Текст книги "Нефрит. Огонь. Золото"

Лейе взмахивает запястьем, и я едва из кожи не выпрыгиваю, когда из его руки вырывается пламя. Несколькими быстрыми движениями он зажигает развешанные по периметру факелы. Я и не заметила, что они там есть. Теперь света достаточно, и можно как следует осмотреться. Я оказалась права насчет пруда. На его берегу стоит стол, а на нем, как ни странно, пустая бронзовая чаша и ведро, заполненное, судя по виду, землей.

– Ты подготовился, – замечаю, разглядывая обстановку. – Уверен, что можно использовать магию в открытую? Разве это не запрещено?

– Не вся магия под запретом.

– Тогда почему мы прокрались посреди ночи в какое-то уединенное место, словно пара преступников?

– Я хотел произвести на тебя впечатление своим умением призывать огонь. – Он наклоняет голову набок и очаровательно улыбается, как будто мы на романтическом свидании. Я бросаю на него испепеляющий взгляд, и он тут же перестает дурачиться, а его холодные и невозмутимые манеры возвращаются. – Запрещена только магия тяньсай. Ты же знала об этом, Ан. К чему ты клонишь?

– Я хочу понять, как набирают священников, – говорю, чтобы выиграть время. – Обязательно владеть магией огня, чтобы вступить в их ряды?

– Огонь предпочтительнее всего, потому что это одно из самых редких умений, и им трудно овладеть, ведь он требует полного контроля над собой. Всецелое владение своим умением также является редкостью и, следовательно, огромным преимуществом. – Лейе шевелит пальцами, и на его руке начинают плясать красивые оранжевые языки пламени, будто от свечей. – А еще нужно пройти испытание, чтобы быть принятым в священство.

– Какое испытание?

– Мне не позволено разглашать тайны Дийе.

– А если бы я захотела стать священником? – интересуюсь скорее из болезненного любопытства, чем из иных соображений.

Лейе прищуривается.

– Не думаю, что твоему отцу это понравится.

Я его не поправляю.

Он кружит вокруг меня, оценивая.

– В идеале ты должна была начать тренироваться еще в детстве, когда твоя магия впервые проявилась…

– Я была слишком занята, пытаясь остаться в живых и скрываясь от вас, священников.

Он кривит губы.

– Почему ты все время оправдываешься, Ан?

– Ничего подобного!

Он снова обходит вокруг меня, и я стараюсь сохранять спокойствие. Лейе останавливается, пронзая меня взглядом.

– Ты боишься, не так ли? Боишься собственной магии. Ты страшишься… самой себя.

– Вовсе нет, – слишком поспешно возражаю, отказываясь признать, насколько он близок к истине.

– Бояться – это нормально. Магия может быть опасной. Толика страха дисциплинирует.

Я стараюсь унять дрожь.

– Боевые искусства помогут тебе в самосовершенствовании, позволят понять собственное тело, его работу, его пределы – твои пределы. Только тогда ты узнаешь, как далеко можешь зайти и когда следует остановиться.

– Так ты собираешься обучать меня боевым искусствам?

– Конечно нет. На это уходят годы, а у нас нет времени. Тебе просто придется компенсировать физические несовершенства магией.

Я скрещиваю руки на груди, прикусывая зубами щеку.

– И чем же ты предлагаешь в таком случае заняться?

– Сначала мы проверим тебя. – Он указывает на ведро и бронзовую чашу. – Земля, вода, ветер, огонь и металл – это элементы усин. Мы уже знаем о твоей способности красть человеческие жизни. Полагаю, было бы полезно выяснить, какие еще умения у тебя могут оказаться, чтобы мы могли начать прежде всего развивать их, пока ты всецело не познаешь степень своей силы.

– Если моя способность красть человеческие жизни поможет мне найти меч, почему бы нам не начать с нее? – ляпаю, не подумав.

– Потому что ты можешь украсть жизнь у всего, что тебя окружает.

На мгновение я перестаю дышать. Так вот почему Лейе привел меня сюда. Вот почему разогнал всех с территории. Если я потеряю контроль над своей магией, никто больше не пострадает. Или не погибнет.

Никто, кроме него.

Отец препоручил меня Лейе не только из-за веры в способности.

Он сделал это потому, что для него этот парень – расходный материал.

– Но ты же здесь, – шепчу я, внезапно похолодев.

– Жертвы неизбежны, госпожа Чжао, – совершенно серьезно произносит Лейе. – В конце концов, мы пытаемся спасти мир.

Глава 13

АЛТАН

В пустыне, когда восход луны встречает закат, на мир снисходит красота. Поверните голову в одну сторону, и увидите на горизонте полосы прохладного синего и пурпурного от глубокого индиго до бледной сирени. Посмотрите в другую сторону, и небо сменит оттенок теплого мандарина на розовый коралл. Взгляните вверх, и два мира плавно сольются друг с другом, сложив свои трепещущие пальцы в молитве.

Сонный и растерянный, открываю глаза и вижу то самое небо. Я больше не в пещере. Нигде нет ни родника, ни воды. Неужели это сон? Или видение, посланное Духовным Зверем?

Я слышу голос матери, напевающей нежный припев из старой колыбельной, а также хихиканье – это смеется моя сестра. Еще я замечаю восьмилетнего мальчика, лежащего на песке на спине и смотрящего вверх. Один глаз у него золотистый и блестит. Рядом с ним маленькая девочка с дерзкой улыбкой.

– Тише, мама спит, – говорит мальчик и показывает на первую из мерцающих звезд. – Вот эта. Если мы пойдем по ней на северо-восток, то найдем дорогу домой.

Девочка фыркает, ее веселость испаряется.

– У нас больше нет дома, Цзынь.

Мальчик садится, и на его лице появляется страдальческое выражение.

– У нас всегда будет дом, пока мы вместе. Мы отыщем дорогу назад, не сдадимся.

– Я никогда не сдамся, – яростно шепчет в ответ девочка. – Мы найдем убийцу отца и заберем то, что принадлежит нам по праву. Мы вернемся домой. – Она сжимает руку мальчика. – До тех пор, пока будем оставаться вместе.

Моргаю, и они исчезают. Я снова один, и у меня сжимается сердце.

В нескольких шагах от меня на песке лежат кости. Птичий скелет, точно такой же, как был в пещере. Он гремит, медленно поднимаясь в воздух, и на моих глазах гигантская птица возрождается к жизни. Она мерцает, полупрозрачная на фоне песка и неба, но ее великолепную фазанью голову и павлиний хвост цвета индиго и изумрудов ни с чем не спутать.

Феникс.

Он смотрит на меня, хлопая пушистыми ресницами над большими золотистыми радужками, и из его раскрытого клюва льется сладкозвучная речь.

«Я знаю, зачем ты здесь».

В моем сознании голос Духовного Зверя напоминает голос матушки.

– Тогда ты должен знать, чего я хочу, – говорю я.

«Путь мести темен. И в мире, и в человеке все должно пребывать в равновесии. Ты должен сохранять свой внутренний свет, покуда возможно. Есть и другие способы обрести мир. Твой может потребовать жертвы большей, чем ты способен принести».

– Я не боюсь. Это единственный выход.

Феникс поднимает лапу и касается когтем моего лба. Я задыхаюсь от мгновенно вспыхнувшей боли. Перед мысленным взором проносится череда давно забытых воспоминаний: мальчик с двумя здоровыми глазами, один из которых глубокого янтарно-золотистого цвета; мальчик с ножом в руке, подносящий его к своему лицу; старик с белоснежной бородой, вбегающий в комнату, слишком поздно, чтобы предотвратить беду…

– Зачем ты это сделал? – спрашивает старик. Мальчик лежит в постели, лицо раскраснелось, лоб вспотел, повязки на голове и глазу заляпаны кровью.

– Я не хочу быть таким, как он, – отвечает он с искаженным от боли лицом.

Старик вздыхает.

– Даже если ты унаследовал его глаза, даже если в твоих жилах течет его кровь, умения Юнь Луна в тебе нет. Мой мальчик… помни, ты – не твой прадед. Ты не Похититель Жизни.

Мальчик не произносит ни слова. Стиснув зубы, он подносит дрожащую руку к лицу, но тут же резко отдергивает, все еще не в состоянии смириться с тем, что натворил.

Воспоминание исчезает.

Феникс убирает коготь, и боль в моей голове рассеивается. Согнувшись пополам, я кладу руки на бедра и заставляю себя дышать. Заставляю себя забыть все снова.

«Сколько еще ты готов потерять, дитя?» – мягко вопрошает феникс.

– Я уже всего лишился. – Опускаю голову, понимая горькую правду своих слов. – Мне больше нечего терять.

Феникс хлопает крыльями, и созданный ими порыв ветра отбрасывает меня назад. Я закрываю руками лицо, чтобы уберечься от песка, но ни единая песчинка не поднимается в воздух.

«Ты хочешь быть императором. Но это все равно что раскат грома среди ясного неба. Начнут происходить неожиданные вещи, объяснения которым не всегда будут такими, какими кажутся. Твоя корона станет бременем. Держа на ладони миллионы жизней, тебе придется принимать трудные решения».

Феникс медленно моргает, и я вижу в его глазах сгорающий в пламени мир.

«Жизнь хрупка, и твоя ладонь может стать как убежищем, так и клеткой. Ты уверен, что готов к этому?»

Я встречаю его пылающий взгляд.

– Да.

«Очень хорошо. Но все имеет свою цену, и твой выбор будет оплачен кровью. Тебе станет трудно дорожить тем, что представляет для тебя наибольшую ценность».

Духовный Зверь снова моргает. Из его глаза вытекает одинокая слеза и лопается, забрызгивая мне лицо. Ноздри щекочет запах свежей травы и меда. Мне делается дурно: ноги слабеют, перед глазами все плывет…

Алтан!

Я под водой. На этот раз действительно просыпаюсь. Мои легкие сжимаются. Не могу дышать. Выныриваю на поверхность, с жадностью хватая ртом воздух. Оказывается, я недалеко от края бассейна, поэтому подплываю к нему и, кашляя, выбираюсь на сухую землю.

Что случилось? Я не помню погружения в источник. Казалось, что я заснул, и мне приснился Духовный Зверь. Но, похоже, я встретился с ним наяву. А голос, который вытянул меня из бессознательного состояния… Я думал, что он принадлежит маме или сестре, но на самом деле он звучит по-другому. Как будто меня позвал кто-то отдаленно знакомый. Перед мысленным взором мелькает лицо девушки из пустыни, но этот образ быстро исчезает, и мне остается лишь разлитый в воздухе запах зелени и меда и голос Духовного Зверя в голове:

«Все имеет свою цену, и твой выбор будет оплачен кровью».

Тан Вэй поднимает лицо от еды и глядит на меня, не веря своим глазам.

– Ты жив.

Я устало опускаю оружие.

– Я думал, ты обрадуешься.

– Я радуюсь. Но тебя так долго не было. Я просто…

– Разочарована, что не представится случая сказать моему трупу: «Я же тебя предупреждала!»

– Ой, замолчи! Я так волновалась. Не следовало мне оставлять тебя там одного. – Она поднимается на ноги и обхватывает меня руками.

Я обнимаю ее в ответ. Вот уж не думал, что столь сильно окажусь рад ее видеть, но это так. В конце концов она отпускает меня и садится обратно, утирая глаза тыльной стороной ладони.

– Ты плачешь? – поддразниваю я.

Тан Вэй отворачивается от меня, громко шмыгая носом.

– Нет.

Я не могу не посмеяться над ее очевидной ложью.

– Посмотри на меня. Я в порядке.

Мой желудок урчит от голода, и это вызывает у нее улыбку.

– Заткнись и ешь. Ты, наверное, умираешь с голоду, – добродушно ворчит она.

Я сажусь на деревянную скамью напротив подруги, придвигаю к себе миски и принимаюсь с жадностью поедать рис с тушеной свининой.

Тан Вэй наклоняется ближе и спрашивает, понизив голос:

– Ты нашел феникса?

– Ммм, – говорю я, запихивая в рот очередную порцию риса.

– Получил желаемое?

– Думаю, да. Узнаю наверняка, когда встречусь с Похитителем Жизни и он обратит против меня свою магию.

Ее лицо бледнеет.

– Все будет хорошо.

Я обвожу взглядом столовую этого убогого постоялого двора. Подавальщик удалился на кухню, а сам хозяин стоит у кассы, подремывая в тусклом свете лампы. Двое других посетителей – местные, я полагаю – сидят с красными лицами. Они так много выпили, что скоро отключатся, не успев ничего подслушать. Иными словами, обстановка располагает к спокойной беседе. Я быстро доедаю остатки пищи, запиваю горячим чаем и рассказываю Тан Вэй о том, что случилось с фениксом.

Она не произносит ни слова. Даже не поигрывает кинжалами. Спустя несколько минут такого молчания я не выдерживаю и толкаю ее локтем.

– С тобой все в порядке?

– Я думаю.

– О чем?

– О наших дальнейших действиях, – отвечает она. – Мастер Сунь договорился о встрече с доверенным лицом на юге. Они заинтересованы в предполагаемом союзе с нами. Через двенадцать дней мы встретимся под прикрытием похорон Гао Луна. Если завтра тронемся в путь, то успеем добраться до Бэйшоу вовремя.

Я едва не роняю палочки. Траур закончится через двенадцать дней? Неужели я пробыл на горе так долго? Похоже, в источнике Цзюй время течет по-иному. Должно быть, я застрял в пещере дольше, чем казалось.

Ощущаю на себе взгляд Тан Вэй.

– Что случилось? Есть что-то еще?

– Ты кажешься другим, вот и все. – В ее взгляде снова появляется странное выражение. – Как ты думаешь, что это будет за жертва?

Я верчу в руках палочки. Этот же вопрос мучил меня с тех пор, как я покинул пещеру в горах Удин.

«Твой выбор будет оплачен кровью. Тебе станет трудно дорожить тем, что представляет для тебя наибольшую ценность».

– Не знаю. Сначала думал, что потеряю магию, но я проверял, и она все еще при мне.

– Разве магия и есть то, что представляет для тебя наибольшую ценность?

– Разумеется.

На этом Тан Вэй прекращает расспросы. Я чувствую, что она не согласна со мной, но что еще это может быть? Без магии я не смогу отомстить за свою семью.

Для меня в мире нет ничего ценнее магии.

Глава 14

Ан

В конце лета послеполуденное солнце жарит так немилосердно, а воздух так влажен, что мои волосы никак не хотят держаться в прическе. Вот и сегодня они распустились и прилипли ко лбу. Я провожу по нему рукавом и морщусь при виде смазанной пудры, которую Линьси так тщательно нанесла мне на кожу ранее.

Лейе стоит неподалеку, наблюдая за каждым моим движением.

– Еще раз.

Вздохнув, я делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь. Весь день на столе передо мной стоит бело-голубая ваза с хризантемами: яркими, радующими взор, свежими.

Отец говорит, что единственный способ найти Белый Нефритовый меч – это овладеть своей магией. Только тогда я смогу уловить присутствие артефакта. До сих пор мое обучение не приносило результатов. Конечно, я постигла основы самосовершенствования, научилась управлять дыханием и контролировать свою ци. Могу даже замораживать воду по желанию и перемещать небольшие предметы на некоторое расстояние.

Но единственное умение, которое имеет значение, – то, которое убило двоих мужчин в Шамо.

Всякий раз, когда подключаюсь к этому другому источнику магии или даже думаю о нем, я впадаю в ступор. Наползает ужас, затягивая в тень. А еще на меня обрушивается шквал образов. Острые, словно зазубренные камни, она разрывает мой разум. Бледно-зеленое свечение, исходящее от мужчин, их сморщенные тела, жуткие сдавленные звуки, которые они издавали.

В смерти эти два человека из Шамо куда реальнее, чем при жизни.

Я не рассказываю об этом ни Лейе, ни отцу, как умалчиваю о странных снах и незнакомом, преследующем меня голосе.

«Ты наделена магией. Обратись к ней», – твердо и успокаивающе звучит в голове голос отца.

Я встаю в нужную позицию и поднимаю руки. Ци течет по моим пальцам, подобно движению теплого воздуха. Магия. Но не та, которая мне требуется. Лейе не нужно, чтобы я заморозила эти цветы или вытянула воду из вазы.

Он хочет, чтобы я забрала их энергию.

Сияя на солнце, бледно-желтые лепестки словно кричат: «Живые! Мы живые!» И почему бы им таковыми не быть? Как может такое умение, как мое, – которое крадет жизнь, – быть единственным, способным спасти Империю?

Магия, которую я призвала, исчезает.

Сжимаю пальцы в кулак, борясь с желанием отшвырнуть вазу. Я быстро научилась подавлять подобные порывы. Мы в укромном уголке западного крыла, но я настороже. Нельзя забывать о слугах, суетящихся во всех частях дворцового комплекса. Они появляются и исчезают, будто мухи-однодневки, роятся вокруг, готовые помочь или указать нужное направление. Любое неверное движение с моей стороны может закончиться либо злонамеренными сплетнями, либо еще хуже – я наврежу кому-то своей магией.

Лейе громко откашливается. Хоть он и находится здесь так же долго, как я, но жара его, похоже, нисколько не донимает. Его белый халат безукоризненно чист, из прически не выбился ни единый волосок, а белая прядь мягко сияет на солнце. В отличие от меня, он похож на аристократа. Вид у него такой, будто ему здесь самое место. Держу пари, он даже не потеет.

– Попробуй еще раз, – произносит Лейе раздражающе спокойным тоном.

– Мы можем сделать перерыв?

Его лицо по-прежнему непроницаемо.

Я закатываю глаза, за раздражением маскируя свой страх. Так мне проще.

– В самом деле, здесь так жарко! А еще я хочу есть.

– Только если одолеешь меня в три выпада. Никакой магии.

– Это невозможно. – Хоть он и научил меня основам владения мечом, я не фехтовальщица.

– Разум довлеет над материей. Если думать о поражении еще до того, как попытаешься что-то сделать, как же ты хоть когда-нибудь одержишь победу?

Я издаю сдавленный рык, едва сдерживая проклятия.

– Ладно, – соглашаюсь, просто чтобы это испытание закончилось. Мне никак не превзойти Лейе, но я могу притвориться раненой. Вдруг в таком случае отец на него рассердится и преподаст ему урок. – Три выпада.

Лейе бросает меч, и мне удается поймать его.

– Я дам тебе преимущество, не стану обнажать оружие.

Он с раздражающей беспечностью подстрекает меня атаковать. Как и все другие мечи, которые опробовала в оружейной, тот, что я сейчас держу в руке, кажется громоздким и несбалансированным. Это пустая трата времени. Только вот выражение лица Лейе – нечто среднее между презрением и скукой – разжигает во мне пламя гнева и зависти.

Сам-то он хорошо зарекомендовал себя перед моим отцом.

Я делаю выпад.

Он легко уклоняется от первых двух ударов. Я отступаю, чувствуя, как по спине стекает пот. Священник снова насмешливо манит меня, и мне отчаянно хочется стереть эту ухмылку с его лица. Однако сила и мастерство здесь бесполезны. Нужно шевелить мозгами. Налетает легкий ветерок, шуршит валяющимися на земле сухими листьями. Мой разум успокаивается. Я убираю прядь волос с глаз, и в голове начинает формироваться смутный план.

Я делаю ложный выпад, как научил меня Лейе несколько дней назад. Он, естественно, разгадывает маневр и делает шаг в сторону, отмахиваясь от меня, как от овода. Имитирую разворот, но в последний момент перед приземлением, крутнувшись, я вонзаю меч. Поражаю Лейе в плечо.

Но не чувствую сопротивления. Только воздух.

Потеряв равновесие, я спотыкаюсь и падаю.

Уже готовлюсь к удару, но Лейе ловит меня, не давая свалиться на землю. Поддерживает меня на ногах, сжимая сильными руками мою талию. И не отпускает. Мы стоим близко друг к другу. Достаточно близко, чтобы я уловила исходящий от его одежды запах сандалового дерева. Отметила, как темные ресницы обрамляют прекрасные серо-голубые глаза. Ощутила жар его тела. Задумалась над тем, будет ли его щека мягкой, если я прикоснусь к ней.

На губах Лейе расцветает улыбка, словно он догадывается, о чем я думаю.

«Ад тебя разбери, Ан! Он же сжег человека заживо!»

Я отталкиваю его и резко взмахиваю запястьем. Металл встречается с кожей.

– Три выпада, – объявляю, не обращая внимания на волну жара, поднимающуюся по моей шее.

Меч тяжелый, но я продолжаю удерживать его прижатым к подбородку Лейе. Только вот его, похоже, не беспокоит приставленное к горлу острие. Что произойдет, если я надавлю? Как этот священник будет защищаться?

– Я насчитал четыре, – мурлычет Лейе. Его улыбка исчезает, а серо-голубые глаза темнеют. – Если только твое падение не было частью хитрого плана?

– Разумеется.

– Умно.

Лейе мне не верит. Но спорить нет времени. Кто-то зовет меня по имени.

Я поспешно опускаю меч и оборачиваюсь. Это Линьси. Она делает реверанс, и я киваю в ответ. Интересно, сколь много она видела?

– Молодой господин Сима и госпожа Ан, прошу простить мое вторжение. Ее величество потребовала присутствия госпожи Ан.

На лице Лейе мелькает раздражение, но он не может ослушаться приказа самой вдовствующей императрицы.

– Ну, разумеется.

Я протягиваю ему свой меч, и священник берет его, не говоря ни слова. Снова надевает маску холодного отчуждения.

Как только мы оказываемся в дворцовых залах, вне пределов его слышимости, я шепчу Линьси:

– Спасибо, что избавила меня от тренировок с этим придурком. Ты здорово придумала прикрыться именем императрицы.

Глаза Линьси широко раскрыты от нетерпения.

– Это не уловка, Ан. Она действительно хочет встретиться с вами.

– Что? Ад меня раз… – я зажимаю рот рукой, – прости. Зачем ей понадобилось меня видеть?

– Не знаю. Но выглядите вы ужасно! Нельзя вести вас к ней в таком виде. – Она хватает меня за руку и тащит за собой. – У нас пять минут, чтобы привести вас в порядок. Поспешим же!

Гибкая и грациозная, вдовствующая императрица Чжэньси не выглядит достаточно взрослой, чтобы иметь сына возраста наследного принца.

Она задрапирована в слои белого шелка, расшитого золотыми фениксами, на шее у нее тяжелое драгоценное ожерелье, на пальцах кольца. Волосы цвета полуночи собраны в высокую прическу, удерживаемую золотыми и фиолетовыми заколками и бирюзовой шпилькой с наконечником в форме зимородка. Удивительно, но на лице императрицы нет никакой косметики, за исключением губ, выкрашенных в кроваво-красный цвет. Все потому, что она не нуждается в улучшении. Красивее женщины я в жизни не видела.

Отведя плечи назад, я сижу прямо, будто железный прут проглотила. Шея натянута словно струна. Мне подносят чай в смехотворно крошечной чашечке. Его так мало, что и вкуса-то не чувствуется.

– Как чай, моя дорогая? – интересуется императрица Чжэньси.

– Очень… – я отчаянно подыскиваю подходящее слово, – ароматный.

Ее фрейлина наливает мне еще и отходит в угол павильона.

– Это моя собственная смесь, которую я приберегаю для особых гостей, – с улыбкой произносит императрица и гладит свою чашку тонким ухоженным пальчиком. – Она называется «Слезы иволги». Надеюсь, ты почувствуешь успокаивающий медовый аромат, скрывающийся под зеленым взрывом свежести.

– Да, он замечательный. – Я делаю еще один торопливый глоток.

В ее манере говорить слышится мелодичная напевность. Интересно, сколько времени у нее ушло на то, чтобы научиться подражать выговору жителей Бэйшоу? Я слышала, что она выходец из низших слоев общества, родилась в семье в одной из Южных Колоний вдоль пролива Нанда. В течение многих лет ходили слухи о том, как она прошла путь от служанки до наложницы, потом жены императора и, наконец, императрицы. Некоторые говорят, что Гао Луна очаровала ее красота, другие – что ум.

– Как тебе нравится дворцовая жизнь? Скучаешь по оставшимся дома друзьям и семье? – спрашивает она.

– Все очень добры ко мне. Я скучаю по своей приемной бабушке, но отец послал за ней.

– Как это предусмотрительно с его стороны. Когда приедет твоя бабушка? Я прикажу приготовить для нее комнату. Рядом с твоей, конечно.

Я встаю и кланяюсь, низко опустив голову.

– Благодарю вас, ваше величество. Но мой отец говорит, что, когда она прибудет, мы переедем жить в поместье Чжао.

– Хотела бы я с ней познакомиться. Вы обе, конечно, сможете задержаться во дворце еще ненадолго?

– Разумеется, ваше величество, – покорно соглашаюсь я и снова сажусь. Не думаю, что смогла бы отказать ей. – Однако я не знаю, когда она прибудет в столицу. В последнее время мой отец был очень занят.

– Он ведь не собирается ехать в твою деревню лично? – удивляется она с коротким смешком.

– О нет, это не так. То есть, я имела в виду… – Я колеблюсь. Неделю назад я спросила отца, не посылал ли он кого-нибудь за амой. Тот ответил, что это вылетело у него из головы, но он немедленно исправится.

– Если у главного министра Чжао не найдется времени проследить за этим делом, приходи ко мне, – твердо говорит императрица. – Я сама со всем разберусь. Нельзя так долго быть в разлуке с семьей.

– Ваше величество, вы не должны думать, будто мой отец… – У меня перехватывает дыхание, когда императрица тянется через стол и берет меня за руку. Кожа у нее гладкая и прохладная.

– Моя дорогая, ты и понятия не имеешь, что твой отец сделал для Империи. Он посвятил свою жизнь служению нашему народу. Мы в долгу перед ним. – Она похлопывает меня по ладони. – Он необычайно занят, и я сделаю все, что понадобится, чтобы помочь.

Императрица тепло улыбается мне, и я не могу не ответить ей польщенной улыбкой. В течение многих лет я считала, что мои родители были обычными крестьянами, но все оказалось совсем по-другому. Меня гложет чувство вины. Нужно усерднее тренироваться, чтобы овладеть умением красть жизнь. Я хочу, чтобы отец гордился мной.

– Я слышала, что ты плохо помнишь свои ранние годы. – Императрица ставит на каменный столик маленький стеклянный флакон с прозрачной жидкостью. – Это настойка, извлеченная из редкого растения, растущего вдоль хрустальных озер севера. Она помогает восстановить память и помогает при амнезии. Я решила, что она может быть тебе полезна. Тяжело, наверное, не помнить собственную мать.

Я кусаю губы, чтобы они не дрожали. Глаза у императрицы добрые, улыбка понимающая. Она нежно касается ладонью моей щеки.

– Я всегда хотела иметь дочь. Но сын… – Ее улыбка становится циничной, даже грустной. Понизив голос, она поясняет: – Сын означает безопасность. По жизни мы делаем то, что должны, чтобы выжить, а если хотим преуспеть, и вовсе приходится прикладывать невероятные усилия. Уверена, что ты меня понимаешь.

Я не нахожусь с ответом. Такое чувство, будто она раскрывает мне какой-то секрет, хотя и уверена, что две фрейлины рядом с нами слышат каждое слово.

– Кстати, о сыновьях, – продолжает она. – Завтра вечером после похорон состоится банкет для почетных гостей. Я не видела твоего имени в списке, но хотела бы, чтобы ты присутствовала. Тай Шунь очень тяжело воспринял кончину отца и пребывает в мрачном настроении. Не сделаешь ли одолжение и не составишь ли ему компанию? Не сомневаюсь, что он сочтет банкет более сносным, если там будет человек его возраста, с кем можно поговорить.

– Я… да, ваше величество. Я приду, – заикаюсь я. Не знаю, удастся ли мне развеселить наследного принца, но попытаться стоит.

– Скажи, дорогая, какие у тебя любимые блюда? Те, чем потчевала тебя твоя бабушка. Я могу распорядиться, чтобы их приготовили к ужину и принесли в твои покои.

Я даже рот от удивления раскрываю, но тут же беру себя в руки.

– Как это любезно с вашей стороны, ваше величество. Я…

– Готова принять мое предложение, – договаривает она с улыбкой.

Я робко киваю.

– Есть одно блюдо: тушеная утка с черным перцем и звездчатым анисом под темным соусом.

У меня слюнки текут, когда я вспоминаю, как ама впервые приготовила для меня это лакомство. Тогда она еще работала и нашу деревню еще не уничтожила пустыня. Тоска в моем сердце растет. «Скоро ты ее увидишь», – напоминаю себе. Отец сдержит обещание.

– Вот и договорились. – Она кивает одной из своих фрейлин, и та немедленно уходит на кухню. Я кланяюсь императрице, радуясь, что в этом величественном месте нашла еще одну добрую душу.

Я на корабле. Во все стороны простирается море – безбрежная гладь сверкающей синевы с зеленым оттенком. Блестящие серебряные рыбки выпрыгивают из воды рядом с судном, точно сопровождают его. Я моргаю, и мир вокруг темнеет.

Сумерки.

Неподвижный воздух вспарывает визг металла и треск костей. Вопль отдается эхом в моих ушах, когда корпус раскалывается и корабль начинает идти ко дну, увлекая меня в жидкую бездну. Я кричу.

В пучине обитает нечто большое и страшное, сейчас оно несется ко мне.

– Я ждал тебя.

– Кто ты? – Изо рта у меня вырываются пузыри и устремляются вверх, к солнцу. Свечение гаснет, и меня окутывает леденящий холод. Я начинаю дрожать.

Вижу хвост, чешую, горящие красные глаза с ярко-желтыми зрачками.

– Ч-что ты?

– Я…

Сон меняется.

Теперь я ребенок, сидящий на плечах своего отца. Мы на представлении театра теней. Рядом с нами моя безликая мать, смеется и хлопает в такт музыке.

Мелодия – это погребальная панихида, траур по душам.

– Ты видишь кукол, Сяо Ан?

Я киваю.

Отец поворачивается ко мне.

И я начинаю кричать.

Резко просыпаюсь и распахиваю глаза. Отбрасываю одеяло и сажусь, хватая ртом воздух. На лбу выступает холодный пот. Слабый лунный свет просачивается сквозь приоткрытое окно. Как странно. Я думала, что Линьси закрыла все перед уходом.

Встаю и накидываю верхний халат, потирая руки. Ночь прохладная, во дворце тихо. Меня тревожит увиденный сон. Что-то в нем совсем как настоящее. Хочется задать отцу несколько вопросов о моем детстве, например, о том, водили ли меня родители когда-нибудь на кукольный спектакль. Уже поздно, но он, возможно, не спит, ведь часто работает до ночи.

Остатки сна еще не выветрились у меня из головы, когда я, шаркая ногами, спешу к его личному кабинету. Ощущая пробегающую по спине дрожь, потуже запахиваю халат. Хоть я никого и не вижу, уверена, что в тускло освещенных коридорах стоят слуги или стражники.

В кабинете отца горит свет, значит, он там. Но прежде чем я успеваю подойти, свет гаснет. Стоя в тени, я жду. Дверь приоткрывается, и выскальзывает одетый в черное человек. Его телосложение и походку я узнала бы где угодно, хоть в толпе, хоть в темноте.

Лейе.

Что он здесь делает посреди ночи? К чему такая скрытность? Замечаю мелькнувший в его руке проблеск чего-то красного, прежде чем он прячет предмет под свой балахон. Выходит, священник что-то украл у моего отца?

Первым побуждением становится последовать за ним, но я останавливаюсь на полушаге. Я пока не готова к конфронтации. Лучше сначала все проверить. Захожу в кабинет и зажигаю лампу. Вроде бы все на месте. Что он мог взять?

Красный.

Я подхожу к стеклянному шкафу, где лежат несколько рукописей, завернутых в красный шелк. Пошарив вокруг, нахожу небольшой рычажок и нажимаю на него. Что-то щелкает, вставая на место, и я сдвигаю дверь в сторону.

– Раз, два, три… – считаю я себе под нос. Пять.

Здесь находилось шесть рукописей. Я принимаюсь разворачивать их, разбрасывая по полу красные ленты и шелк, и медленно выдыхаю. Лейе взял книгу, которую показывал мне отец. Ту, где были нарисованы два меча и карта Изумрудного моря.

Нужно сообщить отцу. Раз его нет в кабинете, значит, он уже отдыхает в своей спальне. Но что именно сказать? А вдруг это пустяки. Может, отец сам велел Лейе принести книгу, а я позволяю ревности и дикому воображению взять над собой верх?

Задумавшись, я прислоняюсь к шкафу. Он наклоняется под моим весом, и я едва не падаю. Прижимаю руку ко рту, чтобы заглушить удивленный вскрик, когда стенная панель начинает сдвигаться в сторону.

За ней обнаруживается темная узкая комната шириной всего в несколько шагов. Дворец древний, вероятно, в нем найдутся помещения, которые пришли в негодность и затерялись в памяти. В каморке пахнет плесенью, и она выглядит заброшенной. Сомневаюсь, что отец вообще знает о ее существовании. Я ставлю шкаф на место, и стенная панель закрывается.