Текст книги "Затерянные на Венере"

6. Огонь

Из окружающего леса доносился рев голодных зверей. Но шум меня ничуть не волновал; я был охвачен ужасом при виде того, какая кошмарная судьба уготована Дуари.

Я видел, как девушка борется с путами, так же как я боролся со своими. Но в неуклюже намотанных витках прочных лиан мы были беспомощны. Маленькие язычки пламени у ее ног лизали хворост. Дуари удалось переползти к изголовью гриля, так что огонь пока что не угрожал ее телу непосредственно; она продолжала бороться со стягивающими ее тело лианами.

Я обращал мало внимания на нобарганов. Но вдруг я заметил, что они прекратили свои грубые песни и пляски. Посмотрев на них повнимательнее, я увидел, что они замерли на месте, глядя в лес, факелы в их руках дрожат. Они не подожгли хворост подо мной. Теперь я снова услышал громогласный рев зверей, он казался очень близким. Я увидел неясные фигуры, крадущиеся в тени деревьев и сверкающие глаза, блестящие в полумраке.

И вот огромный зверь выскочил из леса на открытое место. Я узнал его. Я увидел жесткую шерсть, подобную щетине. Я увидел белые продольные полосы, пометившие рыжевато-красную шерсть, синеватый живот и огромную клыкастую пасть. Это был сарбан.

Нобарганы тоже наблюдали за ним. Они начали кричать, надеясь криками отпугнуть зверя, метали в него камни из пращей, но зверь не уходил, наоборот, он медленно приближался, издавая ужасное рычание. За ним шли другие – два, три, дюжина, сорок – целая стая возникла из сумерек леса. Все они рычали, и ужасная мощь их голосов потрясала землю.

Теперь нобарганы отступали. Огромные звери, напавшие на деревню, прибавили скорость. внезапно дикари повернулись и побежали. За ними с рыком и воем кинулись сарбаны.

Скорость неуклюжих на вид нобарганов оказалась открытием для меня. Они исчезли в темном лабиринте леса, и было совсем неясно, догонят ли их сарбаны. Хотя когда последний из них миновал меня, казалось, что они бегут с такой же быстротой, как настигающий добычу лев.

Звери не обратили внимания на Дуари и меня. Сомневаюсь, что они вообще видели нас, так как все их внимание было поглощено бегущими дикарями.

Я снова повернулся к Дуари, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она скатывается с решетки на землю, в тот момент, когда огонь уже готов был лизнуть ее ноги. Временно она была в безопасности, и я выдохнул краткую благодарственную молитву. Но что дальше? Нам что, придется лежать здесь, пока не вернутся нобарганы?

Дуари взглянула на меня снизу вверх. Она упорно боролась с путами.

– Я думаю, что смогу освободиться, – сказала она. – Меня связали не так крепко, как тебя. Если бы только мне удалось это сделать до их возвращения!

Я молча наблюдал за ней. Через некоторое время, показавшееся вечностью, она высвободила одну руку. После этого остальное было сравнительно легко, и когда она была свободна, то быстро освободила меня.

Как два фантома в сверхъестественном свете амторианской ночи, мы исчезли в сумраке таинственного леса. Можете быть уверены, что мы отправились в направлении, противоположном тому, в котором скрылись львы и каннибалы.

Временное воодушевление, которое принес побег из лап нобарганов, быстро прошло, когда я подверг тщательному рассмотрению наше положение. Мы были вдвоем, без оружия, затерянные в незнакомой стране, которая, как показал наш краткий опыт, полна опасностей. Воображение населяло ее сотней угроз, еще более страшных, чем те, с которыми мы уже столкнулись.

Воспитанная в тщательно оберегаемом уединении дома джонга, Дуари была так же незнакома с флорой, фауной и народами Нубола, как и я, уроженец другой планеты. И, несмотря на нашу культуру, наш ум и мою значительную физическую силу, мы были немногим сильнее, чем младенцы, в этих джунглях.

Мы шли молча, прислушиваясь, глядя вокруг – нет ли новой опасности, которой подвергнутся наши жизни, только что вырванные у смерти. Дуари заговорила тихим голосом, как может разговаривать человек сам с собой.

– Если я когда-нибудь вернусь в дом моего отца, джонга, поверит ли кто-то истории, которую я расскажу? Кто поверит, что я, Дуари, дочь джонга, прошла через такие невероятные испытания и осталась жива?

Она повернулась и заглянула мне в глаза.

– Веришь ли ты, Карсон Нэпьер, что я когда-нибудь вернусь в Вепайю?

– Не знаю, Дуари, – правдиво ответил я. – Чтобы быть совершенно честным, я должен сказать, что это представляется скорее безнадежным, ибо ни один из нас не знает, где мы находимся, и где находится Вепайя, а также – с какими еще опасностями нам придется столкнуться в этой земле.

Что, если мы просто никогда не найдем Вепайю, Дуари? Что, если нам с тобой предстоит много лет провести вместе? Неужели мы должны всегда быть чужими друг другу, быть врагами? Неужели для меня нет надежды, Дуари? Нет надежды завоевать твою любовь?

– Разве я не сказала тебе, что ты не должен говорить со мной о любви? Для девушки младше двадцати лет дурно говорить и даже думать о любви, а для меня, дочери джонга, это еще хуже. Если ты будешь настаивать, я вообще не буду с тобой говорить.

После этого мы долго шли в молчании. Мы оба очень устали, были голодны и испытывали жажду, но на некоторое время мы подчинили все остальные наши желания стремлению бежать из лап нобарганов. Наконец я увидел, что Дуари почти достигла предела свое выдержки, и объявил привал.

Мы выбрали дерево, на нижние ветви которого было легко взобраться, и поднимались наверх. пока я не наткнулся на грубую платформу – некое подобие гнезда, которое, возможно, было построено каким-нибудь обитателем дерева, или образовалось из веток, сломанных и упавших сверху во время бури. Оно лежало на двух почти горизонтальных ветвях, которые отходили от ствола дерева примерно на одной высоте, и было достаточно большим, чтобы мы там поместились вдвоем.

Когда мы вытянули утомленные тела на это жалком, но от этого не менее желанном ложе, внизу послышалось ворчание какого-то большого зверя. Это послужило нам свидетельством, что мы как раз вовремя нашли убежище. Какие еще опасности угрожали нам со стороны обитателей деревьев, я не знал, но мысль о том, чтобы не спать и сторожить, мое тело и мозг отвергали категорически. Сомневаюсь, что я мог бы еще оставаться бодрствующим даже на ходу.

Когда я уже засыпал, то услышал голос Дуари. Он звучал сонным и далеким.

– Скажи мне, Карсон Нэпьер, – сказала она, – что это за штука, которую зовут любовью?

Когда я проснулся, был день. Я глянул вверх, на массу листвы, которая лежала без движения в воздухе надо мной, и какоое-то мгновение не мог сообразить, где я нахожусь и какие события привели меня в это место. Я повернул голову и увидел Дуари, лежащую рядом со мной. Затем память вернулась ко мне. Я улыбнулся, вспомнив последний сонный вопрос, который она задала мне, и на который я не ответил. Должно быть, я заснул, пока она спрашивала.

Два дня мы медленно двигались в направлении, в котором, как мы считали, лежал океан. Мы питались яйцами и фруктами, которые находили в избытке. В лесу было полно жизни – странные птицы, которых до сих пор не видел ни один земной взгляд; обезьяноподобные твари, которые прыгали среди веток деревьев и болтали; рептилии, травоядные и плотоядные животные. Самый страшный зверь из тех, что нам встретились, был сарбан. Но их привычка оглашать лес бессмысленным рычанием и воем предохраняла нас, предупреждая об их близости.

Другой зверь, который доставил нам несколько неприятных моментов, – басто. Я однажды встречал это животное раньше, в тот раз, когда Камлот и я вышли в нашу злосчастную экспедицию за тарелом. Поэтому я был готов взбираться вместе с Дуари на деревья хоть каждый пять минут, лишь бы мы не встретились с одним из этих зверей.

Выше глаз голова басто напоминает голову американского бизона – такие же короткие мощные рога и густая шерсть на лбу и макушке. Глаза животного – маленькие, с красными веками. Шкура синяя и примерно такой же плотности, как у слона, с редкими волосами, за исключением головы и кончика хвоста, где шерсть густая и длинная. В холке животное очень высокое, но быстро понижается к крестцу. У него огромная ширина плеч и грудной клетки, исключительно крепкие короткие передние ноги, которые оканчиваются трехпалыми ступнями. Передние ноги несут целых три четверти веса зверя. Морда похожа на морду борова, только шире, с тяжелыми кривыми клыками.

Басто – это всеядная скотина со скверным характером, которая всегда ищет неприятностей. Когда с одной стороны угрожает басто, а с другой – сарбан, поневоле за первые же несколько дней станешь прекрасным лазальщиком по деревьям.

Мне не хватало двух вещей в борьбе с природой. У меня не было оружия и я не умел добывать огонь. Последнее, пожалуй, было хуже всего, поскольку, не имея ножа, я непременно нуждался в огне, чтобы сделать оружие.

На каждом привале я экспериментировал. Дуари тоже заразилась исследовательской лихорадкой, и огонь стал нашей единственной целью. Мы почти ни о чем больше не говорили и постоянно экспериментировали с разными сочетаниями дерева и кусками камня, которые мы подбирали по дороге.

Всю жизнь я читал про первобытных людей, добывающих огонь разными способами, и я перепробовал их все. Я стер себе ладони, вращая палочки. Я ободрал пальцы, стуча камнем о камень. В конце концов я уже собирался в отвращении бросить это занятие.

– Не верю, что кто-нибудь когда-нибудь добывал огонь, – проворчал я.

– Ты же видел, как нобарган это делал, – напомнила мне Дуари.

– Здесь какая-то хитрость, – обиженно настаивал я.

– Ты собираешься бросить попытки? – спросила она.

– Конечно, нет. Это как гольф. Никто из моих друзей так никогда и не научился играть в него, но почти никто не оставляет попыток. Я, скорее всего, продолжу поиски огня до тех пор, пока за мной не придет смерть, или пока Прометей не спустится на Венеру, как спустился на Землю.

– Что такое гольф и кто такой ПрометеЙ? – потребовала ответа Дуари.

– Гольф – это расстройство ума, а Прометей – красивая сказка.

– Не вижу, как они могут тебе помочь.

Я сидел на корточках над небольшой кучкой древесной трухи, старательно ударяя друг о друга разные куски камня, которые мы собрали за день.

– Я и сам не вижу, – ответил я, яростно ударив друг о друга два очередных образчика. Несколько искр вдруг высеклись из камней и подожгли труху!

– Приношу свои извинения Прометею! – воскликнул я. – Он не сказка.

При помощи огня я смог сделать лук и заострить копье и стрелы. Я натянул на лук тетиву из прочной лианы, а стрелы оперил птичьими перьями.

Дуари очень интересовалась моей работой. Она собирала перья, расщепляла их и присоединяла к стрелам при помощи очень прочной травы, которая в изобилии росла в лесу. Наша работа облегчалась использованием странных камней, которые мы нашли: они были такой хитрой формы, что из них получились отличные скребки.

Я не могу выразить словами перемену, которая произошла со мной после появления оружия. Я уже привык чувствовать себя загнанным зверем, для которого единственное спасение – бегство; а это не самая удачная ситуация для мужчины, который хочет впечатлить свою любимую геройскими действиями.

Не могу сказать, чтобы это намерение было для меня основным, но когда я глубоко осознал свою беспомощность, мне серьезно захотелось выглядеть перед Дуари более внушительной фигурой.

Теперь у меня появились новые возможности. Я больше не был дичью, я стал охотником! Достойное жалости убогое оружие стерло все сомнения из моего ума. Я был готов к любой неожиданности.

– Дуари! – воскликнул я. – Я найду Вепайю. Я верну тебя домой!

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Последний раз, когда мы об этом говорили, – напомнила она, – ты сказал, что не имеешь ни малейшего понятия, где находится Вепайя, и даже если бы ты знал, то нет надежды добраться туда.

– Это, – сказал я, – было несколько дней назад. Теперь все изменилось. Мы будем охотиться, Дуари. Сегодня у нас будет мясо на обед. Иди позади меня, чтобы не спугнуть добычу.

Я двигался вперед, обретя прежнюю уверенность и возможно, даже слегка беспечно. Дуари шла в нескольких шагах за мной. В этой части леса был густой подлесок, гуще, чем я встречал прежде, и я не мог хорошо просматривать все направления. Мы шли по тому, что на Земле я уверенно назвал бы протоптанной животными тропинкой. Я продвигался вперед уверенно, но молча.

Впереди зашевелилась листва и я разглядел очертания большого животного. Почти мгновенно лесная тишина была нарушена громогласным ревом басто, а в кустарнике послышался сильный шум.

– Взбирайся на дерево, Дуари! – воскликнул я, повернулся и побежал назад, чтобы помочь ей взобраться наверх, в безопасное место. И в этот миг Дуари споткнулась и упала.

Басто снова взревел, и бросив быстрый взгляд назад, я увидел могучего зверя на тропе всего в нескольких шагах позади меня. Он не бросался в атаку, но быстро приближался, и я видел, что он догонит нас прежде, чем мы сможем укрыться на дереве.

У меня оставался единственный выход – задержать зверя, пока Дуари не доберется до безопасного места. Я вспомнил, как Камлот убил одну из этих тварей. Он отвлек его внимание веткой с листьями, которую держал в левой руке, а затем вонзил острый меч в сердце зверя, ударив пониже плеча. Но у меня не было ни меча, ни ветки, а только грубое деревянное копье.

Басто был уже почти рядом со мной, его глаза в красных ободочках век сверкали, белые бивни блестели. Моему возбужденному воображению он представился огромным, как слон. Он наклонил голову, еще один громогласный рев исторгся из скалоподобной грудной клетки.

И он бросился на меня.

Моей единственной мыслью было отвлечь его внимание от Дуари, пока она не окажется в безопасности, вне пределов его досягаемости. Все произошло так быстро, что у меня просто не было времени подумать о том, что я иду на верную гибель.

Зверь был так близко от меня, когда начал бросок, что не успел набрать скорость. Он приближался прямо ко мне с опущенной головой. Он был столь могуч, что внушал благоговейный трепет. Я даже не стал думать о попытке остановить его моим жалким оружием.

Вместо этого все мои мысли сосредоточились на одном – избежать того, чтобы он поднял меня на могучие рога.

Когда басто ударил меня, я схватил его за рога, каждой рукой за один из них. Благодаря моей недюжинной силе я успешно воспротивился нападения и отвел рога от жизненно важных органов – вернее, отвел себя вместе с органами от рогов.

Почувствовав мой вес, зверь рванулся головой вперед, чтобы сбросить меня и разорвать на клочки. В первом он преуспел больше, чем я ожидал, и, я полагаю, даже больше, чем он сам собирался.

Меня бросило вперед и вверх с силой взрыва, и я влетел в ветви дерева надо мной, по пути выронив оружие. К счастью, я не угодил головой ни в одну большую ветку и не потерял сознания. Я также сохранил присутствие духа и, цепляясь изо всех сил, вполне удачно ухватился за ветку, поперек которой упал. С нее я перебрался на более безопасную ветку, повыше и побольше.

Первая моя мысль была о Дуари. В безопасности ли она? Смогла ли она взобраться наверх прежде, чем басто расправился со мной и бросился на нее, или он добрался до нее и растерзал любимое мной нежное тело?

Мои страхи были почти мгновенно рассеяны звуком ее голоса.

– О, Карсон, Карсон! Ты ранен? – вскричала она. Беспокойство в ее голосе было достаточной наградой за любые раны, которые я мог получить.

– Думаю, что нет, – ответил я, – меня всего лишь встряхнуло немного. Ты в порядке? Где ты?

– Здесь, на соседнем дереве. О, я думала, что он убил тебя!

Я проверил свои суставы и свое самочувствие на предмет возможных повреждений, но не обнаружил ничего более серьезного, чем порезы и царапины, которых, впрочем, было превеликое множество.

Пока я осматривал себя, Дуари перебралась по переплетающимся веткам и оказалась рядом со мной.

– Ты в крови! – воскликнула она. – Ты все-таки ранен.

– Это всего лишь царапины, – заверил я ее. – Пострадала лишь моя гордость.

– Тебе нечего стыдиться, ты должен гордиться тем, что сделал. Я видела. Поднимаясь на ноги, я обернулась назад, и видела, как ты стоишь прямо на пути этого ужасного зверя, чтобы он не добрался до меня.

– Это возможно, – согласился я, – я был слишком испуган, чтобы бежать, попросту парализован страхом.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Я знаю, что это не так. Я слишком хорошо знаю тебя.

– Стоит идти на любой риск, чтобы заслужить твое одобрение.

Мгновение она молчала, глядя вниз на басто. Зверь рыл землю рогами и недовольно ревел. Время от времени он останавливался, поднимал голову и смотрел на нас.

– Мы можем уйти от него, перебираясь с дерева на дерево, – предложила Дуари. – Они здесь растут очень близко друг от друга.

– И оставить мое новое оружие?

– Может быть, он уйдет через несколько минут, как только поймет, что мы не собираемся спускаться.

Но он не ушел через несколько минут. Он ревел, и рыл землю, топтал и бодал ее полчаса, а потом лег под деревом.

– Этот парень оптимист, – заметил я. – Он считает, что если будет ждать достаточно долго, мы, может быть, сами спустимся вниз.

Дуари рассмеялась.

– Может, он ждет, пока мы умрем от старости и упадем?

– Он не знает, какую шутку над ним сыграли бы – ведь нам была введена сыворотка долгожительства.

– Пока что это шутка над нами. А я уже проголодалась.

– Взгляни, Дуари! – прошептал я, поймав краем глаза что-то очень смутно различимое в переплетениях кустарника позади басто.

– Что это? – спросила она.

– Не знаю, но это что-то большое.

– Оно тихо крадется сквозь кустарник, Карсон. Ты думаешь, оно пришло сюда на наш запах, и это новый хищник в поисках добычи?

– Что ж, мы высоко на дереве, – успокоил я ее.

– Да. А многие из этих зверей лазят по деревьям. Хотела бы я, чтобы у тебя было при себе оружие.

– Если басто на минутку отвернется, я спущусь и заберу его.

– Не, ты не должен этого делать. Этот гигант настигнет тебя.

– Вот идет другой, Дуари! Смотри!

– Это сарбан, – шепнула она.

7. Бык против льва

Злобная морда жестокого хищника появилась из подлеска на некотором расстоянии позади басто. Басто не видел его, и его ноздри не уловили запаха огромной кошкоподобной твари.

– Он не смотрит на нас, – сказал я. – Он наблюдает за басто.

– Ты думаешь… – начала Дуари, и остаток ее фразы потонул в самом сворачивающем кровь вопле, какой я когда-либо слышал.

Вопль был издан луженой глоткой сарбана в тот миг, когда зверь бросился на басто. Этот последний, вставая на ноги, был застигнут в неудобном положении. Сарбан запрыгнул к нему на спину и запустил когти и клыки глубоко в сочную плоть.

Рев басто слился с рычанием и воем сарбана в ужасный, яростный дуэт, от которого, казалось, дрожал лес.

Гигантский бык вертелся в бешенстве от боли и старался подцепить рогами зверя у себя на спине. Сарбан наносил яростные удары по морде басто, загребая вниз от головы к морде, разрывая кожу и плоть до кости. Один огромный коготь вырвал глаз из глазницы.

С головой, превратившейся в кровавую массу изодранной плоти, басто с почти кошачьей ловкостью бросился на спину, желая раздавить насмерть своего мучителя. Но сарбан спрыгнул набок и, как только бык поднялся на ноги, прыгнул снова.

На этот раз басто, развернувшись с опущенной головой невероятно быстро, подхватил сарбана на рога и подбросил его высоко в листву дерева над собой.

Визжащий царапающийся клубок неудержимой примитивной ярости и ненависти пролетел вверх всего в нескольких футах от Дуари и меня. Затем, продолжая визжать и бить лапами воздух, он рухнул обратно.

Как гигантская кошка, которую он больше всего напоминал, он упал на лапы. С рогами наготове басто ждал, чтобы подхватить его и снова подбросить. Сарбан упал прямиком на эти мощные рога. Но когда басто швырнул его вперед всей силой могучих шейных мускулов, сарбан не взлетел снова на дерево. Мощными когтями и могучими челюстями он впился в голову и шею противника. Он изодрал плечи и горло противника, когда басто пытался стряхнуть его. Страшными ударами когтей он полосовал басто и рвал его плоть на куски.

В кровавом сумбуре схватки раненая тварь, теперь уже полностью ослепшая, потеряв оставшийся глаз, развернулась в гротескном и бесполезном пируэте смерти. Но воющая Немезида крепко держалась на ее спине, терзая, разрывая ее на куски в безумной слепой ярости. Ужасное рычание сарбана по-прежнему смешивалось с пронзительным ревом умирающего быка.

Внезапно басто остановился, слабо покачиваясь, его ноги разъезжались от слабости. Кровь била из его шеи таким фонтаном, что я был уверен – разорвана аорта. Я знал, что конец должен наступить скоро и только поражался невероятному упорству, с которым зверь цеплялся за жизнь.

Сарбану тоже нельзя было позавидовать. Один раз он основательно получил клыками и дважды был поднят на могучие рога. Кровь из его страшных ран смешивалась с кровью его предполагаемой жертвы. Его шансы выжить были столь же пренебрежимо малы, как и у качающегося быка, который уже казался мертвым, хоть и стоял на ногах.

Но как я мог оценить непредставимую жизненную силу этих могучих существ?

Внезапно тряхнув рогами, бык замер. Затем он опустил голову и бросился вслепую, как будто вновь набравшись силы и жизненной энергии.

Это был краткий бросок. Пролетев всего несколько ярдов, басто врезался в ствол дерева, на котором скорчились мы. Удар был ужасен. Ветка, на которой мы сидели, закачалась и взлетела вверх, как освобожденная пружина, когда нас с Дуари сбросило с нашего насеста.

Напрасно хватая воздух в поисках опоры, мы кубарем скатились вниз на сарбана и басто. Мгновение я чувствовал непередаваемый ужас, обеспокоенный безопасностью Дуари.

Но не было нужды волноваться. Ни одно из этих могучих средств разрушения не обратилось на нас, ни один из них не двигался. Не считая нескольких конвульсивных вздрагиваний, они лежали тихо – мертвые.

Сарбан застрял между стволом дерева и массивной головой басто, он был раздавлен. Басто умер, свершая последнюю страшную месть над своим противником.

Невредимые, мы поднялись на ноги. Дуари была бледна и немного дрожала, но смело улыбнулась мне в лицо.

– Наша охота была успешнее, чем мы надеялись, – с сказала она. – Здесь мяса достаточно мяса на целый отряд.

– Камлот говорил мне, что ничто не сравнится с куском мяса басто, зажаренном на костре.

– Оно восхитительно. У меня уже слюнки текут.

– У меня тоже. Но без ножа мы еще очень далеки от жареного мяса. Взгляни на эту шкуру.

Дуари приняла удрученный вид.

– Испытывали ли когда-нибудь двое людей такие постоянные неудачи, как мы? – воскликнула она. – Ладно, не обращай внимания, – добавила она. – Собери свое оружие и, быть может, мы найдем какую-нибудь зверушку – достаточно маленькую, чтобы разорвать ее на части или зажарить целиком.

– Погоди! – воскликнул я, развязывая небольшой мешок, который на прочной лиане свисал у меня с плеча. – У меня есть камень с острым краем, который я использовал, чтобы вырезать лук и стрелы. Может быть, с его помощью мне удастся добраться и до мяса.

Это была трудная работа, но в конце концов мне удалось это сделать. Пока я был занят грубой и кровавой разделкой мяса, Дуари собрала щепки и хворост, и, к нашему обоюдному удивлению, самостоятельно развела огонь. Она была очень счастлива. Она пришла в восторг по поводу своего успеха, она несказанно гордилась им. За время всей ее изнеженной жизни дома от нее ни разу не потребовалось сделать что-нибудь полезное, и даже это небольшое (а почему, собственно говоря, небольшое? Добыть огонь действительно непросто) достижение наполняло ее сердце радостью.

Эта трапеза была памятным событием. Она отметила новую эпоху в нашем существовании: переход первобытных людей на более высокий уровень развития. Мы научились добывать огонь; мы сделали оружие; мы убили первую добычу (в моем случае, конечно, скорее первая добыча пала перед нами); и теперь впервые мы ели приготовленную, а не сырую пищу. В этом месте мне захотелось продлить метафору и подумать о партнере по этим достижениям как о супруге. Я вздохнул при мысли о том, как могли бы мы быть счастливы, если бы Дуари отвечала взаимностью на мою любовь.

– В чем дело? – поинтересовалась Дуари. – Почему ты вздыхаешь?

– Я вздыхаю, потому что я не первобытный человек на самом деле, а только его слабосильная, плохая имитация.

– Почему ты хотел бы быть первобытным человеком? – спросила она.

– Потому что наших первобытных предков не сковывали глупые обычаи, – ответил я. – Если он хотел женщину, а она не хотела его, то он хватал ее за волосы и тащил в свое логово.

– Я рада, что не живу в те времена, – сказала Дуари.

Несколько дней мы странствовали по лесу. Я знал, что мы безнадежно потерялись, но мне очень хотелось выбраться из этого мрачного леса. Он действовал нам на нервы. Мне удавалось убить небольших зверьков при помощи копья и стрел; фруктов и орехов хватало с избытком, вода была в изобилии. Что касается пищи, то мы жили, как короли, и нам везло при встречах с опасными тварями. К счастью для нас, мы не встретили древесных хищников, хотя я уверен, что этим мы обязаны только везению, поскольку в лесах Амтор обитает множество ужасных тварей, живущих исключительно на деревьях.

Дуари жаловалась редко, несмотря на все трудности и опасности, которым она постоянно подвергалась. Она оставалась неизменно в хорошем расположении духа перед лицом факта, который теперь не вызывал сомнений, – абсолютной уверенности, что мы никогда не найдем тот далекий остров, где правит ее отец. Иногда она долгое время хмурилась и молчала, и я думаю, что в эти периоды она предавалась печальным размышлениям. Но она не делилась со мной своими печалями. Я бы хотел, чтобы она делилась: мы хотим разделить горести с теми, кого любим.

Но однажды она внезапно села и заплакала. Я был так удивлен, что замер как вкопанный и несколько минут молча смотрел на нее, прежде чем сообразил, что нужно что-то сказать, но и тогда мне не пришло в голову ничего умного.

– Что случилось, Дуари? – воскликнул я. – Что с тобой? Ты нездорова?

Она покачала головой и попыталась подавить рыдания.

– Прости, – сказала она наконец, – я не хотела расстраивать тебя. Я держалась изо всех сил. Но этот лес! О, Карсон, он совершенно измучил меня, он преследует меня даже во сне. Он бесконечен, он все тянется и тянется – мрачный, отвратительный, полный всевозможных опасностей. Ах, ладно! – воскликнула она и, поднимаясь на ноги, тряхнула головой, словно отгоняя прочь неприятные видения. – Я уже в порядке. Больше со мной такого не будет, – она улыбнулась сквозь слезы.

Мне захотелось прижать ее к себе и утешить – о, как сильно я стремился сделать это! Но я только положил руку ей на плечо.

– Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, – сказал я. – Я уже много дней испытываю такие же чувства. Мне приходится превозмогать их, давая себе слово не обращать внимания на такие мелочи. Но это не может тянуться вечно, Дуари. Очень скоро лес должен кончиться. Кроме того, ты должна согласиться, что лес давал нам приют и пищу.

– Так же как тюремщик дает приют и пищу приговоренному к смерти, – хмуро ответила она. – Пойдем. Давай не будем больше говорить об этом.

Подлесок снова стал густым, и мы шли по звериной тропе, которая была извилистой, как все звериные тропы. Я думаю, это густой кустарник угнетал Дуари даже больше, чем лес сам по себе. Меня он всегда угнетал. Тропа была широкой, и мы рядом, плечо в плечо. Внезапно перед нами лес, казалось, исчез. Мы смотрели в лицо неожиданной пустоте, а за ним, очень далеко, на самом горизонте, виднелись контуры высоких гор.