Текст книги "Королевы Нью-Йорка"

8
Ариэль

Я удаляю письмо. Меня бросает в пот. Вспыхивает экран телефона – два часа ночи. Пятьдесят три непрочитанных сообщения от Эверет и Джиа. Опять пропадаешь? Ариэль? познакомилась с кем-то, закрутила роман и начала новую жизнь? Ха-ха-ха. Серьезно – алло! Я отключаю уведомления.

Ночную потливость обычно вызывают скачки гормонов. Менопауза. Низкий сахар в крови. Гиперактивная щитовидка. Перегрев. Худший вариант: лейкемия. Лимфома. Я знаю, что не страдаю ничем из этого списка. В комнате зябко, как на улице за окном. И все же пот стекает по шее и вдоль хребта.

В детстве у нас с Беа была одна комната на двоих. И кровать-чердак – у нее верхний этаж, у меня нижний. Беа вечно отключалась на диване после марафона мультсериала «Аватар: Легенда об Аанге». Аппа сгребал ее в охапку прямо в коконе из одеяла. Потом забирался по лестнице на второй этаж кровати и укладывал ее в постель. Беа никогда не просыпалась. Более того, ей было свойственно храпеть. Я постоянно просыпалась из-за этого посреди ночи. Как-то раз храп был такой громкий, что я решила, будто у нас под окном лает собака. Но нет – это была всего лишь Беа, невоздержанная даже во сне. И я просто лежала и прислушивалась к ней. К ее дыханию надо мной. Когда Би засыпала, мы словно менялись ролями. Она становилась младшей сестрой, а я – старшей. Ее защитницей.

Будь Беа здесь, она бы сказала, что я никогда ее ни от чего не защищала. Когда мне было двенадцать, а ей пятнадцать, мы переехали в дом побольше. У нас появились отдельные комнаты. Отдельные жизни. Пока она утопала в своей, я полировала победные трофеи.

Я проверяю собственный пульс. Сто двенадцать ударов в минуту. Можно позвонить умме и аппе, но они решат, что со мной что-то случилось. Заставят меня устроить видеосозвон с пастором Кваном. Пастор Кван – кореец среднего возраста с андеркатом[28]28
  Коротко выстриженный нижний слой волос.


[Закрыть], но родители уверены, что он напрямую общается с Богом. На следующий день после смерти Беа он пришел к нам домой и процитировал: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло»[29]29
  Откровение 21:4 (рус. син. пер.).


[Закрыть]. Умма взглянул на пастора с таким благоговением, словно тот пару секунд назад не прочитал самый заезженный на свете отрывок из Библии. У меня под глазами залегли сизые круги. Мама сказала: «Пойми, Ари-я, тебе нельзя столько плакать. Ты расстроишь сестру».

Можно созвониться по видео с Эверет и Джиа. Но тогда придется слишком много всего объяснять. А я им даже письмо отправить не в силах.

Поэтому я делаю то, что пообещала не делать.

Ответив на звонок, имо утомленно стонет.

– Ариэль, тебе разве спать не пора?

– Пора.

Имо изучает мое лицо в окружении темноты. Позади нее облако мутного света. В Южной Корее, в Пусане, шесть вечера. Золотой час.

– Мне не спится.

– Это я уже поняла.

– Покажи, пожалуйста.

Имо качает головой. Она выглядит точно как умма, когда так делает. Красная помада, румяные щеки, сморщенный лоб. Но на этом сходства заканчиваются. Имо и умма, может, и сестры, но они совершенно не похожи.

– Ладно, – сдается она. И закутывается в шаль. – Делаю это исключительно из любви к тебе, Ариэль.

Имо плетется в гостиную. Картинка вздрагивает, когда она отодвигает в сторону балконную дверь.

В кадре мелькают ее босые ноги на каменном полу. Имо идет вперед, ее телефон – в считаных дюймах от перил балкона. Она поднимает объектив, и вот же он.

Океан.

Море, в котором плавала Беа. Вода, в которой она погибла.

Я дышу в ритме волн, накатывающих на берег. Это несложно. Это мне по силам. Чувствую, как замедляется сердцебиение. Возможно, Беа лежит под землей в Квинс, но прямо сейчас она рядом. Мы вновь становимся малышками, оказывается вместе на этом берегу. Всего лишь на миг.

9
Эверет

– Я ее прибью.

Джиа вздыхает у меня на экране телефона, пытается проморгаться в утренней пыли и смоге Нью-Йорка.

– Прошло всего десять дней. Ариэль наверняка по уши в занятиях. И пока она не отвечает на звонки, прибить ты ее все равно не сможешь.

– Одиннадцать дней, – поправляю я Джиа. – И ты неправа. Я могу слетать в Калифорнию, велеть ей прочесть сообщения, а потом уже прибить.

Я пристраиваю Джиа на батарею в коридоре и наклоняюсь, чтобы подтянуть ремешки на сценических туфлях. После потогонной, жутко изнурительной танцевальной тренировки «Люшес Браун» идет на обед – все, кроме меня. У меня есть важные дела.

Разыскать Ариэль и велеть ей отвечать на чертовы сообщения.

Подкараулить Абеля Пирса – где бы он ни отсиживался.

Выжить королей караоке из захваченных ими репетиционных, чтобы я смогла потренироваться в пении перед грядущим на следующей неделе прослушиванием.

Застежка цепляется за носок, и пятно от пота на кофте с завязками расползается до легинсов. Окей, возможно, в первый пункт лучше поставить «Привести себя в порядок».

– Эв, – звенит голос Джиа. – У тебя все хорошо?

Я раздраженно вздыхаю, натягиваю потуже и застегиваю ремешок туфель. Как у меня может быть «все хорошо», если я понятия не имею, где Ариэль, затусила ли она с каким-то классным парнем из колледжа или ее съела акула? Джиа сказала бы, что второй вариант статистически маловероятен, но ей-то откуда знать? Беа ведь утонула – такого не ожидал никто.

Словно прочитав мои мысли, Джиа садится прямо и заправляет волосы за уши.

– Мы не можем заставить Ариэль поговорить с нами, если она сама к этому не готова. Эта часть года для нее тяжелое время.

– Для нее любая часть года – тяжелое время.

– Эверет.

Я отмахиваюсь от Джиа, как от мухи.

– Да-да, знаю я все.

Она одаривает меня своей фирменной улыбочкой психотерапевта. Такой же, как в тот раз, когда в четвертом классе я разозлилась на миссис Каллахан за то, что та выделила мне в пьесе роль дерева номер три. С тем же выражением она посмотрела на меня, когда я чуть не прибила Ариэль, которая собралась пораньше уйти с праздника в честь моего пятнадцатилетия, потому что ей нужно было посидеть над научно-исследовательским проектом (на следующий день ей типа нужно было презентовать его судейской команде – но какая разница?). Джиа обладает волшебным даром приводить меня в чувство и в целом обычно права.

Я встаю, пластинки с отвергнутыми песнями для прослушивания шуршат у меня в рюкзаке.

– Я просто хочу, чтобы она знала, что мы рядом. Что мы любим ее.

– Она знает, Эв. – Джиа закусывает губу. – Она же буквально гений. Думаю, она и так понимает, что лучшие подружки переживают за нее.

Я стону. Ирония в том, что Ариэль и правда гений. В десятом классе она ни больше ни меньше получила награду «Гений будущего». Учителя придумали эту категорию специально для Ариэль – после того как она показала лучшие результаты по всем предметам, от математики до флагбола[30]30
  Командная игра, бесконтактная версия американского футбола.


[Закрыть] (кто бы мог подумать, что у нее такой мощный бросок? Она реально умеет все!). На церемонии награждения мистер и миссис Ким сидели в первом ряду – сидели с настолько прямыми спинами, что казалось, будто кто-то приложил им к позвоночникам линейки. После этого они сводили нас в ресторанчик, где можно было жарить мясо прямо за столом. Ариэль была в восторге, пожирала свинину с такой жадностью, словно ела в последний раз, а золотая грамота в рамочке поблескивала на сидении рядом с ней. Даже Беа позвонила из Пусана – видеозвонок продлился пару минут, выглядела она как всегда стильно, но никому, кажется, не было до этого дела. Миссис Ким отвлеклась, потянувшись к Ариэль, чтобы погладить ее по руке, и чуть не окунула манжету в жирный бульон. Тогда я этого не знала, но тот раз оказался последним, когда я видела Беа живой. Когда слышала ее голос. Надо было пообщаться с ней подольше, расспросить про корейских дизайнеров, узнать, успела ли она столкнуться на улице с Хеном Бином[31]31
  Звезда южнокорейских сериалов и кино (род. 1982).


[Закрыть]. Но я думала лишь о том, что моя собственная мать ни за что не погладила бы мою ладонь, знай она о риске поставить жирное пятно на рукав. Жест любви – ничто в сравнении с блузкой от «Баленсиага».

Каблуки стучат по кафельному полу коридора, Абеля Пирса нигде не видать. Вчера вечером я изучила все, что успела накопать о «Весьма современной Милли». Я почитала про миссис Мирс, испытала кринж, посмотрев на «Ютьюбе» видео, где старшеклассники изображают китайский акцент, закатила глаза, увидев нелепых приспешников героини. Придумала несколько способов освежить шоу, сделать его интереснее, менее проблематичным. Постаралась заучить список этих идей, чтобы быть готовой презентовать их так, как Ариэль заучивает аргументы перед дебатами.

Я верчусь в разные стороны, высматривая неуловимого бородатого режиссера. Джиа в телефоне укачивает.

– Меня стошнит, если ты будешь продолжать в том же духе, – предупреждает она.

– Ой, прости.

Я замираю, вдыхаю влажный, пахнущий потом и старой кожей воздух.

– Мне пора. Обещай, что сразу напишешь мне, если Ариэль позвонит тебе первой, ладно?

– Само собой, – говорит Джиа. – Не переживай.

Мы обе знаем, что я все равно буду переживать. Я шлю ей воздушные поцелуи, пока она не завершает звонок и не переносится обратно в Квинс.

И я остаюсь одна в зловещей тишине танцевального зала. Валери и хлещущие волосами девицы наверняка уже на лужайке, наслаждаются солнышком и едят отвратительную пасту из буфета. Интересно, чем занят Чейни? Может, репетирует песню для прослушивания или отрабатывает ту танцевальную связку. (Просто поразительно, насколько плохо он танцует. Видимо, не всем актерам по силам тройное комбо.) А может, он внизу, в баскетбольной форме «Террапинс»[32]32
  Мэриленд Террапинс – баскетбольная команда, представляющая Мэрилендский университет в Колледж-Парке в первом баскетбольном мужском дивизионе НАСС.


[Закрыть]: из-под шорт виднеются крепкие мускулы его ног, а из-под джерси – полоска поджарого пресса над резинкой. А я тут тебя жду, скажет он. Как насчет того, чтобы сбежать отсюда? Сгоняем на почтамт или в единственный дайнер на Мейн-стрит? И я, разумеется, соглашусь, и он скажет, что я чудесная актриса и что нас несомненно выберут на роли Милли и Джимми, потому что мы созданы…

Мои фантазии вмиг рассеиваются, когда в дверном оконце мелькает чья-то седина. Абель Пирс. Попался.

Я расправляю закатанные повыше легинсы и затягиваю кофту на завязках потуже, чтобы из выреза не вываливалась грудь. Мысленно повторяю свою речь. Привет, мистер Пирс. (Обратиться к нему «мистер Пирс»? Или «Абель»? Как так вышло, что с начала занятий я ни разу не слышала, как к нему обращаются другие ученики?) Меня зовут Эверет Хоанг. Да, это я из Академии Фэрроу, вы наверное слышали о моем выступлении в роли Джо в прошлогодней постановке «Маленьких женщин»? Лучший друг Нейтана Лейна и по совместительству бывший бродвейский хореограф в отзыве для местной газеты назвал мое исполнение «завораживающим». О да, я упоминала об этом в своем эссе для поступления в Колледж Люшеса Брауна. В общем, я тут хотела с вами кое-что обсудить…

– Мисс Хоанг? Вы ли это?

То есть он знает, как меня зовут. Абель Пирс откидывается на спинку своего офисного кресла, очки съезжают на кончик носа. Он смотрит на меня в окошко и машет: заходи. Ты отважная талантливая актриса, Эверет. Так мне вчера по телефону сказала Джиа. Пора показать, на что я способна.

– Привет, – начинаю я. – Я, э-э, не хотела вас отвлекать.

– Кроме вас сюда никто не заходил, – отвечает Пирс и, крутанувшись в кресле, берет потрепанный томик со стола позади него. – Здесь только я и «Заметки о театральном искусстве». И я не против отвлечься.

Абель склоняет голову набок и рассматривает взъерошенный хвост у меня на голове и поплывший макияж.

– Чем могу быть полезен?

У меня чувство, будто все идеи покидают меня одна за другой. Я прямо-таки вижу, как они спархивают вниз с высокого-высокого обрыва.

– Ну, вообще-то я хотела поговорить с вами про «Весьма современную Милли», – говорю я.

– Ах, кто же не хочет? Если вы намерены подкупить меня, чтобы заполучить главную роль, боюсь, у вас ничего не выйдет.

Он смеется над собственной шуткой и смахивает крошки со своей клетчатой рубашки. Да, очень смешно, Абель Пирс. Вам следует подумать о карьере стендапера. Я переступаю с одной ноги в сценических туфлях на другую.

– Никаких подкупов, не волнуйтесь, – отвечаю я с натужным смешком. – Я тут просто размышляла об истории этого мюзикла.

– Об истории? – переспрашивает Абель.

– Ага. Вы и без меня об этом, наверное, задумывались, но мюзикл был написан довольно давно, и мне хотелось бы обсудить с вами, как осовременить…

– Он был написан в две тысячи втором, – поправив очки, перебивает меня Абель Пирс. – Не так уж и давно.

– Все так, – соглашаюсь я, стараясь не выдать, как удивлена прохладце в его голосе, – но написан он по мотивам фильма тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Да и две тысячи второй довольно…

– Осовременить каким образом? – спрашивает Абель. – Разбавить подростковым сленгом? Чтобы Милли сказала: «Йо, я тут иду вообще-то, бро», когда столкнется с Джимми?

Господи, все это настолько не в кассу. Что шутка, что сленг. Видимо, об азиатских персонажах этого мюзикла Абель все-таки не задумывался. А может, и наоборот – это просто я непонятно объясняю.

– Я, э-э, имела в виду скорее образы персонажей. Вот, например, миссис Мирс – карикатурный персонаж из-за сильного китайского акцента…

– Это для комического эффекта. Она и должна быть из ряда вон.

Решимость тоже покидает меня, идеи стремительно несутся в бездну. Если бы он хоть раз дал мне договорить, мы бы друг друга поняли, я уверена. Режиссеры в Фэрроу обожали, когда я приносила свои предложения, и всегда поддерживали инициативу что-нибудь изменить, сделать по-новому.

– Это я понимаю, – осторожно говорю я, – и миссис Мирс действительно очень смешная. Но меня волнует, как ее образ будет воспринят, ну, скажем, современной аудиторией. И ее приспешники – Чин Хо и Бун Фу? Слегка стереотипные со своим ломаным английским. Не знаю, все они кажутся какими-то картонными. Я… У меня просто есть пара идей, как сделать их более убедительными. Если вы не против, я бы с удовольствием поделилась ими с вами.

Абель Пирс не отвечает, а я не в силах поднять на него взгляд, боюсь прочесть в его лице что-то не то. Я понимаю, что взбесила его этим разговором. И если за годы участия в мюзиклах я что и поняла, так это то, что взбешенный режиссер не возьмет тебя на главную роль. Какой бы талантливой ты ни была.

У меня есть примерно три минуты, чтобы все исправить.

– К примеру, – неторопливо начинаю я, – в песнях миссис Мирс есть пара строк, которые мы могли бы немного изменить, добавить сатиры, понимаете? И, думаю, мы могли бы намекнуть зрителям, что работорговля в Восточной Азии не так уж развита. Потому что ничего подобного, конечно, не было. И мы могли бы прояснить, что занимается этим… Только миссис Мирс. Или пытается заниматься. А насчет Чин Хо и Бун Фу – думаю, мы могли бы подправить пару их реплик, чтобы их мечты выглядели правдоподобнее. – Я делаю паузу. – Надеюсь, я понятно все объяснила.

Абель Пирс встает, офисное кресло откатывается назад и врезается в стол. Я наконец смотрю ему в лицо, но выражение на том нечитаемое.

– Все это звучит интересно, мисс Хоанг, – говорит он. – Может, пришлете мне свои идеи на электронную почту, а я их потом просмотрю?

– Правда?

– Конечно. Люшес Браун – ломающая границы образовательная программа, созданная для того, чтобы театральная молодежь проявляла себя. Чтобы вы выходили отсюда более сильными. Более мудрыми. Более опытными актерами.

Я киваю, слова «проявляла себя» и «более опытные актеры» крутятся у меня в голове.

– И этот мюзикл покажет, готовы ли вы проявиться, – продолжает Абель Пирс. – Но я знаю, – он делает шаг ко мне, его внушительная фигура нависает надо мной, – что любой здешний опыт принесет вам пользу.

Договорив, театральный режиссер заводит руку мне за спину и нажимает на ручку двери. Та распахивается.

– А теперь, если позволите, я бы хотел прочесть еще одну главу, прежде чем вы, хулиганье, завалитесь обратно в класс. Буду ждать от вас письма.

– Да, – выдавливаю я – воздуха не хватает, несмотря на то что я даже не шевельнулась. – Сейчас же отправлю. Спасибо, э-м-м, Абель. Мистер Пирс.

– Можно просто Абель. До встречи, мисс Хоанг.

– Пока.

Я ухожу, стук каблуков гулко отдается в пустом коридоре. Что ж, этот разговор прошел не совсем так, как ожидалось, но я добилась своего, так? Как добиваюсь всегда. Абель Пирс выслушал мои идеи и действительно готов их обдумать. Я считаю, что это успех. Более того, он назвал программу «ломающей границы». И, может, он впечатлился тем, что я обратилась к нему напрямую. Определенно очко в мою пользу. Я расправляю складки резинки, удерживающей мой неприлично пышный хвост. Жаль, что Ариэль здесь нет. Она бы помогла мне написать безупречное письмо. Она – самый умный человек, которого я знаю.

Жаль, что она столько всего пропускает.

10
Джиа

Моя комната, может, и невелика, но солнечный свет заползает во все щелочки и окрашивает мне ноги медовой глазурью. В такой летний полдень, как сегодня, кажется, что все не так уж плохо. На миг все исчезает: и радиомолчание со стороны Ариэль, и обиженные угрозы Эверет, даже моя собственная тревога, сдавившая все внутренности, как слишком тугая шнуровка. Сунув телефон и скетчбук под мышку, я открываю окно и, пригнувшись, вылезаю на площадку пожарной лестницы. Устраиваюсь поудобнее на ребристой металлической поверхности и разглядываю мир.

Маму бесит, что я сюда выбираюсь. Говорит, это слишком опасно – если оступлюсь, то могу провалиться между полом и перилами и упасть на горы мусора недельной давности, что громоздятся у ресторана. Но мне плевать. Это мое любимое местечко. К тому же мое падение смягчат засохшие булочки с пастой из красных бобов и картонные упаковки от яиц.

Комната, где живут бабуля и Сиси, больше, но их окно выходит на кирпичную стену. С пожарной лестницы открывается вид на презираемый родителями новый ресторанный комплекс – зато деревья перед ним аккуратно подстрижены, а мощеный дворик каждую ночь подметают уборщики и выглядит он всегда безупречно. Через дорогу мистер Са в майке курит сигару у себя на балконе, облокотившись на сложенные стопкой пластиковые садовые кресла. Иногда он машет мне, и я машу ему в ответ.

Если бы я рисовала свой район в стиле аниме, то изобразила бы пузатых китайцев, курящих на балконах, чуть ниже – владельцев ресторанчиков и официантов в фартуках, а между нами – огромные стеклянные многоэтажки, населенные парами в легинсах для йоги и толстовках с воротником на молнии. И тут случился бы взрыв. Одному персонажу из небоскреба и одному с кухни пришлось бы объединить силы и спасти мир – и заодно, конечно, влюбиться друг в друга. И во Флашинге, Квинс, все изменилось бы до неузнаваемости. Я прячу колени под свою свободную футболку. Моя жизнь никогда не изменится до неузнаваемости.

На телефон приходит уведомление, и я оживляюсь, надеясь, что это Ариэль пишет, что все у нее хорошо. Но это не она. На экране отображается новое имя.

Привет, Джиа, это Акил!!!

Энтузиазм в этих восклицательных знаках бросается в глаза, тело охватывает щекотка, будто я погрузилась в газированный лимонад. Я стараюсь не выронить телефон – Акил набирает сообщение.

Мама говорит, что около ботсада сегодня фермерский рынок, а я обожаю свежие фрукты и овощи. Ты там, наверное, уже бывала, но может, все-таки проведешь мне экскурсию? Обещаю вести себя как приличный турист ;)

Я озадаченно разглядываю подмигивающий смайл, хлопаю глазами и все смотрю на него. В горле пересыхает. Часть меня жаждет немедленно расплавиться на этом самом месте. Но другая часть – более отважная, как сказала бы Эверет, – представляет меня через пятнадцать минут, в голубом летнем платье в цветочек и сандалиях на тонких ремешках, шагающей навстречу парню с самой обаятельной улыбкой, какую я видела в жизни.

Я натягиваю футболку на лицо. Он будто знает, что походы на фермерский рынок – мое любимейшее летнее занятие. У меня никогда нет денег покупать что-либо, но я обожаю сидеть на скамейке посреди букетов в пленке и витрин с пирожными, зарисовывая спелые помидоры, пышные круассаны, детей в колясках и лавочников, которые всегда угощают меня выпечкой, словно знают, что та мне не по карману. Могу сидеть там и рисовать, рисовать, пока не занемеют ладони.

Я заношу руку над телефоном. Мама с папой внизу в ресторане, бабуля спит, Сиси тоже давно не слышно. Может, даже получится улизнуть без лишнего шума. Но повода сходить на фермерский рынок у меня нет – весомого точно, – и я не могу просить у мамы деньги, когда кассы наполовину пусты, а официанты ворчат из-за чаевых. Что скажет Акил, когда его сумка заполнится ремесленным хлебом и арбузами, а я в свою не положу ничего?

– Ай-яй, Джиа, что же ты делаешь?

Мама врывается ко мне в комнату, руки скрещены на груди, на плече – кухонная тряпка. Она открывает окно и высовывается наружу.

– Сколько раз мне повторять, а? – Она тянет меня за локоть, я наполовину здесь, наполовину там. – Здесь же все на одном честном слове держится. Ты можешь пострадать.

Маме удается схватить меня за обе руки, я перекидываю ноги через подоконник и, снова оказавшись у себя в комнате, падаю на пол.

– Я цела, – сообщаю я.

Мама качает головой.

– Я заглянула сюда сказать, что ушла на перерыв пораньше. И могу присмотреть за бабулей и твоей сестрой.

– Правда? – спрашиваю я, не в силах скрыть восторг, что бурлит у меня внутри.

– Правда-правда, – говорит мама, скривившись при виде моей смятой пижамы. – Можешь даже не отпрашиваться. Я знаю, куда ты собралась. У тебя есть час. Один час, ясно? А потом – домой. Иначе я на смену опоздаю.

– Один час, – повторяю я, – хорошо.

Должно быть, это судьба. Я скидываю футболку и надеваю то самое нежно-голубое платье, пока мама не передумала и не заставила меня остаться с Сиси, которая все разрисовывает себе лицо фломастерами. Схватив скетчбук и рюкзак, я пулей вылетаю из комнаты в коридор. Вслед мне шлепают мамины сланцы.

– Куда ты с такой скоростью помчалась? – спрашивает мама. – В Китай?

– Да просто на фермерский рынок, – бурчу я в ответ, набирая сообщение Акилу и не особенно задумываясь о том, что говорю. – Порисую там всякое.

В доказательство своим словам я показываю маме скетчбук и выхожу из дома, пока она не услышала в моем голосе виноватую нотку.

Я решаю пройтись до ботсада пешком, а не ехать на велосипеде. В спину припекает, тележки с продуктами, которые волокут по тротуару старушки-китаянки, пиликают, как музыкальные автоматы. Я – экскурсовод Акила. Буду трещать без остановки, чтобы он не заметил, что я ничего не покупаю. Покажу ему свои любимые уголки фермерского рынка и поведаю историю о том, как семейства Ву и Гонзалезов устроили потасовку из-за последних двух персиков. Расспрошу его о пранках, которые они с его лучшим другом Луисом устраивали учителям, и поспорю о том, какой вид искусства самый классный. Будем хохотать, пока не истечет мой час.

Подходя к рынку, я замечаю его – реального Акила из плоти и крови. Его губы шевелятся, и поначалу мне кажется, что он обращается ко мне. Но тут до меня доходит, что его корпус повернут в другую сторону, носки обуви направлены к человеку, которого скрывает ствол большого клена. И это не один человек, а несколько: кучка девиц в драных джинсовых шортах и шелковых майках смеются над тем, что он им рассказывает. Девиц я узнаю по их акриловым ногтям и темным очкам «Прада». Это девчонки из Фэрроу. Бывшие подруги Эверет.

Я опускаюсь на корточки за почтовым ящиком и прислоняюсь спиной к раскаленному металлу. Одно за другим набегают воспоминания. Хруст рыжих листьев возле ресторана и задорные сообщения Эверет. Ей не терпелось сводить подружек в наш ресторанчик. Она неделями только об этом и разговаривала. Уверяла, что они придут в восторг от нежных дамплингов в бульоне и воздушных булочек со свининой. Отец одной из них заведует ресторанной рубрикой в «Нью-Йорк Таймс», так что если девчонки побывают в ресторане, может, и «Таймс» захочет сделать материал или взять у нас интервью. Отличная выйдет реклама.

Эверет с подружками объявились вечером вторника: клетчатые форменные юбки, высокие гольфы в рубчик. Я встречала гостей, а Сиси путалась у меня под ногами и дергала за штанины, потому что это казалось ей смешным. Ресторан был заполнен наполовину, что неплохо для будней, но родителей такое, конечно, не устраивало. Дверь распахнулась, и внутрь впорхнула Эверет в рубашке, завязанной под грудью так, чтобы виднелся пупок. Вслед за ней зашли подружки, которым она объявила, что это ее любимый ресторан. Они оценивающе рассматривали заведение, а я наблюдала за их лицами как в кино: замедленное движение, крупные планы. Началось все с наморщенного носика, брезгливого взгляда на облезлые красные диваны, нажатия лофера на ковролин. Затем один из наших завсегдатаев, мистер Цянг, – у него из ушей торчали волосы, и видел он не дальше фута от собственного носа, – сплюнул жвачку в фарфоровую чашку. О господи, прошептала одна из девчонок, достаточно громко, чтобы услышали мы с Сиси. Сестренка даже отвлеклась от проказ. Ко мне подошла Эверет. Это моя лучшая подруга, сказала она, Джиа Ли. Фифы из Фэрроу уставились на меня без всякого выражения, будто не могли вообразить дружбу между девчонкой в заляпанной жиром одежде и будущей звездой Бродвея.

После этого я провела их к столу. Девицы попробовали жареные дамплинги – обгрызли уголки у полумесяцев, – а затем выбрались из-за стола. Глаза Эверет сверкнули, но она ничего им не сказала. Прошла осень, улицы затопила слякотная зима. Фотки школьной клики все реже появлялись в социальных сетях Эверет. К концу одиннадцатого класса те девчонки окончательно пропали из галереи у нее в телефоне. О том случае мы больше не вспоминали.

Когда я выхожу из-за почтового ящика, Акил замечает меня и радостно машет рукой. Он один. Девицы в шелковых майках и с напомаженными губами куда-то пропали, растворились в очереди у кассы ботсада. В кои-то веки я радуюсь, что живу в большом городе. Торопливо пригладив челку, я лавирую между колясками и велосипедами, пока не оказываюсь лицом к лицу с Акилом Аббудом. Он расплывается в такой счастливой улыбке, что у меня вспыхивают щеки. Мы обнимаемся – теплая кожа, худые руки, – неловкий бессловесный диалог: «Так можно? Ты этого хочешь?» Локоть Акила задевает край скетчбука, и я задвигаю воспоминания о ресторане подальше.

– Готов к экскурсии? – спрашиваю я.

Акил берет меня под руку.

– Еще как готов.