Текст книги "Руки вверх!"

Глава 9

Люк Мэдиссон вошел в свое бюро так спокойно, что Стиль не смог бы даже предположить, какая драма разбила сердце его патрона. Через несколько минут на его столе зазвонил телефон.

– Вы не могли бы зайти ко мне? – голос Люка был совершенно спокоен.

Он сам удивлялся своему спокойствию. Он жил только настоящим. Прошлое перестало существовать. К будущему он относился безразлично.

Стиль, знавший его с детства, заметил в его глазах что-то, заставившее его содрогнуться.

– Что-нибудь случилось, сэр?

– Не знаю… я еще не совсем понял… присядьте, Стиль.

Не глядя на своего управляющего, он размеренным, спокойным тоном рассказал все. Он ничего не объяснял. Он не пытался извинить поведение Маргариты. Он излагал факты… Стиль застонал. Люк улыбнулся.

– С этим нужно примириться, Стиль. У вас найдутся друзья в Сити. Я не испытываю желания обращаться к ним… Нет.

– Что же вы будете делать? – голос Стиля упал до шепота.

– Право, не могу сказать. Что делают обычно в таких случаях? Ехать в Африку и стрелять львов! Это обычная дорога для людей с разбитым сердцем… Не знаю.

Стиль посмотрел на часы и встал.

– Я пойду в банк, – сказал он. – Мне кажется, мы можем предоставить наши шелковые акции под обеспечение этих семидесяти девяти тысяч.

Люк ничего не ответил. Он механически надел перчатки и шляпу, постоял минуту в пустом кабинете и резко вышел.

Придя домой, он в прихожей перехватил слугу, бросившегося к звонившему телефону.

– Пусть звонит, – сказал он, кладя трубку на стол.

Запершись в своей спальне, он начал одеваться, беря все, что попадало под руку, и только совсем одевшись, заметил, что брюки совсем не подходили к пиджаку. Потом он сосчитал деньги. Около пятидесяти фунтов. Кому они принадлежали – ему или Маргарите? Люк бросил их на стол и, сунув в карман мелочь, пошел к двери.

– Сегодня вечером я не буду ужинать дома, – сказал он слуге. – На моем письменном столе лежат деньги – возьмите половину себе. Остальное – кухарке. Вы мне больше не нужны.

Слуга остался стоять с открытым ртом.

Люк и сам не знал, что привело его на набережную. У него не было намерения покончить с собой. Он даже не думал на эту тему. Проходя мимо большого серого здания, он остановился. Скотленд-Ярд. Там есть такой большой, толстый сыщик, «Воробей», сгладивший много несправедливостей этого безумного мира. Но он вряд ли разрешит проблему Люка. Дети бедных… Он сам принадлежал теперь к ним… Кто был несправедлив к нему? Маргарита? Он не мог обвинить ее. На углу Норфолк-стрит он снова остановился. Здесь живет его поверенный… Пойти к нему и рассказать обо всем? Захочет ли тот разговаривать с сумасшедшим, трижды сумасшедшим…

Он пошел дальше. На набережной он прислонился к решетке около остановки трамвая. Мимо спешили люди, молодые и старые, суетливые и полные достоинства. Он старался угадать чувства и мысли этих молодых девушек и студентов, стариков и ремесленников. Как они были счастливы! Они верили друг другу, эти дети бедных…

– Вы ждете кого-нибудь?

Голос звучал уверенно, но приветливо. Люк встретился с пытливым взглядом полицейского. Полицейские не любят людей, останавливающихся около решетки ночью, над черными водами реки. Особенно людей с белым, как мел, лицом и застывшими отчаянными глазами…

– Н-нет, – пробормотал Люк, – я никого не жду.

Полицейский с любопытством посмотрел на него.

– Мне кажется, я вас видел где-то…

– Возможно. – Люк круто повернулся и свернул за угол…

Часов в одиннадцать вечера начал накрапывать мелкий дождь. Люк неторопливо шел по какой-то из отдаленных улиц Лондона. Он почти наткнулся на человека, который крался вдоль домов, сгорбившись и засунув руки в карманы пальто. Люк, носивший ботинки на резиновой подошве, поравнялся с ним раньше, чем тот успел его заметить. Человек с проклятьем отпрыгнул в сторону и хотел было улизнуть, но что-то в лице Люка заставило его остановиться.

– О! – сказал он хрипло. – Я думал, что вы лягавый.

Люк узнал его.

– Вы Левинг?

Человек уставился на него.

– Милостивый Боже, ведь это вы, мистер… как вас… Мэдиссон! Что вы здесь делаете? Надо было прийти ко мне домой – это не мой участок.

Он беспокойно оглянулся.

– Вы думали, что я сыщик?

Тонкие губы Левинга вздрогнули.

– Я сказал так, но на самом деле я подумал, что это кто-нибудь из шайки Коннора: они прогнали меня сегодня из Ротерхайта… вообразили, что я слежу за ними. Они всегда думают, что я виноват, если кого-нибудь из их шайки накрывают.

– Они думают, что вы шпионите за ними?

– Ну да, выдаю полиции, – объяснил Левинг. – Прошлой ночью схватили брата Коннора. Они решили, что это из-за меня…

Люк постепенно начал понимать.

– Идите сюда, – руки, похожие на когти птицы, втолкнули его в грязный, плохо освещенный переулок. – Я очень нервный сегодня… Мистер Мэдиссон, вы ведь джентльмен, вы поможете бедному человеку… Вы не знаете Коннора… он американец… по крайней мере, сидел в Синг-Синге… Несколько фунтов помогли бы мне выбраться из Лондона…

– У меня нет с собой денег, – ответил Люк.

– Не мог бы я завтра прийти в бюро? – Голос Левинга ясно выдавал овладевший им страх. Вспомнив, он добавил: – Те десять фунтов я отдал Ганнеру и…

– Вы ничего не отдавали Ганнеру, – холодно перебил его Люк. – Мистер Байрд рассказывал мне о вас.

Смущенное молчание.

– Во всяком случае, я бы очень хотел, чтобы вы остались со мной, сэр, – начал Левинг. – Я назвал вас «лягавым». Вы, в самом деле, похожи на них. Если люди Коннора увидят меня с лягавым, то…

Четыре темных силуэта вынырнули из темноты. Люк с любопытством посмотрел на них. У всех кепки были низко надвинуты на глаза, а руки засунуты в карманы.

– Что ты хотел от меня, Джо? – спросил Левинг плачущим голосом. – Господин ведет меня в…

Один из четырех грубо рассмеялся.

– Тебе уже необходим лягавый? – сказал он. – Мало, что ты вынюхиваешь Коннора? Это для тебя, Левинг!

Люку показалось, что человек, говоривший это, немного придвинулся к Левингу. Тот закашлялся и, шатаясь, упал на землю.

– А это для лягавого, – продолжал голос.

Люк отшатнулся, но было уже поздно. Он почувствовал прикосновение горячего железа к своей груди. Странная слабость охватила его… Он прислонился спиной к стене дома и медленно сполз вниз…

Последние проблески сознания отметили топот убегающих ног, четыре тени, скрывшиеся в темноте… Кровь быстро расползалась огромной лужей по мостовой. В остекленевших глазах отражался чахлый огонь уличного фонаря.

Глава 10

Утром следующего дня Дантон Морелль был у Маргариты.

– Кажется, он исчез из Лондона. Что ж…

Маргарита сидела с бледным лицом. Она не смогла уснуть с тех пор, как около полуночи ей позвонил слуга Мэдиссона и осведомился о своем господине. Рано утром она заставила себя позвонить в бюро – и добилась только того, что заразила своим беспокойством и Стиля.

– Понятно, он хочет запугать вас, – улыбаясь, произнес Данти. – Все идет по плану. Думаю, что вы уже сказали Стилю, что готовы выдать ему чек на…

– Я сказала мистеру Стилю, что выдам ему чек на любую сумму, – перебила она.

Голос ее звучал холодно и сухо. Очевидно, Данти перестарался. Он зашел с другой стороны.

– Вы поступили, мягко говоря, опрометчиво. Вспомните, что написал Рекс об этом человеке. Вы шли с открытыми глазами на это…

– Я знаю.

Она подошла к камину, зажгла сигаретку, но тотчас же бросила ее.

– Я была очень груба… До сих пор не могу прийти в себя… Я не умею ненавидеть. Мне кажется, я поступила неправильно.

– Конечно, Стиль взял ваш чек?

Она покачала головой.

– Нет, он сказал, что не требуется… Люк рассказал ему все. Он был очень сух, почти резок со мной.

– Выгоните его вон, – быстро сказал Данти. – Ведь вы же владелица банка.

– Банк не принадлежит мне, – ответила она. – Сегодня утром мой поверенный позвонил мне и сказал, что второпях банк не был включен в брачный контракт. Я очень рада этому. Разумеется, я отдам Люку все до последнего шиллинга.

– Вы с ума сошли!

Он почти выкрикнул эти слова. Она еще никогда не видела его таким, и с удивлением посмотрела на него. Данти мгновенно овладел собой.

– Простите меня, – покаянно произнес он, – я думаю только о вашем благе. Ясно, что его исчезновение – хорошо продуманный трюк. Конечно, это похоже на вас – отдать все деньги. Но представьте себе, что будет тогда! У вас нет веских причин для развода, и вы будете всецело зависеть от его милости.

Она молча смотрела на огонь. Так прошло несколько минут, показавшихся Дантону веками.

– Я хотела поразить его в самое больное место… Если бы он кричал, проклинал… Он не сказал ни слова… это было ужасно!

Она закрыла лицо руками.

– Сегодня ночью он вернется, – ободряюще сказал Морелль, – и вы сами сможете поговорить с ним. Я уже начинаю сожалеть, что дал вам подобный совет, но, видит Бог, я думал не о себе.

– Конечно, нет, – она протянула ему руку, и он пожал ее. – Я вас ни в чем не виню, Дантон. Вы мой друг.

Он снова был хозяином положения.

По дороге домой Данти обдумывал версии исчезновения Люка. По его мнению, Люк после столь тяжелого удара мог предпринять одно из двух: либо обратиться к здравому смыслу и посоветоваться со своими адвокатами, либо… пойти по пути Рекса…

Газетный заголовок привлек его внимание. Он остановил такси и купил газету. «Убийство в трущобах Лондона». Данти всегда интересовался подобными сообщениями.

«Во время ножевой схватки, происшедшей, очевидно, между членами враждующих шаек, убит человек по имени Левинг. Его спутник, личность которого полиция до сих пор не может установить, получил опасную рану в грудь. Он в безнадежном состоянии доставлен в госпиталь „Сан-Томас“.

Полиция усердно ищет убийц, принадлежащих, очевидно, к преступной шайке, орудующей, главным образом, в южной части Лондона».

Данти бросил газету. Это убийство его не заинтересовало. Гораздо больше его беспокоило отсутствие четкого плана действий. Конечно, гораздо проще добраться до денег в отсутствие Люка, чем под взглядом его холодных голубых глаз. При их последнем разговоре Люк ясно дал понять, что считает Рекса жертвой, а не преступником.

Исчезновение Люка было как нельзя кстати. Эта гордая красотка оказалась твердым орешком, но… чем черт не шутит?

Как-то он случайно прикоснулся к ее руке. Она не отняла руку, и он осторожно погладил ее. Тогда она резко отвела руку и сказала с присущей ей откровенностью, способной хоть кого поставить в тупик:

– Надеюсь, вы не сделаете такой глупости, Дантон, и не влюбитесь в меня?

Данти, вспомнив это, пожал плечами. Прелесть женщин в их непостоянстве.

Он вышел из такси и едва успел расплатиться с шофером, как услышал позади себя голос;

– Доброе утро, Морелль.

Данти обернулся. Откуда появился «Воробей»? У него была адская способность возникать неожиданно.

– Я хотел бы немного побеседовать с вами, – радостно сообщил сыщик. – Вы видели Мэдиссона?

– Я не встречал его со дня свадьбы, – ответил Данти.

– Может быть, он один отправился в свадебное путешествие? – продолжал «Воробей», широко улыбаясь. – Никак не могу привыкнуть к теперешним модам. Кажется, вы тоже пробыли не особенно долго в свадебном путешествии, не так ли, Морелль?

Его маленькие светлые глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, сверлили Морелля. Но Данти твердо выдержал этот взгляд.

– Я никогда не был женат, – ответил он.

Прервать этот нежелательный разговор можно было, войдя в подъезд своего дома, но этот путь был надежно перекрыт огромной тушей сыщика.

– Значит, вам еще предстоит это удовольствие, – обрадовался «Воробей». – Я недавно говорил о вас с Ганнером Хэйнсом.

Несмотря на все свое самообладание, Данти почувствовал, что бледнеет.

– В самом деле? – спросил он вызывающе. – Не припомню только, кто такой Ганнер Хэйнс…

– Самый обыкновенный преступник, – меланхолично ответил «Воробей». – Сталкиваться с такими людьми – моя профессия. Но мне многое нравится в Ганнере. Прежде всего, у него никогда нет револьвера. И к тому же он обладает удивительной памятью. Он может вспомнить, какого цвета были у него носки в день заключения перемирия. Какого цвета у вас были носки в этот день, мистер Морелль?

Он спросил это с таким значительным выражением, что у Морелля перехватило дыхание. В день заключения перемирия он сидел в Петерхидской тюрьме, где должен был пробыть восемнадцать месяцев. Но он быстро отбросил мелькнувшее было подозрение. Если Ганнер узнал его, то постарается расправиться без помощи полиции.

– При всем желании не смог бы вам этого сказать… Вы интересуетесь трикотажным производством?

Мистер Байрд торжественно кивнул.

– Особенно серыми носками, – сказал он, – серыми шерстяными носками с широкой стрелкой на щиколотке.[1]1
  Широкая стрелка – марка английских тюремных вещей.


[Закрыть]

Он был в великолепном настроении, и в его словах почти невозможно было уловить намек. Прежде, чем Дантон успел открыть рот, он продолжал:

– Боюсь, что вы не сможете мне ответить… Я бы очень хотел знать, куда отправился вчера мистер Мэдиссон. Я собирался сделать ему подарок. Как долго вы думаете оставаться в Лондоне, мистер Морелль?

Вопрос был совершенно неожиданным.

– М-м… Может быть, месяц.

– Я полагаю, что вы уедете уже на будущей неделе.

Коротко кивнув, он повернулся и неуклюже двинулся дальше. Данти посмотрел ему вслед, закусив губы. Он получил предостережение. Что и говорить, его приятнее было получить от полиции, чем от Ганнера Хэйнса.

Вечером этого дня он обедал у Маргариты. Она оживилась: ее решение снова было твердым и непреклонным.

– Скоро вы услышите о нем, – улыбаясь заметил Данти, – он не сможет надолго оторваться от Сити, где делаются деньги.

Она вздохнула.

– Боюсь, что вы правы, – сказала она тихо.

В это самое время два выдающихся хирурга стояли у одной койки в госпитале. Один из них сложил свой стетоскоп и с сожалением посмотрел на раненого.

– Вы не смогли узнать его имя?

– Нет, сэр.

– Воспаление легких, сэр Джон, – произнес первый. – Легкое пробито насквозь… м-да… Я не знаю, что еще можно для него сделать – разве только устроить поудобнее. Для члена разбойничьей шайки он производит слишком хорошее впечатление…

Лежащий без сознания человек улыбнулся и произнес какое-то слово.

– Это звучит как «Маргарита», – сказал второй. – Жаль, что мы не знаем, кто его жена. Самое время было бы известить ее.

– Пожалуй. Жаль, но он не переживет этой ночи…

Глава 11

После исчезновения Люка прошло тринадцать дней, столь мучительных для Маргариты. Сомнения не давали ей покоя. Дважды она собиралась заявить в полицию, но Данти удерживал ее от этого.

Стиль, управляющий Мэдиссон-банка, успокоил до некоторой степени Маргариту. Оказалось, что до своего вступления в клан банкиров Люк имел обыкновение исчезать иногда на неделю-две, причем, совершенно неожиданно. Через некоторое время от него приходила открытка из Испании – Люк очень любил эту страну, в совершенстве владел испанским языком и был одним из немногих англичан, до тонкостей изучивших бой быков. У него была в Ронде квартира, откуда он совершал поездки по всей стране. Стиль справедливо предполагал, что во время столь кризисного момента своей жизни Люк уедет туда, где он провел много счастливых минут.

Все это время Маргарита не выходила из дома. Друзья были уверены, что она отправилась в свадебное путешествие.

На четырнадцатое утро она получила телеграмму и едва успела позвонить Мореллю, прося его приехать, как вошедший слуга подал ей визитную карточку.

Маргарита взглянула на нее и нахмурилась.

– Мисс Мэри Бальфорд? Кто это? Скажите, что меня нет дома!

– Я уже сказал это, – ответил слуга, но она утверждает, что вы дома, и что она непременно должна вас видеть.

Маргарита снова взглянула на карточку. Слева, там, где обыкновенно ставится адрес, были слова: «Дейли Пост Геральд». Она подумала, что если откровенно избегать интервью, это может иметь нежелательные последствия.

– Пригласите мисс Бальфорд, – сказала она наконец.

Маргарита ожидала встретить синий чулок или, во всяком случае, женщину, потерявшую свой женственный облик, но, к ее удивлению, в комнату вошла прелестная девушка в элегантном костюме.

– Вы – мисс Бальфорд? – удивленно спросила Маргарита.

– Да, я репортер, – ответила девушка, улыбаясь – Я думала, что вы ознакомились с моей карточкой, миссис Мэдиссон.

Миссис Мэдиссон! Маргариту впервые назвали так, и ей сразу вспомнилось все, происшедшее за это время.

– Я приказала никого не принимать, потому что чувствую себя не совсем хорошо…

– Поэтому я и хотела поговорить с вами. Разрешите мне присесть?

Маргарита рассеянно указала на стул. Репортер в юбке деловито достала из сумочки блокнот и карандаш.

– Я вполне отдаю себе отчет, – начала она, – как нехорошо вмешиваться в чужие личные дела, но это – моя профессия. Читатели жаждут романтических историй. Мы слышали, что ваш муж, не дождавшись начала медового месяца, спешно уехал за границу, это правда? Мистер Стиль намекнул мне на это.

Маргарита на мгновение замерла.

– Мой муж за границей, – сказала она медленно.

– Вы знаете, где он?

Неожиданность вопроса так ошеломила Маргариту что в первую минуту она не знала, что ответить.

– Да, – произнесла она нерешительно, – но я не думаю, что это может кого-либо интересовать.

Мисс Бальфорд проницательно посмотрела на нее.

– Простите… миссис Мэдиссон, но мне кажется, что лучше быть откровенной. Мы слыхали, что вы поссорились в день свадьбы, и мистер Мэдиссон… ушел.

– Нет, это не совсем так… Видите ли… А почему это так интересует прессу?

– Это интересует не только прессу, миссис Мэдиссон. Ко мне заходил мой знакомый из Скотленд-Ярда, мистер Байрд. Он тоже интересовался данными о таинственном исчезновении мистера Мэдиссона.

– Мистер Байрд? – переспросила Маргарита, чтобы выиграть время. Одно только упоминание о Скотленд-Ярде пугало ее.

Мисс Бальфорд объяснила ей.

– Хорошо, но если мы действительно поссорились, неужели это так интересно для публики?

– О, разумеется, нет! Я должна в таком случае просить извинения, – Мисс Бальфорд встала и, улыбаясь, протянула руку Маргарите. – Вот если бы мистер Мэдиссон должен был спешно уехать в день свадьбы из-за какой-нибудь финансовой операции или… по другой причине – тогда могла бы получиться интересная статья.

– Сожалею об этом… И ради вас, и ради себя самой, – медленно произнесла Маргарита. – Еще вчера я не сожалела об этом, но… вы не поймете меня.

Она проводила девушку до двери. Вернувшись в гостиную, она застала там Данти.

– Кто это? – спросил он. – Мне сказали, что у вас репортер…

Маргарита устало улыбнулась.

– Она хотела найти нечто романтическое в моей свадьбе, – ответила она, – но мне кажется, что это никому не удастся. Прочтите, пожалуйста.

Она открыла ящик письменного стола и вынула оттуда сложенный лист бумаги – бланк телеграммы, адресованной Маргарите Мэдиссон.

«Не надейся на мое возвращение. Через несколько месяцев у тебя будет достаточно причин для развода. У меня есть некоторые средства, поэтому я могу найти себе утешение».

Телеграмма была подписана: «Люк». Отправлена она была в то же утро из Парижа.

– Теперь я знаю правду, – сказала она, с трудом сдерживая волнение. «Утешение»! И это был Люк, идеалист Люк! Самый банальный юбочник, искавший в Париже утешения!

– Удивительно, что вы вообще получили какое-то известие, – серьезно заметил Данти. – Я не считал его способным даже потрудиться телеграфировать.

Она пожала плечами.

– Наверное, Стиль знает его адрес и сообщил ему, что полиция наводит справки.

– Полиция? – резко спросил Данти. – Откуда вы знаете?

Она рассказала подробности интервью. Он нахмурился.

– Байрд по прозвищу «Воробей»… Он никогда не приходил сюда?

– Нет.

– Что вы намерены делать? – спросил он после паузы.

– Я? Я поеду в субботу на остров Мадейру. Это путешествие, возможно, развлечет меня.

– Не думаю, что смогу выехать в субботу, – начал он, но она перебила его.

– Нет, нет… Я поеду одна.

Он был заметно разочарован.

– Сколько времени вы хотите пробыть там?

– Около месяца – за это время я отдохну и соберусь с мыслями… Я хочу дать вам полную доверенность на ведение моих дел. Надеюсь, вы лучше распорядитесь ими, чем я… или Люк.

О, если бы она взглянула на него в эту минуту!

– Я сделаю все, что в моих силах, – сдерживая бурную радость, произнес он.

Когда Данти ушел, она взяла утреннюю газету и рассеянно пробежала ее глазами. На одной из страниц была помещена фотография худого, небритого мужчины.

Очевидно, снимок был сделан в госпитале: глаза были закрыты, а под подбородком виднелся край одеяла.

«ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?»

Она пробежала глазами статью. Речь шла о каком-то убийстве в южной части Лондона… один человек был убит на месте, а второй смертельно ранен, и только каким-то чудом избежал смерти. Никто не мог бы узнать на этой фотографии Люка Мэдиссона: снимок был сделан при слабом освещении на одиннадцатый день пребывания его в госпитале.