Текст книги "Анатолийская мечеть XI–XV вв. Очерки истории архитектуры"

Анатолийские мечети великих сельджуков

Затем султан устремился в страну ар-Рум <…> Население вышло навстречу султану и приняло учение [истинной] веры. Султан был охвачен большой радостью и ликовал. Он приказал подвергнуть всех их очищению, церкви были разрушены и построены мечети.

Садр ад-Дин ал-Хусайни. Сообщения о Сельджукском государстве.

Как ни странно, прежде чем обратиться к памятникам турецкой архитектуры, необходимо решить вопрос о ее отправной точке, – с какого момента правомерно говорить о возникновении собственно турецкой архитектуры, турецкой культуры и истории Турции в целом? Естественно, нас не будут интересовать крайности, – например, Турция как исторический регион вообще игнорировалась авторами разделов об искусстве или даже о собственно архитектуре Ближнего Востока в советской учебной литературе.[16]16
  См., например: Каптерева Т. П. Искусство стран Ближнего и Среднего Востока // История зарубежного искусства / Ред. М. Т. Кузьмина, Н. Л. Мальцева. М., 1971. С. 103–110; Гуляницкий Н. Ф. История архитектуры. М., 1984. С. 184–196.


[Закрыть] Другой крайностью – к счастью, не реализованной на практике, но легко представимой, – выглядело бы «втягивание» в историю турецкой архитектуры хеттских, ионийских, римских и византийских памятников лишь на том основании, что они располагаются на территории современной Турецкой Республики, хотя об их влиянии на более позднее зодчество этой территории бесспорно следовало бы говорить.

Разговор о мусульманской культуре Турции (современной территории страны) безусловно должен начинаться с момента исламизации и тюркизации Анатолии, с проникновения сюда тюрков и создания первых мусульманских государств. Ранний этап мусульманской Анатолии связывается с приходом сюда сельджуков, – даже Ю. А. Миллеру, категорически отождествившему понятия «турецкий» и «османский» и потому начавшему свое «Искусство Турции» только с XIV в.,[17]17
  См.: Миллер Ю. А. Искусство Турции. М.-Л., 1965. С. 8.


[Закрыть] пришлось упомянуть о предшествующем сельджукском этапе. Однако, говоря о сельджукской культуре Анатолии, многие авторы имеют в виду прежде всего государство Сельджуков Рума и современные ему тюркские княжества (эмираты), – так, И. Ф. Бородина начала «турецкий» раздел «Всеобщей истории архитектуры» только с XII в.,[18]18
  Бородина И. Ф. Архитектура Турции XII–XIX вв. // Всеобщая история архитектуры. Т. 8. М., 1969.


[Закрыть] и даже основоположник турецкого искусствознания Дж. Арсевен, привлекая к разговору о происхождении тюркского искусства произведения «звериного стиля» и рассматривая созданные тюрками памятники Турфана, Ирана и Индии, «малоазийскую главу» тюркской культуры начал с монументов Коньи, замолчав предысторию искусства Сельджуков Рума.[19]19
  Arseven G. E. L'Art Turc depuis son origine jusqu'a nos jours. Istanbul, 1939. P. 43.


[Закрыть] Столь авторитетное издание, как «Кембриджская история Турции», рассматривает самый ранний этап турецкой истории через призму истории Византии XI–XIV вв., сразу после этого переходя к «Анатолии под властью монголов», после чего становится возможным говорить об османском периоде.[20]20
  The Cambridge History of Turkey. V. 1. Byzantium to Turkey, 1071–1453 / ed. K. Fleet. N. Y., 2009. P. VII.


[Закрыть]

Между тем культура Сельджуков Рума и современных им тюркских княжеств Анатолии генетически связана с предшествовавшим периодом мусульманского завоевания азиатских владений Византии, осуществленного Великими Сельджуками. Авторы «Кембриджской истории ислама» указывают, что создание империи Великих Сельджуков и установление тюркского господства стало поворотной точкой в истории исламской цивилизации, а осуществленная этой империей тюркизация Ближнего Востока и Анатолии оказалась фактором, предопределившим будущее и мусульманского, и христианского мира;[21]21
  The Cambridge History of Islam. V. 1A. The Central Islamic Lands from pre-islamic times to the Ist World War / ed. P. M. Holt, A. Lambton, B. Lewis. N. Y., 2005 [1970]. P. 231.


[Закрыть] правда, даже при столь высокой оценке завоевание Анатолии для тех же авторов оказалось в истории Халифата маргиналией на фоне укрепления Великих Сельджуков в Иране, борьбы с Фатимидами, возвышения Зенгидов и монгольской угрозы.[22]22
  The Cambridge History of Islam. V. 1A. P. 149–160.


[Закрыть] Лишь в малоазийском и общетюркском контексте рассматривается правление Великих Сельджуков в Анатолии соответственно в работах В. Гордлевского и Р. Рахманалиева.[23]23
  Гордлевский В. Государство Сельджукидов Малой Азии. М.-Л., 1941; Рахманалиев Р. Империя тюрков. Великая цивилизация. М., 2009.


[Закрыть]

Правда, есть и работы, более подробно освещающие историю государства Великих Сельджуков. Так, К. Каэн посвятил первую часть фундаментальной «Доосманской Турции» именно становлению новой империи и завоеванию Анатолии,[24]24
  Cahen С. Pre-Ottoman Turkey: a general survey of the material and spiritual culture and history с 1071–1330. N. Y., 1968. P. 19–90.


[Закрыть] – его заинтересовали, в частности, даже вопросы исламизации тюрков до создания Сельджукского государства и взаимоотношения сельджуков и других тюркских племен, принявших участие в походе на Византию. Именно Великие Сельджуки оказались в фокусе рассмотрения в недавней монографии В. Запорожца, охарактеризовавшего круг ранних источников по истории тюркской Анатолии.[25]25
  Запорожец B. M. Сельджуки. M., 2011. C. 29–43, 82–176. Анализ сельджукских источников см. также: Köprülü M. F. The Seljuks of Anatolia: their history and culture according to local muslim sources. Salt Lake City, 1992; Savvides A. G. C. Byzantium in the Near East: its relations with the Seljuk sultanate of Rum in Asia Minor, the Armenians of Cilicia and the Mongols A. D. с 1192–1237. Thessalonica, 1981; Savvides A. G. C. Some major Seljuk, Persian and Ottoman sources regarding Byzantine-Seljuk relations (A bibliographical survey) // Mesogeios. 25–26. 2005. Отмечу, что анализ источников ограничивается, как правило, собственно сельджукскими и византийскими текстами, без привлечения арабских материалов и достаточно обширных сведений о крестовых походах.


[Закрыть] Однако интерес к политической истории сельджукского государства заставляет указанных авторов игнорировать художественные, в частности архитектурные источники.

Замалчивание Дж. Арсевеном и первыми турецкими искусствоведами раннего анатолийского архитектурного материала было исправлено в работе Октая Асланапа «Тюркская архитектура»: первый том отведен сооружениям Средней и Центральной Азии, Ирана, Индии, Сирии, Ирака, Египта, а вторую книгу, посвященную мусульманскому зодчеству Анатолии до Османов, исследователь начал именно с немногочисленных памятников Великих Сельджуков конца XI-начала XII в., справедливо рассматривая их как первый этап собственно турецкой архитектуры, очевидно опорный для зодчества Сельджуков Рума и современных им мусульманских княжеств.[26]26
  Aslanapa О. Turk Sanati. D. II: Anadolu Selçuklularindan Beylikler devrinin sonuma kadar. Istanbul, 1984. P. 1.


[Закрыть] Правда, работа О. Асланапа носит справочный характер, – автор привел краткие описания памятников и опубликовал архитектурные планы, но не анализировал и не сравнивал их. Единичных памятников, которыми представлен краткий этап правления Великих Сельджуков в Анатолии, оказывается достаточно, чтобы сделать вывод о том, что мусульманская архитектура Анатолии, возникнув в результате неизбежного воспроизведения на только что завоеванных Халифатом территориях существовавших типов культовых зданий, не просто копирует образцы, но вырабатывает собственные решения, во многом определяющие дальнейшее развитие турецкой мечети.

* * *

Византия, бывшая во II половине I тысячелетия полновластной хозяйкой почти всей Анатолии – кроме юго-восточных областей, отвоеванных Халифатом, – познакомилась с тюрками уже в первые столетия своего существования – две хазарские княжны стали ее императрицами, кипчаки (половцы) и печенеги служили наемниками в войсках империи, торговые пути и к северу, и к югу от Каспия связывали Малую Азию со Средней. Тогда же тюрки создают свои государственные образования – каганаты, восточные остатки которых в X в. были поглощены исламским государством Караханидов. Тюркиогузы селятся во владениях Махмуда Газневи и после его смерти отторгают Хорасан, превращаясь в реальную политическую силу на востоке Халифата, так же уже использовавшего тюрков в качестве наемников.[27]27
  См. подробнее: Armstrong P. Seljuks before Seljuks: Nomads and frontiers inside Byzantium // Eastern Approaches to Byzantium / ed. A. Eastmond. Aldershot, 2001.


[Закрыть]

К середине XI в. Тогрул, потомок Сельджука ибн Токака, объединив тюркские племена после падения государства Караханидов, завоевал Мерв и Нишапур, присоединил территории оттесненных на юг Газневидов, Азербайджан и значительную часть Ирака. Уже в 1048 г. был взят Эрзерум, в 1051 г. – Исфахан. В 1055 г. Тогрул под вполне легитимным предлогом борьбы с узурпаторами-Буидами и восстановления полноты власти халифа захватил Багдад и получил от «повелителя правоверных» аль-Каима не только руку его дочери, но и титул султана.[28]28
  См. подробнее о взаимоотношении светской и духовной власти в Халифате: Бартольд В. В. Халиф и султан //Бартольд В. В. Работы по истории ислама и Арабского Халифата. М., 2002 [1966]. С. 27–28, 30–31; Hinrichs J-C. Sultan und Kalif auf Münzen der Seltschuken Anatoliens // Mesogeios. 2005. V. 25–26.


[Закрыть] Выгадали от этого обе стороны – после фактического отстранения при Бундах халиф вернул себе по крайней мере внешние атрибуты власти, а сельджукский султан, искренне поддерживая его духовный авторитет, стал главой разветвленной династии светских правителей – Великих Сельджуков, осуществляя светскую власть в Халифате, раздавая посты своим родичам и соплеменникам и направляя активность (прежде всего военную) тюркских переселенцев. Огузы (в т. ч. сельджуки) и другие тюрки переместились к границе с Византией, создав здесь буферную зону и постоянно совершая набеги на территорию империи.

Халифат отвел тюркам роль гази (борцов за веру), не только укреплявших и раздвигавших северо-западные границы дар-уль-ислам (территории ислама), но и способных противостоять укреплявшимся в Сирии конкурентам-Фатимидам. Алп-Арслан, унаследовавший титул султана после своего бездетного дяди Тогрула, справлялся с обеими задачами, – в 1060-х гг. он не только совершил поход в фатимидские Сирию и Палестину, но и вторгся в Закавказье, захватив Ани (к тому моменту уже византийский) и ослабляя потенциального союзника Фатимидов. Алп-Арслану удалось занять важнейшую пограничную крепость на востоке Византии – Манцикерт (Малазгирт); в 1071 г. попытка отвоевания крепости привела к разгрому византийской армии и пленению императора Романа IV Диогена.[29]29
  Гордлевский считал одной из причин поражения византийской армии при Манцикерте измену тюркских наемников «из чувства племенной солидарности»: Гордлевский. Указ. соч. С. 22–23.


[Закрыть] Жизнь императора была выкуплена ценой территориальных уступок победителям.

Победа при Манцикерте открыла сельджукам путь в Центральную Анатолию.[30]30
  Название «Анатолия» восходит к греческому «восток», и словосочетания «Западная Анатолия» и «Восточная Анатолия» часто воспринимаются как оксюморон и тавтология. Однако в разговоре о Турции более актуальным, нежели филологические тонкости, выглядит официальное деление на Анатолию (азиатскую часть турецких владений) и Румелию (европейские территории, уже – Фракия).


[Закрыть] Смерть свергнутого Романа Диогена и отказ его преемника выполнять условия мира дала формальные основания для продолжения завоеваний: в 1075 г. взята Никея (Изник),[31]31
  Приведена дата первого взятия Никеи; Византии удалось вернуть город, окончательно взятый Сельджуками в 1078 г. и ненадолго ставший столицей султаната Рума.


[Закрыть] в 1077 г. был завоеван Иконий (Конья), в 1080 – Кесария Каппадокийская (Кайсери). Во главе походов встал двоюродный племянник Тогрула Сулейман-шах ибн Кутулмыш,[32]32
  См.: Лэн-Пуль С. Мусульманские династии. М., 2004 [1899]. С. 110–112.


[Закрыть] которого принято считать основателем династии сельджукских султанов Рума, – нового мусульманского государства, возникшего на отвоеванных у Византии землях Анатолии (Рум).

В 1084 г. пала «пропущенная» сельджуками Антиохия (Антакья), и этот «поворот» к Сирии, равно как и неспособность удерживать Никею, позволяют видеть приоритет внешней политики Халифата (т. е. Великих Сельджуков) в борьбе с Фатимидами, а основную цель – не в Византии, а в Иерусалиме.[33]33
  См. подробнее: Гордлевский. Ук. соч. С. 24; Хилленбранд К. Крестовые походы. Взгляд с Востока: мусульманская перспектива. М.-СПб., 2008. С. 52.


[Закрыть] Но Великие Сельджуки после смерти Низама аль-Мулька и султана Малик-шаха (1092 г.) увязли в междоусобице сыновей последнего, не оставившей сил даже для борьбы с низаритами Аламута.[34]34
  См. подробнее: Хилленбранд. Ук. соч. С. 55


[Закрыть] Мусульманские завоевания вынудили Алексея I Комнина обратиться за помощью к «франкам», а Иерусалим стал целью I крестового похода…

В 1097 г. султан Рума Кылыч-Арслан I уничтожил ополченцев Крестьянского крестового похода, но под угрозой разграбления Никеи крестоносцами сдал город византийцам, потерпел поражение под Дорилеей (Эскишехир), а в 1098 г. сельджуки потеряли Эдессу (Урфу) и Антиохию,[35]35
  Красивый штрих: Ибн ал-Асир рассказывает о том, что, опасаясь поддержки крестоносцев христианами Антиохии (как это было в Эдессе) и не желая подвергать их выбору между единоверцами и согражданами, тюркский правитель Яги-Сийан обманом выслал христиан из города, взяв на себя заботу об их оставшихся внутри городских стен семьях (См.: Хилленбранд. Ук. соч. С. 82).


[Закрыть] – вместе с планами на Сирию, раздираемую атабеками вплоть до подъема Айюбидов.[36]36
  См. подробнее: Али-заде. Хроники. С. 305–316.


[Закрыть] В одиночку Сельджуки Рума, уже ощутившие сепаратизм тюркских вождей, вряд ли могли сопротивляться крестоносцам, – как, впрочем, невелики были и шансы ослабленных Великих Сельджуков сдержать эспансию Фатимидов; но противостояние франкских государств и Фатимидов позволило уцелеть обеим ветвям потомков Дома Сельджука.

Румский султанат оказался далеко не единственным мусульманским государством на отвоеванных у Византии землях. В то время как юго-восточные области Анатолии первоначально подчинялись непосредственно Великим Сельджукам, а центральные (Конья, часть Каппадокии) – Сельджукам Рума, на северо-востоке после победы при Манцикерте укрепилась династия Данишмендидов, овладевшая Сивасом, Амасией, Кайсери, Малатьей; между Сельджуками Рума и Данишмендидами в районе Эрзинджана и Дивгири возник бейлик Менгуджакидов; после вытеснения Великих Сельджуков и создания латинских королевств области к юго-востоку от оз. Ван контролировались ветвями Артукидов (при этом, например, в Диярбакыре и в Битлисе правили местные династии); в горных областях вокруг Эрзерума выделился бейлик Салтукидов. В XII – начале XIII в. все эти эмираты оказались подчинены Сельджукам Рума, видевшим в них своих вассалов; но укрепление своей власти в Анатолии и борьба с тюркскими князьями-улубеями надолго отвлекли правителей Коньи от газавата на западе.

Почти весь XII в. Сельджуки Рума лавировали – и весьма успешно – между опасностями с запада, юга (Византия и крестоносцы), востока (Великие Сельджуки, Фатимиды, Зенгиды) и севера (Данишмендиды), сохраняя независимость своего султаната, подчиняя тюркские княжества Анатолии и собираясь с силами для утверждения своего могущества. Возникают странные христианско-мусульманские коалиции – если крестоносцы видели союзника в борьбе с сирийскими Зенгидами в лице египетских Фатимидов, то Данишмендиды используются Византией как фактор, отвлекающий Сельджуков на востоке; в 1147 г. Рум вступил в союз с Византией во время II крестового похода; в 1162 г. Кылыч-Арслан II, которого василевс считал своим вассалом, был вынужден оставить в Константинополе сына в качестве заложника, но, продолжая активно бороться с конкурентами Данишмендидами (вассалами своего сюзерена, которых и Рум считал своими вассалами), воспользовавшись и личной обидой,[37]37
  В совсем неподходящий момент выяснения отношений сюзеренитета и вассалитета Якуб Арслан Данишменд похитил ехавшую из Эрзерума к Кылыч-Арслану II невесту из дома Салтукидов. См.: Райс. Ук. соч. С. 58–59.


[Закрыть] и смертью «сдерживавшего фактора» – айюбидского атабека Нураддина Зенги, в 1174 г. наконец подчинил Конье север Анатолии.

«История Сельджукидов представляет разительный пример быстрого возвышения и падения: вынырнув во второй половине XI в. из Хорасана, они весь XII век провели в борьбе, и были моменты, когда весы истории склонялись на сторону Данишмендов, вырывавших из их рук господство в Малой Азии, однако Сельджукиды, использовав противоречия между противниками, удержались, и из Коньи – из малоазиатской срединной степи – распространились и на запад, и на север, и на восток, и на юг. Старая область приграничников – борцов за веру, выдвинутых когда-то арабами, превратилась в государство, поднявшее в Малой Азии культуру на большую высоту. В течение полустолетия создали они здесь памятники, которые пережили творцов».[38]38
  Гордлевский. Ук. соч. С. 34.


[Закрыть]

Впрочем, эти полстолетия относятся уже к XIII в. До того момента сельджукская архитектура Анатолии представлена не столько заказами Сельджуков Рума (в Конье и Акшехире сохранившиеся мечети и медресе возводятся только в середине XII в.), сколько памятниками, созданными Великими Сельджуками и улубеями, – Данишмендидами, Салтукидами, Артукидами и т. д., что, видимо, объясняется как удаленностью подвластных им территорий от зоны военных действий с христианами, так и необходимостью демонстрации прочности местной власти. В любом случае именно памятники Восточной Анатолии демонстрируют на протяжении XII в. становление той сельджукской архитектуры, которая ассоциируется прежде всего с сооружениями Конийского султаната следующего столетия.

* * *

Прежде чем рассматривать памятники сельджукской архитектуры Анатолии, придется задаться вопросом, – а откуда берется эта самая собственно сельджукская архитектура? Каковы ее источники? Вариантов-то немного.

Уже в первое столетие существования ислама на завоеванных арабами землях формируется тип дворовой (колонной) мечети, пространство которой состоит из открытого двора и молитвенного зала с плоским или двускатным стропильным перекрытием, опирающимся непосредственно на несущие стойки (столбы, колонны) либо на аркады. В ряде случаев плоское перекрытие зала могло дополняться небольшим куполом – либо в центре среднего нефа, либо над михрабной ячейкой (в иерусалимской аль-Акса и в магрибинских мечетях – в торцах повышенного центрального нефа, над входом и над михрабом, акцентируя продольную планировочную ось). Таковы ранние мечети Сирии, Ирака, Иордании, египетского Фустата, тунисских Сусса и Кайруана, Марокко, Испании. Иконография исламской архитектуры «во многом исходила из уже существовавшей строительной практики и образной системы предшествующего культового зодчества. Богатейшее наследие ближневосточной культовой архитектуры давало мусульманам право выбора от гипостильных залов до зданий базиликального типа, купольных базилик и центрических купольных построек».[39]39
  Шукуров. Образ Храма. С. 27.


[Закрыть] Собственно, появление гипостильных мечетей напрямую связывается с переориентацией планировки христианских базилик.[40]40
  Там же. С. 29. О происхождении гипостильных мечетей подробнее см.: Там же. С. 46–53.


[Закрыть]

Значимый образец такого типа мечетей появляется и в Юго-Восточной Анатолии, присоединенной к Халифату уже в первые десятилетия арабского завоевания. Большая мечеть Харрана (Джами аль-Фирдаус), расположенного южнее Урфы рядом с современной турецко-сирийской границей, датируется VIII в. и занимает квадрат со стороной более 100 м. Судя по описанию испано-арабского путешественника Мухаммада ибн Джубайра, она еще в конце XII в. оставалась не только важным культовым объектом и центром мусульманской мысли,[41]41
  Харран, связанный с авраамической традицией (Быт. 11:31–32; 12:4–5), описывается Ибн Джубайром как «место пребывания благочестивых аскетов, пристанище бродячих отшельников, отрешившихся от мира» (Ибн Джубайр. Путешествие. М., 1984. С. 174–175). Организация религиозного обучения при мечети Харрана позволяет считать ее первым мусульманским университетом.


[Закрыть] но и весьма внушительным архитектурным сооружением: «Эта благородная мечеть покрыта поперечными балками и сводами. Балки ее – большие и длинные, сообразно ширине нефа, равняющейся 15-ти шагам; а в ней – пять нефов. Мы еще не видели мечети, в которой своды были бы так широки. А стена ее, прилегающая ко двору со стороны входа, имеет во всю свою ширину ворота, числом 19 – девять справа и девять слева, а посреди них девятнадцатые, самые большие, поддерживающие арку, отходящую от верхней части стены внутрь. Великолепные на вид, превосходной кладки, они подобны воротам какого-либо большого города».[42]42
  Ибн Джубайр. Ук. соч. С. 175.


[Закрыть]

На самом деле молитвенный зал мечети Харрана состоял не из пяти, а из четырех нефов, параллельных стене киблы.[43]43
  См.: Rice D. S. Medieval Harran: Studies on Its Topography and Monuments // Anatolian Studies. Vol. 2. P. 38.


[Закрыть] Судя по резным консолям и фрагментам кладки арок на частично сохранившейся восточной стене, молитвенный зал был перекрыт стропильными двускатными кровлями (сохранившиеся каменные фронтоны боковых стен), аналогично залу мечети Куфы, опиравшимися на аркады («поперечные балки и своды» в переводе описания Ибн Джубайра), как это практиковалось и в Сирии, и в Магрибе. Минарет мечети – квадратный в плане, сдвинутый к востоку от оси постройки, что опять-таки выдает следование уже опробованной планировке арабских мечетей Средиземноморья.

В Иране, однако, арабский тип колонной мечети не прижился: «мусульманские культовые здания, возводимые в IX–X веках с намерением следовать аббасидскому образцу, рано или поздно перестраивались, а иногда подвергались изменениям конструкции в процессе строительства».[44]44
  Стародуб. Сокровища. С. 203. В качестве примеров можно привести пятничные мечети Казвина и Исфахана. В Средней Азии перестройка пятничных дворовых мечетей в айванные происходит позже – при Тимуридах: Бухара, Шахрисабз, Мерв, Самарканд; см.: Хмельницкий. МСМ. С. 70 сл.


[Закрыть] Из доисламского, прежде всего сасанидского, зодчества мусульманская архитектура Ирана заимствовала две конструкции – чахартак (чартак),[45]45
  Чахартак (перс. «четыре арки») – конструкция из четырех арок, поддерживающих купольное перекрытие, использовавшаяся при строительстве зороастрийских храмов огня. О претворении наследия, выразившемся, в частности, в использовании крещатых структур персидских построек, см.: Шукуров. Сила памяти и феноменология восприятия в архитектуре Великого Хорасана и Ирана // Искусство Востока. Вып. 4: Сохранность и сакральность. М., 2012. С. 111–112.


[Закрыть] ставший основой павильонов, часто включавшихся в другие постройки различного назначения, и айван – сводчатый зал-террасу, открытую с одной стороны. Хрестоматийным примером использования айвана в качестве приемного зала является сасанидский дворец в Ктесифоне; использовались айваны и во дворце халифа в Багдаде.[46]46
  См.: Стародуб. Сокровища. С. 204.


[Закрыть] Неоднократно указывалось, что айван (и, как его развитие, пештак – айванный портал) был позаимствован мусульманской культовой архитектурой из светского зодчества. «Оправдавшие себя конструкции чартака и айвана были приспособлены и к молитвенным зданиям мусульман. В западных районах иранского мира получили распространение павильонные мечети, а в восточных, например в Хорасане, предпочитали строить мечети с айваном, в задней стене которого устанавливался михраб; к павильону или айвану пристраивался двор».[47]47
  Стародуб. Ук. соч. С. 205. См. также: Хмельницкий. МСМ. С. 193, 254; Зиливинская Э. Д. Очерки культового и гражданского зодчества Золотой Орды. Астрахань, 2011. С. 10. Ш. М. Шукуров связывает возникновение пештаков с михрабом, исходя из идей открытости вовне и перехода из одного качественного пространства в другое; см.: Шукуров. Образ Храма. С. 70.


[Закрыть] Отмечу, что отчасти развитием чартака оказываются мусульманские мавзолеи, в т. ч. портальные, появляющиеся в архитектуре Средней Азии после распада державы Саманидов, т. е. после возвышения тюрков, и отмечающие распространение тюркских племен.

Харран. Джами аль-Фирдаус. План

Важнейшим вкладом Ирана в развитие планировки мечети признается четырехайванная композиция, центром которой является обширный двор; собственно, именно этот план имеется в виду, когда речь идет просто об «иранской мечети».[48]48
  Т. Х. Стародуб указывает, что четырехайванная мечеть, сочетавшая традиционные иранские формы айванов с дворовым планом арабских мечетей, решила проблему размещения большого количества молящихся: Стародуб. Ук. соч. С. 205.


[Закрыть] Следует помнить, однако, что самые ранние памятники этого типа (мечети Исфахана, Семнана, Казвина) относятся к XII в. (и то если не принимать во внимание строительство в них новых айванов Тимуридами и Сефевидами), а наиболее показательные (в Верамине, Тебризе) – к XIV в.; самая ранняя мечеть, сохранившая изначальный план именно с 4-мя айванами – в Заваре близ Исфахана – датируется 1136 г. Да и классическая мечеть в Дамгане с одним айваном, встроенным в перекрытый куполами молитвенный зал наподобие повышенного центрального нефа, датируется ок. 1080 г., а южный айван исфаханской мечети – 1089-м г. Таким образом, айванные мечети в Иране появляются не ранее прихода сельджуков.[49]49
  Ср.: Petersen A. Dictionary of Islamic Architecture. L.-N.Y., 2002. P. 122. С. Хмельницкий, опираясь на огромный опыт исследования домонгольской архитектуры, утверждает, что в XII в. пятничные мечети Ср. Азии «были, практически без исключения, дворовыми»: Хмельницкий. МСМ. С. 86. Более того – наличие айвана в мечети-намазго Нисы позволяет ограничить ее архитектурные ассоциации XII – нач. XIII в.: Там же. С. 93–94.


[Закрыть]

Харран. Джами аль-Фирдаус. Общий вид

Харран. Джами аль-Фирдаус. Восточная стена молитвенного зала

Общим местом в литературе стало указание на то, что «этот (четырехайванный. – Е. К.) ставший стандартным план был применен при строительстве медресе»[50]50
  Зиливинская. Ук. соч. С. 10.


[Закрыть] – «теологических колледжей». Старейшим функционирующим медресе считается марокканский Карауин (859 г.), древнейшим сохранившимся зданием медресе – постройка в сирийской Босре 1136 г.;[51]51
  Petersen. Op. cit. P. 168.


[Закрыть] однако в городах Средней Азии – т. е. отнюдь не в центре мусульманского мира – в IX–XI вв. существовали десятки медресе. Известна практика переоборудования в медресе дворцовых комплексов, – «признак того, что в устройстве медресе и дворцов едва ли была большая разница».[52]52
  Хмельницкий. МСМ. С. 260–261, там же подробнее о медресе Ср. Азии.


[Закрыть] Организация и строительство медресе расценивались как богоугодное дело, и обычной – во всяком случае, в среднеазиатском регионе, – была практика погребения правителя в основанном им медресе в отдельном мемориальном здании-мавзолее (унаследованная и сельджуками Анатолии). Уже в XI в. в планах медресе на юге Таджикистана (Ходжа Машад) фиксируются айваны, расположенные по осям двора,[53]53
  См.: Хмельницкий. МСМ. С. 261–273, там же аналогии и литература; также см.: Хмельницкий С. Г. Ходжа Машад. Берлин-Рига, 2001.


[Закрыть] – позже этот план воспроизводится в многочисленных Низамийа Великих Сельджуков конца XI в., сирийских Нурийа XII в., медресе Малой Азии XIII в. (Эрзерум, Конья, Кайсери, Сивас), распространяясь опять-таки вместе с сельджукскими завоеваниями.

Собственно же «тюркскую составляющую» в той мусульманской архитектуре, которую мы обнаружим в XI–XIII вв. в Анатолии, вычленить, пожалуй, и невозможно, даже несмотря на отраженную в источниках строительную активность, вызванную благочестием того же Тогрула, которому автор более поздних «Сообщений о Сельджукском государстве» приписывал «щедрость на строительство мечетей» и слова: «Мне стыдно перед Аллахом Всевышним, если я, построив дом, не возведу рядом с ним мечети».[54]54
  Садр ад-Дин Али ал-Хусайни. Ахбар ад-даулат ас-сельджукийа (Сообщения о сельджукском государстве). М., 1980. С. 39.


[Закрыть] Неоднократные попытки описать эту составляющую неизменно приводили лишь к ее констатации и признанию нехватки данных для решения «сельджукской проблемы». Еще в конце 1930-х гг. И. А. Орбели говорил о невозможности определения типологического или стилистического единства архитектурных памятников сельджукского времени: «Сельджукское искусство в целом дает значительное разнообразие форм, в особенности в архитектуре, в зависимости от того, в каком из районов упомянутой колоссальной территории эти памятники созданы, причем в каждом данном случае в основных чертах сказываются, как господствующие, формы местного, в предшествующий период развивавшегося искусства».[55]55
  Орбели И. Проблема сельджукского искусства // Третий Международный конгресс по иранскому искусству и археологии. Доклады. М-Л., 1939. С. 154.


[Закрыть]

Спустя два десятка лет Г. А. Пугаченкова повторила вывод о том, что «внутри государства Великих Сельджуков архитектура отнюдь не являла комплекса стилистически единых качеств»,[56]56
  Пугаченкова Г. А. Пути развития архитектуры южного Туркменистана поры рабовладения и феодализма. (Труды ЮТАКЭ. Т. 6). М., 1958. С. 347.


[Закрыть] и качества эти не могли определяться этническим фактором, т. е. тюркизацией Южного Туркменистана, Северного Ирана и Анатолии. Она указала, что термины «сельджукский» и «караханидский» «едва ли уместны в историко-архитектурной номенклатуре, так как сами по себе не определяют ни времени, ни определенных территорий, ни подлинных причин развития местного зодчества».[57]57
  Там же. С. 346.


[Закрыть] Ее коллега Л. И. Ремпель, исследуя строительные конструкции и архитектурный декор Туркменистана, также ограничился лишь констатацией «сельджукской проблемы».[58]58
  См.: Ремпель Л. Архитектурный орнамент южного Туркменистана Х-начала XIII вв. и проблемы «сельджукского стиля» // Труды ЮТАКЭ. Т. XII. Ашхабад, 1963; см. также: Ремпель Л. И. Искусство среднеазиатского Междуречья // Ремпель Л. И. Искусство Среднего Востока. М., 1978. С.95–103.


[Закрыть]

Даже С. Г. Хмельницкий, подробно и поэтапно описавший развитие доисламской и раннеисламской архитектуры Средней Азии и опирающийся на огромный корпус исследований, резюмировал: «Попытки найти некий тюркский дух или тюркский стиль в монументальных зданиях, строившихся в годы правления тюркских династий – Караханидов, Газневидов и Сельджуков, – оказались безуспешными уже потому, что у вчерашних кочевников не было навыков и традиций строительного искусства. <…> Видимо, переход политической власти к завоевателям-тюркам не оказал заметного влияния на характер архитектуры Средней Азии и не изменил процесс ее эволюции».[59]59
  Хмельницкий. МСМ. С. 9.


[Закрыть]

Пожалуй, наиболее «знаковым» типом сельджукской архитектуры является центрический мавзолей-тюрбе, – квадратный, многогранный, крестовидный либо круглый в плане, имеющий коническое шатровое (реже сферическое) завершение. Эти мавзолеи-«карандашики» появляются во всем «сельджукском ареале» – в Средней Азии, в Иране, Анатолии, Закавказье.

Появление не одобряемых исламом мемориальных построек и их количественное преобладание над другими типами мусульманской архитектуры в Средней Азии связывается с распространением на фоне ослабления власти Халифата суфийских учений, с одной стороны акцентировавших почитание (в т. ч. посмертное) праведников и наставников-шейхов, а с другой – адаптировавших доисламские культы, в т. ч. связанные с определенными местами.[60]60
  См. подробнее: Хмельницкий. МСМ. С. 10–11, 152 сл. (предложенная им классификация – С. 153).


[Закрыть] Архитектурный тип центрического мемориального сооружения возникает уже в VII в. в иерусалимской Куббат ас-Сахра,[61]61
  См.: Grabar О. The Umayyad Dome of the Rock in Jerusalem // Ars Orientalis. 1959. Vol. III.


[Закрыть] закрепляется в IX в. в самаррской Куббат ас-Сулайбийя и в упрощенном виде – без обходной галереи – кристаллизуется в X в. в бухарском мавзолее Исмаила Самани.[62]62
  См., например: Стародуб. Ук. соч. С. 311–325.


[Закрыть] Большинство архитектурных типов мавзолеев имеют доисламские прототипы, кроме восьмиугольных в плане купольных тюрбе, – их появление С. Хмельницкий объяснял западными (от Халифата до Византии) влияниями и связал с развитием октагональных подкупольных конструкций: характерные для них перекрытия из двух оболочек (внутренний купол и внешний шатер) «неизвестны в среднеазиатской архитектуре IX–X вв.».[63]63
  Хмельницкий. МСМ. С. 10. См. также: Daneshvari A. Medieval Tomb Towers of Iran: An Iconographical Study. Lexington, 1986.


[Закрыть]

Однако был ли тип шатрового тюрбе-«карандашика» принесен сельджуками из Средней Азии? Наиболее ранний шатровый мавзолей Бабаджи Хатун близ Тараза осторожно датируется XI в.;[64]64
  См.: Хмельницкий. МСМ. С. 185–188. Камера мавзолея перекрыта 12-дольным сомкнутым сводом, внешняя оболочка реконструируется как 16-гранный шатер на звездчатом барабане.


[Закрыть] т. н. мавзолей Фахреддина Рази в Ургенче – II пол. XII в.;[65]65
  Хмельницкий. МСМ. С. 175 сл., там же планы и варианты реконструкции.


[Закрыть] коническое завершение бухарского мазара Чашма Айюб выполнено не ранее XII в.;[66]66
  См.: Хмельницкий. МСМ. С. 255–257. К XII в. может относиться только западная часть комплекса, в которой и находится перекрытое шатром помещение; восточная же часть – пристройки XIV–XVI вв.


[Закрыть] руинированные либо плохо исследованные памятники – Чугундор-баба в Куфене,[67]67
  Подробнее: Хмельницкий. МСМ. С. 203, там же литература. Датировка Хмельницкого – к. XI–н. XII вв.


[Закрыть] Зулпукар в Таласской долине[68]68
  См.: Хмельницкий. МСМ. С. 193.


[Закрыть] – имеют расплывчатую датировку XI–XII вв. В Иране шатровые мавзолеи строятся примерно тогда же – Бурж-и Михмандаст около Дамгана построен в 1097 г., башня Тогрула в Рее – в 1140 г. Кроме того, происхождение кирпичных башенных шатровых мавзолеев Ирана с сельджуками вряд ли связано, – достаточно назвать покрытый конусом знаменитый «карандаш» Гунбад-е Кабус в Гургане[69]69
  См. подробнее: Шукуров Ш. М. Гунбад-е Кабус. Иконография высоты и шатровые купола Ирана // Иран-наме. 2012. № 1.


[Закрыть] (1007), да и тот же Бурж-и Михмандаст, реконструируемый с коническим завершением, явно восходит к местной традиции башнеобразных купольных мемориалов, только в одном Дамгане представленной мавзолеями Пир Аламдар (1026) и Чехель Духтаран (1056).

В то же время сельджукские шатровые мавзолеи не стали в Иране образцами для многочисленных подражаний. Начиная с Великих Сельджуков, иранская архитектура отдаст предпочтение мавзолеям купольным – в этом ряду окажутся и усыпальница султана Санджара в Мерве (сер. XII в.), и гробница Олджейту в Султание (Сольтание) (н. XIV в.). Тип шатрового тюрбе, одновременно проявившийся в немногочисленных памятниках Средней Азии и Ирана, синхронных продвижению сельджуков на запад, станет «визитной карточкой» сельджукской архитектуры лишь в Анатолии и на сопредельных территориях и, судя по хрестоматийным мавзолеям Ахлата, Эрзерума, Байбурта, Дивриги, Кайсери, Коньи, Испарты, – только к XIII в.

Получается, что тюрки-сельджуки не могли принести в западные районы Халифата – в Северную Сирию, в Анатолию, в Закавказье – какие-либо архитектурные типы, которые были бы до того момента там неизвестны. Термины «сельджукская архитектура» и «сельджукское искусство» не подразумевают связь с сельджуками как с этносом, но обозначают более широкие художественные реалии, связанные с правлением тюрков – Великих Сельджуков, восходящих к ним династий и их вассалов, многие из которых, в т. ч. эмиры и улубеи Малой Азии, достаточно рано стали искать себе других сюзеренов.

Собственно, этот тезис далеко не нов: еще в начале 1970-х гг. Л. С. Бретаницкий писал, что «кочевники-сельджуки не выступали в роли создателей "сельджукского искусства", а послужили своего рода ускорителем тех социально-политических процессов, которые породили своеобразное направление художественного развития, распространившееся на огромной территории Передней Азии».[70]70
  Бретаницкий Л. С. Проблемы художественных стилей и вопросы их периодизации / /Бретаницкий Л. С. Художественное наследие Переднего Востока эпохи феодализма. М., 1987. С. 37.


[Закрыть] К. Каэн, традиционно-вынужденно завершивший раздел об империи Великих Сельджуков полуторастраничным параграфом «Искусство и письменность Сельджукского периода», не смог привести ни одного конкретного памятника, но констатировал, что, даже не будучи творцами, тюрки часто предоставляли другим возможности развития, которые сами использовать еще не могли.[71]71
  Cahen. Pre-Ottoman Turkey. P. 51.


[Закрыть] Более того, рассматривая сельджукский период как ступень развития мусульманского искусства Переднего Востока, тот же Л. С. Бретаницкий предположил, что многие произведения этого времени, отличающиеся от памятников предшествовавшего периода арабского Халифата «законченностью замысла, продуманностью художественного строя, изысканностью форм и изяществом убранства», завершают «определенный этап последовательной эволюции и совершенствования не только отдельных композиционных приемов или методов и средств их осуществления, но даже типов архитектурных сооружений и художественных изделий».[72]72
  Бретаницкий Л. С. К вопросу об истоках мусульманского искусства // Бретаницкий Л. С. Художественное наследие Переднего Востока эпохи феодализма. М., 1987. С. 47.


[Закрыть]

Вероятно, в качестве источников сельджукской архитектуры в привычном значении – как определенного территориально-хронологического комплекса памятников – должны рассматриваться все региональные художественные традиции, с которыми тюрки, могли познакомиться в процессе миграций на запад. Этническая экспансия тюрков не сопровождалась экспансией культурной ввиду отсутствия самого предмета экспансии – развитой тюркской культуры. Создавая новую традицию мусульманской архитектуры на подвластных землях, сельджуки, до того момента не проявившие себя ни в качестве создателей сколько-нибудь оригинальных сооружений, ни в качестве стойких приверженцев каких-либо определенных художественных идей, имели возможность – подобно арабам четырьмя столетиями ранее – обращаться к любым имевшимся источникам, в том числе, очевидно, и домусульманским, и современным сельджукскому завоеванию немусульманским. Сочетая прагматичную суннитскую идеологию с мистическими суфийскими откровениями, сплавляя в официальном заказе разные художественные традиции, сельджуки оказываются своеобразным катализатором эволюции мусульманской архитектуры.[73]73
  См.: Кононенко Е. И. Еще раз о «проблеме сельджукского искусства» // Вестник СПбГУ. Серия 15. Искусствоведение. 2015. № 3.


[Закрыть]

* * *

Одно из возможных направлений этой эволюции, притом явно архаизирующее, демонстрирует самая ранняя сельджукская мечеть Турции – Улуджами Диярбакыра. Стоящий на Тигре и являвшийся важным пунктом, позволявшим контролировать сообщение между Анатолией, Сирией и Ираком, Диярбакыр, византийская Амида, рано стал пограничным городом и в IX–XI вв. последовательно служил столицей «буферных» эмиратов Шейхидов и Марванидов. В начале X в. южные городские (Мардинские) ворота украшаются надписями с именем сюзерена – аббасидского халифа Муктадира. В 1056 г. Марваниды признали власть Тогрула и сохранили вассальную автономность своего эмирата, но в 1085 г. их земли были присоединены к государству Великих Сельджуков.

Побывавший в Диярбакыре около 1045 г. персо-таджикский теолог Насир Хосров (Насир-и Хусрау) был восхищен здешней достопримечательностью: «Соборная мечеть построена из того же (что и городские стены. – Е. К.) черного камня, и правильнее и крепче ее здания построить невозможно. В мечети двести с лишком колонн из камня, каждая колонна из одного цельного куска, на колоннах покоятся каменные своды и на них снова возвышаются колонны, покороче первых. На втором ряду тоже покоятся своды, возвышаясь над первыми большими сводами. Крыши этой мечети возведены в форме ослиной спины, а все резные части, из дерева и камня, раскрашены и отлакированы».[74]74
  Насир-и Хусрау. Сафар-наме. Книга путешествия. М.-Л., 1933. С. 43.


[Закрыть] Однако приведенное описание имеет отношение к более ранней мечети, для которой использовалась часть церкви Св. Фомы, разделенной между христианами и мусульманами (как это было и с базиликой Иоанна Крестителя в Дамаске). Исходя из пропорций сохранившейся мечети Диярбакыра, совершенно не схожей с раннехристианскими базиликами Сирии, от которых церковь Св. Фомы вряд ли сильно отличалась, К. Кресвелл доказал, что нынешнее здание мечети никогда не могло служить церковью.[75]75
  Creswell К. А. С. Mardin and Diyarbekr // Muqarnas. 1998. Vol. XV. P. 7. Соотношение сторон молитвенного зала существующей мечети Кресвелл назвал «невозможным» для христианского храма, – 1:4,5, тогда как во всех сохранившихся восточных базиликах – от 2:3 до 4:5.


[Закрыть] Кроме того, в сохранившемся молитвенном зале отсутствуют отмеченные две сотни колонн, а арки северной стены зала, соединяющие помещение с двором (сахн), явно «родные», выложенные при строительстве здания, а не пробитые в уже существующей стене, как это должно было произойти при перестройке церкви в мечеть.