Текст книги "Οβίδιος. Тайна золотого времени"

– Успокойтесь, дорогая, – ласково сказал он. – Здесь вас никто не обидит. Знаете, я тут вспомнил Уильяма Шекспира. Он как никто другой мог сказать такое. Вот послушайте.

 
O, never say that I was false of heart,
Though absence seem›d my flame to qualify.
As easy might I from myself depart
As from my soul, which in thy breast doth lie:
That is my home of love…
For nothing this wide universe I call,
Save thou, my rose; in it thou art my all.[24]24
  Сонет В. Шекспира (сонет 109).
  Вариант перевода:
Меня неверным другом не зови.Как мог я изменить иль измениться?Моя душа, душа моей любви,В твоей груди, как мой залог, хранится.Ты – мой приют…Что без тебя просторный этот свет?Ты в нем одна. Другого счастья нет.

[Закрыть]
 

Лусия затихла и только иногда всхлипывала, прижатая к широкой груди Роберта Льюиса. Когда-то ей тоже кто-то читал стихи. Ну, да, это был Коран и всё же, – думала она и тут вдруг поняла, чего ей не хватает на самом деле. Ей не хватало синих, бездонных глаз, которые так смотрели на нее!.. Уж более точно, чем Вильям Шекспир, это состояние никто не мог передать!

Девушка высвободилась из объятий Роберта Льюиса и, смахнув последние слезы, выдохнула:

– Почему же вы так долго не приезжали?

– У меня, у нас большие проблемы.

– О которых, вероятно, я ничего не должна знать?! Вы хотя бы могли написать письмо?

– Нет, не мог. Вы и не представляете, что я пережил за этот последний месяц!

– И что же?

Роберт Льюис поднялся с кресла и стал отряхивать рубашку, которая была вся мокрая от слез девушки.

– Я вложил значительную сумму денег в торговую кампанию «Викенд». Может быть, вы слышали о ней? Это ведущая, довольно преуспевающая английская кампания, которая занимается поставкой товара из Вест-Индии и другими перевозками. Так вот, груз, который я ожидал два месяца тому назад, пропал, бесследно исчез благодаря некоему Сальватору. И это уже второй случай на моем веку, когда я лишаюсь товара благодаря какому-то авантюристу-выродку!

У Роберта при упоминании о пиратах заходили скулы, и он опять сделался бледным, как тогда в библиотеке.

– И что теперь? Вы разорены?!

– К счастью, нет. Кампания уже выплатила половину стоимости товара. Но груза нет и прибыли, естественно, тоже нет.

– Я очень сожалею.

– Это еще не всё. Вы же знаете, как газетчики любят искажать факты! Вы не представляете, сколько мне усилий пришлось приложить, чтобы избежать огласки! Если бы об этом случае узнала общественность, это был бы конец!.. Палата лордов не терпит скандалов.

Лусия хотела возразить, что, напротив, палата лордов не может обойтись без скандалов, но не стала спорить. Она подошла к Роберту и обняла его.

– Вы простите меня за то, что я думала о вас плохо?

Мистер Готорн довольно улыбнулся.

– Надеюсь, мы помирились? – спросил он. – И Вы больше не будете подозревать меня не весть в чем?

Лусия, успокоившись, повторила как некое заклинание:

– Я больше ни в чем не буду подозревать Вас.

Глава 11

Роберт Льюис распорядился, чтобы Лусии приготовили комнату на втором этаже. На том же этаже с противоположной стороны были его рабочий кабинет и спальня. Лусия почти успокоилась, и ей уже почти было стыдно за свое поведение. Она забыла, что иногда (хотя бы иногда!) женщина должна быть слабой. В ее случае многие женщины добивались бы благосклонности и расположения мужчины томными взглядами, вздохами, потоками слез (если так было нужно). Но Лусия думала иначе, думала, что теперь Роберт Льюис просто возненавидит ее.

Но мистер Готорн думал о другом. Какое-то непонятное чувство стало овладевать им. Он испытывал то ли угрызения совести (хотя, впрочем, в чем он виноват?!), то ли чувство жалости, то ли еще что, что он пока не мог назвать каким-либо словом.

Но с той самой минуты, как он увидел плачущую Лусию, он стал думать, как бы изгладить из памяти девушки встречу с Иоанной Сноурсон. Модистка была хороша, но он не мог допустить, чтобы из-за глупой сцены свадьба не состоялась.

Роберт пообещал себе, что женится так быстро, как это возможно. Поэтому он распорядился, чтобы в дом на Даунинг-стрит и везде, где он мог бы появиться вместе с Лусией, не пускали Иоанну. К тому же, модистка уже исполнила работу: платье нежнейшего абрикосового цвета было готово и ждало законную обладательницу.

Будучи знатоком женщин и обладая тонким вкусом, Роберт не мог не видеть, как Лусия красива. В ее внешности было что-то от Мадонны (тот же чистый, нежный взгляд, та же улыбка, врожденная грация) и в то же время его удивляли ее совершенные формы тела (как он раньше этого не замечал?!). Конечно, корсеты, которыми безжалостно стягивали себя женщины высшего света, чтобы казаться стройнее, или, наоборот, надевали лишние юбки и рукава, чтобы скрыть излишнюю худобу, – все это совершенно не вязалось с той природной красотой, которой была наделена Лусия.

И теперь, только в мужском костюме он разглядел ее длинные стройные ноги, прекрасную грудь, которую не могла скрыть шелковая рубашка с обилием кружев и – его фантазия уже рисовала картины будущего семейного счастья…

А как она плакала! Сами небеса разверзлись бы, если бы он не успокоил ее. Он мысленно поблагодарил Бога за то, что Лусия не приехала чуть раньше или чуть позже. Тогда одним объяснением он уже не мог бы отделаться.

Итак, на следующее утро, Роберт Льюис стал готовиться к встрече. В цветочном магазине, располагавшемся за углом, на улице Уайтхолл, он заказал роскошный букет из алых и белых роз.

Корзину доставили ровно в срок, к тому моменту, когда по расчетам Роберта Льюиса, Лусия должна была проснуться. И, действительно, когда мисс Вернадес открыла дверь, чтобы узнать, не готов ли завтрак, цветы красовались на дорогом английском ковре кофейного цвета.

Несмотря на то, что ночью Лусия спала очень плохо, терзаемая самыми разными чувствами и сомнениями, цветы сделали дело: глаза Лусии засверкали, и утро перестало казаться таким унылым.

Глаза Лусии засверкали бы еще больше, если бы корзину вручил ей сам Роберт Льюис. Но мистер Готорн уехал рано утром, как ей сообщила служанка, и вернется только к обеду.

Позавтракав в одиночестве, Лусия не стала возвращаться в комнату и решила походить, осмотреть дом. Дом был обставлен с отменным вкусом, и все в доме будто говорило: «Я тоже из Готорнов» и «Я тоже Роберт Льюис».

Роскошная гостиная, из окон которой хорошо просматривалась улица Пэлл-Мэлл и открывался вид на Сент-Джеймский парк, библиотека из палисандра, рядом с которой была спальня Роберта Льюиса, спальни для гостей, просторный холл и вестибюль. И несколько комнат для слуг, располагавшихся в левом крыле дома; коридор выводил к черному входу, через который можно было пройти на соседнюю улицу, соединявшую Уйатхолл с площадью Витенагемота.

Лусия решила пойти погулять по городу. Все-таки, раз ей скоро придется жить здесь, она должна знать Лондон.

Она спустилась вниз и хотела открыть входную дверь, но перед ней предстал дворецкий. «Опять дворецкий. То он не хотел ее впускать, теперь еще что?» – подумала Лусия раздраженно, но не подала вида и мило улыбнулась ему.

Дворецкий тоже мило приветствовал ее, но дверь не открыл.

– Сэр Роберт просил дождаться его возвращения, – учтиво сказал он.

– Сэр Роберт вернется только к обеду, а я хотела бы пройтись немного.

– К сожалению, мисс, я не вправе ослушаться сэра Роберта. Сэр Роберт Льюис обеспокоен тем, что вы можете заблудиться.

И дворецкий снова мило улыбнулся.

Лусия вздохнула. Ну что ж… Она не будет затевать новой ссоры с Робертом. Девушка покорно последовала обратно, в комнату, наслаждаться ароматом белых и красных роз.

Роберт Льюис, как и обещал, вернулся к обеду. На нем был дорогой костюм василькового цвета из тонкой английской шерсти, и парик с прекрасно уложенными локонами. В руках он держал шляпу с огромной брошью из изумрудов. На ногах были сапоги цвета чая с молоком. Если бы этот костюм принадлежал другому владельцу, а не Роберту, то, вероятно, его сочли бы франтом, но холодная красота мистера Готорна позволяла ему играть с модой…

Лусия стояла на лестнице, когда вошел Роберт. Из окна она видела, как к дому подъехала карета, и поспешно выбежала навстречу.

Лусия уже забыла о том, что произошло вчера; почти забыла, отчего она убежала из дома в Йоркшире и что она обнаружила в Лондоне.

Роберт Льюис был очень красив, и его высокая статная фигура являлась предметом обожания многих мисс и миссис в лондонском мире. Его успешной карьере сопутствовали не только блестящий ум, красноречие и деловые связи, но и отчасти – внешность. Король был особенно благосклонен к нему и отмечал его среди других пэров.

Одним словом, Лусии страшно завидовали: безутешная вдова леди Винстон, родственница Карла II, и юная Жаклин Нуарье, рыдавшая в далекой Франции. И Элизабет Теккерей – первая красавица Англии – кусала губы в бессильной злобе что-либо изменить: выбор Роберта Льюиса пал не на нее, как все полагали, а на какую-то испанку, которую никто еще в глаза не видел. Ну а что, в таком случае, говорить о таких, как Иоанна Сноурсон?!

Когда Роберт Льюис увидел Лусию, взгляд его холодных серых глаз заметно потеплел. Похоже, девушка и вправду любит его. Ну что ж. Легче будет обуздать ее характер, вытрясти из нее излишнюю детскость, хотя, конечно же, Лусию еще необходимо было многому научить, тому, что принято, а что не принято делать в высшем обществе.

Ее непосредственность, непринужденность в Лондоне могла казаться почти дикостью. Но, с другой стороны, что еще можно было ожидать от деревенской севильской девчонки?! Если бы из Испании не пришел ответ на его письмо – запрос об установлении личности Лусии, он бы, наверное, счел ее авантюристкой. Дикарка! Он с удовольствием обучит ее светским манерам, ну а пока… пока он не отправил ее обратно в Йоркшир до дня свадьбы, ему предстояло весьма приятное занятие: окончательно влюбить в себя это прелестное ангельское создание.

– Дорогая Лусия, простите, что заставил вас ждать. У меня были срочные дела, иначе бы я никогда не ушел от вас.

– Спасибо за цветы, – только и сказала она ему.

Лусия искоса смотрела на Роберта. Он был какой-то другой. К чему эта наигранная интонация, то ли жалости, то ли сострадания; улыбка, не сходившая с его лица (хотя до этого она редко видела, чтобы Роберт так широко и долго улыбался); та нежность, с которой он поправил прядь ее волос, выбившейся из прически?!

– Что-то случилось? – спросила она.

– Нет. Если бы даже что-то случилось, я все равно бы приехал, как и обещал, к обеду.

– Дворецкий не выпустил меня, – пожаловалась она.

– Он сделал то, что сказал ему я. Вы еще не знаете, как опасно одной совершать прогулки по улицам Лондона.

– Роберт, вы должны знать… Обстоятельства…

– Какие обстоятельства?

– Почему я приехала сюда. Меня снова хотели убить…

– Неужели вас до сих пор не покидает мысль, что кто-то хотел убить вас?! – раздраженно воскликнул он. – Ведь в лесу мы так ничего и не нашли!

– Да, но Феликс…

– Кто такой Феликс?

– Это кот, точнее, тот котенок, которого вы хотели выгнать из дома. Он вырос. Я должна признаться, что он все это время был со мной, и я прятала его в спальне. Так вот… кто-то, кто хотел отравить меня, отравил его, потому что Феликс ел то, что ела я.

– Где логика в ваших словах, дорогая? Объясните.

Лусии пришлось рассказывать о том, что она пережила в Йоркшире. Когда она в третий раз заговорила про кота, Роберт потерял всякое терпение. Его улыбка теперь напоминала гримасу, но Лусия, словно не замечая этого, продолжала:

– Феликс был довольно упрямый, непослушный и любил вкусно поесть. Но Вы не представляете, какой он был ласковый!

– Ну, хватит! Я начинаю уже ревновать к вам кота! Слава Богу, что его больше нет. Вероятно, он умер оттого, что объелся.

Лусия замерла.

– Почему вы так говорите? Вы не верите, что меня хотели убить?!

Роберт замолчал, внимательно посмотрел на нее и, обняв за плечи, попытался успокоить, хотя в нем кипело раздражение. Какой-то кот столько времени занимает мысли его невесты!

– Послушайте, дорогая, милая Лусия. Есть вещи, которые изучаются наукой. Наука говорит нам, как устроен человек, как устроен его внутренний мир. То, что вы думаете, – это всего лишь ваши фантазии, которые, как я теперь понимаю, возникли вследствие того, что вы пережили. Возможно, отчасти в этом и моя вина. Я мало уделял вам внимания. Но обещаю, что отныне я буду больше времени проводить с вами. Если же вы по-прежнему будете продолжать фантазировать на подобные темы, то не вы, а я сойду с ума!

Конечно, Роберт Льюис явно преувеличивал свое сумасшествие, но его слова возымели желаемое действие: девушка замолчала, и больше не вспоминала ни о коте, ни о том, что кто-то хочет ее убить.

Она молчала и в продолжение всего обеда, и после.

В гостиной, где они сидели, ожидая чая, Роберт хотел преподнести ей фамильное кольцо с бриллиантами. И он намеревался уже произнести тщательно продуманную и взвешенную на весах истины речь, когда Лусия снова вспомнила про кота и про случай в лесу. Роберт, не выдержав, назвал все ее опасения – бреднями, и сказал, что его невесте ничего не может угрожать и что подобные подозрения наносят ему оскорбление.

Лусия была вынуждена замолчать, обиженно закусив губу.

Ее затяжное молчание стало беспокоить Роберта Льюиса и, чтобы как-то разрядить напряженную обстановку, он предложил прогуляться по улицам Лондона. Лусия приняла его предложение, правда, уже без удовольствия.

Мощеные улицы Мелл, Пелл-Мелл, Уайтхолл, старинные здания, дворцы и парки не столько пленили воображение девушки, сколько Темза и разводные мосты. Роберт Льюис показал ей только самое лучшее, что было в Лондоне, и вторую, оборотную сторону жизни девушка не видела. Бедные кварталы, биржа, мастерские были на другом берегу реки, поэтому Роберт Льюис не счел нужным (и безопасным!) показывать ей другой Лондон.

Вернулись они поздно вечером, и домоправительница миссис Грей начала уже волноваться. Ужин давно остыл, а убирать со стола, не дождавшись мистера Готорна, никто не посмел.

Лусия смотрела на Роберта и не видела его. Он оживленно говорил, смеялся, а ей почему-то было невесело. Да, прохожие снимали перед сэром Робертом шляпы и расступались, многие провожали их взглядом. Роберт Льюис и сам чувствовал, что в девушке что-то не так, что она напряжена, возможно, за что-то на него обижена. Но Роберт в большей степени был озабочен собственной персоной, чтобы еще что-то заметить в Лусии. Он намеревался сегодня вечером сообщить ей о планах на их совместное счастливое будущее…

И вот, когда Роберт Льюис притянул ее к себе, она совершенно не возражала и по-прежнему молчала.

– Что с вами? – наконец спросил он.

– Нет, ничего, просто немного устала.

Лусия обманывала себя. Воды Темзы взволновали ее куда больше, чем она того хотела. Когда, на мосту она смотрела в воду, когда гуляла в парке, когда смотрела на небо, она видела его. И ей казалось, что сейчас не середина декабря, а знойное лето, и только легкий морской бриз чуть обдувает ее лицо… Поэтому не удивительно, что она даже не заметила, как рука Роберта Льюиса скользнула к груди, а красиво очерченный рот с узкими губами приник к ее шее.

– Что? Что вы делаете?! – воскликнула девушка, придя в себя, и в ужасе отпрянула в сторону. Она совсем не так представляла себе первый поцелуй.

– Простите, не мог удержаться, – улыбаясь, сказал Роберт. – Просто, я думаю, некоторое право у меня все-таки есть.

С этими словами Роберт собрался уже достать фамильное кольцо, когда услышал:

– Простите меня… Я пойду к себе, хорошо?

– Мне хотелось бы с вами обсудить наши планы на будущее, но раз вы устали, то отложим разговор до завтра… Я провожу вас, – сказал он со вздохом и поднялся с дивана, подавая руку Лусии…

Возле спальни мистер Готорн, по обыкновению, чмокнул ее в лоб и, не оглядываясь, пошел в кабинет, ругая себя. Он чуть было не совершил ошибку, хотя, с другой стороны, кто бы устоял на его месте?!

Лусия проследила за удаляющейся фигурой Роберта и только потом закрыла дверь в спальню. Если бы что-то подобное совершил мистер Готорн в другой день, она, наверное, оскорбилась бы, но сегодня ее занимали совершенно иные мысли. Неосознанное влечение к запретному уступило чувству вины и долгому ожиданию чуда…

* * *

Ночью девушке не спалось… Она готова была рыдать безутешно… Хотя по-настоящему у нее не было для этого причин. Все, о чем девушка мечтала и что ей предсказывала Франческа, сбылось или вот-вот должно было сбыться. Но она лежала в постели и думала не о роскошном особняке Готорнов, а о море, о нем. «Я схожу с ума», – думала она, пытаясь отстранить от себя навязчивый образ. Но снова и снова перед ней возникал он. Где он сейчас? Что с ним? Вспоминает ли он ее или уже забыл?

Вдруг ее внимание привлекли какие-то странные шорохи в спальне. Лусия прислушалась. Неужели мыши? Однако мыши не могли так дышать. Дыхание было прерывистым и частым.

Лусия открыла глаза. Огромная тень склонилась над ней. Девушка хотела крикнуть, позвать на помощь, но не смогла. Чьи-то руки в кожаных черных перчатках безжалостно сжали ей рот, а потом накрыли, придавили подушкой. Лусия стала задыхаться. Когда девушка наконец осознала, что происходит, что ее пытаются задушить, она с неимоверной силой, которая только была в ней, отбросила подушку и закричала. И в то же мгновение получила пощечину. Ее сбросили на пол и снова стали душить.

Огромная фигура мужчины сжала, сдавила ее. Лусии нечем было дышать, бессознательно она искала то, что помогло бы ей освободиться. Кожаная зловонная перчатка перекрывала дыхание.

Когда-то это уже было, когда-то ее уже преследовали подобные запахи… Сале… Нападение пиратов… Резкий тягучий, слегка горьковатый запах, вызывающий слезы…

Сопротивляясь дурману, все более захватывавшему ее, Лусия сильно пнула нападавшего в живот и отползла к кровати. Там, возле подушки, лежал нож, с которым девушка не расставалась… Мгновение – и нож уже летел в темноту…

Послышался треск и звон осыпавшихся зеркальных осколков. Огромный грузный мужчина с глухим стоном рухнул на пол…

Наступила гробовая тишина… За окном струился ровный лунный свет, мерцали звезды, блестели мокрые крыши домов… «Авве Мария», – прошептала девушка, с трудом осознавая произошедшее…

Едва отдышавшись, Лусия услышала шаги за дверью. Неужели ее снова хотят убить? Неужели ее убьют?!

За дверью стоял Роберт Льюис с подсвечником в руках.

– Лусия, вы спите? – голос Роберта казался Лусии чересчур раздраженным.

Она не ответила, продолжая всматриваться в темноту, ища глазами того, кто хотел ее убить.

Мистер Готорн распахнул дверь и сразу все понял. Мертвенная бледность покрыла его лицо. Он вошел в спальню, поставил подсвечник на стол и забормотал что-то невнятное.

– Что ж, такое бывает… да, бывает…

– Я прошу вас, посмотрите, кто это.

Мужчина лежал, опрокинутый навзничь, и черное покрывало скрывало его лицо.

– Хорошо, – пробормотал Роберт Льюис, но вместо того, чтобы направиться к распростертому на полу телу, пошел к девушке.

Лусия краем глаза следила за человеком, который еще недавно хотел ее задушить. Но он лежал, не выдавая признаков жизни. «Неужели я его убила?» – пронеслось у Лусии в голове.

И тут черное покрывало медленно сползло с лица покушавшегося на девушку мужчины… Джефферсон. Это был конюх из Йоркшира, грум мистера Готорна.

Тем временем Роберт Льюис медленно приближался, пряча что-то за спиной. Лицо его было бледным, а в глазах читалась тихая ярость. Жуткое подозрение тогда овладело ею. Роберт – это он хотел ее убить!..

Услышав, как по леснице поднимаются, спешат люди мистера Готорна, Лусия сильно оттолкнула Роберта и, не думая, бросилась к раскрытому окну, которое представлялось ей тогда единственным спасением… Прыгнув со второго этажа дома, подгоняемая страхом, хромая (при падении она повредила ногу), Лусия кинулась к Сент-Джеймскому парку, где среди зелени деревьев и кустарников ей легче было затеряться…

Она шла до тех пор, пока не увидела тусклые огни на противоположном берегу Темзы…

* * *

Лусия лежала на соломе в маленьком убогом доме, принадлежавшем мистеру Освальду. Худого, сгорбленного, в лохмотьях старичка, опиравшегося на палку, сложно было назвать мистером и всё же. Разорившийся крестьянин, вынужденный искать себе пропитания в рабочих кварталах Лондона, переживший два пожара, бубонную чуму, оставившую следы на его лице и руках; потерявший жену и сына, естественно, «с радостью» приютил внезапно свалившееся на него Сто одно несчастье. Он отпаивал ее горячим элем, пустой похлебкой с гренками и молил Бога, чтобы несчастная не умерла у него дома.

Через пару дней, убедившись, что здоровью гостьи ничто не угрожает, старик мягко, в вежливой форме указал Лусии на дверь.

– Милая девушка, – сказал Освальд. – Я не знаю, кто вы и как вы здесь оказались. Я не спрашиваю, кто вы и откуда, потому что это не мое дело. Но прошу вас, покиньте мое убогое жилище. У меня нет средств, чтобы кормить вас… у меня вообще нет средств. И если сюда пожалуют охранники правопорядка, то они отберут то единственное, что у меня осталось – этот дом.

Лусия знала, что оставаться в доме мистера Освальда, – это подвергать опасности жизнь доброго старика. Рано или поздно ее найдут. Она не строила иллюзий относительно того, что ее ждет за убийство человека. В лучшем случае – тюрьма. Роберт Льюис употребит все свое влияние, чтобы расквитаться с ней. Что ее слово значит здесь, в Англии? Она – испанка, на нее могут навесить и другие несовершенные ею преступления: обвинение в оскорблении личности, в воровстве, шпионаже и т. п.

С другой стороны, размышляла Лусия, дело может и не дойти до суда. Зачем Роберту Льюису нужно оглашать дело? Он убьет ее, отыщет и убьет, так будет гораздо проще. А о ней никто и ничто не узнает. Все и так считают, что она уже умерла (около года тому назад, погибла вместе с отцом в результате кораблекрушения).

В маленькой головке Лусии рисовались ужасные сцены, которым может подвергнуть ее сэр Роберт Льюис и английское правосудие. Но зачем Роберт Льюис хотел ее убить?! В его поведении были странности, которые Лусия объяснить не могла…

Все оказалось ложью. И его уверения в том, что все будет хорошо, и неудачное объяснение в любви, и попытки оправдаться за появление в доме Иоанны Сноурсон… В сравнении с правнуком, Хилари Готорн теперь казался вполне приличным человеком…

Роберт Льюис ненавидел ее так сильно, что спешил расправиться с ней прежде, чем брачный договор вступит в силу. «Просто он не поверил мне, – думала она с горечью. – Он счел меня самозванкой, претендующей на его состояние и только… Не случайно он старался доказать мне, что я расчетлива и ищу в браке с ним выгоду». И Лусия тяжело вздохнула…

* * *

Вот уже две недели, как Лусия жила в доме Освальда. Как он добр к ней!..

Освальд оставил ее у себя, хотя у него совсем не было средств к существованию. Тогда Лусии пришлось отрезать свои волосы…

В парикмахерской, куда Освальд отнес волосы Лусии, ему заплатили 3 шиллинга. Теперь у них было, что поесть и чем топить дом… Лусии было очень жаль свои роскошные черные локоны, но она предпочла их продать, чем остаться совсем без еды.

Как верно Каталина охарактеризовала ее: Сто одно несчастье! Не только она Сто одно несчастье, а все люди, которые желают ей добра, становятся несчастными. Она приносит только одно несчастье. Как опасно в доме держать черную кошку! Сравнив себя с черной кошкой, девушка кисло улыбнулась. Что ж, пора знакомиться: новая жизнь начинается. Кошка сидела, рассматривая босые ноги, и думала о том, куда ее приведет новый случай…

Лусия снова посмотрела на свои ноги. Они были грязными, в ссадинах и порезах, как у деревенского мальчишки. Лусия осталась без обуви, когда выпрыгивала из окна, и Освальд подарил ей старые, грубые башмаки, а сам ходил босяком.

Кто она теперь? Бродяга, уличная девчонка и только. И что ей теперь делать? Никто ей больше не поможет в Англии, кроме Освальда.

А Освальд… За то время, что Лусия находилась в его доме, он полюбил ее как дочь, и очень часто рассказывал ей о сыне, погибшем во время пожара.

Старик был настолько учтив, что не спрашивал ее о тех странных обстоятельствах, которые привели девушку к другой стороне Темзы. Испанское происхождение Лусии было очевидно, но Освальд не задавал вопросов, и Лусия была очень благодарна ему за это.

Видя любовь и заботу старика, она пообещала себе, что если останется жива, если сможет вернуться домой, то сторицей вернет долг мистеру Освальду, а если у нее когда-нибудь будут дети, то она непременно назовет сына Освальдом. Старик же, слушая ее, только грустно улыбался в ответ…

Через месяц Освальда не стало. Он умер от чахотки, и Лусии, с опухшими от бесконечных слез глазами, дрожащей от холода и голода, пришлось оплакивать старика… Жутко и горько было остаться одной…