Текст книги "ЕАМ. Записки дилетанта. Сказки и истории, книга 1"

Плетенье ткани повествованья, или игры в списки

Вот и вправду – в книге, в силу привычки читателя, должно быть действие, событие, ибо «что толку в книгах без событий и разговоров?»[118]118
  О да. Любимейшая «Алиска в стране чудес»


[Закрыть]… В ней должна дышать «почва и судьба»[119]119
  И кончаться искусство – согласно Борису Леонидовичу


[Закрыть], рассказываться какая-то история, пусть хотя бы и о том, как «герцог Бофор сбежал из Венсенского замка»[120]120
  Двойное, даже тройное дно: моё чтенье «Двадцати лет спустя», потом – Крапивинских «Всадников на станции Роса», а потом, собственно, опять сам Дюма. А в целом… нужен, желателен-таки хоть какой «дискурс», да;-)


[Закрыть]. А если никакой такой[121]121
  Словечко «такой» вставлено позднее, под влиянием, по-видимому, утреннего чтенья писем Булгакова…


[Закрыть] истории нет, если всего лишь мгновенные впечатления, «запечатлённые»[122]122
  Угу-угу… как тот, Лесковский ангел. А кроме того, «впечатленья, запечатлённые», не говоря уж о корне «чат» – дивная стилистическая тавтология (не путать с тавтологией, откуда воронка ассоциаций к «мушке из чёрной тафты» и Анжелике (дивной Мишель Мерсье!) из «Анжелики»)…


[Закрыть] осознанием уже post factum, вплетают в себя прошлые и нынешние воспоминанья, создавая странный, изящный, кружевной, но, увы![123]123
  «Всем хорошего, да вот беда! – умом тронутого Дона…» © АБС, то есть интонация Аркадия и Бориса Стругацких из..


[Закрыть] – неосмысленный и без строгого плана узор? Текст, состоящий местами из красивостей, местами – из несвязностей, или вовсе прорех, сквозь которые бьёт солнешный свет реальности[124]124
  Той самой реальности, которую узор этот тщетно пытался вплести в свои сети. Ах, сети? Ну и куда тут деться от: Кузмина, от «Тятя, тятя! Наши сети…», сетей Шелоб, глобальных сетей? Да и сети «обычных» паучков тоже вспомним… Но – мы отвлеклись.


[Закрыть], или сквозь которые – в другом уже месте, в другие времена – пробивается лунный свет запретных, нереальных, сонных откровений (о них знают лишь наши-шварцевские тени[125]125
  «Тень, знай свой место!» – от Шварца, Андерсена и…


[Закрыть], да и самим себе-то мы не всегда готовы в них признаться) – и всё это не заслуживает названья «ткань повествованья». И пусть даже Алиска[126]126
  Которую я с течением времени всё меньше и меньше почему-то считаю реальной девочкою; несмотря на мягкую нежность черт её самого знаменитого фотопортрета, она всё больше превращается для меня в некое сказошное существо… («Единорог! Это… сказочный-то зверь?» © кажется, Дж. Тербер)


[Закрыть], как вежливая девочка, время от времени подбирает в густой (чуть не написалось – траве, как это происходило взаправду, то есть – в книжке) вязи слов некую нить повествованья, ткани из неё, из этой нити, не получится.

А получится – разве что тот кружевно-прозрачный, холщовый занавес, который сметал со сцены любимовской Таганки всех неугодных героев, и на край которого так фамильярно усаживался Гамлет-Высоцкий, глядя в начинающий заполняться зал, и что-то тихонько подбирая на гитаре[127]127
  А вот и реальность. И ведь я это видел, и помню. И как помню…


[Закрыть]… В общем-то, образы пряж и кружев (не хочу называть их символами, чтобы не разбираться с формальными правилами всех и всяческих символизмов, в том числе, и прежде всего – Серебряновековского) уже давно и прочно затёрты, и стали общим местом, но для меня вот этот: «Мойры пряжу прядут… и вплетаются в ткань голоса»[128]128
  Мои «Зеркала»


[Закрыть] всё ещё остаётся странно притягательным, сравнимым с той самой чудесной, но непредставимой книгою, в которой, собственно, и написано, как мы её пишем…

И вот такая ж плетёная «косичка» (нематериальная вовсе, хотя как раз сейчас я увидел её вполне материально – широкой плетёной ручкой от старинной, ещё прабабушкиной шляпной коробки – из моего детства) – уходит, расплетаясь – там, где-то там, на том конце, разбегом нитей во временную счастливую бесконечность воспоминаний с одной стороны, и – в мои нынешние представленья, страхи, надежды и интерпретации – с другой, связывая теперешние бытиё с…[129]129
  С чем? Я задумался. А вам как кажется – с чем?:-)


[Закрыть] Связывая – странной, меняющейся, непостоянной, хрупкой связью, но ведь… «бывают странные сближенья»[130]130
  Слова эти, как вы помните, если дочитали до этого места, принадлежат Пушкину, а сказаны по поводу судьбы, восстания декабристов, и поэмы «Граф Нулин», в которой он, по его словам, «пародировал историю и Шекспира»


[Закрыть]. Понять их суть – мне не дано, но вот почувствовать в текстах[131]131
  А теперь внимание! – автор готовится показать «смертельный номер» («Ten summersets he’ll undertake» © «For The benefit of Mr. Kite» с гениального «Sergeant…» – музыка Beatles слышна повсюду)


[Закрыть]:

Борхеса, Булгакова, Блока, Бунина, Белого, Бальмонта, Битлз, Брэдбери, Бердяева, Библии наконец; Высоцкого, Вознесенского, Волошина, Верна, Волкова (хм…. перешли к букве В, а что у нас на А?) – Анненского, Ахматовой, Акутагавы, Андерсена, Ахмадулиной, Азимова, Аврелия; Гоголя, Грина, Гомера, Гумилёва; Достоевского, Дюма, Дойля, Джойса, Драгунского, Джерома; Есенина, Желязны, Заходера; Искандера; Кузмина, Каттнера, Куна, Кэррола[132]132
  Он же Чарльз Лютвидж Доджсон, он же Додо;-)


[Закрыть], Кривина, Крона; Лема, Лескова, Лермонтова, Лотмана, Лондона, Линдгрен; Мандельштама, Мамардашвили, Милна, Майн-Рида; Набокова (уфф… добрались-таки!), Носова, Нагибина[133]133
  Носов – тот, что автор «Незнайки», а Нагибин – ох, одни «Дневники» чего стоят…


[Закрыть]; Окуджавы, Остера, О’Генри; Пруста, Пастернака, По, Погодина[134]134
  Радий который. Что, мы разве уже перешли к «Р»?;-)


[Закрыть], Паустовского; Розанова, Рассела; Стругацких, Стивенсона, Саббатини, Соловьёва (Вл.), Сологуба; Толстого Л. и Толстого А., Толкиена, Твена, Тургенева, Трэверс; Уайльда, Успенского (Э, разумеется); Фаулза, Филатова (Л.), Флоренского, Фрейда; Ходасевича; Цветаевой; Чехова, Чуковского, Чёрного, Честерфильда; Шекли, Шестова, Шопенгауэра, Шекспира, конечно же; Экзюпери, Эко; Ю… хм[135]135
  Никого, кроме как «поговорить о Ювенале» © Наше всё. Поговорить-то – да, но вот читать… нет. И всё ж кой-что на «Ю» остаётся…:-)


[Закрыть]… Юма, Юнга! Яссон, Якубенко – уфффф….

Видите, я взялся за забавную игру: перечислить (причём в алфавитном порядке!) наилюбимейших авторов – из тех, что нынче (и тех, что ещё тогда, из детства, из воспоминаний[136]136
  А ведь есть и ещё – те, у кого «из детства» моего книжного отдельные вещички тож остались – Вогт и Воннегут, Бестер и Гаррисон, Бажов и Гайдар, Ганн и Гёте, Купер и Гофман…


[Закрыть]) – стали плотью и кровью моей… Быть может, кого-то и запамятовал, вы уж простите великодушно[137]137
  Поймал себя на том, что эта просьба о прощении – обращена к ним. Ну как же: «С Пушкиным на дружеской ноге!»


[Закрыть]… Но дело в том, что в них во всех (всех-всех!) чувствую я эти самые «сближенья» – времён, ощущений, страхов, комплексов, нежностей, мечтаний и страданий, ощутить, услышать которые может лишь тот, у кого[138]138
  Чуть не написалось: «Может лишь тот, кто пережил их сам» – но нет, неправда


[Закрыть]… Ах, я уже не раз говорил, каким особым образом должен быть устроен слух у такого читателя – такой читательницы[139]139
  В идеале это слух Гриновской Дэзи, Набоковской Клэр или Зины М…


[Закрыть]. Но это – авторский идеал, конечно же, на самом-то деле нужно всего лишь доброжелательное уменье вслушиваться, вглядываться в разноцветнокалейдоскопические, исчезающие вспышки смысла[140]140
  «Загадай желание! Загадай же скорее желание!» – и вот он, дополнительный смысл для тех, кто читал и вспомнит грустный «Калейдоскоп» от Брэдбери…


[Закрыть] и бессмыслиц, в последовательности (зачастую у многих, а у меня – почти всегда – беспорядошную) предъявляемых ему узоров-текстов, и, сплетая их своими воспоминаньями, со своим – сбывшимся-несбывшимся, воскрешать в себе – мгновенное существование автора… That’s it[141]141
  И всё, всего-то?


[Закрыть].

PS: Вот только – всё ли? Это ведь всего лишь очередная (и, ебж[142]142
  Ничегошеньки неприличного, вспомните Толстого: «ебж» – если будем живы…


[Закрыть] – не последняя) попытка вернуться к…

И – странно! – не в первый уж раз мне хочется повторить: «Вот так всё и было…», только с воландовской интонацией: «Всё будет правильно, на этом построен мир…»

Фанданго, или история с черепаховым гребнём

«Так было. Это картина, которую я помню. Всё равно как если б я заглянул в окно и увидел человека, пишущего письмо. Они вошли в мою жизнь и вышли из нее. И картина получилась такая, как я сказал: без начала и с непонятным концом»

Дж. Лондон, «Тропой ложных солнц»

 
«А клавикорды играли фанданго,
Когда она во дворце смеялась…»
 

«Зеркала»

«Фанданго» – ритмическое внушение страсти, страстного и странного торжества».

Ал. Грин

[143]143
  Давайте на мгновение забудем всё, что вы знаете о гребнях – и про «Дары волхвов», и про Бунина, и даже про Лескова… Этот – черепаховый, с изящными перламутровыми вставками, словом – тот самый…


[Закрыть]

И почему я иногда (увы, всё реже и реже) просыпаюсь с ощущением неясного, беспричинного счастья? Потому ли, что приснилась сказка? Такая, которая может остаться – там, где мне самому не так уж и много осталось? И вот…

«Захотелось вдруг (неправильные слова) – пришло вдруг откуда-то желанье рассказать старинную сказку – а-ля семнадцатый век, но с завитушками повествовательности[144]144
  Элементами повествовательности, или дискурсом – сказал бы кто-то совсем-совсем другой… (И не могу не вспомнить, уж простите! – размышления Пуха, «о том что было бы, если бы он, Пух, был не он, а кто-то совсем-совсем другой»


[Закрыть] более поздними…» – промолвил сказочник, любуясь прихотливыми отраженьями свечей в…

Так часто случается: своевольное непониманье кого-то одного – ломает судьбы, строит, разрушает и возвеличивает империи. И нет в этом злого умысла – просто все хотят «как лучше» в своём понимании, а незаметные движенья обстоятельств, желаний, случайностей – сплетаются так, что все дальнейшие ходы персонажей – участников этой истории становятся вынужденными[145]145
  Ах, как это известно хорошим шахматистам! И… авторам.


[Закрыть], «и уклониться» – не дано:

«Безутешное его Величество с прискорбием сообщает, что принцесса Теруэль-Маати оставила этот мир сегодня ночью, и призывает вас молиться за её чистую душу перед Господом…»

* * *

«Да-да, это – тот самый гребень, – рассказывал маленькой принцессе воспитатель, чьё странно нестареющее лицо она видела и смутно помнила с самого рожденья[146]146
  Если вам тут вспомнился У-Янус от АБС… это чудесно.


[Закрыть], гребень, которым когда-то любовался фавн в роскошных волосах своей нимфочки; тот, что, поговаривают, сделан из обломка лиры[147]147
  Ах, вспомните – всего лишь через пару тысяч лет кто-то напишет: «Придут другие – ещё лиричнее» ©… Не говоря уж о короле… Лир


[Закрыть], сотворённой по божественной первоприхоти[148]148
  Тут и «Розы Пиэрии» от Софии Парнок, и Анненский с Фамирой Кифредом, и… и… и…


[Закрыть] и подаренной потом самому Аполлону[149]149
  «Легенды и мифы Древней Греции» – ваш покорный слуга любил с детства


[Закрыть]… Ты и сама скоро поймёшь, что прихоти – твои собственные, муз, судьбы – имеют куда большее значенье, чем многие замыслы и столетьями лелеемые планы…».

С тех пор прошли – для кого-то долгие, а для кого-то мелькнувшие мгновенно, как не было – годы, и маленькая принцесса выросла, и превратилась в прелестную юную девушку, своенравную, капризную, избалованную, но на удивленье добрую, и умевшую смирять свои капризы, когда она чувствовала, что это делает кому-то больно…

И был очередной бал, и – ах, воспитатель, наставник, к советам которого она так привыкла – был в отъезде, в одной из своих нечастых, но долгих экспедиций по неведомым странам и временам, то ли в поисках вероятностных драконов[150]150
  Ну если вы и тут не улыбнулись Лемовой выдумке, то уж и не знаю…


[Закрыть], то ли – старинных манускриптов и артефактов, то ли – любви…

… А в бальном зале звенела чудесная музыка, музыканты в этот раз превзошли сами себя, их менуэты и сарабанды были волшебны и лиричны[151]151
  Да-да, именно!


[Закрыть], гитары, клавесин, виолы да флейточки сплетали из нот дивный ковёр, полный переливающейся нежности и ожиданья, который стелился под ноги принцессы. Её золотистые туфельки, изысканные, изящные, ступали по этому ковру (ах, ни один кавалер не мог отвести от них глаз, когда она танцевала!), а простые кружева на платье – в испанском простонародном стиле – служили чудесным обрамленьем той прелести и вдохновенья, которыми сияло нынче всё её существо. Дополняли эту неповторимую картинку искрящаяся лукавством улыбка, да блеск нежно-изумрудных глаз, да собранные в прихотливую причёску чудесные волосы, заколотые простым, но странно переливающимся в свете многочисленных свечей черепаховым гребнем…

Гребень этот Теруэль нашла в резном кипарисовом ларце[152]152
  Конечно-конечно, «Кипарисовый ларец»; «А тот, кого учителем считаю…» © ААА (Анна Андреевна А.) – об Иннокентии Анненском


[Закрыть] воспитателя, (том самом, с причудливой монограммой внутри и буквою S на крышке – когда, заскучав по его сказкам, стала перебирать рукописи, многие из которых она с детства знала наизусть), и, к вящему ужасу чопорных придворных стилисток (ах, нет-нет, портних и камер-фрейлин!) заколола им волосы, придав странную асимметрию причёске, что вдруг невероятно изменило её лицо, словно подчеркнув её нежную, одухотворённую красоту…

И не было отбоя от желающих потанцевать с принцессой, но на балу этой чести удостаивались лишь немногие, и церемониймейстер устал отказывать желающим благородным кавалерам… Как вдруг один юноша, нарушив все на свете правила этикета и королевской чести[153]153
  «31 июня», вы же узнали?


[Закрыть], подошёл к принцессе, и лишь склонившись (неслыханно!) сказал ей несколько слов (которые никто не расслышал из-за прогремевших как раз в этот момент фанфар в честь заморского мавританского посланника), и протянул ей руку. Удивлённая Теруэль хотела было рассердиться (традиции, воспитанье, всякое такое – королевская честь, наконец!), но подняла глаза, и…

Музыканты на мгновенье смолкли, но, повинуясь её нетерпеливому жесту, вновь заиграли фанданго[154]154
  «И клавикорды – играли фанданго…» – может быть, помните, в «Зеркалах»? Тех, самых первых?


[Закрыть] – один из любимых танцев принцессы.

А танцевала принцесса восхитительно! Недаром одним из её учителей был ментор знаменитой Академии танца[155]155
  Парижской академии… сам он, впрочем, был андалузцем (что редкость для тех времён)


[Закрыть]: движенья её высочества Теруэль-Маати были отточены и непринуждённо-изящны, но при этом полны такой изысканной грации (вполне бессознательной, впрочем, прирождённой – сказались многие поколения королевских предков, да и оттенки древней восточной крови королевы-матери), что все, словно заворожённые, не могли оторвать от неё глаз, а уж бедный Франц…