Текст книги "Сочинения по русской литературе XX в."

29. Сюжет и композиция поэмы А. Блока «Двенадцать»

Поэма «Двенадцать» была написана с натуры, она создавалась на волне реальных политических событий. Его цель – донести до нас ощущение того времени, в котором жил он сам. Одним из композиционных приемов, которые использует А. Блок для достижения этой цели, является совмещение реального и символического планов. Образ ветра – это по сути символ, который объединяет в себе множество ощущений поэта, пережившего революционную петроградскую зиму. Ветер – это и есть ощущение зимы во взбунтовавшемся городе. Блок воспринимал революцию как стихию. И этот план совмещается с вполне материальным образом матерчатого плаката «Вся власть учредительному собранию». Это тоже примета революционной столицы, но только реальная.

Вот еще один пример. Доподлинно известно, что отряды, патрулировавшие Петроград в гражданскую войну, состояли из определенного количества человек, обычно из двенадцати. И в то же время «двенадцать» – это еще и двенадцать апостолов. Здесь реальный и символический планы срастаются.

Поэтому, возможно, поэма состоит из двенадцати глав. Композиционно они заключены в круг, как апостолы за круглым столом Тайной вечери.

Сначала в орбиту внимания художника включен весь мир:

 
Ветер, ветер —
На всем божьем свете!
 

Но постепенно из этого ветра проступают приметы времени и места, прохожие: старушка, «буржуй на перекрестке», «товарищ поп» и др. Мы как будто уже не вполне в блоковской реальности, так все вокруг материально и узнаваемо. Зато в последней главе происходит обратный процесс, словно мы вместе с поэтом поднимаемся в космос, откуда не различить ни города, ни времени. Из-за вьюги пропадают очертания домов, конкретные детали, характеризующие город, а существа, его населяющие, поворачиваются к нам словно бы другой стороной. Паршивый пес превращается в символ старого мира:

 
Отвяжись ты, шелудивый,
Я штыком пощекочу!
Старый мир, как пес паршивый,
Провались – поколочу!
 

А петроградский патруль превращается в шествие апостолов, возглавляемое Христом. Введенный в конце образ Христа отражает главную идею поэмы: революция воспринимается А. Блоком как царствие небесное на земле.

Правда, в поэме он назван Исус, а не Иисус. О чем это может говорить?

Согласно ветхозаветной традиции звуки в имени удваивались, когда человек вовлекался в божественные деяния: Аврам после рождения Исаака становится Авраамом. Здесь же присутствует «Исус» обмирщенный, а, возможно, и «Исус-антихрист». Жутко звучат последние строки поэмы:

 
Так идут державным шагом —
Позади – голодный пес,
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим…
В белом венчике из роз —
Впереди – Исус Христос.
 

Почему в руках у Христа кровавый флаг? Объяснение этому мы найдем в VI и VII гл. В VI гл. происходит убийство распутницы Катьки. В начале непонятно, что происходит: много возгласов, многоточий, но все перекрывает один призыв:

 
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
 

А в VII гл. мы видим раскаяние убийцы, заглушаемое криками:

 
Эх, эх!
Позабавиться не грех!..
Отмыкайте погреба —
Гуляет нынче голытьба!
 

Вот и объяснение непонятному убийству: голытьба гуляет! Блок показывает, что бессмысленное убийство – событие, повседневное для того времени. А Христос, по мысли А. Блока, принимает на себя всю кровь, пролитую в эти дни. Его образ не снижается, но, по-моему, меняет знак: Христос настоящий не может исполнять такую роль.

Итак, композиция поэмы «Двенадцать» глубоко символична. Символ – очень мощный прием, и у меня возникает вопрос: мог ли сам автор контролировать те смыслы, которые раскрываются при осмыслении символа? Он желал изобразить правдиво революционный марш патруля, но это получилось «слишком» правдиво. Понятно, что Блок мог умом принять революцию, но его ощущение революции трагическое. Он сопротивляется внутренне творимому насилию: поэта выдают его же собственные символы.

30. Образ Руси в поэзии Блока

«Это все о России», – говорил Блок о своих стихах. Я бы сказал иначе: это рассказ не о России вообще, это поэтический дневник жизни русского человека на рубеже веков.

Его стихотворения «Русь», «Россия», «Осенний день» и многие другие юношеские стихи посвящены любви поэта к Родине. Каждый русский поэт так или иначе отражал свое отношение к России, озвучивал свое патриотическое чувство. Лермонтов любил Россию «странною любовью», в которой проглядывался и стыд за всю ту мерзость, которой была наполнена жизнь русских людей того времени, и бессильное желание сделать родину лучше. Некрасов восхищался всем народным, исконным, почти не замечая отрицательных черт действительности. У Блока чувство родины тоже было его собственным, неповторимым. В чем же оно состояло?

Поэт говорил, что «жить стоит только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни: все или ничто…» Так, по преданиям, жили наши далекие предки, проявившие мужество, доблесть, бескорыстную любовь к Родине на поле Куликовом. Нам известно, что победа между Доном и Непрядвой повлекла за собой невиданный подъем народного духа, хотя до окончательного освобождения Руси от ордынского ига еще далеко. Блоку же хотелось передать свое отношение к родине, запечатлев именно этот фрагмент истории Руси. В своем имении Шахматове на берегу лесной реки Лутосни поэт воображал себя защитником святой русской земли на берегах Непрядвы:

 
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
 

Казалось бы, это простые «пейзажные» строки, которых в русской литературе тысячи. Но особый внутренний ритм придает этим простым строкам такую энергию, что не возникает сомнений: сейчас пролог закончится и начнется героическая повесть о подвигах могучих богатырей.

Блок, несомненно, патриот, но для него не имеет особенной ценности все то, что связано с материальным миром. Он – патриот той России, которая существует в представлениях людей, в воображении поэтов, – он патриот духовной России, где есть только красота и подвиг. О материальных преимуществах сильной страны он не говорит. Наверное, его и не особо интересует сильная страна – она нужна ему красивой.

Возможно, Блока привлекало ощущение красоты природы, на фоне которой сейчас развернется грандиозная битва, изменившая ход истории. Красота и величие – ключевые слова в восприятии Блоком России.

Это было характерно для Блока-юноши. Впоследствии его чувства к России, ее восприятие поэтом менялось, но любовь к ней Блок пронес через всю жизнь. Это чувство выручило его в тяжелые для него («глухие») годы. И поэтому в стихотворении «Последнее напутствие» (1914), одном из самых трагических у Блока, – стихотворении о смерти и безвыходности существования – поэт говорит о том единственном, что выводит из «постылого “круга бытия”, проливает в душу мир и покой. Это и есть любовь к родине.

 
…еще леса, поляны,
И проселки, и шоссе,
Наша русская дорога,
Наши русские туманы,
Наши шелесты в овсе…
 

Блок создал особенный поэтический образ Родины. Этот образ сливается с образом фантастической красавицы, иногда жены, иногда матери.

 
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!..
И нет конца!
 

Ее облик «светел навсегда», она хранит первоначальную чистоту мира и души. Это женщина с прекрасными редкими чертами, «разбойной красотой», повязанная в «плат узорный до бровей». Она никогда не пропадет, с нею «невозможное возможно» – она ведет на вечный бой, перед ней лежит долгий путь.

 
Выхожу я в путь, открытый взорам,
Ветер гнет упругие кусты,
Битый камень лег по косогорам,
Желтой глины скудные пласты.
Разгулялась осень в мокрых долах,
Обнажила кладбища земли,
На кустах рябин в проезжих селах
Красный цвет зареет издали.
Вот оно, мое веселье, пляшет
И звенит, звенит, в кустах пропав!
И вдали, вдали призывно машет
Твой узорный, твой цветной рукав.
 

Необъятные просторы, песни, бесконечные дороги и тракты, русские тройки, дали туманные, «неба осветленный край средь дымных пятен» – такова прекрасная, страшная и неповторимая блоковская Россия.

31. Оттенки и мотивы «тихой» лирики Н. Гумилева («Жираф», «Кенгуру»)

Судьба, личность и творчество Николая Степановича Гумилева вызывают сейчас большой интерес. Это неудивительно, так как его творчество полно смелости, новизны, остроты чувств, взволнованной мысли. Гумилев был необоснованно причислен к участникам контрреволюционного движения и расстрелян в 1921 г. (ему было 35 лет).

Акмеизм – стиль, придуманный и основанный Гумилевым, подразумевал отражение реальности легкими и емкими словами. Сам Гумилев очень критически относился к своим стихам, работал над формой и над содержанием. Гумилев, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, востоку. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, и смех и слезы любви, и трубы войны. Одни из самых прекрасных стихотворений об Африке – это «Жираф» и «Озеро Чад».

«Жираф» – это изысканная музыка «таинственных стран». Все стихотворение особенное:

 
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко на озере Чад
Изысканный ходит жираф.
 

И начинается особенно таинственная и грустная сказка «про черную деву, про страсть молодого вождя, «Про тропический сад, про стройные пальмы и запах немыслимых трав…» Потрясает описание жирафа:

 
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Автор использует необычные сравнения:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
 

Это стихотворение настолько мелодично, что в наше время на него написана музыка и оно стало песней. И вот еще одна таинственная сказка: «Озеро Чад». Она похожа на любовный роман в стихах. Сюжет его банален и грустен, но язык стихотворения придает ему красоту и необычайность:

 
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фигурки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий,
Поклоняются странным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
 

Таинственное озеро, величавые арабы, странные боги, девы-жрицы – все это создает загадочную и величественную атмосферу, в которую погружается читатель. Вот он видит прекрасную пару: дочь властительного Чада и ее мужа – могучего вождя и красивого, но лицемерного европейца. Он видит красивый, простой мир Чада и «цивилизованный» грустный мир Европы, где кабаки, пьяные матросы и грязная жизнь. «Озеро Чад» не очень большое стихотворение, но написано оно столь ярким и выразительным языком, что перед нами проходит целая жизнь…

В этот мир Гумилев пришел чужаком. И всячески – так по крайней мере казалось – еще и культивировал свою чужеродность миру, несовместимость с «толпой», ее интересами, нуждами, идеалами.

А в поэзии он преображался, представляя себя то конквистадором, то попугаем с Антильских островов… Гумилев, не написавший ни одной «антисоветской» строки, был обречен и предвидел свою гибель:

 
И умру я не в постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
 

О музыке гумилевских стихов можно говорить бесконечно долго и много.

Поэзия Гумилева – это вся его жизнь, занятая поисками красоты. Стихи его отразили «не только искание красоты, но и красоту исканий». В истории русской поэзии Гумилев остался великим мастером слова.

32. Образ поэта и тема творчества в поэзии Н. Гумилева

«Серебряный век» русской поэзии… Имена, даты, направления… Николай Гумилев. Он стоял у истоков акмеизма, литературного течения, провозглашавшего ценность земного здешнего мира, его красок и форм. Творцы и последователи акмеизма звали «возлюбить землю» и как можно меньше говорить о вечности, ставили своей главной задачей – вернуть слову изначальный, простой смысл, освободить его от символических толкований. Ранние сборники стихов Гумилева не были отмечены самобытностью и оригинальностью. Но, начиная со сборников «Чужое небо», «Колчан», «Костер», перед нами открывается поэт одаренный и самобытный, с мужественными и сильными интонациями, яркими и контрастными красками, с чеканным стихом. Он ввел в русскую поэзию африканскую экзотическую тему. Позднее в его лирике слышатся философские раздумья о несовершенстве мира, месте человека в нем, неизбежности человеческих страданий. Трагичность мироощущения Гумилева сочетается у него с любовью к земле, его стихи совершенны по форме. Поэзия Гумилева аполитична, и это один из моментов, который наряду с искусством стиха привлекает меня в его творчестве. Но и молчание воспринималось как определенная гражданская позиция. Гумилев, не написавший ни одной «антисоветской» строки, был обречен и предвидел свою гибель:

 
И умру я не в постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
 

Гумилева волновали не вопросы обустройства мира, а сам удивительный и неведомый мир, ощущения от прикосновения с ним. Он создал теорию акмеизма, призывая воспринимать мир безоговорочно, но сам акмеистом не стал, потому что был больше, значительнее этого направления.

Николай Гумилев – прирожденный поэт, построивший собственный мир слова и чувства. Время доказало, что этот мир нам не чужд, как не чужды любовь и грусть, счастье и разочарование. Но печаль стихов Гумилева особенно лирична, особенно чувственна, особенно трогательна:

 
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко-далеко на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
 

В его стихах нашли отражение и любовь, и путешествия, и война.

Гумилев пережил Первую мировую войну. В своих стихах он показал бессмысленность этой войны, которая принесла только горе, траур в города и села, печальную песню заупокойных… Интересны сравнения войны, мирными образами:

 
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет
И жужжат пули, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А «ура» вдали – как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
 

Поэт говорит, что перед богом равны как воюющие люди, так и мирные люди:

 
Их сердца горят перед тобою,
Восковыми свечками горят.
 

«Зачем, для чего война, во имя чего?» – спрашивает Гумилев. Да, кому-то она приносит славу, титулы, удачи. Но:

 
…сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных
И громких в летописях слав?
Иль зори будущие ясные
Увидят такими, как встарь —
Огромные гвоздики красные —
И на гвоздиках спит дикарь?
 

Так не лучше ли прекратить истреблять друг друга, а обняться и сказать: «Милый, вот, прими мой братский поцелуй!»

Стихи Гумилева о войне – это труба протеста всех мирных людей против насилия, гневная ода против бессмысленных убийств.

Гумилев был безгранично предан родине. В то время когда многие уже покинули или собирались покинуть Россию, он возвращается. А не вернуться он не мог, потому что однажды сделал для себя открытие:

 
Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей…
 

Превыше всего Гумилев считал преданное служение искусству. В этом сказалась его романтичность, умение подняться над обыденным и увидеть истинную красоту мира.

 
Страна живительной прохлады,
Лесов и гор грядущих, где
Всклокоченные водопады
Ревут, как будто быть беде.
 

Николай Гумилев был незаурядной личностью с удивительной и вместе с тем трагичной судьбой. Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям наряду с высоким романтизмом свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов ХХ в.

33. Художественные особенности лирики А. Ахматовой

Начало XX в. в России было временем небывалого расцвета поэзии, по праву названным «серебряным веком» – вслед за «золотым», пушкинским. Это – период возникновения в русском искусстве множества новых направлений: символизма, футуризма, акмеизма и других. Как правило, каждое из них стремилось быть новым искусством; большая их часть принадлежала к модернизму. Одна из характернейших черт последнего – стремление к разрыву с искусством предшествующей эпохи, отказ от традиции, от классики, постановка и решение новых художественных задач новыми художественными средствами. И в этом отношении акмеизм, в русле которого складывалось раннее творчество Ахматовой, не был исключением. Поэзия Ахматовой, легкая, свободная, простая и гипнотизирующая одновременно, – яркий пример и новизны акмеистской поэзии в общем, и индивидуально-авторской оригинальности, самобытности. Мастерство Ахматовой было признано почти сразу же после выхода первого ее поэтического сборника «Вечер». А вышедшие через два года после этого «Четки» еще более подтвердили необыкновенный талант поэта. В стихотворениях этих ранних лишь по времени, но не по уровню мастерства сборников отчетливо видна художественная манера Ахматовой, определившая особенности всего ее творчества.

Стихи Ахматовой не мелодичны, не напевны, как у символистов. Музыкальный элемент не преобладает, не предопределяет собой всего словесного строения стихотворения. Но носит совсем другой характер, чем, например, у Блока или Бальмонта. У них – певучесть, мелодичность, напоминающая романс, у Ахматовой – частые смены ритма. У нее редки аллитерации, внутренние рифмы, даже обычные рифмы по возможности затушеваны. Ахматова любит несовпадения смысловой единицы – предложения – с метрической единицей – строкой, переходы предложения из одной строки в другую. Этим приемом также затушевывается слишком назойливая четкость метрической структуры, рифма делается менее заметной:

 
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
 

Ахматова любит прерывистые замедленные рифмы. Она приближает стихотворную речь к разговорной. Ее стихи производят впечатление не песни, а изящной, остроумной беседы, интимного разговора:

 
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, поклонился;
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся.
 

В основе ее стихотворений лежит точное и тонкое наблюдение едва заметных внешних признаков душевного состояния и четкая, краткая передача мысли, в которой выразилось настроение по поводу воспринятого.

Словарь Ахматовой обличает сознательное стремление к простоте разговорной речи, к словам повседневным и обычно далеким от лирической поэзии, стремление к целомудренной простоте слова, боязнь ничем не оправданных поэтических преувеличений, чрезмерных метафор.

В основе ее лирики лежит точное восприятие явлений внешнего мира, остро и тонко переданное ощущение, выражающее стоящий за ним психический факт:

 
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.
 

Особенно характерно употребление таких емких строк в качестве окончаний стихотворений:

 
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся, спокойно и жутко,
И сказал мне: «Не стой на ветру».
 

Отсутствию напевности соответствует в плане психологического рассмотрения затушеванность эмоционального элемента. Основная черта в поэтическом облике Ахматовой – она не говорит о себе непосредственно, она рассказывает о внешней обстановке душевного явления, о событиях внешнего мира и предметах внешнего мира, и только в своеобразном выборе этих предметов и меняющемся восприятии их чувствуется подлинное настроение, особое душевное содержание, которое вложено в слова. Это делает стихи душевно строгими и целомудренными, она не говорит больше того, что говорят сами вещи. Всякое душевное состояние обозначается соответствующим ему явлением внешнего мира:

 
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
 

Любовь – это образ возлюбленного. И мужской образ, впечатление мужской красоты изображены до полной зрительной ясности:

 
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.
 

Детали в стихах Ахматовой – это не символы. Здесь в образы и слова вкладываются не мистические переживания, а простые, конкретные, строго очерченные. Для каждого движения души есть фактический повод: целый ряд стихов Ахматовой представляет собой маленькие повести, новеллы, изображенные в самый острый момент своего развития. В кратком событии, одном жесте, взгляде Анна Ахматова передает историю десяти лет жизни:

 
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся —
И загадочных, древних ликов
На меня посмотрели очи…
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его – напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто, и ясно.
 

Муза Ахматовой – не муза символистов, поющая о метафизических основах поэтической личности, мистических просветах и падениях, желании чуда.

Она избегает абстракций, символичности, философских и социальных обобщений. Восприняв словесное искусство символической эпохи, она приспособила его к выражению других переживаний: простого земного счастья, личного горя, которое понимает каждый.