Текст книги "Город на краю света"

Эдмонд Гамильтон
Город на краю света

Катастрофа

Джон Кеннистон вспоминал впоследствии, что взрыв над Миддлтауном был подобен смерти. Каждый человек понимает: когда-либо он умрет, но никто не верит в это. Джон знал об опасности всеиспепеляющей войны, которая могла начаться с одного-единственного коварного удара, и все же был уверен – этого никогда не произойдет.

Но однажды июньским утром ядерная бомба обрушилась на Миддлтаун. У Кеннистона не было времени осознать случившееся. В тот момент, когда он шагал по Милл-стрит по направлению к лаборатории, готовясь перемолвиться словечком с идущим навстречу полисменом, небо внезапно раскололось.

Из образовавшейся трещины хлынул ослепительный огненный поток – казалось, запылал сам воздух. Земля под ногами задрожала, и тогда Кеннистон осознал, что над его головой разорвалась одна из новейших супербомб…

В шоке Джон рухнул на грязный тротуар и даже не почувствовал боли. Он лежал, ожидая гибели, а ослепительное пламя тем временем прокатилось по небосводу, и содрогнувшийся мир внезапно затих. Все кончилось так же внезапно, как и началось.

Кеннистон решил, что уже умер – это доказывала и нахлынувшая на него мгла, и зловещая тишина. Тем не менее он с трудом поднялся на дрожащие ноги, задыхаясь от бешеного сердцебиения. Лишь огромным усилием воли он подавил в себе чисто животное желание немедленно броситься в бегство.

Джон взглянул на Милл-стрит, ожидая увидеть размолотые в пыль здания, дымящиеся кратеры, огонь и опустошение. Но то, что он увидел, было куда более ошеломляюще и страшно – Миддлтаун стоял нетронутым под тусклыми лучами солнца.

Полисмен медленно поднялся с колен. Его фуражка валялась в стороне, рот был перекошен, широко раскрытые глаза светились испугом. Рядом с ним, прислонясь к стене дома, стояла пожилая женщина с шалью на плечах. Ее сумка валялась распахнутом на земле, рассыпавшиеся луковицы и банки с супом выкатились на мостовую.

На другом конце улицы появились несколько автомобилей. Они медленно и хаотично попытались продолжить движение, но вскоре остановились. За исключением этих незначительных деталей, вокруг не было ничего необычного.

Полисмен подошел к Кеннистону. Его моложавое лицо было покрыто пылью, глаза ошеломленно бегали по сторонам. Он хрипло спросил:

– Что случилось?

Джон ответил; слова прозвучали странной невероятно для него самого:

– На нас сбросили ядерную супербомбу – слыхали о такой?

Полисмен изумленно взглянул на него.

– Вы сошли с ума, мистер?

– Да, может быть… Другого разумного объяснения я и сам. не нахожу.

Голова Кеннистона начала проясняться. Он внезапно почувствовал, что воздух стал намного холоднее. Солнце заметно потускнело и приобрело непривычный красноватый оттенок. Его лучи уже не грели, как прежде.

Внезапно женщина запричитала и со слезами упала на колени. Казалось, она собралась молиться, но вместо этого лихорадочно стала собирать в сумку рассыпавшиеся луковицы.

– Послушайте, – сказал полисмен, растерянно глядя на Кеннистона. – Я читал об этих ваших супербомбах в газетах. Вроде бы они во много тысяч раз мощнее, чем обычные ядерные бомбы. Если бы одна из них разорвалась у нас над головами, то здесь бы и черта не осталось. – Его голос окреп – он словно бы убеждал самого себя. – Я думал, мистер, в небе взорвалось что угодно, только не эта штука!

– Разве вы не видели ужасную вспышку? – спросил Джон.

– Конечно, видел, но… – Лицо полисмена внезапно прояснилось. – Но слышал-то я лишь несильный хлопок! Супербомба – и обернулась детской хлопушкой! – Он с облегчением расхохотался. – Послушай, мистер, нам все уши прожужжал и, что вот-вот начнут падать жуткие бомбы. А когда дошло до дела, то все обошлось хлопком в небесах да вспышкой на вроде фейерверка во время праздника Четвертого июня!

«А что, это может быть правдой, – подумал Кеннистон, испытывая прилив надежды. – Это должно быть правдой!».

И тогда он взглянул на небо и увидел солнце – новое солнце.

– Откуда мы знаем, мистер, быть может, нас долгие годы попросту дурили? – продолжал оживленно болтать полицейский. – Может, никакой супербомбы вовсе и нет?

Джон, не опуская глаз, прошептал:

– Нет, она существует… И она была сброшена на наш город. Похоже, мы все уже мертвы… но только не догадываемся об этом. Быть может, мы все превратились в бесплотных призраков и переселились на другую планету…

– О чем вы толкуете, мистер? – изумленно воскликнул полисмен. – Разве вы не видите, что мы по-прежнему на Зем…

Вслед за Кеннистоном он взглянул на солнце и замолчал.

Это было не солнце! Вернее, не то солнце, которое люди видели в небесах испокон веков – золотое, ослепительное светило. На это, другое солнце можно было смотреть, не сощурившись. В зените висел огромный красный шар, обрамленный косматыми протуберанцами. Он почти не излучал тепла, и потому воздух был заметно холоднее, чем должно быть в июне.

– Что-то здесь не так, – озабоченно произнес полицейский. – Все выглядит как-то по другому… – Он напрягся и извлек из памяти остатки полузабытых школьных знаний. – Дело, видимо, в рефракции. Пыль от взрыва этой бомбы-хлопушки поднялась в воздух и…

Кеннистон не стал спорить с ним. Да и что толку? Как ученый, он мог утверждать: никакая мыслимая рефракция не в силах изменить облик Солнца таким невероятным образом.

– Быть может, вы правы.

– Конечно, я прав! – с энтузиазмом воскликнул полисмен.

Он старался больше не смотреть на небо.

Попрощавшись с ним, Джон вновь зашагал по Милл-стрит. Ему хотелось поскорее добраться до своей лаборатории и узнать, что о случившемся думают Хуббл и остальные коллеги.

Кеннистон невольно усмехнулся. «Ну и дурацкая же ситуация! – подумал он. – Один из призраков спешит поскорее потолковать с другими точно такими же свежеиспеченными духами о нашей общей скоропостижной гибели… Стоп, Джон! Ты все-таки ученый, а не потерявший голову от страха обыватель. Что хорошего в твоей науке, если она не сможет объяснить этот феномен со взрывом?»

Феномен? Конечно, это звучало недостаточно сильно. Супербомба обрушилась на тихий маленький городок Среднего Запада, насчитывающий едва пятьдесят тысяч жителей, и ровным счетом ничего в нем не изменилось – если не считать нового солнца на небосводе, И он назвал это всего лишь необъяснимым «феноменом»?!

Джон ускорил шаг, поеживаясь от пронизывающего ветра. На пути к лаборатории ему встретилось множество перепутанных людей – катастрофа застала их по дороге к фабрике. Теперь они собирались на тротуаре большими группами и горячо спорили. До Кеннистона не раз доносилось слово «землетрясение». Горожане не выглядели слишком расстроенными – напротив, они казались более оживленными, чем обычно. Наконец-то в заштатном Миддлтауне произошло событие, нарушившее сонное и однообразное течение их жизни! Некоторые поглядывали на тусклое солнце, но и на их лицах отражалось скорее сомнение, чем испуг. Внезапно нагрянувший холод, затхлый запах воздуха и даже мрачный солнечный свет не очень тревожили людей – нечто похожее здесь, на Среднем Западе, не раз случалось накануне сильных бурь.

Кеннистон свернул в ворота закопченного кирпичного сооружения, над которым масляной краской было выведено: «Промышленная исследовательская лаборатория». Вахтер пропустил его, с безмятежным видом кивнув в знак приветствия.

«Любопытно, – подумал Кеннистон, – а ведь ни этот малый, ни другие горожане, за исключением нескольких официальных лиц, даже не подозревают, что за неказистыми кирпичными стенами находится нервный узел американской системы противоракетной обороны!.. Хотя нет, неизвестный враг разгадал эту тщательно скрываемую тайну и далеко не случайно обрушил один из первых ядерных ударов именно на Миддлтаун. Но почему-то супербомба принесла городу не больше вреда, чем детская хлопушка! Или все обстоит далеко не так просто? Солнце стало иным, воздух резко остыл и наполнился чуждыми запахами…»

Криски встретил Джона у входа в здание. Он был самым молодым в штате лаборатории и потому пытался в любой ситуации казаться невозмутимым.

– Похоже, это все-таки началось, – произнес он с вымученной улыбкой. – Ядерный Армагеддон, праздничный фейерверк по случаю прихода Апокалипсиса… Джон, почему нас не стерли с лица земли?

Кеннистон ответил вопросом на вопрос:

– Счетчики Гейгера что-нибудь показывают?

– Ничего! Абсолютно ничего!

«Это, – оцепенело подумал Кеннистон, – делает все свершившееся еще более невероятным».

– Где Хуббл?

Криски сделал неопределенный жест рукой.

– Где-то здесь, в лаборатории… Он пытался связаться с Вашингтоном, но телеграф мертв, и даже радио почему-то молчит…

Джон пересек густо заросший зеленью внутренний двор здания, в котором царила суматоха, и поднялся в кабинет шефа. Тот стоял у окна и молча смотрел на сумрачное небо, посреди которого тускло светился красный глаз солнца. Хубблу было всего пятьдесят, но в этот момент он выглядел почти стариком. Его седые волосы были непривычно растрепаны, тонкое лицо с изящными чертами казалось непроницаемым.

– Хуббл, вы тоже считаете, что на нас обрушился ядерный удар? – вместо приветствия воскликнул Кеннистон.

Хуббл в ответ только рассеянно кивнул.

– Взгляните-ка на звезды, Кен.

– Звезды? Вы шутите – какие могут быть звезды в дневное время? – недоверчиво сказал Джон. Он подошел к окну – и увидел звезды! Они светились слабыми, тусклыми огоньками по всему сумеречному небосводу, даже рядом с багровым шаром солнца.

– Этого не может быть… – тихо пробормотал Хуббл. – Что угодно – только не это…

– Вы понимаете, шеф, что произошло? – Кеннистон вновь задал мучивший его вопрос. – Похоже, на город была сброшена ядерная супербомба. Но почему-то она произвела не больше эффекта, чем хлопушка…

Хуббл в упор взглянул на него.

– Нет, она сработала на славу, – горько сказал он.

– Послушай, Хуббл, если бы бомба взорвалась, то здесь…

Шеф вместо ответа подошел к книжным полкам и снял несколько толстых справочников. К удивлению Джона, он отыскал в них астрономические таблицы и диаграммы и, взяв карандаш, начал быстро производить в блокноте какие-то вычисления.

Кеннистон нетерпеливо заглянул ему за плечо.

– Бога ради, Хуббл, сейчас не время для теорий! Город остался цел, но ведь что-то произошло…

– Идите к дьяволу, – ответил тот, не оборачиваясь.

Джон замолчал, потрясенный. До сих пор он не слышал из уст шефа ни единого ругательства.

Хуббл тем временем испещрял страницы блокнота все новыми и новыми формулами, часто обращаясь к разложенным на столе справочникам. Наконец он обернулся к Кеннистону и указал дрожащей рукой на расчеты.

– Видите, Кен? Эти выкладки – доказательство того, чего не может быть!

На его лице был написан неприкрытый страх, который передался и Джону. Кеннистон хотел было ответить, но в этот момент в комнату робко вошел Криски.

– Мистер Хуббл, – растерянно сказал он, – мы не можем установить контакт с Вашингтоном. На наши вызовы никто не отвечает! Более того, похоже, ни одна радиостанция вне Миддлтауна попросту не работает…

– Это все чепуха, Криски, поверь – все это уже неважно.

– Что вы хотите сказать, док? – озадачено спросил Криски.

– Вы понимаете, о чем я говорю – весь мир за пределами нашего города молчит!

Джон, холодея, ждал, когда Хуббл выскажет, наконец, мысль, которую он уже прочитал на лице шефа. Но в этот момент рядом оглушительно зазвенел телефон.

Хуббл поднял трубку и хмуро стал слушать. Вскоре он сказал:

– Да, разрешите ему пройти… Звонил вахтер, – объяснил он коллегам, вешая трубку. – Меня хочет видеть Рей Джонсон. Если помните, это инженер, проводивший для нашей лаборатории монтаж электрических коммуникаций. Мне кажется, он живет где-то на окраине… Кстати, Джонсон так и сказал вахтеру: он хочет меня видеть именно потому, что живет далеко от центра города!

Через минуту Джонсон вихрем ворвался в кабинет. На его лице был написан такой ужас, какого Кеннистону до сих пор не приходилось видеть.

– Я думаю, господа, вы должны знать, что происходит в этом чертовом городе! – произнес он заплетающимся языком, забыв о приветствии. – Вы должны мне как-то это объяснить… иначе я сойду с ума!.. Сегодня утром я решил пройтись вдоль кукурузного поля, расположенного невдалеке от моего дома. За полем находился амбар моих соседей-фермеров…

Его голос дрогнул, и Хуббл терпеливо спросил:

– И что же случилось с этим кукурузным полем, Джонсон?

– Оно исчезло – а вместе с ним и ограда, и амбар… Мистер Хуббл, там исчезло все, абсолютно все!

– Это, видимо, результат взрыва, – мягко сказал Хуббл. – Видите-ли, Джонсон, над Миддлтауном недавно разорвалась супербомба.

– Ну уж нет! – горячо воскликнул Джонсон. – Я был в Лондоне во время последней войны, и я – то знаю, что может натворить бомба! Я не видел ни следа разрушений. Нет, это… – Он замолчал в поисках подходящего слова, но так и не смог его найти. – Я думаю, вы, ученые, должны знать, что сегодня произошло на окраинах Миддлтауна.

Джон, с трудом подавляя нарастающий в нем ужас, решительно произнес:

– Шеф, я лучше пойду к дому Джонсона и сам взгляну на эти чудеса.

Хуббл взглянул на него и кивнул.

– Отлично, Кен, но я предлагаю другой вариант – подняться на водонапорную башню. Это – самая высокая точка в городе, оттуда мы сможем рассмотреть все окрестности. Господа, советую вам подождать нашего возвращения…

Они вдвоем вышли из лаборатории и направились в сторону огромной водонапорной башни, возвышающейся в центре города. Миновав Милл-стрит и железнодорожный вокзал, где царила суматоха, они подошли к решетчатым опорам башни. Воздух к тому времени стал по-зимнему студеным – красный шар солнца почти не давал тепла. Когда Кеннистон взялся за железные поручни лестницы, они обожгли его ладони как лед. Он последовал за Хубблом, сосредоточив все внимание на подошвах его башмаков – чтобы, не дай бог, не взглянуть вниз. Подъем был долгим и трудным. Чем выше они поднимались, тем сильнее становился ветер. В воздухе была рассеяна мертвая пыльная дымка – словно ветер дул из каменной могилы, наполненной прахом давно минувших веков.

Наконец им удалось подняться на платформу, узким кольцом опоясывающую огромный стальной бак. Вцепившись в поручни, Джон взглянул на город. На всех перекрестках толпились люди, автомобили намертво завязли в уличных пробках. И над всем царила непривычная хрустальная тишина.

Хуббл лишь мельком скользнул глазами по крышам нетронутых взрывом домов, по серебристому монументу бойцам времен Гражданской войны, по дымящимся трубам фабрик – и молча стал всматриваться вдаль. Кеннистон последовал его примеру – и замер.

Он долго рассматривал открывшуюся перед ним панораму, прежде чем начал осознавать увиденное. Нет, это невозможно, невероятно… Должно быть, вид окрестностей исказила поднятая взрывом пыль… или рефракция… или это просто иллюзия, порожденная тусклым светом солнца – что угодно, только не правда!

Все пространство до самого горизонта неузнаваемо изменилось. Кукурузные поля, многочисленные фермы и даже река с впадающими в нее ручьями – все это бесследно исчезло. Перед Кеннистоном открылся совершенно иной, чуждый пейзаж. Буро-желтая равнина, мрачная и пустынная, простиралась вдаль до гряды невысоких холмов, которых здесь раньше не было. Порывистый ветер мчался над бесплодным, безжизненным миром, перекатывая волны по высокой бурой траве и поднимая то там, то здесь облака пыли. Багровое солнце вглядывалось в этот безжизненный пейзаж, словно глаз циклопа, обрамленный ресницами косматых протуберанцев. Тусклые звезды мигали в сумрачном небе, и все вокруг – равнина, звезды и солнце – выглядело мертвым и оцепеневшим.

Кеннистон судорожно сжал ребристые поручни, безуспешно пытаясь найти хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение происшедшей метаморфозе.

– Неужели бомба, взорвавшись над городом, могла принести сюда эту равнину? – пробормотал он, сам не веря своим словам.

– Унесла реку – и взамен принесла неизвестно откуда эти холмы и бурую равнину? – угрюмо сказал Хуббл. – Побойтесь бога, Кен, разве взрыв в состоянии сделать такое?

– Но что тогда…

– Супербомба попала точно в цель, Кен. Она разорвалась над Миддлтауном, а затем… – Хуббл запнулся, но вскоре продолжил: – Никто не знает, на что способна эта штука. Логичных теорий и непроверенных гипотез на эту тему хватает, но нельзя забывать, что при взрыве супербомбы высвобождается самая страшная и концентрированная энергия за всю историю человечества!

Он вновь запнулся, словно не находя в себе мужества, чтобы закончить мысль. После некоторой паузы Хуббл указал рукой на мглистый небосвод:

– Это наше солнце, Кен, только старое, очень старое… И Землю там, за границами города, мы видим умирающей, разрушенной многовековой эрозией. А звезды… Вглядитесь внимательней в эти звезды, Кен – вы никогда не видели их такими! Созвездия неузнаваемо исказились – так, как это может произойти только в результате движения светил за миллионы лет!

– Миллионы лет? – выдохнул Кеннистон. – Вы полагаете, что бомба…

– Да, это совершила супербомба, – серьезно сказал Хуббл. – В результате ее взрыва высвободилась такая титаническая энергия, что она не стала размениваться на такие мелочи, как заурядное разрушение материальных объектов. Вместо того, чтобы разрушать здания, она сокрушила пространство и время.

Джон сдавленным голосом попытался протестовать:

– Нет, Хуббл, это безумие! Время абсолютно…

– Вы знаете, Кен, что это не так, – прервал его Хуббл. – Из работ Эйнштейна следует, что нет такой отдельной категории, как время – в реальности существует так называемый пространственно-временной континуум. И этот континуум подвержен искривлению под действием внешних сил. Достаточно мощный взрыв может перебросить любой материальный объект из одной его части в другую.

Он протянул слегка дрожащую руку в сторону омертвленного, чужого ландшафта, простирающегося за границами города до самого горизонта.

– Именно это и произошло при взрыве первой ядерной супербомбы, Кен. Она перенесла наш бедный Миддлтаун на миллионы лет в будущее, на древнюю, умирающую Землю!

Невероятно!

Когда они вернулись в лабораторию, во дворе уже ждали все остальные сотрудники ядерного Центра. Дюжина мужчин возрастом начиная от юного Криски и кончая стариком Бейтцем в волнении прохаживались около входа, поеживаясь под прохладными лучами красного солнца. Джонсон тоже был среди них – он нетерпеливо ждал ответа на свой вопрос. При виде шефа сотрудники бросились к нему с расспросами, но Хуббл только коротко сказал:

– Думаю, нам лучше поговорить у меня в кабинете.

Все молча последовали вверх по лестнице, едва сдерживая нетерпение. Последним в здание вошел Кеннистон. Некоторое время он поднимался за коллегами, а затем, выйдя в коридор, свернул к своему кабинету. Поймав удивленный взгляд шефа, объяснил:

– Узнаю, как дела у Кэрол, и сразу же приду.

– Не рассказывайте ей ничего, Кен, – предупредил его Хуббл. – Еще не время…

– Понимаю… Я ничего ей не скажу.

Джон вошел в свою тесную комнатушку и плотно затворил за собой дверь. Не присаживаясь, он протянул руку к телефону, стоящему на столе – и тут же резко отдернул ее. На него, подавляя силу воли, нахлынула волна страха. Некоторое время Джон, словно завороженный, смотрел на черный пластмассовый аппарат. До чего же странно, подумал он, что в этом мире еще остался мой телефон, и толстый абонентный справочник рядом с ним – с загородными номерами, которых не существует бог знает сколько времени. С одной, стороны, правда, прошел лишь час; но с другой…

Кеннистон опустился в кожаное кресло, стоящее рядом со столом. Только подумать, сколько отчетов и статей он написал за последние годы, сидя в этом кресле! Сейчас, увы, все они потеряли смысл… Хотя сейчас множество вещей потеряло смысл. Скажем, его с Кэрол планы поездки в медовый месяц. Слова «Флорида», «Калифорния» и «Нью-Йорк» звучали сейчас столь же бессмысленно, как «вчера» и «завтра». Все это ушло навсегда из его жизни… как, впрочем, возможно, и сама Кэрол! Она же собиралась сегодня утром отправиться со своей тетей в деревню! Бог ты мой, если ее не было в городе, когда взорвалась супербомба, то она исчезла, исчезла навсегда!

Джон схватил дрожащей рукой трубку и набрал номер телефона невесты. Поначалу он услышал только длинные гудки, шорох и треск – и шум пульсирующей крови в ушах. «Нет, – подумал он горько, – я не имею права желать, чтобы Кэрол оказалась здесь! Когда она узнает, что перенеслась вместе с городом на миллионы лет в будущее…»

– Кен? – зазвучал в трубке взволнованный голос невесты. – Кен, это ты? Алло!

– Кэрол… – выдохнул он. Все вокруг поплыло куда-то вдаль, растворяясь в серой дымке, и рядом осталось только одно – милый, бесконечно родной голос Кэрол.

– Целый час не могу дозвониться до тебя, Кен! Может, ты знаешь, что происходит вокруг? Весь город взбудоражен словно муравейник. Я, как и все, видела ужасную вспышку в небе – но за ней ничего не последовало, только я почувствовала небольшое сотрясение земли. С тобой-то все в порядке?

– Не беспокойся, милая, я прекрасно себя чувствую, – нарочито бодро произнес Джон, а сам тем временем подумал: «А ведь она не испугана, нет! Озабочена, расстроена – но не испугана. И, конечно, даже не задумывается о возможном конце света…»

Он заставил себя твердо произнести:

– Кэрол, поверь, я понятия не имею, что сегодня стряслось.

– Жаль… Может, попробуешь навести справки? Ведь должен же кто-нибудь знать…

Кэрол и не подозревала, что ее жених был ядерным физиком. Кеннистон никому не рассказывал о своей истинной профессии, даже собственной невесте. Для всех знакомых он был инженером промышленной исследовательской лаборатории. Кэрол никогда не расспрашивала его о работе, и он был благодарен ей за это – по крайне мере, не требовалось постоянно лгать. Теперь это было особенно удобно – Кэрол даже не могла предположить, что ее жених располагает какой-нибудь особой информацией… «Пусть же она побудет еще некоторое время в блаженном неведении, » – подумал Джон.

– Я сделаю, все что могу. Но пока попрошу вас с тетей не выходить на улицу. Кто знает, на что способны насмерть перепуганные обыватели? Как освобожусь, сразу приду. Договорились?

Он повесил трубку и обвел мутным взглядом свой кабинет. Полки с книгами и реферативными журналами, папки с рукописями, раскрытый еженедельник, испещренный планами, которым уже не суждено сбыться… А там, за стенами – сумрачный небосвод с тусклыми дрожащими созвездиями и косматый шар светила, которое миллионы лет назад было золотистым, животворным Солнцем… Ему захотелось немедленно убежать из своего кабинета – знать бы только, куда…

Помедлив, Джон направился в кабинет шефа.

Здесь уже расположились все двенадцать человек штата лаборатории плюс Джонсон, который уселся в самый темный угол, словно не желая никому попадаться на глаза. «Понятное дело, – подумал Кеннистон, – ведь инженер-электрик был единственным, кто видел, что творится за границами города». Лицо Джонсона было потерянным и мрачным – видимо, он еще пытался осмыслить увиденное за порогом его дома.

Джон перевел взгляд на своих коллег. Они давно знали друг друга, и все же сейчас показались ему чужими и одинокими, погруженными в собственные переживания.

Молчание прервал старый Бейтц. Он резко, почти агрессивно обратился к Хубблу, который, видимо, только что закончил рассказ о путешествии к водонапорной башне.

– Даже если это правда, шеф, вы не можете по новому расположению звезд точно рассчитать, сколько времени прошло с момента взрыва бомбы!

Хуббл успокаивающе сказал:

– Я не астроном, но каждый желающий может без труда повторить мои вычисления, используя для этого таблицы скоростей относительного перемещения звезд. Конечно, моя цифра приблизительна, но, думаю, порядок я оценил верно.

– Послушайте, но если пространственно-временной континуум действительно был искривлен под действием взрыва и мы вместе с городом перенеслись на миллионы лет в будущее… – Лицо Бейтца исказилось от ужаса.

Хуббл пожал плечами.

– Вы все равно не поверите мне, пока не убедитесь во всем собственными глазами. Примите мое заявление просто как рабочую гипотезу.

Морроу прокашлялся и спросил:

– Шеф, вы собираетесь об этом рассказывать горожанам?

– Они уже знают часть правды, – ответил Хуббл. – Все видят: на улицах стало значительно холоднее и изменилось солнце. Я уже не говорю о звездах, светящихся на небосводе даже в дневное время… Люди волей-неволей должны все это осмыслить и прийти к кое-каким выводам. Только не надо допускать паники! Мэр Гаррис и шеф полиции Кимер направляются сейчас сюда. Наш долг в этот трудный для города момент сотрудничать с городскими властями.

– Они уже знают всю правду? – спросил Кеннистон.

– Нет, – сказал Хуббл.

Джонсон неожиданно вскочил со стула и, подойдя к Хубблу, почти истерично выкрикнул:

– А я плевать хочу на ваши мудрые рассуждения о пространстве и времени! Мне нужно знать одно – мой мальчик в безопасности?

Хуббл удивленно взглянул на инженера.

– Ваш мальчик?

– Он отправился сегодня утром на ферму к нашим соседям Мартинсонам, чтобы попросить у них на время культиватор, – пояснил Джонсон. – Это всего в двух милях на север от города… Что с ним произошло?

Хуббл сказал мягко:

– Я думаю, вы не должны беспокоиться о нем, Джонсон.

Инженер кивнул, но взгляд его остался встревоженным.

– Благодарю вас, мистер Хуббл, – сказал он угрюмо. – Я лучше пойду домой, попытаюсь успокоить жену. Бедняжка совсем потеряла голову от страха за сына.

Через насколько минут после ухода инженера Кеннистон услышал вой полицейской сирены. Она звучала все ближе и ближе и вскоре затихла под окнами лаборатории.

– Должно быть, мэр, – с облегчением произнес Хуббл.

«Уж больно это тонкая и ненадежная соломинка, чтобы за нее хвататься в бурном потоке событий», – подумал с насмешкой Кеннистон. Нет, он не мог сказать о мэре ничего особенно плохого. Гаррис был не более чванлив, глуп и продажен, чем любой другой мэр любого другого маленького городишки на вроде Миддлтауна. Он любил пышные банкеты и обожал произносить пустословные длинные речи. Больше всего на свете его беспокоило, идеально ли завязан узел на галстуке. Гаррис был хорошим мужем и примерным отцом семейства, но совершенно не годился для того, чтобы твердой рукой обеспечивать нормальную и безопасную жизнь города сейчас, когда наступил почти конец света.

Вскоре в кабинет важной поступью вошел пухлый розовощекий чиновник с заносчивым и одновременно на редкость самодовольным лицом. Правда, сегодня на челе Гарриса лежала легкая тень озабоченности.

Кимер, шеф полиции Миддлтауна, был человеком совсем иного склада. Это был много повидавший высокий, несколько угловатый мужчина с суровыми чертами обветренного лица. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – Кимер куда более встревожен, чем мэр.

Гаррис с улыбкой подошел к Хубблу. Он явно испытывал большее почтение к сотрудникам лаборатории и особенно к их руководителю. На его лице была написана нескрываемая гордость от того, что он, мэр заштатного города, поднялся сейчас на одну ступень с ведущими учеными-ядерщиками страны.

– Есть какие-нибудь новости, доктор Хуббл? Нам, увы, не удалось ни с кем связаться, а между тем среди народа бурлят дикие слухи. Поначалу я опасался, что взрыв произошел в вашей лаборатории, но…

Кимер прервал мэра:

– Поговаривают, господа, что над нашим Миддлтауном взорвалась ядерная бомба. Пока это только слухи, но… но если они начнут распространяться и крепнуть, то паники не избежать. Я послал своих офицеров на улицы, чтобы они как-то успокоили людей, но сам я хотел бы знать истинное положение вещей.

– Ядерная бомба? – возмущенно воскликнул Гаррис. – Это абсурд, Кимер, я утверждаю – это абсурд! Вы же видите – мы все остались живы и городу не нанесен ни малейший ущерб. Доктор Хуббл, подтвердите, что никакая бомба…

Хуббл резко сказал:

– Послушайте, мы имеем дело не с обыкновенной бомбой. Должен вас огорчить – слухи недалеки от истины…

Он замолчал и после паузы медленно произнес, тщательно взвешивая слова:

– Господа, ядерная супербомба впервые в истории взорвалась сегодня утром над Миддлтауном. Город остался цел, но то, что произошло – прямое следствие взрыва.

– Я не понимаю, – с жалким видом пробормотал мэр. – Какие последствия? Где?

Хуббл рассказал ему все, что знал.

Руководители города слушали его, и на лицах все явственнее проявлялось недоверие.

– Это безумие, – угрюмо сказал Гаррис. – Наш Миддлтаун перенесен в будущее? Совершенно невероятно… Что вы намереваетесь предпринять, доктор Хуббл?

Тихим, суровым голосом тот рассказал о чужом ландшафте, появившемся за окраинами города, о постоянно усиливающемся холоде, о старом багровом солнце, о замолкших навсегда радио и телеграфе. Хуббл коротко коснулся научной стороны дела, но гости его попросту не поняли. Они приняли рассуждения доктора на веру – веру, которую люди двадцатого столетия вынуждены были выработать в себе, так же как в древности их предки породили веру в Бога: то и другое помогало человечеству достаточно комфортно жить в мире, природу которого они были неспособны понять.

Мэр Гаррис медленно опустился в кресло, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотник. Его лицо посерело, щеки обвисли.

– Так что же мы должны делать?

– Прежде всего надо предотвратить возможную панику, – ответил Хуббл. – Жители Миддлтауна должны узнать правду – но постепенно. Нужно любыми способами помешать им покидать границы города – иначе люди совсем могут потерять голову. Я полагаю, лучше всего объявить, что окрестности Миддлтауна заражены радиоактивными осадками, и под этим предлогом закрыть город силами полиции.

Кимер немедленно отреагировал:

– Что ж, я могу с помощью моих людей перекрыть все дороги.

– А я немедленно соберу наш отряд Национальной гвардии у арсенала, – нетвердым голосом произнес Гаррис. Глаза его оставались по-прежнему мутными и растерянными.

– Отлично, – сказал Хуббл, с легким презрением поглядев на мэра. – А как обстоят дела с городскими коммуникациями?

– Все, кажется, работает… По крайне мере в город пока подаются и электроэнергия, и газ, и вода.

«Очень может быть», – подумал Кеннистон. Миддлтаун был достаточно автономен – он имел свою теплоэлектростанцию, работающую на угле, большие запасы сжиженного газа и водонапорную башню, питающуюся от артезианской скважины.

– И тем не менее нужно немедленно ввести жесткое нормирование пищи и горючего, – предложил Хуббл. – Ситуация требует чрезвычайных мер.

Гаррис, казалось, стал постепенно приходить в себя.

– Вы правы, муниципалитет немедленно займется этим. – Помолчав, он робко спросил: – Но все же… быть может, у нас найдутся какие-нибудь пути установления связей с внешним миром?