашир

Моя дорогая сестрица,

это письмо доставил нам Хьюго Трамптон. Он сказал, что ему строго приказали не приносить его до тех пор, пока со времени твоего отъезда не пройдет целый день.

Прошу тебя, не нужно ненавидеть Эдварда.

Желаю удачи.

Твоя любящая сестра Алисия Пеннипейкер.

Ангус вопросительно поднял глаза:

– Кто такой Хьюго Трамптон?

– Лучший друг брата.

– А-а… – Он взял второе письмо, которое было написано явно мужской рукой.

Трамптон-Холл, близ Клайдеро, Ланкашир

Моя дорогая Маргарет,

с тяжелым сердцем пишу эти слова. Ты, конечно, уже получишь мою записку, в которой я сообщаю тебе о моем отъезде в Гретна-Грин. Если ты поступишь так, как я думаю, то уже будешь в Шотландии, когда прочтешь это письмо.

Но я не в Шотландии, и у меня никогда не было намерений бежать туда. Я уезжаю завтра в Ливерпуль и поступаю в Королевский флот. Свою долю наследства я потрачу на покупку офицерского патента.

Я знаю, ты никогда не хотела для меня такой судьбы, но теперь я взрослый человек и в качестве такового могу сам выбрать свое будущее. Я всегда знал, что создан для военной жизни; я с детства жаждал служить своей стране.

Надеюсь, ты простишь мой обман, но я знал, что ты поедешь за мной в Ливерпуль, если узнаешь о моих истинных намерениях. Такое прощание осталось бы для меня мучительным воспоминанием на всю жизнь.

Лучше поступить так, как я поступил.

Твой любящий брат Эдвард Пеннипейкер.

Ангус посмотрел в подозрительно блестящие глаза Маргарет:

– У вас есть какие-нибудь идеи?

– Никаких. – Голос ее при этом дрогнул. – Неужели вы думаете, что я пустилась бы в это безумное путешествие, если бы знала, что он уехал в Ливерпуль?

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Вернусь домой, конечно. Что еще мне остается? Теперь он уже, наверное, на полпути к Америке.

Это, конечно, было явным преувеличением, но Ангус решил, что она имеет на это право. В такой ситуации говорить в общем-то было не о чем, поэтому он пододвинул к ней миску с пудингом:

– Поешьте кранахана.

Маргарет посмотрела на миску:

– Вы хотите, чтобы я поела?

– Лучшего просто не придумаешь, Вы же не прикоснулись к хаггису.

Она взяла ложку.

– Неужели я такая ужасная сестра? Неужели я такой ужасный человек?

– Конечно, нет.

– Но почему ему захотелось заставить меня поехать в Гретна-Грин, лишь бы он мог спокойно уехать из дома?

– Думаю, что вы горячо любимая сестра, – ответил Ангус, отправляя в рот кусок кранахана. – Зверски вкусно. Попробуйте.

Маргарет погрузила ложку в кранахан, но ко рту ее не поднесла.

– Что вы хотите сказать?

– Он слишком любит вас, чтобы вынести мучительное расставание. И похоже, узнай вы о его истинных намерениях, вы оказали бы сильное сопротивление.

Маргарет хотела было воскликнуть, что, разумеется, она оказала бы сопротивление, но вместо этого она только молча вздохнула. Что толку отстаивать свою точку зрения или объяснять, что она чувствует? Что сделано, то сделано, и изменить уже ничего нельзя.

Она еще раз вздохнула и поднесла ложку к губам. Если она что-то и ненавидит, так это такие ситуации, в которых она ничего не может сделать.

– Вы собираетесь есть пудинг или проводите научный эксперимент, как уравновесить ложку в воздухе?

Маргарет заморгала, но прежде чем она успела ответить, у стола появился Джордж Маккаллум.

– Нам нужно прибраться, – сказал он. – Я не хочу вас выгонять, но жена настаивает. – Он с усмешкой посмотрел на Ангуса: – Вы знаете, как это бывает.

– Она еще не доела кранахан.

– Возьмите миску к себе в спальню. Жаль будет, если еда пропадет.

Ангус кивнул и встал.

– Славная мысль. Ты готова, моя радость?

Ложка выпала из руки Маргарет и шлепнулась в миску. Он назвал ее своей радостью?

– Я… я… я…

– Она меня так любит, – сообщил Ангус Джорджу, – что иногда теряет дар речи.

Маргарет смотрела на него во все глаза, а он довольно пожал своими мощными плечами и сказал:

– Что мне остается делать? Я ее подавляю.

Джордж фыркнул, а Маргарет зашипела.

– Будьте осторожны, – посоветовал трактирщик Ангусу, – иначе в результате вам придется мыть волосы лучшим кранаханом моей жены.

– Хорошая мысль, – бросила Маргарет.

Ангус засмеялся, встал и подал ей руку. Он почему-то понимал, что лучший способ отвлечь Маргарет от горестных мыслей – это заставить ее ощетиниться из-за новой шутки насчет того, какая она преданная жена. А если еще и упомянуть при этом младенца, она скорее всего вообще забудет о брате.

Он уже приготовился было проехаться на эту тему, но заметил, что глаза у нее блестят от негодования, и отказался от своего намерения. В конце концов, неплохо подумать о собственной безопасности, а вид у Маргарет был такой, словно она готовится причинить ему телесное увечье – или по меньшей мере швырнуть в него миской с кранаханом.

Но Ангус с радостью принял бы на себя пудинговый залп, если бы при этом Маргарет перестала думать о своем брате, пусть и ненадолго.

– Пойдем, милая, – спокойно проговорил он. – Не будем мешать этому доброму человеку – ему нужно закрыть заведение на ночь.

Маргарет кивнула и встала, крепко сжав губы. У Ангуса создалось впечатление, что она с трудом держит себя в руках и потому молчит.

– Не забудь свой кранахан, – добавил он, указывая на ее миску и беря свою.

– Вы лучше возьмите и ее миску, – усмехнулся Джордж. – Не нравится мне выражение ее глаз.

Ангус принял совет и взял другую миску тоже.

– Прекрасная мысль, дружище. Жене придется идти, не опираясь на мою руку, но, думаю, она справится?

– Ох, да. Этой-то не требуется, чтобы мужчина указывал ей, куда идти. – Джордж подтолкнул Маргарет локтем и улыбнулся с видом заговорщика. – Но все равно это мило, да?

Ангус увлек Маргарет из столовой, пока дело не дошло до смертоубийства.

– Почему вы считаете необходимым то и дело подшучивать надо мной таким образом? – сердито спросила она.

Ангус свернул за угол и подождал, пока она начнет подниматься по лестнице, а потом пошел следом.

– Это отвлекает вас от мыслей о брате, ведь так?

– Я… – Она от изумления раскрыла рот и посмотрела на него, словно никогда в жизни не видела человеческого существа. – А ведь это правда.

Он с улыбкой протянул ей одну из мисок с пудингом и начал рыться в кармане в поисках ключа от комнаты.

– Вы удивлены?

– Тем, что вы делаете это ради меня? Нет.

Ангус медленно обернулся. Ключ еще торчал в замке.

– Я хотел спросить, удивились ли вы, что забыли о брате, но ваш ответ мне нравится больше.

Маргарет задумчиво улыбнулась и дотронулась до его руки:

– Вы хороший человек, сэр Ангус Грин. Иногда невыносимый… – Она чуть было не фыркнула, увидев его притворно-сердитый взгляд. – Нет, по большей части невыносимый, если уж быть точной, но все равно хороший.

Он толкнул дверь и поставил миски с кранаханом на стол.

– Пожалуй, мне следовало предоставить вам возможность выйти из себя и дать вам перерезать мне горло?

– Да нет. – Она устало вздохнула и села на кровать; еще одна прядь ее длинных каштановых волос выскользнула из прически и упала на плечо. Ангус смотрел на нее, и сердце у него ныло. Маргарет казалась такой маленькой и беззащитной, такой ужасно грустной. Этого он не мог вынести.

– Маргарет, – сказал он, садясь рядом с ней, – вы сделали все, что могли, чтобы вырастить брата… сколько на это ушло лет?

– Семь.

– Теперь пришло время позволить ему стать взрослым и самому принимать решения – правильные и неправильные.

– Вы же сами сказали, что юноша в восемнадцать лет не знает себя.

Ангус подавил вздох. Самая противная вещь на свете – это когда тебе припоминают твои же слова.

– Мне бы не хотелось, чтобы он женился в таком возрасте. Господи, ведь если бы он сделал неправильный выбор, ему бы пришлось всю жизнь жить с ним – то есть с ней!

– А если он сделал неправильный выбор, поступив во флот, сколько времени ему придется жалеть об этом? – Маргарет подняла к нему лицо. Глаза на этом лице казались невероятно большими. – Он ведь может погибнуть, Ангус. Где-нибудь какой-нибудь глупый человек захочет подраться с каким-нибудь другим глупым человеком, а моего брата пошлют это улаживать.

– Маргарет, любой из нас может умереть хоть завтра. Я могу выйти из этого трактира, и меня забодает бешеная корова. Вы можете выйти из этого трактира, и вас убьет молнией. Нельзя жить и бояться таких вещей.

– Да, но мы можем свести риск к минимуму.

Ангус поднял руку, чтобы провести ею по своим жестким волосам – он часто повторял этот жест, когда уставал или был раздражен. Но почему-то его рука двинулась слегка влево, и он коснулся волос Маргарет. Они были прямые и тонкие, шелковистые на ощупь, и их, оказывается, было гораздо больше, чем ему представлялось сначала. Шпильки, поддерживающие прядь, выпали, и волосы каскадом упали ему на руку.

Прикосновение этих волос доставляло ему истинное наслаждение. Оба сидели, затаив дыхание.

Взгляды их встретились. Зеленые глаза встретились с темными, совершенно черными глазами. Никто не сказал ни слова, но Ангус наклонился вперед, медленно сокращая разделяющее их расстояние, и оба поняли, что сейчас произойдет.

Он ее поцелует.

И она не будет противиться.

Глава 5

Он прикоснулся к ее губам очень легко. Если бы он прижал Маргарет к себе, впился бы в ее губы, она, быть может, и оттолкнула бы его, но эта легкая, как перышко, ласка покорила ее душу.

Внезапно Маргарет охватило странное чувство – как будто тело, которое принадлежало ей двадцать четыре года, больше ей не принадлежит. Кожа словно натянулась, сердце чего-то страстно ждало, а руки… ах, как хотелось ее рукам прикоснуться к тому, кто ее целовал.

Она знала, что он горячий, что мышцы у него как у статуи, а не как у человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы уничтожить ее одним ударом кулака… и почему-то при мысли об этом она испытывала восторженный трепет… быть может, потому, что теперь он обнимал ее так осторожно, с таким уважением.

Она на миг отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них пылала жажда чего-то ей неведомого, но она поняла, чего он жаждет.

– Ангус, – прошептала она и подняла руку, чтобы погладить его по загрубевшей щеке. Его темная щетина, густая и жесткая, была совершенно не похожа на щетинку ее брата в тех редких случаях, когда она видела его небритым.

Ангус накрыл рукой ее руку, а потом слегка повернул голову и коснулся губами ладони. Она видела его глаза над кончиками своих пальцев. И эти глаза задавали вопрос и ждали ее ответа.

– Как это могло случиться? – прошептала она. – Я никогда… я никогда не хотела…

– А теперь хотите, – тоже шепотом ответил он. – Теперь вы хотите меня.

Она кивнула, изумленная его предположением, но не в состоянии солгать. Он смотрел на нее, и его глаза проникали, казалось, прямо ей в душу, это было необыкновенно. Она поняла, что в этот момент никакая ложь между ними невозможна. Не в этой комнате, не в эту ночь.

Она облизнула губы.

– Я не могу…

Ангус коснулся пальцем ее губ.

– Не можете?

От его насмешливого тона ее сопротивление растаяло, и она припала к нему, отдалась его сильным объятиям. Больше всего ей хотелось отбросить все свои принципы, все идеалы и нравственные ценности, которым она хранила верность до сих пор. Она могла бы сейчас забыть, кто она такая, забыть обо всем, что ей дорого, и остаться с этим человеком. Она перестала бы быть Маргарет Пеннипейкер, сестрой и опекуншей Эдварда и Алисии Пеннипейкер, дочерью покойных Эдмунда и Кэтрин Пеннипейкер. Она перестала бы быть девушкой, которая носит пищу беднякам, каждое воскресенье посещает церковь и каждую весну засаживает цветами аккуратные ровные грядки в своем саду.

Она могла бы перестать быть той, которой была, и стать, наконец, женщиной.

Искушение было очень сильным.

Ангус провел загрубевшим пальцем по ее сдвинутым бровям.

– Какая вы серьезная, – пробормотал он и коснулся губами ее лба. – Я хочу разгладить поцелуями эти морщинки, прогнать ваши тревоги.

– Ангус, – быстро сказала она, чтобы успеть высказаться прежде, чем утратит способность соображать, – есть вещи, сделать которые я не могу. Вещи, которые мне хочется сделать или мне кажется, что хочется. Я не уверена, потому что никогда этого не делала, но я не могу… Почему вы улыбаетесь?

– Разве?

Вот пройдоха, ведь знает же, что улыбается. Он беспомощно пожал плечами:

– Это только потому, что я никогда не встречал человека, настолько сбитого с толку, как вы, Маргарет Пеннипейкер, и настолько при этом очаровательного.

Она собралась было возразить, потому что не знала, понимать ли его слова в хвалебном смысле, но он положил палец ей на губы.

– Ах-ах-ах, – сказал он. – Теперь помолчите и выслушайте меня. Я собираюсь поцеловать вас, вот и все.

Сердце у нее воспарило и тут же рухнуло.

– Только поцеловать?

– Нет, это никак не может быть просто поцелуем.

От его слов ее бросило в дрожь, она подняла голову и протянула к нему губы.

Ангус шумно втянул в себя воздух и посмотрел на ее губы, словно в них заключались все искушения ада и все райское блаженство. Он поцеловал ее еще раз, но на этот раз уже не сдерживал себя. Его губы вовлекли ее в алчный, властный танец желания и страсти.

Он понимал, что нужно действовать медленно, и как бы тело его ни кричало от вожделения, он знал, что эта ночь ничем не кончится. Но он не мог отказать себе в удовольствии ощутить ее маленькое тело под собой и опустил ее на кровать, не отрывая от Маргарет своих губ.

Он собирался только поцеловать ее, раз уж ему ничего другого не остается, а потом будь он проклят, если этот поцелуй не продлится всю ночь.

– Ох, Маргарет, – простонал он, проводя рукам по ее стану, бедрам. – Моя милая Маргарет…

Он осекся и поднял голову. И спросил, усмехнувшись кривой мальчишеской улыбкой:

– Можно, я буду называть вас Мегги? Маргарет – это так трудно произносить.

Она смотрела на него, тяжело дыша, не в состоянии что-либо сказать.

– Маргарет, – продолжал он, проводя пальцем по ее щеке, – это такая женщина, которую мужчина хочет иметь рядом с собой. А вот Мегги… Мегги мужчине хочется иметь под собой.

Понадобилась восьмая доля секунды, чтобы она сказала:

– Вы можете называть меня Мегги.

Он нашел губами ее ухо, его руки обняли ее.

– Добро пожаловать в мои объятия, Мегги.

Она вздохнула, глубже уйдя в матрас от этого движения, и отдалась моменту, мерцанию свечи и сладкому запаху кранахана, отдалась сильному и властному человеку, покрывающему ее своим телом.

Его губы скользнули по ее шее, потом ниже, туда, где шея переходит в плечо. Кожа у нее казалась очень светлой рядом с черной шерстью его рубашки. Теперь от рубашки много дней будет пахнуть Маргарет, а потом, когда запах выветрится, достаточно будет вспомнить об этом моменте, чтобы бросило в жар.

Ангус расстегнул несколько пуговок, чтобы обнажить самое начало впадинки между ее грудями. На самом деле то была не более чем тень, смутное темное пятно, которое намекало на чудеса, находящиеся ниже, но даже этого было достаточно, чтобы по жилам пробежал огонь, чтобы тело напряглось.

Еще две пуговки высвободились из петель, и Ангус провел губами по обнаженной коже, не переставая шептать:

– Это только поцелуй. Только поцелуй.

– Только поцелуй, – как-то странно, с придыханием повторила Маргарет.

– Только поцелуй, – согласился он, расстегивая еще одну пуговку, чтобы можно было поцеловать всю глубокую впадинку между грудями. – Я все еще только целую вас.

– Да, – простонала она. – О да. Продолжайте целовать меня.

Он расстегнул все пуговицы, обнажив ее маленькие, но изящно округлые груди.

– Господи, Мегги, на мне эта рубашка никогда не выглядела так хорошо.

Под его пылким взглядом Маргарет слегка напряглась. Он смотрел на нее, словно она была каким-то неведомым и дивным существом, словно она обладала чем-то таким, чего он никогда не видел раньше. Если он прикоснется к ней, будет ее ласкать или хотя бы поцелует, она растает в его объятиях и потеряет себя в этом моменте страсти. Но пока он просто смотрит на нее, а она смущенно сознает, что совершает что-то такое, что совершить ей никогда не приходило в голову.

Она знает этого человека всего несколько часов, и при этом…

У нее перехватило дыхание, она прикрылась и сказала:

– Что я наделала!

Ангус поцеловал ее в лоб.

– Не нужно ни о чем жалеть, моя милая Мегги. Что бы вы ни чувствовали, нельзя, чтобы среди этих чувств было сожаление.

Мегги. Мегги не подлежит осуждению со стороны общества просто потому, что ее так воспитали. Мегги ищет собственную судьбу и собственные наслаждения.

Маргарет едва заметно улыбнулась и опустила руки. Наверное, Мегги не легла бы с мужчиной до венчания, но момент страсти она, конечно, может себе позволить.

– Вы такая красивая, – прорычал Ангус; последний слог он произнес неотчетливо, потому что губы его обхватили ее сосок. Он ласкал её губами, он высказывал свое обожание всеми способами, доступными мужчине.

И тут, когда Маргарет почувствовала, что последние нити ее сопротивления рвутся, он глубоко, с усилием втянул в себя воздух и закрыл ее наготу полами своей рубашки.

Целую минуту он держал полы вместе, тяжело дыша, устремив взгляд на какое-то пятно на стене. Лицо у него было почти измученное, и неопытному взгляду Маргарет показалось, что ему больно.

– Ангус! – нерешительно окликнула она. Она не знала, о чем его нужно спросить, поэтому ограничилась только именем.

– Погодите минутку. – Голос его звучал хрипловато, но почему-то Маргарет поняла, что он на нее не сердится. Она помолчала. Потом он снова повернул к ней голову и сказал: – Мне нужно покинуть эту комнату.

– Вот как? – удивилась она.

Он коротко кивнул, оторвался от нее и двумя длинными шагами подошел к двери. Он схватился за дверную ручку, но прежде чем открыть дверь, обернулся, собрался что-то сказать…

…но слова тут же замерли на его губах.

Маргарет проследила за направлением его взгляда и увидела, что взгляд этот устремлен на нее. Боже мой, когда он отпустил полы рубашки, рубашка соскользнула с нее. Маргарет снова сдвинула полы, радуясь, что в тусклом свете свечи не видно, как она вспыхнула от стыда.

– Заприте за мной дверь, – велел он.

– Да, конечно, – сказала она, вставая. – Вы заприте, а ключ возьмите с собой. – Она одной рукой шарила по столу, а другой придерживала ворот рубашки.

Он покачал головой:

– Ключ оставьте при себе.

Она шагнула к нему.

– Оставить при себе… вы что, с ума сошли? Как вы войдете сюда?

– Никак не войду. В этом-то все и дело.

Маргарет несколько раз открыла рот, потом закрыла и сказала:

– Где же вы будете спать?

Ангус наклонился к ней, от его близости на нее пахнуло жаром.

– Я не буду спать. В этом-то вся сложность.

– Ох. Я… – Маргарет была не настолько невинна, чтобы не понять, о чем речь, но, конечно, не была настолько опытна, чтобы понять, как нужно отвечать в такой ситуации. – Я…

– Интересно, там опять дождь? – спросил он.

Маргарет заморгала от такой быстрой перемены разговора. Она наклонила голову набок, прислушиваясь к легкому шороху дождя по крыше.

– Я… да, кажется, дождь.

– Хорошо. Лучше, чтобы было холодно.

И с этими словами он нетвердой походкой вышел из комнаты.

Маргарет постояла с минуту, окаменев от изумления, после чего подбежала к двери и высунула голову в коридор – как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокая фигура Ангуса исчезает за углом. Маргарет немного задержалась в дверях, не понимая, в сущности, чему она так удивляется – тому ли, что он ушел так неожиданно? Или тому, что она позволила ему вольности, какие никогда не позволила бы никому, кроме мужа?

В действительности же дело было в том, что она просто понятия не имела, что такие вольности вообще существуют.

Или, может быть, подумала она в смятении, может быть, на нее и впрямь подействовало ошеломляюще, что он был так… да, так восхитителен, она даже не заметила, как эта рубашка сползла с нее, что ее груди торчали напоказ всему свету.

Или хотя бы напоказ Ангусу…

Маргарет вздрогнула и закрыла дверь. Потом немного подумала и заперлась. Об Ангусе она не волновалась. Он, должно быть, в дурном настроении, но никогда и пальцем ее не тронет.

Маргарет не понимала, откуда она это знает. Знает, и все тут.

Но никто не знает, какие головорезы и идиоты могут встретиться на постоялом дворе, особенно в Гретна-Грин, который, как ей казалось, видел больше идиотов, чем положено одному городу, поскольку сюда все бегут венчаться.