Текст книги "Подарок"

Тут же вошел следующий претендент на роль героя, в которого я была влюблена, и это совершенно нормально, ведь авторы сильнее всех болеют за своих персонажей. Легкий сквозняк растрепал золотые волосы актера, которые он убрал легким движением руки, открыв свои взволнованные карие глаза. Его тонкие губы были слегка приоткрыты. Он тихо дышал, пытаясь собраться. Волнуясь, парень сглотнул слюну, отчего его сильно выраженный кадык передвинулся и снова вернулся на место.

– Меня зовут Томас Броун-Салазар, – сказал он достаточно спокойным голосом. – Я нахожусь в киноиндустрии с 2003 года. – его голос был мягким и низким. – Я снимался в фильмах подобного жанра трижды. Нахожусь в прекрасной физической форме, чтобы изображать солдата.

Я была очарована им, сказать честно. Он был идеален по моим стандартам красоты. Мое лицо было серьезно, но когда он неожиданно взглянул на меня своими чистыми, как ясное морское небо, глубокими, как пролив Ла Манш, над которым я так часто пролетала, глазами, я не смогла сдержать смущение и улыбнулась. Парень выглядел довольно сковано, несмотря на его опыт, но он ответил мне улыбкой, растворившей его строгий образ. Его улыбка была такой же лучезарной и невинной, как у ребенка. Ее свет затмил мрак предыдущего гостя. Пару секунд он молчал, просто улыбаясь, как идиот.

– Мы присылали фрагмент сценария. Не покажите нам? – нарушил его ступор Стивен.

– Да, конечно.

Томас говорил с необыкновенным чувством. Ему дали один отрывок, где мой герой должен был показать свои истинные чувства, чтобы заслужить доверие, но также должен был сдержать их, чтобы не показаться слабым. Он говорил со своей возлюбленной, и Томас выражал нежность всем своим видом. Его глаза излучали любовь, обуревавшая его при виде той, которую он предал. Все движения передавали то, как он сдерживал порыв печали и порыв сердца признаться в чем-то ужасном. Я любила своего героя, а теперь, кажется, в моем сердце появлялся огонек теплой симпатии к Томасу, которого я видела впервые.

Было еще несколько парней, но я уже сделала свой выбор и слушала их в пол уха, погрузившись в мысли о солнечном Томасе. Я считаю, что можно не описывать эти чувства, когда влюбленность затмевает разум и занимает все размышления.

После кастинга все члены нашей группы единогласно выбрали Томаса Броуна-Салазара. Мы все разъехались по домам, а некоторые по отелям. В течение месяца, а может и дольше, мы будем проводить здесь кастинги на главные и второстепенные роли, а также набирать массовку. Я искренно надеялась, что на кастинге массовки и второстепенных персонажей я присутствовать не буду.

И все-таки, я не думала, что это так тяжело.

Наступило утро следующего дня кастинга. Мягкая кровать приковала меня к себе. Белоснежная постель пленяла меня своей нежностью и не отпускала меня. Однако повторный будильник заставил меня покинуть мою обитель.

Я решила побаловать себя и позавтракать в кафе, которое было на в соседнем доме. Мягкие свежие фрукты, хлопья с молоком, манная каша с малиновым вареньем, оладьи с шоколадом и сливками и горячий шоколад с зефиром. Такое начало дня предвещало только хорошее впереди.

Сегодня выбирали актрису на роль главной героини. В уме я прекрасно ее представляла. Я видела ее, как Карину Савиано. Они с Томасом уже играли вместе, да и она была прекрасна так же, как и моя героиня. Всегда искренняя, жизнерадостная и заряжающая энергией, Карина вызывала у меня восторг при одной мысли о ней в роли необычной девушки, потерявшей память. Надеть ей линзы темно-карих глаз и придать ее волосам карамельный оттенок, и она станет очень похожа, что можно будет сказать об идеальной схожести актрисы и персонажа.

Я с нетерпением ждала ее появления в зале. Мне была интересна ее реакция, когда она узнает меня. Каково будет ее удивление, когда Карина поймет, что та убогая девчушка, рисовавшая ей портрет на стене, теперь ее босс? Но больше всего я надеялась на одобрительную реакцию других судей кастинга, чтобы исполнилась уже моя мечта.

Пока я ждала начала кастинга, все что-то делали или, по крайней мере, разговаривали между собой. Раньше, живя в России, я была более общительная, потому что меня заставляли разговаривать, а потом уж я сама захотела. Но в Лондоне я не могла общаться сначала из-за языкового барьера и загруженности, потом у меня появилась подруга, и больше мне никто не был нужен, а затем я осталась совершенно одна, но уже разучившись непринужденно заводить беседу с незнакомыми мне людьми.

По этой причине я в тот момент сидела и листала то взад, то вперед сценарий, не замечая ничего вокруг. А зачем оно мне было? Все равно никому не было до меня дела, и мне было не до них. И все же я чувствовала на себе чей-то взгляд из-за неприятного ощущения, будто глаза оставляют на человеке холодный след.

Довольно бодро и весело Стивен зашел в зал, я подняла глаза и окинула всю группу взглядом, чуть ли не оступившись о взор Томаса, нацеленный на меня. Я не заметила его присутствие, отчего еще более смутилась, ведь я теперь, выходит, замкнутая, невежливая дикарка! Какой ужас! Какое ужасное впечатление я на него произвела на второй день после нашего знакомства. Нет, в первые сутки!

Все мы сели в один ряд, Томас сел на противоположный край, поэтому я не могла увидеть его так, чтобы этого никто не заметил. Так что мне пришлось смотреть на актрис, пробующих занять место Карины, вместо того, чтобы проводить время с удвольствием.

Карина зашла самой последней. Ее вид отличался от того, который я запомнила. Она придала своим иссиня-черным волосам карамельный оттенок, а вместо светлых почти незаметных глаз мы видели карие, темные линзы. Она осуществила мой замысел, хоть его я не озвучивала.

Было ощущение, что Карина родилась для этой роли. Да, вроде в актерском мастерстве нет ничего сложного на первый взгляд. Но тогда почему кто-то не может изобразить радость, искреннюю печаль, а вся их игра выглядит, как ложь? Некоторые говорят, что для прекраснейшей игры надо учиться врать, а кто-то – что надо поверить в то, что говоришь. Кому верить? Но я, человек твердых моральных принципов, придерживаюсь второго мнения.

Отрывок Карины был тем же, что и у Томаса. Никто до Карины не передавал жутчайшую боль предательства и мужество хриплым от слез голосом. Она сама придумала это, не было таких указаний в сценарии. Но на особенную роль не ищут обычных, которые слепо выполняют указания, а ищут особенных актеров, которые имеют свои мысли в голове.

Уже на выходе Карина окинула нас взглядом. Она удивленно посмотрела на меня. Карина выглядела так, будто увидела восставшего из мертвых. Но в данном случае, можно считать это аллегорией. Я была восставшей из неизвестности. Она улыбнулась напоследок и ушла.

Позже мне пришло сообщение. Оно было от Карины: «Почему ты не сказала, что эти книги – твое творение?». Я ответила ей так, как думала: «А ты разве поверила бы, что я, обычный маляр, являюсь тем самым автором «шедевра чувств и сражений», как ты сама выразилась?». Она ответила мне: «Ты была не обычным маляром. Я видела, что ты можешь больше, чем просто портрет. Я бы поверила». Но я бы нет, что я ей и написала. Она же отреагировала на мою реплику так: «Ты, как мне кажется, и в себя-то не веришь».

Я задумалась. А ведь это правда. Я многое могу. Могу решить сходу сложные задачи по физике и математике. Написать сразу главу, маленький рассказ. Я написала бестселлер, который прошел в массы с невероятной скоростью. И я все еще продолжаю не верить в себя.

Это мой образ жизни.

Не верить в себя.

Всю жизнь я не верила, что смогу добиться того успеха, что мне так вожделен. Я старалась, но боялась, что старания не оправдаются, поэтому всегда готовила себя к худшему. Я всегда была максимально уверена в своем провале. Всегда ненавидела себя и видела свое будущее только как горы неудач.

Когда я влюблялась или мне просто нравился парень, я всегда представляла первым делом, как он втопчет меня в грязь, если узнает о том, что я чувствую. А если я представляла, как мы встречаемся, то всегда отношения в мечтах не были долгими, а в расставаниях была виновата я.

Я не верила в себя и в школе. Я всегда учила теоремы, определения и чаще всего знала, как решать ту или иную сложную задачу, которую никто не мог решить. Но я всегда боялась ошибиться, поэтому чаще всего не поднимала руку. Я слабо тянула ее в надежде, что меня заметят или не заметят. У меня всегда не было определенного желания. Мои соседи по парте говорили мне, чтобы я выше поднимала руку. Когда я была уверена, что у меня все получится, я даже просила, чтобы спросили меня. А когда я была не уверена, но знала все от А до Я, и меня вызывали к доске, у меня начинали жутко потеть руки, и я начинала заикаться, хотя все прекрасно знала. Мне ставили хорошую оценку, но для меня это был позор, потому что я опять ответила, как невероятно застенчивая девочка. Я выходила к доске за все девять месяцев учебного года раз пять. По всем предметам вместе взятым.

Как приятно осознавать, что ты не тот неудачник и бездарь, которым себя считал. Может, чуть-чуть лучше. А может, намного лучше.

4 глава. Начало начал

Еще в течение месяца проходили различные кастинги и просто наборы в массовку. Еще через пару недель съемочная группа собралась для начала процесса. Я с нетерпением ждала этого дня, чтобы снова увидеть Томаса и Карину. Чтобы найти в них своих друзей. Перестать быть одной. Я изрядно устала спать и просыпаться одной. Не видеть новых сообщений каждый раз, что заходила в соцсети, устала справлять праздники в одиночестве, разговаривая с родственниками по телефону.

Весна немного затянулась, поэтому все еще было прохладно. Везде была грязь и сырость, свойственная любому времени года в Англии. Мы с группой руководителей решили отснять некоторые сюжеты в Ливерпуле и около него, пока не появилась яркая зелень, пока не стало жарко. Каждый день был ценен.

Первый день съемок. Я не могла в это поверить. Вокруг было шикарное оборудование, обсуждали рабочие моменты знаменитые успешные люди, в числе которых теперь была и я, и все-все, что обычно бывает на всех съемках. Стулья с надписями, кому они принадлежат, стояли вдоль сцены. Фургоны ждали своего момента для того, чтобы предоставить людям место для грима, для переодевания и укрытие от непогоды. Софиты, громкоговорители, видеокамеры, краны завораживали дух девушки, еще не видавшей такой роскоши в своей жизни ни разу. Вот она – романтика, о которой я мечтала так много лет.

Полная энтузиазма, я осматривала начало плода своих трудов. Я вся светилась от счастья. Исполнилась одна мечта из списка моих самых больших и несбыточных. Конечно, я надеялась, что фильм получится не хуже книги и принесет достаточно денег и известности, каждому стоящему здесь человеку. Однако на тот момент для счастья мне было достаточно и того, что съемочный процесс начался.

Неожиданно я столкнулась с кем-то, кто тоже был заворожен чем-то. Это был парень, чье мускулистое плечо я почувствовала даже через куртку. От него повеяло чем-то приятным, какими-то пряностями, но я не разбиралась в запахах трав так же, как и сейчас, ведь я не гурман, чтобы разбираться. Но все же определить, что запах приятный, я могла.

Я подняла голову, попутно извиняясь. Это был Томас. Он светил своей чистой, лучезарной улыбкой, что заворожила меня еще в нашу первую встречу.

– Здравствуйте, мисс Баттер, – и снова его мягкий голос, растворяющий меня в мечтах, но на сей раз впервые обращенный ко мне. – Как вы?

– Здравствуй, Томас. Я? Ну… – я не знала, что ответить, не могла связать даже пару слов.

Я столько лет боролась со своей слабостью – застенчивостью – и победила, но спустя годы пребывания в замкнутом круге общения и одиночестве я потеряла это способность. Я прочистила горло, оправдывая тем самым свои запинки.

– Я приболела чуть-чуть. А так я безумно счастлива, просто потому что я здесь и участвую во всем этом.

Неожиданно Томаса позвали, он учтиво поклонился, извиняясь за прерванный разговор, и ушел, а я снова осталась одна, оглядывая результаты своих трудов. Однако осталась от этого столкновения теплая полоса в душе, хотя вряд ли для него это имело такое же немалое значение, как для меня.

По окончанию дня мы все отправились в отель, находившийся в пятнадцати минутах ходьбы от места съемок. Мы шли большой гурьбой по заснеженным улицам, погруженным во мрак приближающейся ночи. Сценаристы разговаривали между собой, обсуждая нечто важное, касающееся работы, но всем видом отстраненности показывали, что не желали это обсуждать со мной. Режиссеры и продюсеры активно рассуждали о чем-то с композитором, который появлялся на съемочной площадке лишь на секунды раза три, так что я не решилась примкнуть к их компании, понимая, что там я точно буду лишней.

Костюмеры общались с гримерами, бурно разглагольствуя на тему потасканных одежд, поцарапанных лиц, и я могла бы присоединиться к ним, потому что я тоже художник, довольно хороший, как понимаете. Но застенчивость взяла верх. Я оправдывала свое поведение тем, что от художника у меня только диплом архитектора и малярная кисть, хотя дома стопками лежали прекрасные живописные и графические работы, из-за которых меня и взяли в лучший архитектурный университет Англии, от которых у всех, кто смотрит на картины дольше одной секунды, и кто хоть немного разбирается в искусстве, захватывало дух. Но в тот момент я совершенно об этом не помнила.

Я снова шла одна, наблюдая, как постепенно начинается дождь. Совсем как в те годы, когда кроме самой себя у меня в друзьях не было. И вот это время вернулось. Тогда мне казалось, что я на какое-то время снова обрела друзей, поэтому это одинокое время вернулось только сейчас, но на самом деле одна я была уже очень давно. Но хорошо, что я об этом тогда не подумала, а то стало бы еще тоскливее на душе.

Вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я вздрогнула от неожиданности. Большая ладонь Томаса и его длинные озябшие пальцы держали меня за плечо. Он широко улыбался от свершения своей пакости. Но для меня это была радость, и все равно, что немного было неожиданно. Рядом появилась Карина, также улыбаясь и даруя этим ощутимое тепло, что даже легкий морозец пропал.

Ее щеки и нос приобрели красноватый оттенок. Я посмотрела на Томаса, укутавшегося в шерстяной шарф так, что ниже носа все было спрятано. Карина была так же сильно закутана. Ну, а я шла с «голой шеей», как сказала бы мама, будь она там, и без шапки, высунув руки из карманов, потому что ладони там потели. Но такая разница снаряжения вполне ожидаема, ведь я жила в месте, где летом – нещадная жара, от которой нет сил, даже чтобы думать, а зимой – жгущий холод, и за ночь может выпасть годовая норма снега Лондона.

– Как тебе не холодно? – спросила Карина, но я еле ее расслышала из-за шарфа. – На улице же дубак!

– Просто, каким бы ни был южным Южный Урал, это Урал. Поживите там лет так пять, и ко всем природным условиям будете готовы.

Я вспомнила все те стихийные ненастья, что настигали меня саму. Хорошее было время. Опасное, но это не главное.

– Ты раньше жила на Южном Урале? А где это? – спросил Томас.

– Далеко-далеко отсюда, – я вздохнула, ностальгируя.

Мое лицо расплылось в довольной улыбке из-за теплых воспоминаний.

– Очень конкретно. Но хоть расскажи, как выглядит оно. Родино твое.

– Там красивее, чем где-либо еще. Бескрайние степи, к августу становящиеся золотыми. Там самая плодородная почва. Растут самые душистые дикие травы, из которых получается очень вкусный чай. Там почти нет дубов, кленов, но там полно карагачей, которые зеленеют независимо от погоды в мае и отпускают свою листву лишь под конец ноября. Там много рек. Не большие, но люди сделали их большими. Древние Уральские горы, Синие скалы, которые на самом деле синие, являются естественной границей между Европой и Азией. Дороги у каких-то городов когда-то были выложены змеевиком, а это полудрагоценный камень, как-никак! А в моем городе самые ровные дороги. Есть улицы, напоминающие Петербург. А сам город стоит на границе Европы и Азии. Там довольно суровый климат, но, пожалуй, лучше, чем в Лондоне, – усмехнулась я.

– Да любой другой климат лучше, чем в Лондоне! – сказала Карина, потому что жила большую часть жизни в Америке и никак не могла привыкнуть к погоде Англии.

– Вообще в Лондоне летом было бы так же жарко, как на Урале, если бы не ветра. Из-за близости к океану и морям, здесь постоянно плюсовая погода. Для вас -5 градусов по Цельсию – уже трагедия, а у нас в -20 в школу даже первоклашки ходят. Летом бывает либо жара такая, что мозг плывет, а генераторы перегреваются и перестают работать, либо ливни неделями, что привокзальную площадь затопит, машины в воде плавают, реки из берегов выходят, дома и хозяйства уносятся рекой в дальние неизвестные края.

– Жесть, – подытожил Томас, в шоке качая головой.

– Да не, нормально. Поживешь – привыкнешь. Я ж привыкла, что в Лондоне нормального лета нет. Ах, как вспомню, как одной жаркой неделькой не хотела я окно открывать, чтобы жару не впускать, аж жалко становится английский народ, что редко они испытывают такое!

– В Шотландии еще холоднее, так что не жалуйся, – несколько обижено сказал Томас.

Видно было, что ему нравилась погода Лондона. Но это его дело. Я не хотела поддакивать, чтобы понравиться, так что мне было совершенно все равно, что ему не по душе моя точка зрения.

– Я знаю. Но вот последние года в России я жила в Санкт-Петербурге, о нем же тоже говорят, что погода всегда одна и та же, дождь постоянно. Но зима там крепкая, летом бывают такие жаркие деньки, что снимаешь с себя все, лишь бы оно не липло к твоему потному телу. Испытывал когда-нибудь такое?

– Да. На Бали, на Сейшелах, на Канарах, на Гавайях, в Испании, в Калифорнии… да много где.

– Но только не в Англии, заметь.

– Ты меня убедила. Твоя реклама или пиар-программа сработала успешно. Обязательно слетаем туда когда-нибудь, – Томас обнял меня и прижал к себе, игриво сдавливая меня.

– А что только вы нежность получаете? – Карина прижала себя ко мне.

Я высвободилась и обняла обоих за плечи.

Когда я ложилась спать в своей комнате, стены, которые были настолько тонки, что пропускали все звуки, поведали мне о любви между Кариной, ее мужем и ее дочерью вновь. Я вспомнила их затуманенные временем голоса и лица, их улыбки и истории.

Я стала вспоминать своих друзей. Сотни лиц и голосов предстали предо мной. Я вспомнила последнюю встречу с лучшей подругой из университета. Она уехала за полгода до окончания учебы. Мы мало переписывались, а потом вовсе перестали. Моя некогда лучшая подруга не так уж по-дружески поздравила меня с днем рождения, так что я вовсе на нее обиделась. Она удалила меня из друзей, я ее тоже. Когда она подписывалась на меня с разных аккаунтов в Инстаграме, я не подписывалась на нее, не считая это нужным, потому что мы давно уже не были друзьями. День за днем вспомнить ее лицо становилось все сложнее.

Я помнила самые яркие случаи нашей дружбы, ракурс ее лица в определенные моменты, в основном, по фото. Но особенности эмоций, тембр голоса и манеры… самое главное в человеке, что отличает его от тысячи других, я не помнила. Как же беспощадно время! Оно стирает из памяти даже самых дорогих людей. Если кто-то, кто был мне близок, умрет, его лицо, его голос можно будет воспроизвести, но это будет не он. И постепенно ты забудешь его глаза, когда-то наполненные радостью или печалью, кожу, обдуваемую злым или нежным ветром. Руки, когда-то коснувшиеся тебя, губы, говорившие для тебя, волосы, тысячи раз омытые дождем, звонкий смех, горький плач и улыбка, которую ты наблюдал годами, исчезнут, сотрутся из памяти. Как пыль улетят куда-то. Навсегда.

5 глава. Неожиданность

Так в заботах, работе, мыслях прошла рабочая неделя. Карина, которой я когда-то улыбалась, как клиенту, теперь была моей подругой. Мы вместе ели, вместе проводили вечера за чашкой чая, кофе, сериалами и фильмами. Она была одной из немногих взрослых, которые были счастливы, как дети, умели радоваться мелочам, но быть хорошими родителями, достойными уважения сверх меры. Карина по-настоящему скучала по своей дочери Камиле. Каждую минуту свободного времени она посвящала разговорам с семьей по телефону. Когда мы с ней болтали, ее рассказы на 90% были о дочери. Ее семья стала для нее всем.

Я понимала, что это нормально, но в свои уже 23 года не могла примерить это на себя. Я не знала, смогу ли всецело посвятить себя семье. Ведь всю жизнь хотела только одного: жить в кайф, брать все, что дает жизнь, и наслаждаться. О, я не хотела вечеринок, не хотела большого количества парней, девушек, наркотиков, алкоголя или сигарет. Мне было достаточно еды, саморазвития, книг и фильмов, теплых вечеров.

Эти желания были от того, что я была интровертом, хоть многие, кто знал меня, считали по-другому. Возможно, я и была экстравертом когда-то. Я все еще была достаточно общительной, яркой и открытой, но больше мне нравилось быть наедине с собой. Моя мама однажды сказала, что я стала хуже учиться потому, что закрылась от мира и ничего не хотела почерпать из него. У меня не было любимого урока, и каждый день я с нетерпением ждала окончания учебного года, чтобы забыть о скучных часах, которые проводила в школе, на три месяца.

Мне все было неинтересно, кроме того мира, который я создала сама себе. Я стала писать, часто смотреть сериалы и фильмы, читать книги, и мир вокруг перестал быть мне нужным. «Реальность полна разочарований», сказал Танос, и я полностью с ним была согласна. Этой фразой он оправдывал геноцид, а я – свою закрытость, лень и асоциальность.

Я знаю тот момент, когда закрылась от мира. Моя в который раз неразделенная любовь свела меня с ума. Тогда я решила, что больше не буду интересоваться миром, потому что он несет только боль и разочарование. Я продолжала бороться за лучшее место в учебе, за поступление в лучшую школу и лучший вуз, чего я искренно хотела. Я шла путем, который выбрала давно, а желая заполучить что-то, писала о том, как я этого достигну, и как наконец я буду счастлива.

Но об этих сценариях не знала моя цель, поэтому спокойно проходила мимо меня, даже не думая, что нужна кому-то. А я жила в своем мирке, не говоря никому о нем, потому что я считала, что вокруг только люди, которым нужна твоя правда, чтобы достичь собственной цели. Во многом я была права и своей скрытностью я сохранила себя от многих бед и страданий, но счастье меня тоже не трогало. Хотя, с другой стороны, я была совершенно счастлива в тот момент, хоть и была одинока, потому что мне всегда было о чем радостном и важном подумать вместо того, чтобы сесть и осознать мою отстраненность от мира и общества.

Но вернемся к моим новым на тот момент друзьям. Довольно часто к нам с Кариной присоединялся Томас. Я свыклась с его присутствием, и его красота и волшебное очарование больше не сводили меня с ума до опьянения. Однако, пока он не видел, я смотрела на него, изучая его тело, лицо. Я старалась запомнить как можно больше деталей, чтобы спустя годы, не забыть его.

Томас достаточно много говорил. Он был обычным разговорчивым и громким англичанином. Я совершенно не удивилась, что мы сразу подружились, и что он открыл мою английскую черту, то есть общительность, потому что его менталитет несет дружелюбность. В Англии даже квартиры и дома особо не закрываются из-за этой национальной черты характера, но и, конечно, из-за заботы государства о неблагополучных людях.

Поэтому русского человека на улицах узнать довольно просто – он угрюм и мрачен, когда ест, когда ищет что-то, когда смотрит цены, когда просто идет по улице, когда покупает продукты, даже если у кассы нет очереди, когда проходит в спальню. Улыбка на его лице появляется лишь в тот момент, когда он падает на кровать, и только если она достаточно мягкая. Ах, да! Русский человек тише всех разговаривает, старается не нарушать чужое пространство и права. Зашуганность или хорошие манеры? Мне кажется, мы просто стесняемся себя. Такой уж менталитет!

Узнавая его все больше с каждым днем, я все сильнее влюблялась в него, будто тонула в нем, но сей процесс был сладок. Томас рассказывал о своих друзьях, путешествиях по миру, всевозможных развлечениях, блюдах и вечеринках. Он был свободным, веселым человеком, желающего того, что и я: свободы и счастья. Обычно у таких людей много девушек, как одноразовых, так и долгих. Но Томас не был обычным. Он ни разу не говорил про девушек, бывших на его вечеринках, случайных связях. Такой необычайности была причина: он был создан только для одной, как говорил сам. Про свои отношения Томас, в отличие от Карины, не проронил ни слова. Так что я слепо надеялась на отсутствие у него девушки и на его «натурализм».

После рабочего дня Карина, прикупив сувениры для семьи, собралась домой на выходные. Когда я прощалась с ней, Томас тоже выбежал на крыльцо с каким-то рюкзаком. Он остановил Карину, когда она клала свой портфель в салон такси.

– Карина, я довезу тебя до твоего дома. Я сам еду в Лондон, так что подвезу тебя. Хоть веселей поездка будет.

– А зачем тебе в Лондон? – спросила я, обеспокоенная и разочарованная его отъездом, пока Карина объясняла ситуацию таксисту.

– У нас с моей девушкой годовщина отношений. Еду праздновать, – он сказал это так легко, будто все это знали.

У меня екнуло сердце. Все мои надежды разрушились и превратились в пепел, на котором я возлежу в свой последний день, который, как мне тогда показалось, наступит в ту же секунду, когда Томас покинет Ливерпуль. Мне хотелось что-то сказать, но слова теперь не вязались из-за боли, разочарования, будто я съела очень неспелую хурму.

– Томас, мы едем? – поторопила его Карина.

– Уже иду.

– Хороших выходных, – наконец, выдавила я из себя.

– Тебе тоже, не скучай, – сказала Карина и крепко обняла меня.

– Скоро вернемся. На следующих выходных с собой тебя возьму, – сказал Томас и тоже обнял меня.

Я погрузилась в его теплые объятия. Мне не хотелось его отпускать, но была другая девушка, которая хотела его обнять. Он был целиком и полностью ее. Вдруг до меня дошли слова Томаса. Ну уж нет! Видеть их щенячьи нежности я не хочу!

– Да, ладно уж, не стоит. Я буду к маме летать, к сестре. Просто на сегодня рейса до Москвы нет.

– Ну, если что, звони. До понедельника, – они сели в машину и, помахав рукой, уехали.

Я стояла на улице в одном свитере и смотрела на их уезжающую машину, пока огоньки ее фар совсем ни исчезли из виду, погрузившись в снежный мрак. Я села на ледяные ступеньки отеля. Холод убирает ярость, остужает разум и дает способность логически размышлять, как бы абсурдно это ни звучало.

– Мисс, на улице холодно. Вам следует зайти внутрь, – сказал швейцар.

– Думаете?

– На улице сейчас -1 по Цельсию. Я уверен.

– Хорошо, – я не стала ему противоречить. Он бы не отстал.

Зайдя в отель, меня сразу объяло теплом. И сразу чувства возобладали над разумом. Слезы наворачивались на глаза. Я поднялась к себе в номер и разрыдалась там.

Через пару минут я успокоилась, утешая и ободряя себя тем, что многие отношения не длительны, и через пару месяцев я вполне могу занять место его девушки. Ведь я красивая, и многие мужчины готовы сделать мне предложение хоть сейчас, свернуть горы и превратить в пепел все вокруг, если я того захочу. Это воодушевило меня, хоть и было жутким преувеличением.

Я подошла к зеркалу и увидела себя. Но не такой, какой любила. Тушь стекала по щекам и жгла глаза до луковой боли, брови были размазаны по всему лицу, щеки и нос были красными, глаза – опухшими, а уложенные с утра волосы растрепались и прижались к голове.

Я смыла с лица сломанный макияж, расчесала волосы, надеясь увидеть ту, которая займет место в сердце Томаса. Но увидела себя настоящую с редкими бровями, светлыми ресницами, прыщавым лицом и короткими русыми волосами, не являющимися образцом женственности. Я ненавидела свой такой образ, хотя мама называла меня именно в этот момент красивой и очаровательной. Но я так никогда не считала. Я без косметики – урод. Будто сказка про Шрека и Фиону писалась про меня. «Красотка днем – в ночи урод» – девиз, описывающий мою внешность целиком и полностью. На ночь я смываю макияж и становлюсь огром…

Разбитая своей собственной ничтожностью, я включила случайный фильм и смотрела его, чтобы заглушить чувство смертной тоски. Однако этот фильм напомнил мне съемочный процесс, напомнил Томаса, напомнил мне мою боль.

Я была опустошена.

6 глава. Внезапная гостья

Я провела выходные в слезах и одиночестве. Ничто не могло вернуть мне мою радость, а с каждым часом все глубже и глубже я проваливалась в черную дыру печали. Я была одна. Совершенно одна.

Однако, когда вечером воскресенья приехала Карина вместе с Томасом, мое настроение улучшилось. Они были веселы, жизнерадостны и заряжали меня своей светлой энергией. Оба рассказывали о своих веселых выходных, что вроде должно было меня ободрить, но это вновь повергло меня в бездну отчаяния.

Карина без умолку говорила о своей дочери, а Томас сказал о своей девушке лишь: «Это было незабываемо. Каждый день с ней – незабываем». Я могла слушать его рассказы об их веселье и совершенно без каких-либо напряжений разума накручивать себя, фантазируя и обдумывая каждую минуту их выходных, иногда вылетая из повествования Томаса. Я представляла, как она выглядит, как она обнимает его, и как он говорит ей заветные слова… От этих представлений не было бы так больно, не будь я уверена в его отторжении меня, даже если бы у него не было замечательной девушки. Вгонял меня в депрессию именно тот факт, что она наверняка куда красивее, умнее, успешнее, чем я. Томас бы другую не выбрал.

Однажды во время обеда мы весело беседовали своей маленькой группкой из троих человек. Мы ели что-то обыкновенное, сейчас уж не вспомню что, но помню, что это нечто я когда-то готовила, когда жила с мамой. Но тогда оно получалось не таким, каким надо было, каждый раз. А в тот раз, казалось, оно было идеальным. Может, оно таковым и не было, но мне казалось все прекрасным, когда Томас был рядом.

Мы с Кариной и Томасом немного погуляли по городу от места съемок до кафе в отеле. По пути нам встретились, несмотря на относительную безлюдность места, фанаты Томаса и чуть меньше фанатов Карины.

И ни одного моего. Да, образ писателя не так популярен, как даже его герои, а тем более актеры. Но, в любом случае, у меня не было причин расстраиваться из-за этого, потому что я все равно добилась желаемого, и денег у меня в разы больше. На момент съемок еще в зимнем Ливерпуле я уже купила себе небольшую квартиру на окраине Лондона. Вы спросите, почему не большую квартиру или дом? Почему не в центре? Ну, на то несколько причин.