Текст книги "Королевы Нью-Йорка"

Е. Л. Шень
Королевы Нью-Йорка

E. L. Shen

The Queens of New York

© Дина Ключарева, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2024

Copyright © 2023 by E. L. Shen

«Палочкам-выручалочкам» – моим королевам Нью-Йорка.

А еще маме, Диане и бабушке – мысленно всегда с вами

Июнь

1
Джиа

Чтобы сделать идеальный дамплинг[1]1
  Дамплинги – традиционное азиатское блюдо пельменного типа: фарш с овощами в обертке из тонкого теста. Приготовить дамплинги можно разными способами: сварить на пару или в бульоне, обжарить на сковороде. Здесь и далее – прим. пер., если не указано иное.


[Закрыть], нужны три элемента: тесто, мясной фарш и вода.

Ариэль – тесто: хрупкая основа, с ее помощью из ничего можно сотворить нечто прекрасное.

Эверет – фарш: крепкая, аппетитная, с перчинкой.

А я? Пожалуй, я – вода: та, благодаря кому все держатся вместе.

Желтые буквы вывески «Дамплинги у Ли» облупились и выцвели (папа все собирается их перекрасить), но в кухне кипит жизнь. Всю стойку занимают кунжутные шарики – они вот-вот отправятся во фритюрницу, – а вспотевшие повара пытаются пробудить от спячки сотни замороженных ча шау бао[2]2
  Паровые булочки с начинкой из пряной свинины.


[Закрыть].

За столиком у окна зевает Ариэль.

– В самолете поспишь, – легонько хлопнув ее по голове, говорит Эверет.

Ариэль показывает ей язык и со шлепком стряхивает с ложки фарш на тоненький кружок теста.

– Дамплинги мои не порть, – делаю замечание я.

– Не твои, а твоих родителей, – поправляет Эверет. Она обводит рукой нашу внушительную линию сборки. – Фактически мы бесплатная рабочая сила, так что не занудствуй тут.

Я нарочито закатываю глаза, но сердце у меня сжимается. Я буду скучать по всему этому. По шедеврально слепленным утренним дамплингам и неторопливым поездкам на велосипедах по парку Флашинг-Медоус. По Эверет, рисующей аниме-героев и тихо напевающей что-то себе под нос. По возможности болеть за Ариэль, которая уничтожает оппонентов на дебатах, и подбадривать Эверет на всех ее мюзиклах. И по ночам, когда мы в спальных мешках сбивались в кучку и отключались рядом с недоеденной пиццей и использованными тканевыми масками.

Мы познакомились еще семилетками, когда в толстых зимних куртках и меховых наушниках бодро скакали на ежегодном праздновании Лунного Нового года в Квинс. В те времена все было просто: наши родители работали волонтерами, поэтому мы попали на территорию до начала мероприятия и со свистом носились мимо еще закрытых магазинчиков, взрывая хлопушки с конфетти, пока папа не наорал на нас. Начался парад, и мы, задрав головы, завороженно глазели на огромного красного дракона, которого несли по улицам местные жители, и вокруг творилось нечто волшебное. Спустя десять лет то волшебство никуда не делось – оно так и живет в нашем городе и в нашей дружбе. Эверет учится в престижной частной школе на Манхэттене, Ариэль, естественно, в лучшей государственной школе Квинс, поэтому во время учебного года мы видимся только по выходным.

Ну а летом… Лето для нас – особенное время. Каждое лето только для нас.

Так оно было, разумеется, до тех пор, пока обе подруги не решили меня бросить.

Мне хотелось бы обидеться на них, но я не обижена. Эверет воплощает в жизнь мечту: завтра она улетит в Огайо, где будет петь в элитном театральном институте до помутнения рассудка. А как же Ариэль? Что ж, ей, наверное, нужно побыть вдали отсюда. После происшествия с Беа она отгораживалась домашкой, «Нетфликсом» и бесконечным количеством непрочитанных сообщений. Однако усилия ее, видимо, не пропали даром, поскольку она закончила последний школьный год экстерном и получила грант на обучение в Университете Бристона в Калифорнии. Занятия начинаются в конце августа, но родители отправляют ее туда сегодня, чтобы она успела пройти двухмесячный курс подготовки к колледжу. Хотелось бы и мне улететь с ней вместе к берегам Сан-Франциско, но я вынуждена торчать дома, помогая маме и папе в ресторане, пока в Квинс не рассеется духота, а листья на деревьях не сменят настроение на осеннее.

Эверет, словно прочитав мои мысли, толкает меня в плечо, не отрываясь от лепки дамплингов. Мы вытягиваем шеи и смотрим на Ариэль, которая прекратила раскладывать фарш по тесту и сидит, уставившись в окно остекленелым взглядом. Лучи восходящего солнца тонкими мазками ложатся на ее бледные щеки. Я знаю: пусть она и здесь, с нами, но мыслями находится где-то далеко.

Эверет рисует на рассыпанной муке вопросительный знак – так начинается наша ежедневная игра «Чья очередь тормошить Ариэль?». Я мотаю головой, и Эверет уступает. Положив готовый дамплинг на блюдо, она покашливает.

– Гм, детка, ты как там?

Ариэль резко поворачивается к нам и тут же хватает кружок теста.

– Ой, – говорит она, – простите, что торможу работу конвейера.

Улыбка у нее кукольная, как у пластиковой Барби, – это выражение лица она привычно принимает с прошлой осени.

Ресторан медленно наполняется солнечным светом. Семьдесят пять дамплингов выстроились в ровные ряды, как маленькие лодочки, что готовы отплыть вместе с Ариэль в Тихий океан.

– Знаешь, – шепотом говорю я и тянусь через стол к ее запястью, – Беа гордилась бы тобой.

Но Ариэль на меня не смотрит.

– Да, – говорит она и вдруг резко выпрямляется. – Миссис Ли, у нас тут все готово!

Из подсобки выходит мама: на ней кашемировый свитер и бежевые слаксы, завивка длиной до плеч. Она хостес и старается всегда одеваться в деловом стиле, даже если это подразумевает, что ей приходится каждый день надевать единственный приличный свитер. Купить еще один – это lang fei[3]3
  Напрасная трата (кит.).


[Закрыть]. Деньги нужны для того, чтобы платить по счетам. Изобилие, всегда говорит мама, это всего лишь сон.

Глядя на наши дамплинги, она одобрительно кивает.

– Неплохо. Может, когда-нибудь и вы здесь будете работать.

Она шутит, но краска заливает мне шею, уши горят. Я знаю, что это и есть мое будущее. Но не будущее Ариэль или Эверет.

Ариэль обтирает руки тканевой салфеткой и пододвигает блюда к маме.

– О другом мы и не мечтаем, миссис Ли.

Ариэль бросает взгляд на телефон, а потом, поджав губы, поднимает голову и смотрит на нас.

– Тебе пора, да? – спрашиваю я.

Ариэль кивает и выбирается из-за стола. Эверет уже всхлипывает, слезы тихо сбегают к подбородку. Мы шагаем к выходу, мама бросается за салфетками и протягивает их, смятые, Эверет. Она ненавидит плач даже больше, чем прощания.

– Удачи тебе в Калифорнии, Ариэль, – говорит она и уходит в подсобку с полными подносами дамплингов.

Я нагибаюсь и выкатываю из-под стойки три больших чемодана.

– Будем все время переписываться и устраивать видеосозвоны, – обещает Ариэль. – И электронные письма друг другу слать.

– О-о, письма, – восторгается Эверет. – Типа мы такие старомодные и переписываемся по-настоящему. Мне нравится эта идея.

– Окей, – говорю я. – Каждый день?

– Ариэль в тот же день на сообщения не отвечает, даже когда она дома. – Эверет шмыгает носом, а потом, осознав смысл сказанного, нервно сглатывает.

Но Ариэль, похоже, ничего не заметила.

– Эй, – смеется она, – я вообще-то стараюсь.

– Раз в неделю, – предлагаю я.

– Окей, – соглашаются девчонки, – раз в неделю.

Эверет обхватывает Ариэль за талию, сжимает ее хрупкую фигурку в объятиях.

– Спасите, меня душат!

Хватка Эверет не ослабевает.

– Ходи там за нас на свидания с красавчиками, ладно?

– О, само собой. Забью на учебу ради парней.

– Моя девочка.

Мы выходим на улицу, прячемся от летней жары в тени козырька. Флашинг[4]4
  Один из старейших районов в Квинс, северо-центральной части Нью-Йорка. Во Флашинге расположен один из крупнейших чайнатаунов в США.


[Закрыть] просыпается. Весь квартал увешан вывесками на китайском. Мистер Женг снимает с тележки стеклянный колпак, под которым обнаруживаются соленый пудинг из тофу и сладкое соевое молоко. Утренний воздух наполняется вонью старых паропроводных труб и сигаретным дымом.

Ариэль вызывает такси, и через пару минут к нам подлетает блестящий седан. Она запихивает чемоданы в багажник и обнимает нас на прощание.

– Два месяца, – говорит она, – а потом мы снова будем вместе.

Кажется, что это целая жизнь – и в то же время совсем недолго. Эверет кладет голову мне на плечо, и мы всё машем, машем, пока машина Ариэль не превращается в точку на горизонте.

А потом пропадает совсем.

2
Джиа

Если я что-то и знаю об Эверет Хоанг – это то, что она ненавидит духоту. Поэтому мы отпираем замки на великах и педалируем прочь от гудящих вентиляторов ресторана в ледяное благо охлаждаемого кондиционерами дома Эверет.

Ехать недалеко, через парк, но город при этом меняется на глазах. Когда мы доезжаем до главной парковой аллеи, я притормаживаю, чтобы полюбоваться на Унисферу[5]5
  Стальная модель земного шара, расположенная в парке Флашинг-Медоус в Квинс. Унисфера была спроектирована ландшафтным архитектором Гилмором Кларком для Всемирной выставки 1964–1965 годов, проводившейся в Нью-Йорке.


[Закрыть] – массивный стальной глобус, вокруг которого носятся скейтеры и сопливые карапузы. Он в буквальном смысле стоит на границе двух миров, отделяя голодные суетные улицы Чайнатауна, где сгорбленные старушки набивают скрипучие тележки пластиковыми бутылками, от роскошных тюдоровских особняков района Форест-Хилс-Гарденс, где газоны утыканы автоматическими поливалками, а мусорные баки скрыты от глаз.

Эверет мчит туда во весь опор, одной рукой держит руль, другой обмахивается меню доставки, прихваченным со стойки ресторана. Парк сменяется улицами – всюду раскаленные черепичные крыши, вдоль дорог высятся деревья, – мы на месте. Эверет расстегивает шлем и приглаживает тонкие прядки, выбившиеся из французских косичек, в которые уложены ее волосы.

– Боже, – говорит она, оглядывая свой кроп-топ, – придется еще раз в душ сходить.

Мы завозим велосипеды в гараж, затем минуем прихожую. Несмотря на то что я уже бывала дома у Эверет примерно пятьсот раз, меня всегда накрывает чувством, будто я туристка в королевском дворце. Особняк для Хоангов оформлял дизайнер интерьера, поэтому изнутри тот напоминает чуть более элегантную современную версию дома мистера Бингли из «Гордости и предубеждения». Колонны обрамляют дверные проемы, на полу – персидские ковры, под потолком – хрустальные люстры. Эркерные окна выходят в сад, где садовник – манжеты у него в кайме грязи – корпит над кустом гортензий. Он бросает на меня взгляд и по-доброму улыбается, будто мы знакомы, будто мы с ним друзья и принадлежим одному миру.

Эверет вслед за лабрадудлем Уоткинсом заходит в гостиную и плюхается на диван, закинув одну ногу на подлокотник.

– Ариэль ведь справится, да? – спрашивает она, пока я, погладив ковер, устраиваюсь у ее ног. Уоткинс ложится мне на колени, подставляет брюшко – почеши.

– Не знаю, – без прикрас отвечаю я. – Надеюсь, что да.

– Ну, она все равно нам не расскажет, даже если не справится. – Эверет запрокидывает голову и протяжно вздыхает.

Каждый день мы обсуждаем одно и то же: Ариэль ведет себя отстраненно, Ариэль не реагирует на сообщения, Ариэль где-то глубоко в себе. Но теперь она по-настоящему далеко, и мы ничего не можем с этим сделать. Я спихиваю Уоткинса с себя и залезаю на диван поближе к Эверет.

– Выше нос, – говорю я. – Подумай о завтрашнем дне.

Эверет расплывается в улыбке и садится прямо.

– Джиа, это будет так классно. В первый день объявят название постановки, и у меня такое чувство, что это будет какая-то реально, ну, знаешь, эмоциональная и резонансная история. Типа «Кабаре». Или «Рэгтайма». О-о-о, или может, это будет что-то концептуальное вроде «Мы едем, едем, едем».

– Или «Звуков музыки»[6]6
  Классические бродвейские мюзиклы. «Кабаре» – мюзикл Джона Кандера, основанный на пьесе Джона Ван Друтена «Я – камера» (1951), которая, в свою очередь, является сценической адаптацией романа «Прощай, Берлин» Кристофера Ишервуда. Бродвейская премьера мюзикла состоялась в 1966 году. «Рэгтайм» – мюзикл по мотивам одноименного романа Эдгара Лоренса Доктороу 1975 года; премьера на Бродвее состоялась в 1998 году. «Мы едем, едем, едем» – мюзикл Стивена Сондхайма, основанный на одноименной пьесе Джорджа Кауфмана и Мосса Харта 1934 года. Вышел на Бродвее в 1981 году. «Звуки музыки» – мюзикл Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерстайна по мотивам автобиографии Марии фон Трапп. Премьера на Бродвее прошла в 1959 году.


[Закрыть].

Эверет кидает в меня подушкой, и я визжу, когда та прилетает мне в лицо. Эверет ненавидит «Звуки музыки», потому что ненавидит все – как она это называет – приторное и примитивное. Зато может годами разглагольствовать о символизме костюма гориллы в «Кабаре» или замысловатых поучениях об искусстве и жертвенности в «Воскресенье в парке с Джорджем»[7]7
  Мюзикл Стивена Сондхайма, основанный на романе Джеймса Лапина. Дебютировал на Бродвее в 1984 году.


[Закрыть] (да, она все уши мне об этом прожужжала, и я запомнила). По ее версии, мюзиклы – не просто истории о том, как двое влюбились друг в друга. Это истории о смысле жизни.

– Повеселишься там от души, – сказала я. – Со всеми этими кукурузными зарослями.

– И всеми этими парнями. – Эверет поигрывает бровями.

– Да ты ни за что с театралами встречаться не будешь, Эверет.

Она открывает рот, чтобы остроумно парировать, но молчит – ведь я права. Эверет давно мечтает о бойфренде, но среди друзей-театралов у нее преобладают девчонки, а остальные не вылезают из драм, и ей не хочется с такими встречаться. В девятом классе у нее был парень, Ричи, но их отношения продлились недолго: пару раз пообжимались, три раза сходили после школы в «Старбакс», а потом расстались. При этом Эверет хочется, чтобы нынешнее лето стало ее летом – непременно с пылким мимолетным романом с каким-нибудь загорелым юным фермером из Монтаны или очаровательным хипстером из Орегона. Я буквально вижу, как она прямо сейчас фантазирует об этом, глядя в сад и бездумно поглаживая Уоткинса.

– Джиа?

– Что?

Эверет улыбается собственным мыслям.

– Это будет лучшее лето на свете.

Я не выдерживаю. Зависть щиплет меня изнутри, струится по венам. Я утыкаюсь взглядом в пол, туда, где между носков торчат ворсинки ковра. Эверет тут же пододвигается, кладет голову мне на плечо.

– Прости, – говорит она, – бестактно вышло.

– Нет. – Я мотаю головой. – У тебя и будет лучшее лето на свете. Это я просто хандрю.

– Джиа Ли? Которая хандрит? Совершенно немыслимо. – Эверет целует меня в лоб и ложится обратно.

Вот только я действительно хандрю. Будь папа здесь, он бы сказал: «Зависть все равно что песчинка в глазу». Это одна из его любимых древних китайских пословиц. Он ежедневно твердил ее, когда я рыдала из-за того, что не могла поехать с классом в Бостон. Все мои мысли были заняты черными ставнями в доме Пола Ревира[8]8
  Пол Ревир (1734–1818) – уроженец Бостона, американский ремесленник, серебряных дел мастер во втором поколении, ювелир, гравировщик, промышленник и патриот. Один из самых прославленных героев Американской революции.


[Закрыть] и Банкер-Хиллским монументом[9]9
  Банкер-Хиллский монумент – памятник, воздвигнутый на месте первого крупного сражения между английскими и американскими войсками, которое произошло на высотах Банкер-Хилл и Бридс-Хилл к северу от Бостона 17 июня 1775 года во время Войны за независимость США.


[Закрыть], фотки с которыми мои одноклассники будут выкладывать в «Снэпчат», сплетнями до поздней ночи в гостиничных кроватях и кино в автобусных телевизорах, которое никто не хотел смотреть, но все втайне им наслаждались. Папа сказал, что обо всем этом я могу прочесть и в «Википедии» и что деньги на поездку нужны нам для оплаты ренты за следующий месяц. «Помни, что важно на самом деле», – предостерег он меня.

Я вдыхаю аромат дорогого парфюма и гортензий и стараюсь помнить. Важно, что Паркинсон у бабули становится все более выраженным и она нуждается в моей помощи. Если она упадет или забудет принять лекарства, я никогда себя не прощу. И Сиси всего шесть, она любит играть в «классики», подбирает мусор с пола в метро и вопит, если я целых пять минут не обращаю на нее внимания. Этим летом мне будет чем заняться. Мне нужно выполнить свое предназначение. Таков гениальный план моих родителей: я получу диплом младшего специалиста за два года в колледже, перейму у мамы с папой все основы руководства рестораном и в конце концов приму бразды правления, а они выйдут на пенсию. Мое будущее хрустально прозрачно, как люстры в доме Хоангов.

Мы с Эверет некоторое время сидим молча – только мы, Уоткинс и тихий шорох кондиционера. Родители Эверет на работе, старшие братья – в колледже, проходят летние интернатуры, поэтому в доме царят умиротворение и тишина. Может быть, ничего не изменится и мы сможем просидеть так всегда.

Я наклоняюсь к Уоткинсу – даю ему облизать ладонь, пахнущую зеленым луком, – но тут Эверет отталкивает меня и показывает в сторону вестибюля.

– Фургон с мороженым, – говорит она, и до меня тоже доносится его веселая мелодия. Сначала она звучит в отдалении, потом все ближе и ближе.

Эверет хватает меня за руку и, практически сдернув с дивана, тащит к выходу из дома. Мы скользим по паркету, как конькобежцы по льду. Эверет на ходу сгребает несколько долларовых банкнот из жестянки на столике возле двери и сбегает вниз по крыльцу, торопит меня – не отставай.

Я пыхчу ей в спину. Что Эверет любит больше всего – помимо театра? Мороженое.

Мы достигаем дороги как раз в тот момент, когда у обочины останавливается фургон – бело-голубой, с классическим логотипом «Мистера Мороженки» в виде сахарного рожка: можно подумать, это некий местный деликатес, а не разбавленное молоко с сахаром ценой в три доллара. Форест-Хилс-Гарденс – единственный в округе Квинс район, где фургон с мороженым сам приезжает к твоему дому. Чтобы наградить себя лакомством после долгой многолюдной смены в ресторане, проведенной за выпеканием шаобинов и разливанием улуна[10]10
  Шаобины – традиционное блюдо китайской кухни: пышные пирожки с сочной мясной начинкой. Улун – сорт полуферментированного китайского зеленого чая.


[Закрыть], нужно пройти два квартала и пересечь оживленный перекресток.

За мороженым явились не только мы с Эверет. Кудрявый парнишка вручает малышу, стоящему рядом, розовый рожок.

Парнишка и малыш разворачиваются. Мы подбегаем, Эверет машет им рукой.

– О, привет! – Она вытаскивает меня из-за собственной спины. – Джиа, познакомься с моими новыми соседями. – Эверет выставляет руку в сторону малыша, чей рот перепачкан клубничным мороженым. – Масуд Аббуд.

Я вслед за ней перевожу взгляд на брата Масуда – высокого, с невероятными серыми глазами.

– И Акил Аббуд.

Акил опускает глаза, затем смотрит на меня и широко улыбается. Внутри у меня все гудит, словно улей. Не то чтобы я никогда не видела симпатичных парней. Более того, я видела множество симпатяг в районе Эверет, рассекающих по улицам в поло пастельных оттенков и шортах цвета хаки. Впрочем, это скорее типаж Эверет, а не мой.

– Джиа. Джиа Ли. Приятно познакомиться. – Я сажусь на корточки перед Масудом – струйки талого мороженого капают ему на футболку. – Вкусно?

Масуд улыбается.

– Фку-у-у-уфно.

Акил закатывает глаза.

– Надеюсь, оно стоит этих пятен.

Масуд скачет вокруг нас, вынуждая меня сделать шаг вперед.

Я качаю головой.

– Понимаю. Моей сестренке шесть. Та еще заноза в одном месте.

– Она прелесть, – встревает Эверет.

– Прелестная заноза в одном месте.

Акил смеется, и я вижу, как подпрыгивают мышцы у него под футболкой. Улей жужжит у меня в горле, хоть я и пытаюсь затолкать его поглубже.

– Масуду пять, – говорит Акил, а его братишка с довольным видом поглощает свой рожок. – И мороженое он просто обожает.

– Прямо как Эверет.

Эверет гримасничает, складывает руки на груди.

– Обхохочешься. – Она подходит к мороженщику. – Один шоколадный рожок, пожалуйста.

Братик Акила убегает все дальше и дальше от нас, сворачивает в тупик.

– Пойду-ка я за ним, пожалуй. – Акил тяжко вздыхает, ворошит свои кудри. – Рад знакомству, Джиа. Увидимся, Эверет.

Я наблюдаю, как новый сосед Эверет загоняет братишку в затянутый плющом большой кирпичный дом. Такие бывают в сказках. Красивый дом для красивого парнишки.

Эверет берет меня под руку и ухмыляется, поедая свое шоколадное мороженое.

– Может, и твое лето будет не таким уж отстойным. – Она подмигивает.

Я качаю головой, тяну ее обратно к подъездной дорожке.

– Понятия не имею, о чем ты.

Но улей по-прежнему гудит.

От кого: [email protected] 17:03

Кому:

[email protected]; [email protected]

Тема: Мир кроксов

Дорогие Джиа и Эверет,

Вы же гордитесь мной, правда? Я прислала сообщение, когда приземлилась, и вот теперь пишу вам письмо. В тот же самый день, ни больше ни меньше. Видимо, начинаю новую жизнь. Вот она я, в Сан-Франциско – и желаю сообщить, что тут холод собачий. В середине июня. Типа, холодно даже в теплом пальто. А еще я тут веду счет и насчитала на улицах уже пять парней в кроксах. Это ненормально. Спасите. Скучаю по вам обеим.

Целую,

Ариэль

3
Ариэль

Я знаю одно: в Сан-Франциско скучно и холодно. Дома здесь серые. Умма и аппа[11]11
  Мама и папа (кор.).


[Закрыть] уже забросали меня сообщениями. Хотят созвониться позже. Между «Как прошел полет?» и «Ты голодная? Сходи и купи себе сэндвич, оплати его дебетовой картой, если кафетерий закрыт» виднеется сообщение, которое я стараюсь не замечать: «Мы так тобой гордимся».

На женщине за стойкой администратора неоново-зеленая рубашка и бейдж на золотистом шнурке. Я вспоминаю, что это фирменные цвета учебного заведения. Университет Бристона. Место, где я проведу это лето и последующие четыре года. Холодный серый Сан-Франциско – это надолго. Ура.

Эверет и Джиа, небось, предаются безделью, объедаются мороженым перед завтрашним полетом Эверет. Я бы пожертвовала чем угодно, чтобы оказаться сейчас с ними в Квинс, пусть даже там воняет мочой, мусором и крысиным пометом. В крайнем случае, можно было бы запихнуть девчонок в мой чемодан, чтобы хоть капельку скрасить вот это все.

Выиграв грант на обучение, я старательно изображала радость. Притворялась прежней Ариэль. Той, что придирчиво выбирала рамочки для почетных грамот из школы и не могла решить, что купить для кубков победительницы дебатов – шкаф-витрину или обычный стеллаж. И выбрала витрину. Сейчас мне хочется разбить ее бейсбольной битой. Я отправляю умме и аппе сообщение «все хорошо, заселяюсь» и выключаю телефон.

– Привет! Вы у нас на курсе подготовки? – Женщина за стойкой чрезмерно жизнерадостна. Она широко улыбается, и я вижу, что зубы у нее в прозрачных пластиковых скобах.

Волосы у меня слишком длинные и падают на стойку. Я затыкаю их обратно за воротник рубашки и киваю.

– Здорово, – говорит администратор. И достает папку с пятью сотнями ламинированных страниц. – Как вас зовут?

– Ариэль. – Я рассматриваю облупившийся лак у себя на ногтях. – Ким.

Женщина за стойкой листает страницы с невероятным рвением – можно подумать, что где-то промеж них спрятан выписанный на ее имя чек на миллион долларов. Наконец она доходит до «К».

– Чудесно. Можно ваши документы?

Я выуживаю из рюкзака кожаный бумажник. Беа подарила его мне в день своего отъезда в Южную Корею. Больше года назад. Стоял март, слякотный и морозный, худшее время для путешествий. Мы были в кухне, умма и аппа с ней не разговаривали, и я была расстроена. Помню, как стояла, облокотившись на гранитную поверхность кухонного островка, и как попугай талдычила, что она не прикладывает достаточно усилий. Что она добилась бы большего, если бы постаралась. Что ей не обязательно бросать Америку. Бросать нас.

В свете ярких кухонных ламп веснушчатое лицо Беа казалось землистым – в отсутствие привычного макияжа. Она поморщилась от моих нравоучений, будто я обожгла ее раскаленной сковородой, а не сказала правду в лицо. Ну, или то, что считала правдой. Затем Беа достала из кармана куртки бумажник. В середине того была выгравирована маленькая золотистая пчелка. Беа сказала, что купила его на блошином рынке. Это тебе в память обо мне, сказала она, чтобы ты меня не забыла. Стиснула мне плечо и добавила, что скоро вернется.

Мои водительские права со стуком падают на пол. Женщина за стойкой тут же опускается на четвереньки. Поднимает карточку и сверяет фотографию с моим лицом. Ослепительно улыбается. Пластиковые скобы блестят в дневном свете, что льется в окно.

– О, да вы одна из наших абитуриенток! – восклицает администратор. – Вижу, что вы записались на наш престижный научно-технологический летний курс. Просто чудесно. Родители наверняка вами очень гордятся. – Она разве что за щеки меня не щиплет, как тетушки в церкви.

– Спасибо, – говорю я.

И, сунув права обратно в бумажник, кидаю его в рюкзак. Тот приземляется с гулким стуком. Женщина за стойкой что-то вещает о летнем размещении в общежитии, расписании и ключах. Но у меня в мыслях только веснушчатое лицо сестры. Ее плечи, сникшие, когда она поволокла чемодан к двери. Оглянулась ли она перед выходом? Готова поспорить, что да. Надеюсь, что да.

Я пытаюсь сосредоточиться на тонком, щебечущем голоске женщины за стойкой. Когда она наконец заканчивает свою речь, я отхожу и долго плетусь по кампусу. Большинство студентов уехали на все лето, поэтому вокруг только подобные мне подготовишки. Девчонки, словно гигантские светлячки, сбились в кучку под фонарем. До меня доносится их галдеж – они обсуждают предстоящую гостевую лекцию об основополагающем вкладе Розалинд Франклин[12]12
  Розалинд Франклин (1920–1958) – английский биофизик и ученая-рентгенограф, занималась изучением структуры ДНК.


[Закрыть] в исследования ДНК. Видимо, мои однокурсницы с научной программы. В жизни не видела, чтобы разговоры о ДНК сплачивали людей. Разве только пацанов в школьном научно-исследовательском клубе – но это люди, которые плюются друг в друга бумажными шариками и перешучиваются о чем-то своем, чего мне не понять.

Кто-то вопит «Берегись!», и надо мной пролетает футбольный мяч. И приземляется в траву прямо у меня за спиной. Надо бы пнуть его обратно, но я этого не делаю. Только считаю собственные шаги и повторяю себе под нос слово «амигдала». Это моя любимая область мозга. Сконцентрировавшись, я могу представить, как в ней затухают все до единого рецепторы страха, и меня отпустит. Амигдала. Слоги застревают в горле.

Когда я дохожу до общежития, в голове почти не остается мыслей о Беа. О том, что она мертва.

От кого: [email protected] 10:16

Кому:

[email protected]; [email protected]

Тема: На шаг ближе к БРОДВЕЮ

Моим лучшим подругам навсегда-всегда-превсегда,

Ариэль!!! Я так рада, что ты добралась до Сан-Франа. И да, оч горжусь тобой – И письмо, И сообщение. Ты заслуживаешь награды.

Но к тем парням в кроксах, конечно, есть вопросики. Это трагедия, и ты должна привить им нормальный вкус – даже не обсуждается. Проведи им спецкурс по нью-йоркскому стилю, подруга!!! А ты, Джиа, присмотри там за всем в наше отсутствие. Может, за компанию с Акилом???? (Краткое содержание предыдущих серий для Ариэль: речь о моем новом соседе, в которого Джиа ну ТОЧНО влюбилась, 900 %.)

Короче, я официально добралась к черту на рога в Огайо!!! Кажется, вместо бойфренда у меня тут будет кукуруза. Куплю себе соломенную шляпу и заживу тут счастливо с мужем-фермером, хехехе. Но если серьезно – настал мой час БЛИСТАТЬ. Не волнуйтесь, я про вас не забуду, даже когда разбогатею и прославлюсь.

Обожаю,

Эверет