Текст книги "Сказки тысячи ночей. Веретено"

Глава 10

Мы дошли до замка задолго до полудня и устроились неподалеку в ожидании. Определить, про какую из башен говорила жена свечника, было невозможно: мы знали только, что это одна из угловых башен, где вид со стены был закрыт. Отец Сауда рассказывал нам, что в Камихе вокруг замка была двойная стена, изогнутая по углам таким образом, чтобы не было слепых зон. С другой стороны, в Камихе было полно камня, который можно было добыть в любой момент. В Харуфе при строительстве замка приходилось экономить, так что стена была в форме обычного квадрата: главные покои в центре, вспомогательные постройки вокруг. Я подозревал, что здешний замок был куда менее величественным, чем в Камихе. И все же при виде него у меня перехватило дыхание: когда-то это место было моим домом.

Я играл в этом дворе, пиная мяч или гоняясь за курами, или играя в салочки с Тариком, за которым мне было поручено присматривать. Бегал на кухню таскать хлеб между приемами пищи, а повара притворялись, что не замечают моих уловок, да еще угощали сластями или другими вкусностями. В одной из комнат работали пряхи, и там я учился, сидя у ног матери. А еще одна из комнат была моей – там я спал и там же лежал больной во время праздника.

– Я ничего не узнаю, – печально сказал Тарик, устроившийся рядом со мной. – Я думал, что узнаю, когда увижу, но нет. Я жил здесь, провел три года в детской с Маленькой Розой, но я совсем ничего не помню.

– Это нормально, Тарик, – утешил его я. – Я тоже мало что помню. Я просто знаю, что здесь был мой дом и что здесь мы были счастливее, чем где-либо еще. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил Тарик. – Я тоже это чувствую.

– А для меня это все как сказка, – вставила Арва. – Сказка, которую я слышала столько раз, что поверила в нее. Хорошая сказка. Важная. И любимая.

– И у меня то же самое, – сказал Сауд.

Мы сидели и смотрели на замок, пока не стемнело.

– Свет! – воскликнул Тарик.

Солнце только что скрылось за горами, небо над нами становилось из темно-синего черным. Тарик был прав: в замке зажигались огни. Засветились десятки окон в королевских покоях, хотя нам было видно только верхний этаж, который был выше стены. Окна Большого зала светились тускло, как будто там горело всего несколько свечей. Должно быть, король с королевой в тот вечер ужинали где-то в другом месте. Зажглись несколько факелов по стенам.

Две башни высились по бокам от ворот, и я надеялся, что темной окажется не одна из них. Взобраться на башню будет непросто, и мне бы не хотелось делать это вблизи от ворот, где стражники наверняка более внимательны. Сауд потянул меня за руку, и мы все осторожно и тихо пошли в сторону замка, чтобы осмотреть остальные башни.

Харуфский замок был укреплен не особо тщательно. Рва перед ним не было, лишь неглубокая канавка, а земля вокруг не была утоптана и расчищена. На возвышении с восточной стороны располагалась деревушка, так что мы пошли на запад, стараясь не высовываться из зарослей вереска. Мы прошли несколько построек, где раньше жили охотники и сокольничие. Теперь они обитали внутри замковых стен – не из страха за свою безопасность, а потому, что теперь там было место и для них, и для их животных. После ухода прях ткачихи, швеи и портные тоже покинули замок, и их комнаты заняли те, кто остался на службе у короля. Никаких патрулей видно не было, хотя по стене двигались факелы, показывавшие, что стражники подходили к своим обязанностям серьезно.

Наконец мы обошли замок и оказались с северной стороны. Там было темнее. Я взглянул на башни: в одной светилось одно окно, во второй было темно. Жена свечника была права. Вот он, наш шанс попасть внутрь.

Я снял тунику, которая была сделана из светлого льна. Даже запачканная дорожной пылью, на фоне темных стен она бы светилась как маяк. Сауд протянул мне одну из своих, выкрашенную в темно-зеленый цвет. В ней меня будет почти не видно, если только свет не упадет прямо на меня, но в этом случае меня в любом случае обнаружили бы. Штаны у меня были темные, так что их я снимать не стал, а вот ботинки скинул. Лезть на стену босиком будет проще.

– Не забывай, что лезть можно не только вверх, – напомнила Арва. – Можно двигаться боком и забраться так же высоко, как если держаться в одном направлении.

– Не забуду, – пообещал я.

– Двигайся медленно, – добавил Тарик. – Если отвалится кусок стены, тебя могут услышать.

– Хорошо, – сказал я.

– Ты как? – спросил Сауд. – В голове ясно?

– Ясно, – ответил я. – Когда есть чем себя занять, становится легче, даже если это не то, чем бы я предпочел заниматься.

Он положил руки мне на плечи и прижался своим лбом к моему.

– Будь осторожен, брат, – сказал он. – И возвращайся.

Я хотел было ответить, но слова застряли в горле.

Вместо этого я просто кивнул и пошел прочь, в темноту.

Я дошел до канавы без приключений и на секунду остановился там, чтобы вымазать лицо грязью. Кожа у меня была и без того темная, но рисковать я был не намерен, а измазанный грязью, я скорее сольюсь с темнотой. Я собрался вытереть руки о штаны, но тут вспомнил, что Арва иногда нарочно пачкала руки перед тем, как куда-то забраться, чтобы было проще цепляться за поверхность. Тогда я еще раз макнул руки в грязь и потер их друг о друга, размазывая грязь по пальцам и ладоням. А потом перешел через канаву к стене.

Камни сгладились от многолетнего взаимодействия с дождем и ветром, но между ними кое-где были шероховатости, которые я мог использовать как уступы. Я помолился своим предкам, которые пришли сюда через пустыню и принесли с собой магию, и принялся карабкаться.

Даже если бы Тарик не наказал мне двигаться медленно, иначе бы просто не вышло. Было сложно найти, за что зацепиться пальцами, а именно им приходилось держать большую часть моего веса, потому что уступов для ног было еще меньше. Руки начали болеть, когда я едва проделал полпути. Я с тоской подумал о веревке, которая болталась у меня за спиной. По крайней мере, спускаться можно будет по ней.

Преодолевая ряд за рядом каменной кладки, я постепенно двигался к вершине башни. Добравшись до верха, я стал двигаться вбок, чтобы не оказаться на внешнем углу. По стене с обеих сторон шагали стражники, но сквозь башню они не проходили. Впервые я задумался, что могло быть внутри. Сауд считал, что там скорее всего какой-то склад, Тарик же в этом сомневался. Я был согласен с Тариком. Что за вещи надо хранить так высоко? Возможно, там была комната стражников или наблюдательный пункт, но, учитывая, что там нет света, это могло быть и что-то другое.

Надо мной в небе поднималась луна. Она была еще не совсем полная, но уже довольно круглая. Если она поднимется слишком высоко прежде, чем я успею слезть, меня могут заметить. Именно это в основном и ограничивало время, которое я мог провести в замке в поиске ответов.

Наконец мои пальцы нащупали оконный карниз. Это был самый сложный момент – не в последнюю очередь потому, что я чувствовал близость к цели и сгорал от желания ее достичь. Подоконник был сделан из дерева, который после камней показался мне столь гладким, что я, не обращая внимания на боль в уставших мышцах, резво подтянулся, закинув одну ногу в комнату, а вторую оставив снаружи.

Это был не склад. И не кабинет, даже не заброшенный. Это было очень и очень странное помещение.

Оно была широкое, во всю ширину башни, без перегородок. Дверей я не увидел, только два очень высоких окна во двор и странную нишу на том месте, где должна была бы быть дверь. У одного из окон стояла койка с соломенным матрасом. На ней – две подушки и толстое стеганое одеяло. Ночной горшок и пустой низенький столик. Ни очага, ни жаровни не было, и я задумался, как отапливали комнату, когда начинался снегопад.

Из окон во двор лился лунный свет, и я заметил, что на полу лежит толстый слой пыли, испещренный рисунками. Линии толщиной в палец, кое-где толще. Цветы, люди, лошади и бесчисленные завитушки.

И следы.

Я так удивился, что едва не вывалился из окна, но вовремя ухватился за подоконник и замер. Двери в комнате не было, а в ту странную нишу никто бы не пролез. Человек, оставивший эти следы, явно находился сейчас в комнате. Я медленно просунул в окно вторую ногу и встал на ноги, с трудом нащупав пол в темноте.

Сперва был слышен только стук моего сердца, но потом я услышал ее. Она засмеялась, поняв, что я напуган. Наверное, раньше ее никто не боялся. А потом она вошла в пятно лунного света, и я увидел ее.

На вид она была моей ровесницей – может, чуть младше, сложно сказать. Может, если она давно жила в этой башне, с ней случилось то, чего мы боялись, когда мать Арвы несла ее на спине через горы. Если она никогда толком не ходила и не видела солнечного света, она могла вырасти слабой и болезненной.

Вот только Арва совсем не была слабой. И эта девушка, похоже, тоже. Если бы она болела, ее бы выводили из замка, иначе бы она умерла. Жена свечника говорила, что они не были в замке много лет, а эта девушка все еще тут. Не может быть, чтобы она была больна. Ее заперли в замке по другой причине.

На ней было простое платье и мягкие туфли. Несмотря на простой покрой, платье было из добротной ткани и хорошо сидело. Ее волосы были покрыты платком, но несколько прядей выбились наружу, будто стремясь выбраться из ненавистного плена, и я понял, что она коротко острижена. Именно волосы ее и выдали. Волосы цвета спелой пшеницы или риса с шафраном – наследие предков, пришедших с той стороны пустыни.

– Здравствуй, мальчик, – сказала Маленькая Роза. Еще никогда мне не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь говорил так покорно. – Ты пришел меня спасти?

III

Человеческие отродья не помнят, как они появились на свет. Не помнят ни первой вспышки зародившейся жизни, ни болезненного пути к своему первому вздоху. Ни своего первого слова, ни своего первого шага, ни первого куска пищи, который им довелось отведать. Они не помнят своего начала, но пряхам Харуфа я дала возможность сполна прочувствовать свой конец.

Вот как это было: сперва першение в горле, потом кашель. Это легко было оставить незамеченным, списать на легкую простуду или приставшую к нёбу пыльцу. Они пили чай с медом, ставили в комнате для прядения свежие цветы, чтобы очистить воздух. Пошире распахивали окна, выбивали ковры. Во дворе пыльно, говорили они друг другу. Это все пыль с овец, которых пригнали для пересчета. Но то была не пыль.

Раз появившись, кашель преследовал их неотступно. Им становилось трудно дышать, они спали, облокотившись на подушки или сидя в креслах. Малейший дым, будь то от очага, факела или даже свечи, был для них невыносим – они с хрипом хватали ртом воздух. Они ходили на прогулки по стене вокруг замка. Отправлялись на луга и сидели в тени росших там деревьев с широкими листьями. Ставили компрессы, чтобы вывести инфекцию, пили лечебные настои, чтобы прочистить легкие. Они пробовали все средства, какие могли придумать, кроме того, которое действительно помогло бы.

Пряхи советовались друг с другом, споря до поздней ночи. Сойтись во мнении им не удавалось, так что каждому предоставили принимать решение за себя. Большинство собрали свои инструменты, домочадцев и подмастерьев и отправились в путь, покинув Харуф, чтобы поискать счастья в другом месте. Некоторые остались и попробовали заняться другими ремеслами, но ничто иное их не удовлетворяло. Как бы заняты ни были их руки и помыслы, их тела жаждали ощутить кручение веретена, тяжесть прясла и натяжение нити, пока наконец им не оставалось ничего иного, кроме как снова взяться за прядение.

Не меньше дюжины остались и продолжали следовать традициям своего ремесла. Они пряли для короля и королевы, ибо любили их, и с каждым днем им становилось все хуже. Когда смерть наконец настигала их, мучения тянулись по много дней. Они не могли ни есть, ни пить – только дышали, все медленней и медленней. Сиделки замеряли промежутки между каждым вздохом, становившиеся такими длинными, что они уже готовились заметить время смерти и произнести молитву, как вдруг грудь больного вновь вздымалась. Хриплые мучительные звуки сводили сиделок с ума, отдаваясь эхом от стен коридора, куда приносили умирающих прях.

По моему замыслу, последним должен был отказать разум. Захлебываясь собственными легкими, они знали свою судьбу, хоть им и некому было это рассказать, даже будь у них силы говорить. Мне эти дополнительные страдания не давали ничего – разве что удовольствие за ними наблюдать.

В конце концов Касим сделал единственное, что пришло ему в голову. Последние оставшиеся при дворе пряхи так любили его, что отказывались оставить свое ремесло ради него, его жены и Маленькой Розы. И тогда он издал закон, запрещающий прясть в его королевстве. Во дворе замка разожгли огромный костер из прялок и веретен, а оставшихся прях изгнали.

Харуф мало на что годился кроме разведения овец. Их по-прежнему разводили и стригли, но шерсть больше нельзя было прясть, даже втайне, так что ее продавали в Камих. Поначалу Царетворец продавал жителям Харуфа только пряжу по цене выше, чем было уплачено за шерсть. Но его алчность росла, и со временем продавать стали только ткань. В конце концов он велел своим торговцам продавать лишь готовое платье, стоившее так дорого, что людям приходилось голодать, чтобы его купить.

Все надежды Харуфа возлагались на тот день, когда их принцесса выйдет за сына Царетворца и два королевства вновь воссоединятся.

Тогда Царетворец позаботится о том, чтобы они не умерли с голода, а шерсть, пряжа и ткань будут продаваться по справедливой цене по обе стороны гор.

Надежда была тщеславна и пуста, но именно этого ждали все обитатели вересковых склонов Харуфа.

Я же ждала не этого. Я ждала, когда оба королевства – увядающее и могущественное – соединятся в одно. Когда девчонка станет женщиной. Когда ее неразвитый ум освоит все, что полагается знать королеве.

Я выжидала, пока родители пытались защитить ее и своих отчаявшихся подданных от тесно сплетенных нитей моего проклятия. Ждала и нисколько не заботилась о том, сколько еще прях захлебнутся собственным дыханием, пока я не достигну своей цели.

Тем временем Маленькая Роза росла в темной комнате на вершине каменной башни, а король с королевой охраняли тайну ее заточения усерднее, чем собственный замок. Ибо они знали то же, что и я: то, что я объявила им в день ее пятилетия. Возраст был назначен мной наобум, просто чтобы придать больший вес проклятию.

На самом деле я могла заполучить девчонку в любой момент. Я знала, что ее родители пойдут на самые отчаянные меры, чтобы помешать мне, но в итоге лишь послужат моим интересам. На пряхах лежало проклятие, на Харуфе лежало проклятие, и Маленькая Роза могла разрушить чары в одно мгновение – стоило лишь дать ей веретено.

Глава 11

– Большинство приходят сюда, чтобы убить меня, – у Маленькой Розы был красивый и спокойный голос, но было слышно, что ей нечасто приходится им пользоваться. – Правда, раньше они всегда приходили через ворота и притворялись дружелюбными, прежде чем пытались убить меня. Наверное, хотели сперва увидеть меня. Беседовали с моими родителями, а потом, увидев меня, бросались в меня ножами. Но убивать меня бесполезно. То есть я-то умру, но проклятие от этого не снимется.

От того, как спокойно она говорила о покушениях на свою жизнь, у меня похолодело в груди. Еще недавно я и сам подумывал напасть на нее, но теперь эта мысль была окутана стыдом. Я отбросил ее прочь.

– Но ты, мальчик, пришел не убивать, – продолжала она. – Убийцы приносят с собой маски, ножи или яд. Или стреляют из лука с крыши птичника. Это, кстати, почти сработало, да только в тот день было ветрено, и стрелу сбило с курса порывом ветра. Та стрела была последней. После того мои отец и мать приняли меры, и теперь я здесь. Но ты не такой. Ты принес мне веревку.

Я все еще стоял, прижавшись к подоконнику, не в силах ни пошевелиться, ни ответить. Она же вела себя так, будто ей было все равно, отвечу я или нет. Она пошла в другой конец комнаты, вытащив сменное платье из небольшого шкафчика, который я сперва не приметил, и крошечный кулон из ящичка под ним. Положив все это на постель, она стала снимать наволочки с подушек.

– Конечно, я и раньше думала про окно, – сказала она. – Но башня ужасно высокая, а одеяла, которые мне дают, совершенно невозможно разорвать на веревки.

Наблюдая, как она запихивает платье, кулон и одеяло в наволочку, я сообразил, что она собирается в дорогу. Она хотела, чтобы я взял ее с собой. Она на это рассчитывала.

– Прошу прощения, что я так плохо подготовлена, – сказала она. – У меня даже чашку отбирают после еды, а туфель нормальных у меня, кажется, вообще никогда не было. Наверное, я буду для тебя обузой, но я обещаю не жаловаться. Как видишь, не то чтобы я расставалась с чем-то, о чем стоит жалеть.

Оно и правда. Даже до того, как она сняла с постели одеяло, комната выглядела, мягко говоря, неподобающе для принцессы. В голове у меня заклинило от немыслимого количества вопросов.

– Почему ты здесь? – спросил я, сочтя, что начать лучше всего с этого.

– Для собственной безопасности, разумеется, – ответила она. – Видишь ли, сначала было несколько покушений. Потом мне исполнилось семь и я стала сбегать из-под маминого присмотра. Я могла попасть в какие угодно неприятности, и еще как попадала.

– Но ведь это тюрьма, – выпалил я, утверждая очевидное. – А ты принцесса.

– Проклятая принцесса, мальчик, – поправила она, надо сказать, довольно чопорным тоном. – А это большая разница.

– Откуда ты знаешь, что я заберу тебя с собой? – спросил я.

– Ты, кажется, знаешь, кто я такая, – сказала она, – но забываешь о моих дарах. Вообще-то большинство про них забывают, так что не переживай. Большинство людей волнует только проклятие, что вполне объяснимо, так что я не обижаюсь. Но если нам предстоит вместе отправиться в путь, тебе следует помнить и о дарах.

– Умение распознавать правду и знание истинной цены, – вспомнил я. Это были дары единорога и дракона. Она с первого взгляда поняла, что я за человек.

– Они самые, – подтвердила принцесса. Она закончила паковать вещи и теперь стояла так близко, так что я мог бы коснуться ее рукой.

– Ну что, мальчик? – сказала она. Я моргнул, не понимая, чего она хочет. – Давай веревку.

– Меня зовут Йашаа, – сообщил я, не желая остаток вечера откликаться на «мальчика». – Со мной еще трое, они ждут на холме. У нас нет точного плана, что делать дальше, не говоря уж о том, как спасать тебя.

– Так зачем же ты пришел? – спросила она. – Раз у вас нет плана.

– Мы… – я замялся, но потом решил, что впереди нас ждет еще немало странных поворотов, так что можно и рассказать все как есть. – Мы хотели узнать правду про проклятие. Чтобы понять, можем ли мы что-то сделать.

– Тебе повезло, Йашаа, – сказала она. – Я-то ведь видела все своими глазами. И хотя я не особо точно помню детали, мне их описывали много-много раз. Возьми меня с собой, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

– Тебе придется снять тапочки, – сказал я. – В них ты не сможешь цепляться за камни, а на земле от них все равно толку не будет.

Она послушно скинула тапочки и аккуратно поставила их рядом с кроватью.

– Веревка может натереть тебе ладони, – предупредил я. – Я могу понести или тебя, или твои вещи.

Она окинула взглядом свои немногочисленные пожитки, потом глянула на вторую наволочку, схватила ее и обмотала ей руки. Вокруг болталось много лишней ткани, а руки у нее теперь оказались связаны между собой, но в целом идея была неплохая.

– Ну ладно, – сказал я, обвязывая веревку вокруг ножки стола. – Снизу мы развязать узел не сможем, так что они догадаются, как ты сбежала, как только увидят веревку.

– Они и так догадаются, – отметила она. – Окно – единственный способ отсюда выбраться, пока не проломят стену в день моей свадьбы.

– И то правда, – согласился я, содрогнувшись от ее пугающего прагматизма. Я проверил узел на прочность. – Давай я полезу первым. И дай мне свою сумку.

Она протянула мне наволочку, и я заткнул ее под тунику сзади. Выглядело это довольно нелепо, но какая разница. Хорошо хоть сумка не тяжелая. Я еще раз потянул за узел, после чего перелез через подоконник. Луна уже сдвинулась ближе к этой стороне башни. Придется поторопиться.

Я начал медленно спускаться, не обращая внимания на бешено бьющееся сердце, но прошло всего несколько мгновений, и мои ноги коснулись земли. Я посмотрел вверх и увидел, что Маленькая Роза сидит на карнизе. Она подоткнула юбку, чтобы та не трепыхалась на ветру и не зацепилась за что-нибудь по пути. Не такой практичный наряд, как широкие штаны Арвы, но сойдет.

Принцесса спускалась гораздо медленнее, чем я. Я едва дышал, глядя, как столп лунного света подбирается к ней все ближе и ближе. Но вот она спрыгнула на землю и встала рядом со мной, разматывая руки. Она улыбнулась, и на сей раз это была настоящая улыбка, а не та горькая усмешка, которую я видел в башне.

– На улице так хорошо, – сказала она, будто никогда раньше не бывала за стенами замка. Я знал, что их с Тариком вместе выводили из замка на уроки верховой езды и прочие занятия, но содрогнулся при мысли о том, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз была за пределами своего каменного плена. – Ну пошли?

– Иди за мной, – скомандовал я.

И вот мы двинулись к канаве, перебрались через нее и оказались на другой стороне. По пути мы не разговаривали, стараясь держаться как можно тише и незаметнее. Ко мне постепенно возвращалась способность мыслить, и я сообразил, что, как бы я ни храбрился, по сути я похитил Маленькую Розу. То, что она пошла со мной по собственной воле и разве что не уговаривала меня взять ее с собой, вряд ли послужит мне оправданием, если нас поймают. И отправить ее на все четыре стороны я не мог. У нее даже обуви не было. Сауд меня прибьет.

Не доходя до того места, где ждали остальные, я потянул ее за собой в небольшую канаву и склонился вплотную к ее лицу.

– Те трое – мои друзья, – тихо сказал я. – Я за них отвечаю.

– Ты не хочешь, чтобы они оказались в опасности из-за меня, – кивнула она. – Прости меня, Йашаа. Если бы я могла убежать сама, я бы это сделала. Но ты мне нужен.

– Я знаю, – сказал я. Ее холодная практичность напоминала поведение моей матери, когда та отослала нас прочь, разлучив с Саудом. – Мы как-нибудь справимся. Мы – это Арва, ей скоро исполнится двенадцать, она самая младшая из нас. Еще Тарик, ему пятнадцать, и Сауд, мой ровесник.

– Они меня узнают? – спросила она.

– Узнают, – уверенно сказал я. Даже если ее не выдадут волосы, они все равно поймут, кто она такая. – Принцесса, когда-то мы были твоими друзьями. Во всяком случае, мы с Тариком. Арва родилась уже после проклятия. Мы жили здесь, а потом ушли.

– Так вы – пряхи, – заключила она, явно удивившись. Пророческий дар единорога не показал ей этого. Впрочем, в ее голосе не было страха, только решимость.

– Да, – признал я. – Сауд не прядет, но он мой лучший друг и брат, и он останется с нами.

– Хорошо, – сказала она. – Я буду стараться, Йашаа. И прости меня.

Она могла бы извиняться за что угодно, но я решил, что она имела в виду похищение.

– Пойдем, – сказал я, помогая ей подняться на ноги.

Мы пошли дальше сквозь темноту. Дорога была несложная, но на земле встречался чертополох. Я сам едва успевал разглядеть колючки, чтобы не наступить на них, а Маленькая Роза не понимала, чего остерегаться, и не меньше трех раз наступила на чертополох, но не проронила ни звука. Если она будет так держаться и дальше, подумал я, возможно, нам и правда удастся добраться до гор. Впрочем, ей в любом случае понадобится обувь. Без этого никак не обойтись.

Наконец мы подошли к месту, где прятались Сауд, Тарик и Арва.

– Йашаа, – прошептала Маленькая Роза. Я остановился. – Я должна кое-что тебе сказать.

– Что? – спросил я.

– Как бы я ни просила, как бы ни умоляла и ни приказывала, ты ни в коем случае не должен давать мне веретено, – сказала она. Ее глаза блестели, отражая лунный свет.

Я кивнул, решив, что небо уже достаточно просветлело, чтобы она это увидела и поняла.

– Йашаа, пообещай мне, – настаивала она. – Обещай, что ты никогда не позволишь мне прясть.

– Обещаю, – сказал я. Если не обращать внимания на тень отчаянной тревоги, ее голос звучал почти по-королевски, и я ответил машинально, как ответил бы на просьбу принцессы любой из ее подданных. Она все объяснит, когда будет готова. Несмотря на ее доверие ко мне, подкрепленное ее даром видеть людей насквозь, она чего-то боялась.

– Ну, хорошо, – сказала она, вновь успокоившись. – Теперь я готова познакомиться с твоими спутниками.

Мы прошли последнюю сотню шагов вверх по склону небольшого холма и спустились в ложбину, где прятались остальные. Они сидели на том же месте, где я их оставил, готовые в любой момент пуститься наутек. Арва держала на коленях мои ботинки. Она первой услышала нас и вскинула голову. Я увидел, как расширились в темноте ее глаза при виде нас, но она не издала ни звука. Потом обернулся Тарик, а потом и Сауд.

– Йашаа, – простонал Сауд. – Йашаа, что ты натворил?