Текст книги "Грешный любовник"

Ей казалось, что кровь в ее жилах холодеет.

– Вы полагаете, что я смогу сделать то, что не смогли другие?

– Я в этом уверен, иначе никогда бы не предложил вам заняться таким делом. – Он снова отхлебнул бренди. – Я вовсе не ожидаю, что вы станете подвергать себя опасности, поскольку доверяю вашему благоразумию.

«Подвергать себя опасности!» Она внимательно изучала лицо герцога и видела на нем страх за нее, который он пытался скрыть. Боже, как же хорошо она его знала!

– Вы думаете, Давенби просто расскажет мне все свои тайны?

– Я думаю, что вы не менее умны, чем он. Я думаю, что вы одна сумеете проникнуть в его душу.

– Не укладываясь с ним в постель, продолжая выдавать себя за мужчину? – осведомилась она сухо.

– Почему бы и нет? – Герцог запрокинул голову и допил остатки бренди. – И я на самом деле уверен, что вы сможете выполнить задание, не подвергая себя риску. Я никогда не смогу простить себе, если с вами что-нибудь случится, Сильвия.

– Да, ваша милость, я знаю. Он улыбнулся.

– Возможно, теперь вы понимаете, почему мужчины время от времени с излишним усердием отдают должное бренди?

– Вы не должны забывать, ваша милость, что я знаю мужчин очень хорошо. – Сильвия забрала у него пустой стакан.

– А все-таки мы добьемся своего, и Давенби кончит жизнь на виселице, – услышала она зловещие слова Ившира.

Сильвия вздрогнула. Она поставила пустой стакан герцога на буфет и взяла свой пудреный парик.

– В доме он не держит ничего компрометирующего. Я уже все обыскала. Однако обещаю вам, что сумею все узнать, как только он наймет меня в качестве секретаря.

Герцог так и подпрыгнул.

– Он что, уже предложил вам место?!

– Нет, – ответила она, натягивая парик поверх своих тщательно зашпиленных волос, – обязательно предложит.

Не прошло и часа, как лакей принес ответ Мег. Дав прочел его, стоя возле своей пустой постели.

«Какая назойливость с вашей стороны – отвлекать меня от моего нового и прехорошенького прожекта! Хартшем ужасно дуется. Вкладываю в это письмо то, что является ответом на ваш вопрос. Всегда ваша, преданная вам и исполненная сожалений, Мег Грэнхем».

В надушенное лавандой письмо Мег вложила еще один листок. Дав разгладил сгибы и прочитал записку без подписи.

«Ваша светлость поступит благоразумно, если нанесет визит одному известному вам господину, который та еще птица, сегодня днем. По его приглашению еще одна маленькая птичка собирается поселиться в гнездышке, которое ваша светлость привыкла считать своим».

Дав позволил себе криво усмехнуться. Как он и предполагал, Мег вызвали специально и. с таким расчетом, чтобы именно она обнаружила в его спальне парочку незваных гостей. Мало того, ее тревогу подстегнули намеками, что она найдет в доме Дава молодую женщину, которая собирается занять место Мег. То, что в спальне обнаружилась довольно невзрачная француженка со своим лакеем, только усилило гнев и обиду Мег. Наверное, она чувствовала примерно то же, что и он сам, когда узнал, что его променяли на такого щенка, как Хартшем.

Он перечитал записку вновь, затем подошел к камину, в котором сейчас весело горел огонь, прогонявший неприятный ночной холод, и бросил бумагу на угли, глядя, как она превращается в пепел. Струи дождя стекали по оконным стеклам. Через пять минут Дав потихоньку вышел из дома, закутанный в темный плащ поверх шелкового камзола.

Дав шагал к тому неизвестному дому, адрес которого ему сообщили носильщики по возвращении. «Джордж» не позволила отнести ее на квартиру, которую он обеспечил ей, в то безопасное место, где юная Берта Дюбуа ждала ее сейчас в полном одиночестве. Она дала его людям адрес дома, расположенного на новой модной площади в фешенебельном районе.

Он довольно быстро обнаружил своего шпиона. Тот терпеливо ждал, стоя под лесами строящегося дома в конце улицы. Завидев приближающегося к нему Дава, человек поднял голову. Воротник его промок насквозь, с подбородка капала вода.

– Отвратительная ночь, – посочувствовал Дав.

– Да, сэр, – ответил соглядатай. – Молодой человек остановился вот здесь, сэр. – И он кивком указал на восемнадцатый номер. – Лакей говорит, в доме званый вечер. Молодой человек явился сюда, чтобы сообщить о выполнении условия пари, заключенного им с леди Шарлоттой Рэмпол, которая проживает в доме на правах гостьи. Они познакомились, по словам лакея, в какой-то гостинице на дуврской дороге. Покинули гостей они вместе, но молодой человек заявил, что ему дурно. Сейчас он должен лежать внизу, в небольшом кабинете, дверь которого заперта. Судя по всему, он спит.

– А окна?

– Горничная, которая понесла ему тазик, хотела посмотреть на его миловидную наружность, но молодой человек не впустил ее. Выйдя позже во двор, она заглянула в окно, чтобы увидеть его. Но ей так и не удалось толком его разглядеть, однако свеча еще горела, а окно закрыто и заперто на задвижку.

Дав ухмыльнулся.

– Как кстати подвернулась такая любопытная горничная.

– Да, сэр. Она к тому же клянется, что слышала храп молодого человека. Не может быть, чтоб он вышел из дома.

Дав натянул треуголку пониже на лоб. Мокрая мостовая сверкала, с крыш капало. Не могла горничная ничего слышать в такой ливень.

Шлепая сапогами по лужам, он обошел дом. Узкая полоска света мерцала меж ставен в одном из окон. Он тихо встал в темном углу подле конюшен и принялся ждать.

Стало совсем поздно. Холод пробирал до костей. Стоять под дождем, превратившимся в мокрый снег, в лужах, покрывшихся корочкой льда, было чертовски неудобно. Наконец свеча в комнате, где предположительно почивала «Джордж», догорела и задняя часть дома погрузилась в еще большую тьму. Может, она, обогатившись на двести гиней, спит сейчас сном невинности, уютно устроившись на кресле-кушетке и в самом деле храпит. Может, все, что она рассказала ему, – истинная правда. Может, она действительно хотела всего лишь заполучить его галстук.

Однако совсем нетрудно закрыть и открыть такое окно снаружи – достаточно всунуть лезвие ножа в щель между рамами, и можно поднять или опустить щеколду, в особенности если предварительно немного ослабить винты.

Но Мег вызвали с расчетом.

Он приготовился ждать всю ночь, если потребуется.

Наконец раздались легкие шаги. Дав отошел еще глубже в тень, шаги все приближались, вот она подошла к дому. Он ухмыльнулся, увидев, как она воспользовалась перевернутым кверху дном тазиком, чтобы уберечь парик от дождя. Она окинула взглядом темные дома, затем вытащила нож для разрезания бумаг из кармана камзола. Ему даже показалось, что он расслышал тихий щелчок щеколды. Ни разу более не оглянувшись, она подняла раму и шагнула через подоконник внутрь.

Ставни тут же затворились. На сей раз, вне всякого сомнения, железный брус опустился в предназначенные для него скобы, надежно запирая окно. Она проникла в дом с быстротой, обличавшей в ней профессионала, и Дава такое обстоятельство встревожило.

Итак, она уже успела перехитрить его один раз. Теперь невозможно узнать, куда она ходила, и нельзя признаться, что он сам прятался здесь по темным углам как какой-нибудь ночной дух.

Размашисто шагая, Дав вернулся на площадь, где выдал своему шпиону обещанную монету и отпустил его. В следующий раз он посадит ей на хвост двух человек. Или отправится следить за ней сам. Дома его поджидала пустая постель и обыск во всем доме. Теперь ясно, что он и интересная молодая особа вступили в весьма опасную игру.

И он – так как все карты у него на руках – победит.

Но, сорвав с нее маску, он безжалостно откроет в ней жар женской страстности, который она носит скрытым в своей груди.

И если его подозрения сколько-нибудь основательны, тогда он в первый раз в жизни будет заниматься любовью с врагом.

Со стороны фасада окна восемнадцатого номера все еще сияли светом, и из них доносился гомон голосов. Дав подошел к парадному крыльцу и стукнул дверным молотком. Лакей отворил входную дверь и уставился на нежданного посетителя, с треуголки которого так и лилась вода, а из-под мокрого плаща посверкивала шпага.

– Добрый вечер, – поприветствовал Дав лакея и вложил в его руку свою визитную карточку. – Будьте так любезны, передайте леди Шарлотте Рэмпол...

Она проснулась от холода и каких-то тихих звуков. В кабинете стояла арктическая стужа. Едва повинующимися пальцами она принялась шарить в поисках своего огнива, и наконец желанный язычок пламени затрепетал над свечкой на маленьком столике возле кушетки. Тени заметались по выстуженным темным углам. Сапоги ее оставались все еще сырыми, а затопить камин она не могла.

Сильвия напялила парик и влезла в мятый камзол, прежде чем отпереть дверь. Весь коридор ярко освещали настенные светильники. Стрелки часов стояли по стойке «смирно»: шесть утра. Рассветет еще не скоро, хотя прислуга уже поднялась и, покинув свои постели на чердаке, спустилась вниз, чтобы вновь зажечь свечи и приняться за растопку каминов и плиты. Начнут они, разумеется, с кухни и спален, а не с холодного кабинета с оледеневшей кушеткой.

Она вернулась в комнатку греть ладони над свечкой и дрожать.

«Но вам должно быть очень хорошо известно, что обаяние и привлекательность суть атрибуты дьявола, причем едва ли не самые полезные для него».

Слова герцога показались ей всего лишь мелодраматичными вчера в его кабинете, но сейчас, в прозаическом холоде зимнего утра, они звучали как похоронный звон.

«Я почитаю уничтожение Давенби своим священным долгом».

В тщетной попытке согреться Сильвия принялась расхаживать по комнатке. Она начала работать на Ившира много лет назад, задолго до того, как его отец умер и он стал герцогом. Франция и Англия находились в состоянии войны. Она отсылала Ивширу информацию о планах французов, о неосторожных или глупых англичанах, сообщала о слухах, ходивших при европейских дворах, и о признаках неудовольствия в германских государствах. Она считала такой способ зарабатывать себе на жизнь интересным и довольно прибыльным, хотя и совершалось все ради блага страны, которую она едва помнила.

Она хмуро посмотрела на свое отражение в зеркале над камином.

– Так ты и на себя самого смотришь сердито? – раздался голос в дверях. – Право, юноша, я сам себе удивляюсь, что с тобой связался.

Сильвия, у которой дыхание сперло, а сердце так и заколотилось при звуке знакомого голоса, подскочила как ошпаренная и обернулась.

Облаченный в свой опаловый шелковый камзол, в аккуратном серебристом парике и при свежем галстуке, изящно повязанном на шее, Роберт Давенби стоял в открытых дверях. Грозный. Требовательный. Улыбающийся. В одной руке он держал подсвечник. Пламя ярко освещало его скулы и линию челюсти. Похоже, ночью он отнюдь не мерз и не испытывал неудобств в отличие от нее.

Он поймал взгляд Сильвии, и тут улыбка его стала еще шире. Он перевел взгляд на свою спутницу.

Леди Шарлотта – с волосами, премило рассыпавшимися по плечам, с раскрасневшимся лицом, – стояла возле него. На плечи она набросила шлафрок, подбитый абрикосового цвета мехом, и меховая оторочка как рама окружала ее белое лицо и нежно ласкала щиколотки и запястья. Наряд производил впечатление небрежно накинутой домашней одежды, хотя не исключено, что такого впечатления добивались, обычно стоя часами перед зеркалом. Впрочем, глаза леди Шарлотты оставались еще сонными, в них мягко сияло удовлетворение, как если б она только что встала из теплой постели.

Пальцы Дава легко коснулись ее руки. Женщина подняла на него глаза. Радостная покорность засияла в ее полуулыбке и проявилась в нежном повороте шеи.

Сильвии показалось, что что-то хрупкое треснуло у нее в сердце.

– Вы слишком добры, леди Шарлотта, – вымолвил Дав. – Я должен извиниться еще раз за моего молодого друга, который так необдуманно потревожил вас вчера вечером.

– Вовсе нет, мистер Давенби, – возразила леди Шарлотта. – Мальчик не имел в виду ничего дурного.

– Мадам, я совсем не сожалею, что поступок молодого друга привел меня сюда и тем самым позволил насладиться вашим восхитительным обществом.

– Но разве вы не останетесь завтракать, сэр?

– После дивного пиршества, которым мы угощались вчера вечером? – Дав наклонился поцеловать ее пальцы. – еще не испытываю голода. Возвращайтесь в постель, миледи. А я разберусь с нашим молодым негодяем.

Леди Шарлотта вспыхнула как девочка.

– До следующей встречи, – промолвила она, и вот уже шаги ее туфелек стихли в коридоре.

– Красивая женщина, – небрежно сообщил он, прислонясь плечом к косяку.

Сильвия не сводила с него глаз. Ее одолела какая-то слабость, почти изнеможение.

– Она влюблена в вас?

– Вряд ли! Последние несколько лет она провела за границей. Вчера мы встретились впервые после ее возвращения. – Он поставил подсвечник на стол.

– Так вы явились вслед за мной сюда вчера вечером?

– Я поспел как раз к ужину: час хотя и не ранний и даже несколько интимный, однако вполне приличный для посещений. Леди Шарлотта заслужила небольшое вознаграждение за то, что ты использовал ее столь недостойным образом, не так ли? – Он открыл серебряную табакерку и взял понюшку. – Ты почувствовал серьезное недомогание, насколько я понял, и потому пропустил ужин. Напрасно!

– Так вы провели с ней ночь?

Глаза его смотрели холодно и вместе с тем весело, как если б он обращался к назойливому слуге.

– Где и как я провожу свои ночи, сэр, вас не касается.

– Это, черт возьми, меня очень даже касается, – заявила она, откидываясь на спинку кресла и вытягивая обутые в сапоги ноги. – Леди Шарлотта предложила мне пари и проиграла его. Она пообещала мне вексель на две сотни гиней. А теперь все, похоже, благополучнейшим образом предано забвению.

– Долг леди аннулирован. Ты знал еще в «Королевском дубе», что такое пари бесчестно.

– Ничего подобного!

– Ну пусть не знал, но я именно так объяснил дело леди Шарлотте. Уж не думаешь ли ты, что я вступил бы в сговор с тобой, для того чтобы обмануть даму? Ты не смог успешно украсть мой галстук. Я сам отдал его тебе. Я удивлен, что ты не счел нужным должным образом объяснить ее милости, как обстояло дело. Теперь она склонна полагать, что пари – просто шутка, за которую она тебя уже простила.

– Вы за меня отказались требовать выигранный мною заклад из-за какой-то чепуховой смехотворной тонкости в вопросах чести? Вы что ж, нарочно решили оставить меня без гроша в кармане?

– Я мог бы упрятать вас в тюрьму за долги, сэр. Но я довел до сведения леди Шарлотты, что ты сегодня же поступаешь ко мне на службу в качестве секретаря. Жалованье я тебе платить не собираюсь, но ты получишь стол и кров в моем доме и будешь служить мне до тех пор, пока не погасишь весь свой долг мне.

Тут она и вовсе перестала дышать. Он предложил ей именно то, чего она добивалась! Она глубоко вздохнула и немного пришла в себя.

– С чего бы вам вдруг предлагать мне место?

Он внимательно рассматривал картину на стене – вороной конь, косящий глазом на миниатюрного конюха.

– Ты образованный молодой человек, не лишенный остроумия и изобретательности. Мне нужен секретарь. Тебе нужно место. Ты, кроме того, должен мне изрядную сумму денег. Идеальное решение проблемы.

– Но вы же считаете, что я способен на бесчестный поступок!

– Полагаю, ты попал в отчаянное положение. Если ты попытаешься надуть меня, я тебя поколочу.

«Стол и кров в моем доме...» Он вошел прямехонько в расставленную ею ловушку, так откуда же у нее чувство, что ее перехитрили?

– А как же Берта Дюбуа?

– Мне понадобятся рубашки. Она также может поселиться под моей крышей и отработать свое содержание иголкой. Она умеет шить?

– Да.

Он повернулся и улыбнулся ей.

– Итак, все улажено. Пошли?

– Постойте. – Она встала и заглянула ему в лицо. – Разве у вас нет уже одного секретаря?

– Я отослал его лорду Хартшему, которому не повредит чуть-чуть лоска.

– Кому-кому?

Его взгляд пронзал как удар шпаги.

– Новому любовнику леди Грэнхем. Подходящий жест, как по-твоему?

Что-то загремело, и в дверях появилась горничная с растопкой и углем, что дало Сильвии возможность немного успокоиться.

– А! – воскликнула она. – Сейчас камин растопят! Горничная присела и покосилась на Дава.

– Растапливайте, растапливайте, – подбадривал он, – хотя мы, увы, не сможем остаться и насладиться его теплом. Пошли, Джордж, нам пора.

Она потерла руки, которые совсем окоченели, хотя к сердцу ее и приливала жарко кровь.

– Наверно, нам можно все-таки сперва совсем немного погреться у камина?

– Зачем? Мне и так тепло.

Он сделал шаг и схватил Сильвию за запястье. Горничная шарахнулась в сторону, гремя совком для угля, а он уже тащил за собой своего нового секретаря прочь из кабинетика, затем по коридору. Лакей вручил ему просторный плащ, а Сильвии ее шляпу, затем распахнул входную дверь. Сноп света упал на темную улицу.

Как только дверь захлопнулась за ними, Дав выпустил запястье Сильвии. Обжигающе холодный снег неспешно падал ей на щеки.

– У вас карета? – спросила она.

– Я не держу кареты. Мы пойдем пешком.

– Но снег же идет!

– Я заметил, – отозвался он.

– Я без плаща.

– Ты мой слуга, Джордж, – голос его звучал насмешливо, – и, полагаю, не собираешься просить, чтобы я отдал тебе свой плащ?

Он круто развернулся и зашагал вперед. И дома, и ограды – все сливалось, укутанное белым одеялом свежевыпав-шего снега. Ни души кругом. Сильвия засунула руки поглубже в карманы, ссутулила плечи и поспешила вслед за Давом.

Под ногами ее скоро захлюпала слякоть. Она совсем не знала Лондона. Темный плащ с треуголкой, маячившие впереди, стали ее единственным путеводителем. Сильвия выругалась и попыталась шагать пошире, чтобы не отстать от своего проводника.

В бальных залах Вены к такому не подготовишься!

Так они шли в полной тишине некоторое время, и вдруг он нырнул в переулок. Новый запах ударил ей в ноздри, и они оказались словно в облаке чего-то теплого и пряного.

Она едва не наткнулась на Дава, когда он вдруг остановился.

– Ты голоден, Джордж? – спросил он. – Замерз?

И принялся колотить в дверь, скрывавшуюся в углублении под небольшим навесом. Снег закружил, побежал по земле поземкой. Ее ноги превратились в ледышки. Дверь с шумом растворилась. Жар и свет хлынули на улицу. Запах пряностей ударил в нос дивным ароматом теплого теста, раскаленной печи и дрожжей. Черное лицо, появившееся в дверях, расплылось в улыбке при виде их.

– Доброе утро, мистер Финч, – поприветствовал Дав. – Моему юному другу совершенно необходим пирог.

Африканец засмеялся и сделал широкий жест рукой. Мука облаком поднялась над его белым передником.

– В таком случае, сэр, вы пришли как раз по адресу. На подгибающихся ногах Сильвия вошла внутрь. Дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной. Дав тут же отошел с мистером Финчем, с которым он перекинулся парой слов.

Подмастерья сновали туда-сюда, таскали уголь, месили и раскатывали тесто, рубили на начинку яблоки, почечное сало, баранину, лук. Угли горели красным. Возле кирпичных печей решетчатые полки гнулись под тяжестью великого множества уже испеченных хлебов и пирогов с хрустящей, зажаристой корочкой. Все запахи смешивались в единое чудное благоухание, от которого текли слюнки.

Сильвия стояла, промокшая до нитки, посреди шума и гомона пекарни и не могла отвести глаз от своего нового хозяина: высокого, худого, внушающего ужас.

Ей страшно хотелось есть.

Глава 4

– Сядь же, – распорядился Дав, вернувшийся, чтобы повесить свой мокрый плащ на крючок возле двери. – Вон туда, на ту бочку подле огня.

Она села там, куда он показал, придвинула ноги поближе к пылающему огню. От сапог ее шел пар. Мистер Финч вручил ей горячий, только вынутый из печи пирог на маленькой деревянной лопатке. Корочка пирога сверкала сахарной глазурью. Ледяными пальцами она неловко отламывала кусочки – приходилось ждать, пока весь пирог немного остынет. Наконец зубы ее впились в теплую cмесь изюма и яблок. Язык ощутил восхитительный вкус пряностей и меда.

– Это минс-пай, – улыбаясь, сказал Дав. – Мой друг Мэтью Финч славится такими пирогами.

– И заслуженно, – проговорила Сильвия. Без особых к тому причин ей вдруг захотелось плакать или смеяться.

– Скоро появятся разносчики-пирожники, – объяснил мистер Финч. – Мы печем всю ночь. Мальчишки продают весь день.

Африканец ухмыльнулся, сверкнув зубами, белыми, как его передник, и пошел приглядеть за новой порцией хлебов.

Сильвия слизнула одинокую изюминку, прилипшую к уголку ее рта, затем без всякого стыда облизала пальцы. Простая благодарность переполняла ее сердце. В этой жаркой, засыпанной мукой пекарне она вдруг почувствовала себя свободной от герцога Ившира, поручавшего своим агентам задания, от которых немудрено лишиться присутствия духа. Свободной, как в детстве.

– Мэтью Финч... – протянула она. – Как же вы познакомились с такой выдающейся личностью?

– Он пекарь, – объяснил Дав.

– Чепуха! Он волшебник. Его пирог просто божествен. А вы не голодны?

– Вчера мы с тобой вместе поужинали в девять. Позже, пока ты дрых в кабинете, обходясь без пищи, я отужинал еще раз с леди Шарлоттой. Я не голоден.

– Неужели вы зашли сюда только ради меня?

– А почему бы и нет? – спросил он. – Ты считаешь меня чудовищем, Джордж?

Кусок пирога едва не застрял у нее в горле. Он употребил именно то слово, которым его назвал Ившир.

– Чудовищем? Отчего же я должен считать вас чудовищем?

– В глазах у тебя сегодня утром появилось что-то такое, словно ты боишься меня.

– Я не боюсь. Я в ужасе от вас.

– Ты считаещь, что я слишком легкомысленно отношусь к женщинам, с которыми сплю?

Чтобы избежать его взгляда, она снова принялась за пирог.

– Леди Шарлотта, может, и сама не прочь. Я даже уверен, что так, но теперь она же совершенно одурела от любви!

Он захохотал, да так, что подмастерья стали оглядываться на них. Она подняла на него взгляд, стараясь не позволить сердцу забиться быстрее. Он выглядел убийственно обаятельным!

– Господи, Джордж! Какое же чувствительное, хоть и непоследовательное, сердечко бьется под твоим промокшим камзолом! Вчера ты утверждал, что женщины менее уязвимы, чем мужчины. И, по-моему, искренне. А теперь ты пытаешься меня уверить, что одного совместного ужина и нескольких карточных партий достаточно для того, чтобы способствовать падению дамы. – И глаза его улыбнулись ей самым безнравственным образом. – Не может быть, чтоб ты и вправду решил, будто один вечер в моем обществе погубил леди Шарлотту Рэмпол безвозвратно!

– Совместный ужин и несколько карточных партий? Вы считаете, что от карточных партий она смотрела на вас сегодня утром так, будто рядом с ней стоит сэр Ланселот собственной персоной?

– Так вот как она на меня смотрела? – Он провел ладонью по деревянной лопатке, собирая осыпавшийся сахар и толченый миндаль, и слизнул его с пальцев. Чувственно. Неспешно. – Странный ты парень, Джордж. Так беспокоишься о нежных чувствах леди Шарлотты, а сам собирался без всякого сожаления ограбить ее на двести гиней.

– Лучше облегчить кошелек, выиграв совершенно честно пари, – не сдавалась Сильвия, – чем, воспользовавшись ее слабостью, затащить в постель и разбить ей сердце.

– Воспользовавшись ее слабостью?

Он забрал у нее деревянную лопаточку и положил на полку. Внезапно ей представилась картина – его сильная ладонь на белой коже леди Шарлотты. Боже, да ведь ей и правда небезразлично все, что связано с ним, и Сильвия встревожилась еще сильнее.

– А как это следует называть?

– Позволь мне успокоить тебя. Я счел за благо не допустить, чтобы ты обманом выманивал у нее деньги, но ее милость наделена не столь уж чувствительным сердцем.

– Откуда вы знаете? Переспали с ней, а теперь в грош не ставите ее чувства?

– Мои решения относительно того, спать ли мне с какой-нибудь дамой или нет, совершенно, как я уже говорил, Джордж, тебя не касаются. Откровенно говоря, я несколько удивлен, что ты оказался не в силах сдержать свое любопытство. – Он снова повернулся к ней, в карих глазах его горело веселье. – Уж не ревнуешь ли ты, Джордж?

– Ну разумеется, нет!

– Вы много потеряли, сэр. Леди Шарлотта просто накинулась бы на такого хорошенького юношу! И какими бы романтическими фантазиями ни была набита твоя голова, опыт оказался бы очень поучительным для тебя. Да ты, часом, не девственник ли, а, Джордж?

Она посмотрела ему прямо в глаза и встала, чувствуя себя полной дурой. Губы ее горели и обрели вдруг такую чувствительность, что, казалось, не смогут сложиться как надо, чтобы произнести даже слово.

– А вот это, – подчеркнула она, – вас не касается.

– Итак, ты дал сдачи и теперь доволен? – Очень живое веселье притаилось в уголках его рта. – Ты согрелся? Ты утолил свой голод?

Она кивнула.

– Тогда пошли домой, сэр, – приказал он. – Я не хочу есть, но после целой ночи, проведенной за очень азартными играми в обществе леди Шарлотты, я не прочь выпить кофе.

Молитвенника уже не оказалось в той комнате подле его спальни, где вчера она находилась в качестве пленницы. И на сей раз здесь было тепло от разожженного камина и ванны с горячей водой.

– Ну, – губки Берта, – хорошую же историю мы вляпались.

– Унас есть крыша над головой. – отбросила свой парик и принялась вынимать шпильки из волос. – У нас есть камин. Ты получишь честную работу, за которую тебе будут платить. Я очень благодарна тебе за то, что ты так хорошо исполнила свою роль вчера, но моя благодарность будет просто безграничной, если ты поможешь мне сейчас стянуть сапоги.

Берта опустилась на колени и стянула с Сильвии сапоги, затем занялась полотенцами, в то время как ее хозяйка снимала с себя один за другим промокшие предметы мужского туалета. Наконец она добралась до повязки, перетягивавшей ее грудь.

– Боже, – произнесла Сильвия, – какое счастье, что природа оделила меня не слишком щедро в этом отношении.

– Ну, все же достаточно, – засмеялась Берта.

Сильвия погрузилась в горячую воду. Ей удалось осуществить первую часть своего плана. Она будет жить в доме Давенби в качестве его личного секретаря. Она завоюет уважение и доверие хозяина. Затем понемногу раскроет все его тайны и передаст герцогу Ивширу все, что необходимо для уничтожения Роберта Давенби.

Он очарователен. Привлекателен. Интересен. Остроумен. Храбр. Умен. Обладает безупречными манерами. Само собой разумеется. Но обаяние и привлекательность суть атрибуты дьявола, причем едва ли не самые полезные для него.

А что, если Ившир ошибается? Сильвия ужаснулась при мысли, что это дело будет самым бесчестным из всех ее дел.

Она опустилась в воду с головой. Герцог еще ни разу прежде не ошибался. Вне всякого сомнения, так будет и сейчас. И все же она сознавала, что вела жизнь, основанную на надувательстве и обмане. И почему-то никогда раньше такие мысли не тревожили ее.

Она вовсе не относилась к романтическим особам. Брак и его последствия излечили ее от иллюзий. Если она и узнала что-то о мужчинах и женщинах, так только то, что хладнокровное манипулирование правит миром.

Чтобы не выйти из образа Джорджа Уайта, она напустила на себя жеманность, которая была совершенно чужда ей. С какой стати она стала бы возмущаться тем, что Дав отужинал с фактически незнакомой женщиной, возможно, потом предавался с ней более интимным развлечениям? Она сама в ее прежней жизни в качестве Сильвии Джорджианы, графини Монтеврэ, и не то выделывала. И бывало, что судьбы наций зависели от ее успеха.

Однако Роберт Давенби зашел в пекарню Мэтью Финча исключительно для того, чтобы купить ей пирог с яблочно-изюмной начинкой и дать отогреть замерзшие ноги, зная, что она голодна и продрогла.

Сильвия вынырнула из воды, отбросила свои длинные мокрые волосы. Глаза у нее щипало, словно влага, обжигающая их, превратилась в самые настоящие слезы.

Дав поднял чашку и вдохнул аромат горячего кофе.

Берта Дюбуа помогала мыться «Джорджу» и, конечно, прекрасно знала, что Джордж Уайт – женщина. Еще знал все таинственный наниматель Джорджа.

Ее маскарад спланирован до мельчайших деталей. В ее саквояжах находилась только мужская одежда, причем вся значительно лучшего качества, чем вчерашний камзол. Она потрудилась даже с жутковатой тщательностью упаковать бритвы и все необходимое для бритья, включая слегка вытершиеся кисточки. Вероятно, знала, что ее саквояжи будут осмотрены.

Дав поставил чашку на стол и подошел к окну открыть ставни. Уже почти рассвело. Снег валить перестал. Лондон скрылся под покровом ледяного тумана.

С нетерпением, острота которого поразила его самого, он бросил взгляд на часы. Раздался стук в дверь.

В свеженапудренном парике, чистой рубашке, камзоле, панталонах зеленого цвета и аккуратных черных туфлях она выглядела как истинный джентльмен. И, должно быть, именно такое впечатление и производила, когда познакомилась с леди Шарлоттой в «Королевском дубе» и заключила пресловутое пари.

Он сел, откинулся в кресле и подверг ее осмотру, заметив красивые ноги.

Молчание все тянулось и тянулось.

Чулки обтягивали ее щиколотки и гладкие женские икры.

Очень, очень красивые ноги.

– Я готов приступить к работе, – проговорила она и добавила: – Сэр.

Он сдержал улыбку и постарался сохранить нейтральный тон:

– Тогда позволь объяснить твои обязанности, Джордж. Твое положение в моем доме предполагает и большую близость к моей особе, и тесное знакомство с моей личной жизнью. Ты будешь работать на меня. Но будешь иногда и сопровождать меня во время выездов в свет. Не исключено, что я попрошу тебя проявить наблюдательность и даже сделать кое-какие заметки.

– Проявить наблюдательность в отношении чего?

– В отношении того, что я укажу тебе, плюс всего, что твой любознательный ум найдет достаточно важным.

– Да, сэр.

– На тебе также будет лежать забота о моих личных нуждах, днем и ночью, поэтому я и поселил тебя в спальне, соседней с моей.

– О ваших личных нуждах?

– Завязывать мне галстук. Брить меня...

– Брить вас?!

Он взял понюшку табаку.

– Право! Что тебя так взволновало? Боишься перерезать мне горло?

– По-моему, я должен стать вашим секретарем, – пояснила она, – а не камердинером.

– Человек, место которого ты занял, совмещал и то и другое.

– Ладно. В сущности, мистер Давенби, я не собираюсь оставаться у вас надолго.

Он положил лист бумаги на стол перед ней.

– Вот опись, – протянул он ей лист бумаги, – моего погибшего гардероба вместе с суммой компенсации.

Она принялась читать документ, и глаза ее широко раскрылись.

– О, – удивилась она. – Да, теперь я вижу. Все только самого лучшего качества. И вы даже включили стоимость галстука, который отдали леди Шарлотте.

– Ну разумеется.

Она засмеялась. И он поразился едкой веселости, которая прозвучала в ее смехе.

– Итак, я сойду в могилу древним, умудренным опытом стариком с седой бородой до колен, так и не успев выплатить вам за все.