Текст книги "Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса (сборник)"

XXI
Воздушная разведка

По пути к Зоданге мое внимание привлекало множество странных и интересных вещей, а в тех фермерских домах, где мне давали кров, я узнал немало нового и поучительного о жизни Барсума.

Вода, которой снабжались фермы, скапливалась в необъятных подземных резервуарах на полюсах, когда таяли ледяные шапки, а потом перекачивалась по длинным трубопроводам в различные населенные центры. По обе стороны таких акведуков, по всей их длине, и располагались земледельческие районы. Они делились на отрезки примерно одинакового размера, и каждым отрезком управлял один или несколько правительственных чиновников.

Вместо того чтобы поливать всю поверхность полей и таким образом напрасно тратить огромные количества воды, которая тут же начинала испаряться, драгоценную влагу через обширную подземную сеть тонких труб подводили прямо к корням растений. Урожаи на Марсе всегда стабильны, поскольку там нет ни засух, ни дождей, ни сильных ветров, а также насекомых или птиц, которые могли бы повредить всходы.

В этом путешествии я впервые с того момента, как покинул Землю, попробовал большие сочные бифштексы и отбивные, приготовленные из мяса отлично откормленных домашних животных. И еще я наслаждался спелыми фруктами и овощами, причем они совсем не походили на дары земной природы. Каждое растение, цветок или плод, каждое животное были так изменены веками тщательной научной селекции, что в сравнении с ними наши продукты показались бы лишь бледными копиями.

Во время второй остановки я встретился с весьма образованными и знатными людьми, и в разговоре мы упомянули Гелиум. Самый старший из этих господ бывал там с дипломатической миссией несколько лет назад и с большим сожалением говорил о причинах, по которым их страны постоянно воюют друг с другом.

– Гелиум, – сказал он, – по праву гордится самыми прекрасными женщинами на Барсуме, и главное его сокровище – дочь Морса Каяка, Дея Торис, воистину изысканный цветок. Понятно, – продолжил он, – что люди поклоняются земле, по которой она ступает, и с тех пор, как принцесса пропала в неудачной экспедиции, вся страна погрузилась в траур. А высочайший приказ атаковать обессиленную флотилию Гелиума по пути домой был ошибкой, и это, боюсь, заставит жителей Зоданги рано или поздно избрать более мудрого правителя. Даже теперь, когда наша победоносная армия окружает Гелиум, народ Зоданги выражает недовольство: война, не основанная на справедливости или законе, не слишком популярна. Наши силы получили преимущество из-за отсутствия главного вражеского флота, брошенного на поиски принцессы, так что мы могли бы легко привести противника в жалкое состояние. Говорят, Гелиум падет через несколько оборотов ближайшей луны.

– А какова, по-твоему, судьба принцессы Деи Торис? – спросил я самым небрежным тоном.

– Она мертва, – ответил марсианин. – Это известно со слов некоего зеленого воина, недавно пойманного нашими солдатами на юге. Дея Торис сбежала от орды Тарка вместе со странным существом из другого мира, но попала в лапы людей Вархуна. Нашли ее фоатов, которые бродили по дну моря; пятна крови вокруг свидетельствовали о происшедшей там схватке.

Хотя новость никоим образом не обнадеживала, не было и доказательств гибели Деи Торис. Поэтому я решил поскорее добраться до Гелиума и известить Тардоса Морса о приблизительном местонахождении его внучки.

Десять дней спустя после того, как я покинул троих братьев Птор, мы с Вулой достигли Зоданги. С того самого момента, как я начал общаться с краснокожими жителями Марса, мне бросилось в глаза излишнее внимание к моему стражу. Огромный зверь принадлежал к тому виду, который никогда не приручался красными барсумианами. Если бы я прогулялся по Бродвею в сопровождении нумидийского льва, эффект был бы примерно таким же, какой я произвел, появившись в Зоданге вместе с Вулой.

Сама мысль о расставании с верным другом рождала во мне огромное сожаление и искреннее горе, так что я отгонял ее до тех пор, пока мы не подошли к городским воротам, но там все же пришлось распрощаться. Если бы речь шла только о моей безопасности или моем удовольствии, никакие аргументы не заставили бы меня отвернуться от единственного на всем Барсуме существа, преданного мне всецело. Однако я добровольно посвятил свою жизнь той, ради которой готов был столкнуться с неведомыми опасностями в этом чужом таинственном городе, и не мог допустить, чтобы Вуле что-то угрожало. Стоило пожертвовать сиюминутной радостью нашего общения, ибо я не сомневался, что он скоро забудет меня. И потому я нежно попрощался с моим зверем, пообещав ему, что если я выберусь из переделок целым и невредимым, то приложу все усилия, чтобы отыскать его.

Он, казалось, отлично меня понял и, когда я показал ему в сторону Тарка, грустно побрел прочь, а я просто не в силах был смотреть ему вслед… В общем, я решительно повернулся лицом к Зоданге и с болью в сердце подошел к ее хмурым стенам.

Письмо, которое я получил от братьев, позволило мне беспрепятственно войти в огромный, хорошо защищенный город. Стояло раннее утро, и улицы были почти пустыми. Жилые дома, возвышавшиеся над металлическими столбами, напоминали огромные скворечники, а их опоры были похожи на древесные стволы из стали. Магазины, как правило, стояли на земле, и их двери не запирались на замки и задвижки, поскольку воровство практически неведомо на Барсуме. Марсиане вечно страшились одного – убийства, и именно поэтому их дома поднимались высоко над землей по ночам, а также в опасные моменты.

Братья Птор дали мне подробные указания насчет того, где найти ночлег и конторы государственных чиновников, которым и адресовалось письмо. Мой путь шел к центральной площади, имеющейся во всех марсианских городах.

Площадь Зоданги была размером в квадратную милю, ее окружали дворцы джеддака, джедов и прочих представителей правящего класса и знати Зоданги, а также главные общественные здания, закусочные и магазины.

Когда я пересекал это огромное пространство, восхищенно рассматривая архитектуру и великолепные алые растения, покрывавшие широкие газоны, какой-то красный марсианин свернул с улицы на площадь и быстро пошел в мою сторону. Он не обратил на меня ни малейшего внимания, но я его узнал. Как только барсумианин поравнялся со мной, я, повернувшись, положил руку ему на плечо и воскликнул:

– Каор, Кантос Кан!

Он отпрянул со скоростью молнии, и, прежде чем я успел опустить руку, острие длинного меча коснулось моей груди.

– Ты кто такой? – прорычал он, но, когда я отскочил назад футов на пятьдесят, лезвие ткнулось в землю, и марсианин засмеялся. – Лучшего ответа и не нужно, потому что на всем Барсуме не найдется второго человека, способного прыгать, как резиновый мяч. Но ради матери дальней луны, Джон Картер, скажи, как ты здесь очутился и что за чудо изменило цвет твоей кожи?

Я вкратце описал ему свои приключения с того момента, как мы с ним расстались на арене в Вархуне.

– Ты меня напугал, друг мой, – продолжил он. – Если бы мое имя и город, откуда я явился, стали известны жителям Зоданги, я бы очень скоро оказался на берегах затерянного моря Корус вместе с моими почтенными ушедшими предками. Я нахожусь здесь в интересах Тардоса Морса, джеддака Гелиума, и занимаюсь поисками Деи Торис, нашей принцессы. Саб Тан, принц Зоданги, прячет ее в этом городе, потому что безумно в нее влюбился. Его отец, Тан Козис, джеддак Зоданги, хочет принудить ее к браку со своим сыном, а ценой этого союза станет мир между нашими странами. Однако Тардос Морс не принимает его требований и уже послал весть, что он и его народ скорее увидят свою принцессу мертвой, чем выходящей замуж против собственного желания, а сам он предпочтет, чтобы Гелиум сгорел дотла, чем соединит знаки своего дома со знаками Тана Козиса. Ответ джеддаку Зоданги был самым оскорбительным по форме, но народ лишь сильнее полюбил за это Тардоса Морса, и теперь его популярность в Гелиуме выше, чем когда-либо. Я здесь уже три дня, – говорил далее Кантос Кан, – но пока что не нашел, где прячут Дею Торис. Сегодня я собираюсь присоединиться к отряду флота Зоданги. Во время воздушной разведки надеюсь завоевать доверие принца Саба Тана, который командует этим подразделением, и таким образом разузнать о местонахождении Деи Торис. Я рад, что встретил тебя, Джон Картер, – ведь ты так предан моей принцессе, а вдвоем мы сумеем сделать гораздо больше.

Площадь уже начала заполняться народом, люди шли в разные стороны по своим делам. Магазины открылись, в закусочных замелькали утренние посетители. Кантос Кан повел меня в изумительное заведение, где людей обслуживали исключительно механические аппараты. Ни одна рука не касалась продуктов с момента, когда они поступали сюда в сыром виде, и до того, как блюда появлялись на столах, горячие и аппетитные, – в ответ на прикосновение к одной из крошечных кнопок, по выбору заказчиков.

После завтрака Кантос Кан взял меня с собой в штаб воздушной разведки и представил своему начальнику, спросив, нельзя ли внести меня в список его команды. В соответствии с правилами необходим был экзамен, но Кантос Кан сказал мне, что бояться тут нечего, он все устроит. И устроил, сам отдав офицеру приказ о моей экзаменации и назвавшись Джоном Картером.

– Позже эта хитрость раскроется, – весело объяснил он мне, – когда они сверят мои данные – вес, рост и так далее – с твоими, но на это у них уйдут месяцы, а наша миссия должна быть к тому времени закончена.

Следующие несколько дней Кантос Кан учил меня управлять хитроумными летательными аппаратами, а также ремонтировать их. Челнок, рассчитанный на одного человека, имеет примерно шестнадцать футов в длину, два в ширину, толщиной он в три дюйма и заостряется к концам. Водитель сидит на этой плоскости на специальном сиденье, установленном над маленьким бесшумным радиевым мотором, который и движет суденышко. Само средство поддержания челнока в воздухе содержится в тонкой металлической оболочке и состоит из восьмого барсумианского луча, или луча движения, как его можно назвать в соответствии со свойствами.

Этот луч, как и девятый луч, неизвестен на Земле, но марсиане обнаружили, что он присущ любому свету, независимо от его источника. Они узнали, что именно восьмой солнечный луч доставляет свет желтой звезды к разным планетам, а индивидуальный восьмой луч каждой из планет «отражает», то есть уносит свет снова в пространство. Восьмой луч Солнца мог бы поглощаться марсианской поверхностью, но мощный восьмой луч самого Барсума постоянно истекает из планетарного ядра, создавая силу отталкивания, и, если эту силу обуздать, взять в определенные рамки, она способна поднимать гигантский вес над поверхностью планеты.

Именно этот луч и дал марсианам возможность построить великолепный парк авиации: их боевые корабли превосходят все летательные аппараты землян и они легко и грациозно плывут в разреженной атмосфере Барсума, как детский воздушный шарик в плотном воздухе Земли.

В первые годы после этого открытия происходило много странных несчастных случаев, пока наконец марсиане не научились измерять и контролировать чудесную силу света. Например, около девятисот лет назад первый большой военный корабль, оборудованный накопителями восьмого луча, набрал слишком большое его количество и улетел из Гелиума с пятью сотнями офицеров и солдат на борту, чтобы никогда не вернуться.

Сила отталкивания корабля от планеты оказалась настолько велика, что унесла его в пространство, где его видно и по сей день через мощные телескопы, – он кружит в небесах в десяти тысячах миль над Марсом; флагман превратился в крошечный спутник, которому предстоит вращаться там до конца времен.

На четвертый день после моего прихода в Зодангу я совершил свой первый полет и в результате заработал повышение, причем в число наград входило размещение во дворце Тана Козиса.

Поднявшись над городом, я сделал несколько кругов – так обычно начинал полет Кантос Кан, – а потом пустил мотор на полную скорость и понесся на юг над одним из больших водных путей, что подходили к Зоданге с той стороны.

Я пролетел, наверное, около двухсот миль – с момента взлета прошло около часа. И вдруг далеко внизу появились трое зеленых всадников, они бешено неслись к маленькой фигурке пешего, который, похоже, пытался добраться до укрытия на огороженном стенами поле.

Поспешно направив свою машину в ту сторону и сделав круг над воинами, я вскоре понял, что объект их погони – краснокожий марсианин, носивший знаки того разведывательного отряда, к которому был приписан и я сам. Неподалеку лежал крохотный летательный аппарат, а вокруг валялись инструменты, – очевидно, разведчик занимался починкой какой-то неисправности, когда враги застали его врасплох.

Они уже почти настигли его; их стремительные скакуны догоняли маленького по сравнению с ними человека с пугающей быстротой, и воины уже склонялись вправо, нацеливая на него огромные копья с металлическими наконечниками. Должно быть, каждому из них хотелось первым поразить несчастного, и при иных обстоятельствах его судьба была бы печальной, но тут очень вовремя появился я.

Я помчался за зелеными воинами и вскоре нагнал их; мой челнок на полной скорости протаранил носом спину ближайшего всадника. Такого удара хватило бы на то, чтобы пробить несколько дюймов стальной плиты. Обезглавленное тело взлетело в воздух над фоатом и тут же растянулось на мху. Скакуны двух других воинов заскулили от страха и рванулись в противоположном направлении.

Сбросив скорость, я сделал круг и опустился на землю рядом с ошарашенным зоданганцем. Он жарко благодарил меня за своевременную помощь и обещал, что мой поступок будет должным образом вознагражден, – спасенным оказался не кто иной, как двоюродный брат джеддака Зоданги.

Мы не стали тратить время на разговоры, понимая, что зеленые воины наверняка вернутся сразу, как только обуздают фоатов, и поспешили взяться за ремонт машины, прилагая все усилия, чтобы закончить работу побыстрее. Мы уже почти справились с делом, когда увидели двух зеленых монстров, приближавшихся к нам на полном скаку. Но в двухстах ярдах от нас фоаты снова взбунтовались, не желая идти дальше, так как воздушное судно их пугало.

Воины наконец спешились, бросили животных и направились к нам, обнажив длинные мечи.

Я двинулся навстречу тому, кто был крупнее, велев зоданганцу уложить другого. Покончив со своим противником почти без усилий, поскольку теперь уже достаточно напрактиковался, я кинулся на выручку к своему новому знакомому, который попал в отчаянное положение.

Он был ранен и упал на землю, недруг наступил ему на горло своей огромной ногой и поднял длинный меч, чтобы нанести последний удар. Я одним прыжком преодолел пятьдесят футов, разделявших нас, и вонзил клинок в тело зеленого врага. Он выронил оружие и бессильно повалился рядом с зоданганцем.

Быстрый осмотр показал, что смертельных ранений красный марсианин не получил, и после недолгого отдыха мой товарищ почувствовал себя в силах пуститься в обратный путь. Но он должен был лететь на собственном челноке, потому что эти хрупкие конструкции могли поднять лишь одного человека.

Быстро закончив ремонт, мы взмыли в спокойное, безоблачное небо Марса и на большой скорости вернулись в Зодангу без дальнейших происшествий.

Приблизившись к столице, мы увидели огромную толпу горожан и военных на равнине перед городской стеной. Небо почернело от военных судов, частных летательных аппаратов и общественных воздушных лодок – а над ними развевались длинные полосы яркого шелка, знамена и флаги самых необычных расцветок.

Мы вместе пробились дальше сквозь вереницу низко летевших воздушных судов и наконец зависли прямо над джеддаком и его свитой.

Мой спутник подал мне знак спуститься и, когда мы полетели рядом, сказал, что внизу проходит церемония чествования офицеров и рядовых, проявивших храбрость в бою и совершивших иные подвиги. Потом он развернул небольшой флаг, который означал, что у руля член королевской семьи Зоданги. Мы вместе пробились дальше сквозь вереницу низко летевших воздушных судов и наконец зависли прямо над джеддаком и его свитой. Все они ехали верхом на маленьких домашних фоатах. Упряжь и украшения отличались невероятной яркостью и в числе прочего блистали пестрыми перьями, так что я был поражен странным сходством процессии с отрядом краснокожих индейцев на моей родине.

Один из свиты крикнул, привлекая внимание Тана Козиса к появлению моего спутника над их головами, и правитель махнул рукой, предлагая нам приземлиться. Пока войска занимали свои позиции перед джеддаком, мой товарищ о чем-то энергично беседовал с правителем, при этом он и его сопровождающие то и дело поглядывали на меня. Я не слышал их разговора, а они вскоре умолкли и спешились, как только последний отряд замер на месте. Кто-то из свиты шагнул к строю и выкрикнул имя солдата, приказывая ему выйти вперед. Затем офицер нараспев изложил суть совершенного героического поступка, вызвавшего одобрение джеддака, а потом он сам подошел к герою и надел металлический браслет на левую руку счастливчика.

И таким образом были награждены по очереди десять человек, которых вызывал помощник.

– Джон Картер, воздушная разведка!

Никогда в жизни я не был так удивлен, но привычка к воинской дисциплине во мне чрезвычайно сильна, поэтому я легко опустил свою маленькую машину на землю и вышел вперед, как это делали все другие. Когда я встал навытяжку перед офицером, он громко, чтобы слышали все собравшиеся, обратился ко мне:

– Джон Картер! За беспримерную храбрость и доблесть, проявленные при защите кузена джеддака Тана Козиса, а также за то, что ты в одиночку совладал с тремя зелеными воинами, наш правитель с удовольствием дарует тебе знак своего уважения.

Тан Козис подошел ко мне и надел на меня браслет со словами:

– Мой двоюродный брат во всех подробностях описал твой блестящий подвиг, который можно сравнить с настоящим чудом, и если тебе удалось спасти от верной гибели кузена джеддака, то можно представить, как отлично ты будешь защищать своего государя. С этого момента ты назначаешься падваром стражи и будешь находиться в моем дворце.

Я поблагодарил правителя и по его указанию присоединился к свите. После церемонии я на летательной машине отправился на площадку на крыше казармы воздушной разведки и, когда из дворца за мной явился ординарец, доложил своему офицеру, что перехожу на службу в резиденцию джеддака.

XXII
Я нахожу Дею

Сенешалю, который встретил меня по прибытии, были даны указания разместить нового телохранителя рядом с покоями самого джеддака. В военное время тот всегда опасался нападения, поскольку в неспокойные периоды на Марсе считалось, что все средства хороши.

Поэтому распорядитель сразу же проводил меня к Тану Козису. Правитель погрузился в беседу со своим сыном Сабом Таном и несколькими приближенными, так что даже не заметил моего появления. Стены этих апартаментов были сплошь увешаны изумительными гобеленами, скрывавшими все окна и двери. Комнату освещали лучи солнечного света, хитроумно сфокусированные между настоящим потолком и фальшивым, изготовленным из материала вроде матового стекла и подвешенным на несколько дюймов ниже.

Мой провожатый отодвинул один из гобеленов, открыв проход, окружавший всю комнату, – он скрывался между стеной и коврами. Внутри этого прохода, сказал сенешаль, мне и следовало находиться, пока Тан Козис остается в этой комнате. Когда он выйдет, я должен следовать за ним. Моей единственной обязанностью было охранять правителя – по возможности незаметно. Через четыре часа меня сменят. С этим сенешаль меня покинул.

Гобелены были вытканы весьма необычным образом: снаружи они выглядели тяжелыми и плотными, но из моего укрытия я мог видеть сквозь них всю комнату так отчетливо, как будто никакой завесы передо мной и не было.

Едва я успел занять свой пост, как раздвинулись занавеси на противоположном конце комнаты и вошли четыре стражника, которые привели какую-то женщину. Приблизившись к Тану Козису, конвоиры расступились, и перед джеддаком, не более чем в десяти футах от меня, возникло прекрасное лицо Деи Торис, озаренное улыбкой.

Саб Тан, принц Зоданги, бросился к ней навстречу, чтобы приветствовать ее, и они рука об руку подошли к джеддаку. Тан Козис явно удивился и, встав, отсалютовал девушке:

– Какой странной причуде я обязан этим визитом, разве принцесса Гелиума всего два дня назад не заявила, выразив исключительное почтение к моей персоне и нисколько не задев моей гордости, что скорее выберет Тала Хаджуса, зеленого таркианина, чем моего сына?

Дея Торис снова улыбнулась, отчего в уголках ее рта заиграли ямочки, и ответила:

– Испокон веку на Барсуме женщины имели право передумать, если не желали больше скрывать свои сердечные пристрастия. Ты ведь простишь мне это, Тан Козис, как простил твой сын? Два дня назад я не была уверена в его любви, но теперь это не так, и я молю тебя забыть мои поспешные слова и принять заверения принцессы Гелиума в том, что в свое время она станет женой Саба Тана, принца Зоданги.

– Я рад, что ты оказалась столь решительной, – сказал Тан Козис. – У меня нет ни малейшего желания продолжать войну с народом Гелиума, так что твое обещание будет немедленно записано, и мой народ сразу же узнает о нем.

– Было бы лучше, – перебила его Дея Торис, – если бы с таким заявлением подождали до окончания войны. И моему народу, и твоему может показаться весьма странным, что принцесса Гелиума отдает свою руку врагу прямо в разгар противостояния.

– Разве с войной нельзя покончить сразу? – заговорил Саб Тан. – Для этого достаточно указа Тана Козиса о мире. Выскажи свою волю, отец мой, произнеси слово, которое ускорит наступление моего счастья, и пусть завершится эта ненужная народам распря!

– Посмотрим, – возразил Тан Козис, – как Гелиум воспримет это. Но я, по крайней мере, предложу противникам мир.

Дея Торис, бросив пару фраз, повернулась и вышла из комнаты, все так же в сопровождении своих охранников.

А все мои недолгие мечты о счастье рухнули и разбились, ударившись о почву реальности. Женщина, которой я был готов отдать свою жизнь и с чьих губ так недавно слетели слова любви ко мне, совершенно забыла о моем существовании и с улыбкой предложила себя врагу своего народа, самому ненавистному из всех прочих.

Но хотя я слышал все собственными ушами, невозможно было в это поверить. Необходимо разыскать апартаменты принцессы и заставить ее повторить жестокую правду мне в глаза, чтобы окончательно в ней убедиться. Я покинул свой пост и по проходам за гобеленами поспешил к двери, через которую Дея Торис вышла из комнаты. Тихо проскользнув наружу, я увидел перед собой безумную путаницу коридоров, разбегавшихся во всех направлениях.

Помчавшись сначала по одному, потом по другому, я вскоре безнадежно заблудился и, задыхаясь, прислонился к стене… Вдруг неподалеку раздались голоса. Видимо, кто-то шел мимо с той стороны перегородки, и вскоре я различил интонации Деи Торис. Слов разобрать я не мог, но знал, что не ошибся и не спутал ее с кем-то другим.

Сделав несколько шагов, я нашел другой проход, в конце которого была дверь. Дерзко шагнув к ней, я ворвался внутрь – и очутился в маленькой прихожей, где находились четверо стражей, сопровождавших Дею Торис. Один из них тут же вскочил и обратился ко мне, спрашивая о причине моего посещения.

– Я от Тана Козиса, – соврал я, – и желаю поговорить наедине с Деей Торис, принцессой Гелиума.

– А твой пропуск? – спросил парень.

Я понятия не имел, о чем он говорил, но пробормотал, что состою в дворцовой страже, и, не ожидая ответа, быстро пошел к внутренней двери, за которой и слышался голос Деи Торис.

Но просто так войти туда мне не удалось. Страж шагнул мне наперерез со словами:

– Никто не приходит от Тана Козиса без специального пропуска или пароля. Ты должен предоставить то или другое, прежде чем войдешь.

– Единственный пропуск, который мне требуется, чтобы я мог войти куда хочу, приятель, висит у меня на боку, – сказал я, похлопывая по своему длинному мечу. – Ты пропустишь меня с миром или нет?

Вместо ответа он выхватил собственный клинок, призывая на помощь товарищей, и все четверо встали передо мной с обнаженным оружием, плотно загородив мне дорогу.

– Ты здесь не по приказу Тана Козиса! – воскликнул тот, который заговорил со мной первым. – И тебя не только не пустят в покои принцессы Гелиума, но еще и отправят обратно к джеддаку под охраной, там и будешь объяснять свою недозволенную дерзость. Убери свой меч, куда тебе против нас четырех, – добавил он с мрачной улыбкой.

Моим ответом стал стремительный удар, в результате которого противников у меня осталось трое, и могу вас уверить, что они были весьма достойными. Стражники моментально заставили меня отступить к стене и драться за собственную жизнь. Я попятился в угол, где они могли нападать на меня только поодиночке, и таким образом мы сражались более двадцати минут; звон стали о сталь в маленьком помещении был просто оглушительным.

На шум из апартаментов выглянула Дея Торис. Она наблюдала за стычкой, а из-за ее плеча вытягивала шею Сола. Лицо принцессы ничего не выражало, и я понял, что они с Солой просто не узнали меня.

Наконец удачный удар избавил меня от второго стража, и, когда противников осталось всего двое, я изменил тактику и ринулся на них, применяя те приемы, которые уже не раз помогали мне побеждать. Третий воин пал через десять секунд после второго, последний спустя несколько мгновений тоже распростерся на полу в луже крови. Они были храбрыми солдатами и доблестными бойцами, и мне стало горько оттого, что пришлось их убить, но я не остановился бы ни перед чем, лишь бы очутиться рядом с моей Деей Торис.

Вложив в ножны окровавленный меч, я подошел к марсианской принцессе, которая все так же молча смотрела на меня и явно не узнавала.

– Кто ты таков, зоданганец? – шепотом спросила она. – Еще один враг, пришедший потревожить меня в моем несчастье?

– Я твой друг, – ответил я. – И когда-то был весьма близким другом.

– Никто из друзей принцессы Гелиума не носит таких знаков, – возразила она, – но этот голос… Я уже слышала его прежде… но ведь не может быть… нет, он ведь мертв…

– Тем не менее, моя принцесса, перед тобой не кто иной, как Джон Картер, – сказал я. – Разве ты не узнаешь, несмотря на эту краску и чужие знаки, сердце твоего вождя?

Я подошел ближе, и она качнулась в мою сторону, протянув ко мне руки. Но мне не посчастливилось сжать ее в объятиях: принцесса вдруг отпрянула, содрогнувшись и испустив короткий горестный стон.

– Слишком поздно, слишком поздно! – воскликнула она. – О мой вождь, я ведь думала, тебя нет в живых, почему же ты не пришел всего часом раньше… теперь все кончено!

– Что ты имеешь в виду, Дея Торис? – закричал я. – Если бы ты знала, что я жив, то не стала бы давать обещание принцу Зоданги?

– По твоим представлениям, Джон Картер, вчера я отдала свое сердце тебе, а сегодня – другому? Я думала, ты лежишь в яме в Вархуне, и сегодня обещала свое тело врагу, чтобы спасти мой народ от проклятой победоносной армии Зоданги!

– Но я не мертв, принцесса. Я пришел за тобой, и вся Зоданга не может этому помешать!

– Слишком поздно, Джон Картер: я уже дала слово, а на Барсуме это равносильно окончательному решению. Те церемонии, что последуют потом, всего лишь несущественные формальности. Они ничего не прибавят к факту брака, как и похоронный кортеж какого-нибудь джеддака не наложит еще раз печать смерти на его лицо. Я уже все равно что замужем, Джон Картер. И ты не можешь больше называть меня своей принцессой. А я не могу больше звать тебя своим вождем.

– Я плохо знаком с обычаями здесь, на Барсуме, Дея Торис, но знаю, что люблю тебя, и если ты не шутила в тот день, когда на нас ринулись орды Вархуна, если твои слова прозвучали всерьез, то никакой другой мужчина не имеет права назвать тебя своей невестой. Ты говорила тогда правду, моя принцесса, ты была уверена в своих словах! Скажи, что это так.

– Да, я говорила от всего сердца, Джон Картер, – прошептала Дея Торис. – Но не могу теперь повторить этого, потому что уже обещала себя другому. Ах, если бы ты только знал наши правила, друг мой! – продолжила она, будто размышляя вслух. – Стоило дать тебе слово много месяцев назад… и ты мог бы претендовать на мою руку первым. И пускай Гелиум пал бы, я все равно отдала бы империю моему таркианскому вождю! – Помолчав, она продолжила громче: – Помнишь ту ночь, когда я оскорбилась? Ты назвал меня своей принцессой, даже не попросив моей руки, а потом еще хвастал, что сражался за меня. Конечно, ты просто не знал, как у нас принято поступать, а мне не следовало обижаться; теперь я это понимаю. Никто не объяснил тебе – а я тем более не могла, – что в городах красного народа Барсума есть два типа женщин. За одних мужчины сражаются, а потом просят их руки, другие тоже могут стать военным трофеем, однако в жены их не берут. Когда мужчина завоевывает женщину, он может называть ее своей принцессой, что, по сути, говорит об обладании. Ты бился за меня, но не предлагал выйти за тебя замуж, тем не менее сказал «моя принцесса», поэтому… – Она слегка запнулась. – В общем, я была задета, но даже тогда, Джон Картер, не отвергла тебя, как следовало бы, пока ты не сделал вдвойне хуже: в насмешку начал утверждать, будто выиграл меня в битве…

– Мне даже незачем просить у тебя прощения, Дея Торис! – воскликнул я. – Ты ведь должна понимать, что все это было лишь от неведения, от незнания обычаев Барсума. Но чего я не сделал тогда из-за внутреннего убеждения, что мои слова были самонадеянными и нежеланными, я делаю сейчас, Дея Торис: я прошу тебя стать моей женой и клянусь отчаянной виргинской кровью, что течет в моих венах, ты ею будешь.

– Нет, Джон Картер, все это бесполезно, – с отчаянием в голосе ответила она. – Я никогда не смогу стать твоей, пока жив Саб Тан.

– Ты подписала ему смертный приговор, моя принцесса… Саб Тан уже мертв.

– Нет, так не годится, – поспешила объяснить Дея Торис. – Я не могу выйти замуж за мужчину, убившего моего мужа, даже если он просто защищался. Мы живем по обычаям Барсума. Так что, друг мой, разделим печаль на двоих. По крайней мере это будет у нас общим. Это да еще воспоминания о тех кратких днях среди таркиан. А теперь ты должен уйти и больше не искать встреч со мной. Прощай, мой бывший вождь.

Удрученный и подавленный, я покинул ее комнату, но надежда еще теплилась во мне; не верилось, что Дея Торис потеряна для меня окончательно, пока не произошла церемония бракосочетания.