Текст книги "Дело случая"

Глава 3
Как решить давнюю проблему?

Она и на самом деле оказалась первой – вошла в малюсенькую комнатушку, где помещались только столик и два стула с противоположных сторон стола. Отец Алексий сидел на одном из них. Когда Юлия вошла, он думал о чем-то своем, глядя в сторону и механически поглаживая седеющую бороду. Уже немолодой, усталый человек, очень хотевший, чтобы о нем на пять минут все забыли и ни о чем не спрашивали, – таким показался Юлии священник в этот момент.

Но спустя секунду отец Алексий посмотрел ей в глаза, оставил в покое бороду, приветливо улыбнулся и указал на свободный стул.

– Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста, не стесняйтесь.

– Добрый день… батюшка, – немного запнувшись на слове «батюшка», начала Юлия. – Меня зовут Юлия Ракитина.

– Отец Алексий, – представился он. – Если для вас такое обращение кажется неудобным, можете называть меня Алексей Федорович.

Она села. Отец Алексий, хоть и чувствовал себя очень уставшим, старался, чтобы его лицо выглядело доброжелательным, приветливым. А Юлия пыталась отделаться от неприятного ощущения, которое вызвало в ней это слово – «батюшка». Будучи далекой от Церкви, она все же понимала, что это просто общепринятое обращение к духовному отцу. Тем не менее оно коробило ее – в понимании Юлии духовным отцом для нее мог быть человек старше лет на двадцать-тридцать, этот же священник выглядел ее ровесником. Может ли человек, который по возрасту годится ей не в отцы, а в братья, помочь в ее проблеме?

Или дело здесь не в биологическом возрасте, а во времени пребывания в Церкви? Тогда, пожалуй, все нормально – этот человек не стал бы священником, если бы не был христианином давно. И все-таки она предпочла бы старика, который пожалел бы ее и без напряжения и фальши назвал «деточкой». Впрочем, она ведь знала от сестры, что отец Алексий совсем не стар, тогда что же с ней творится? Иной раз так сложно разобраться в обуревающих тебя чувствах, тем более если их много, они путаные и накрыли тебя волной!

Священник же видел перед собой немолодую женщину, которой очень нужно поговорить о важном, но которая стесняется. Что и неудивительно – к этому возрасту далекий от Церкви человек обычно набирает на себя немало грехов, причем грехов тяжких! С другой стороны – начать разговор надо. Ну, давай, милая, начинай! Считай, что ты пришла к врачу, а врача ведь не должен стесняться тот, кто хочет исцеления!

С полминуты в комнате никто не говорил ни слова, и Юлии показалось, что молчать уже неприлично. Превозмогая себя, она начала:

– Батюшка, мне посоветовала к вам обратиться моя сестра. Она сказала, что вы хороший психолог.

– Я не психолог, – ответил священник, стараясь не морщиться.

Слова «психолог» он не любил и к современной психологии относился с недоверием. Не будучи специалистом в данном вопросе, он долго не мог понять, что именно его смущает, пока однажды, сильно устав, не включил дома телевизор.

Там показывали западный фильм, но титры отец Алексий пропустил, а поэтому как назывался фильм, священник так никогда и не узнал. Но смысл был таков: человек средних лет, преуспевающий политик, собирается со временем стать американским президентом. Казалось бы – какая впечатляющая карьера, живи и радуйся! Но политик не радуется – его душу что-то гложет, и сильно. Знакомая журналистка, довольно молодая девица, пытается узнать, что именно. Он этого ей не сообщает, но однажды говорит, что хотел бы повстречать хорошего священника. Журналистка находится в том возрасте, когда человек все знает лучше всех, а потому категорически заявляет политику, что он не должен доверять священнику и лучше бы он нашел хорошего психолога. На что слышит в ответ: «Психолог мне не поможет. В психологии нет понятия греха».

Позже в фильме все прояснилось. Оказалось, что в юности политик боялся попасть на войну во Вьетнам и отправил туда вместо себя своего брата-близнеца, а тот погиб, и именно этот грех не дает политику жить, дышать полной грудью и спокойно спать. Позже выяснится, что все не так плохо – брат выжил, правда, стал инвалидом и пьяницей. Политик находит его и потом даже спасает от смерти, рискуя собой, – кино все-таки…

Такой вот был фильм. Нельзя сказать, что отцу Алексию он так уж сильно понравился, но главную мысль из него он вынес – современная психология плоха потому, что в ней нет понятия греха. Позже он прочитал, что слово «грех» психологами все же иногда употребляется, но в значении «нарушение принятых в обществе норм поведения». Понятие «грех» – как его понимает Православная Церковь – психологам неизвестно. Именно поэтому по-настоящему разобраться в человеческой душе они и не могут³⁴.

Все это началось очень давно. Первые люди – Адам и его Жена, которую Адам лишь позже назовет Евой, – были сотворены Богом святыми, безгрешными. Но позже они согрешили, вкусив плод Древа познания добра и зла, который вкушать не должны были. Православные святые считали, что запрет на вкушение был временным и людям нужно было просто кое до чего дорасти³⁵. Тем не менее они плод вкусили, и это привело к искажению их природы. Эту же обезображенную, больную, искаженную грехом природу они и передали своим потомкам, и потому мы, люди, рождаемся со склонностью ко греху, как иные рождаются с горбом или с заячьей губой.

Современные психологи считают грехи – скажем, жадность, гордость или зависть – просто свойствами человека. Православные христиане – искажениями и уродствами, с которыми нам надлежит бороться. Духовная жизнь православного христианина – это постоянные попытки взрастить в себе хорошее и подавить плохое. Жадность, зависть, гордость, тщеславие, желание всех осуждать и тому подобное – все это должно быть искореняемо в себе нещадно. И наоборот – умение прощать, кротость, любовь к Богу и ближним – все это должно в себе взращиваться. С Божией помощью, конечно. Разумеется, все христиане разные, у одного лучше получается, у другого хуже. Да и потом, непростое это дело: пока грехи да страсти в тебе хоть немного притухать начнут, много воды утечет. Но психология-то этой борьбы вообще не знает и потому по-настоящему помочь человеку вряд ли может.

«Грех – это жуткое животное, дикое, невидимое, многоголовое, страшное, которое мучит человека и высасывает из него все соки», – написал однажды один православный автор³⁶. Вот такого греха не знает психология, поэтому и не может врачевать людскую душу по-настоящему. Как засыхающее дерево нельзя вылечить, не изгнав из него подтачивающих корни червяков! Как рану с занозой внутри бесполезно лечить, если предварительно не вынуть занозу! Грех нужно убить в человеке, ну, или хотя бы сделать его бессильным, и тогда начнет выздоравливать душа. Без этого все малоэффективно.

Так думал отец Алексей. Тем более что психологов он видывал и не сказать чтобы был ими восхищен. Вот один психолог практикует, образование соответствующее имеет, кабинет красивый, дипломами и грамотами увешенный. Но у него сын и дочь, и оба наркоманы. Всей силы психологии не хватило ни на то, чтобы понять, когда им захотелось попробовать запретных порошков, ни на то, чтобы их от этого шага удержать, ни на то, чтобы их от зависимости излечить. Вот второй психолог – тоже с образованием, кабинетом и дипломами. Но дома у него – постоянная война с супругой, иногда холодная, иногда горячая. Не помогает психология от этой войны! Поэтому слишком высоко ее не следует оценивать.

Так что кем-кем, но психологом отец Алексий себя не считал. К нему шли как к священнику, иногда просто для того, чтобы он выслушал, но чаще за советом. Советы он давал, опираясь на Евангелие и учение святых отцов Православной Церкви. Нельзя сказать, чтобы эти советы всегда помогали людям идеально, – в конечном счете в жизни бывают такие ситуации, что без потерь просто не выкрутишься, но некоторые после приходили, благодарили. Иные становились его прихожанами или же, если жили далеко, начинали посещать православный храм рядом с домом. Эти случаи радовали священника особо – в конечном счете что в его деле главное? Чтобы через него люди к Спасителю, Христу приходили! Потому что если человеку стало жить легче, но ко Христу он не пришел, значит, по-настоящему отец Алексий ему и не помог. Что толку, если человек здесь, в земной жизни, будет благополучен, а после Суда Божия в ад попадет? Ведь избежать ада, спастись без Христа никак нельзя! Но если после бесед с отцом Алексием человек ко Христу и к Церкви Его потянулся, значит, беседовали они не зря.

– Не психолог? – переспросила Юлия. – Я не слишком хорошо в этом разбираюсь, это так моя сестра сказала, такие у нее были впечатления. Она здесь лежала с воспалением легких полтора года назад и заходила к вам в храм. Вы, может быть, ее помните? Елена Кузина, полненькая такая.

За полтора года отец Алексий гарантированно поговорил с тысячей ранее незнакомых ему людей и потому никакой Елены Кузиной вспомнить не мог. О чем честно сказал:

– По имени – не помню, извините. Но думаю, что узнал бы, если б увидел.

– Да, конечно, я понимаю, – кивнула Юлия. – Сама часто забываю, с кем говорила неделю назад. Зато помню, в каком платье впервые пришла в университет.

Священник улыбнулся. Об этой особенности памяти немолодых людей он знал прекрасно. Сам он хорошо помнил абсолютно ненужную ему клятву пионеров Советского Союза, так называемое торжественное обещание, но иногда с большим трудом вспоминал, что же прочитал в книге кого-то из святых отцов Православной Церкви неделю назад.

Но главное сейчас было, конечно, не это – женщина заговорила, а значит, вскоре сможет перейти к тому, ради чего на самом деле пришла.

И действительно – Юлия начала рассказывать. О своей студенческой любви с Колей, о его предполагаемой или на самом деле бывшей измене, о своем аборте, о неудачном браке и несчастливой жизни. Священник слушал внимательно, что не мешало ему удивляться одному явлению.

Согласно церковным правилам, того, кто совершает аборт (и беременную женщину, и врача, убившего ребенка), отлучают от Причастия на очень долгий срок – на 15 лет, 20 лет или даже на 25. В момент совершения аборта об этом обычно не думают, так как в Бога такие люди, по сути, не верят и на мнение Церкви Христовой им наплевать. Правда, со временем человек меняется и начинает поглядывать в сторону храма. Но вот что интересно – нередко после аборта как раз эти 15–20 лет и проходят! Как будто что-то не пускает в храм человека, совершившего этот страшный грех, пока не пройдет время епитимьи. Вот и сейчас тот же случай: эта женщина сама держалась вдалеке от храма и от Бога после аборта больше двадцати лет, а теперь пришла. Странно и удивительно!

Между тем Юлия рассказала о том, как встретила Николая на своей фабрике, как предложила ему лечиться и жить вместе.

– Но ведь я права, как вы считаете, батюшка? – спросила она. – Если ты свернул не туда, то должен пойти назад, найти то место, где ты ошибся, и там повернуть уже на нужную дорогу. Я тогда, в 1993-м году, была не права – и с Колей, и с ребенком. И поэтому решила все вернуть и попробовать заново. Я правильно сделала, как вы считаете?

– Не знаю! – покачал головой священник. – Люди редко так поступают. Откровенно говоря, я в своей практике другого такого случая и не припомню. Но расскажите, пожалуйста, что же у вас получилось?

– Коля подлечился, теперь не пьет, – сообщила Юлия. – Совсем не пьет, ни капли. Знаете, алкоголики уж если бросили, то не пьют абсолютно, а то тут же в запой уйдут.

– Знаю. И очень хорошо, что он не пьет.

– Коля согласился попробовать начать все сначала, – продолжила Юлия. – Мы с ним расписались – с опозданием больше чем на двадцать лет, конечно, но все-таки… Он также работает на моей фабрике, но только не грузчиком – летом сторож и дворник, а зимой истопник. У нас много обрезков – мебель ведь делаем, обрезков хватает. Ими же и топим. Вот Коля и занимается котлом, батареями и прочим подобным. Мы сравнительно неплохо живем, ну, то есть бывает, и ссоримся, но редко. Хотя, конечно, того, прежнего Колю уже не вернуть! Он угрюмый стал, нелюдимый.

Я слышала, что такое бывает у бывших алкоголиков – они-то не пьют, но на душе у них все равно не слишком хорошо, потому они и становятся угрюмыми, как сычи.

– Бывает. – Отец Алексий кивнул – он тоже такое слышал.

– А вот счастья, батюшка, как не было, так и нет, – призналась Юлия. – И я думаю, что это из-за ребенка. Тогда ведь у нас должен был быть ребенок, а теперь ребенка нет. Я не беременела после того случая, ни разу не беременела, хотя очень пыталась. Даже ЭКО делала несколько раз, и – ничего!

Юлия говорила все с бо льшим жаром, и священник понял: это и есть главный вопрос, с которым она пришла.

– И вот что интересно, – продолжила она. – Раньше мне просто хотелось ребенка, но не так чтобы очень сильно. Знаете, как бывает – ну хочется и хочется, но если и не получается – грустно, конечно, но не трагично. А вот после того, как мы сошлись с Колей, это постепенно превратилось в какую-то манию! Да, я понимаю, так часто бывает – женщина сделает аборт, а после не может родить. Но я уже не могу, я извелась вся! Я есть не могу, спать не могу, жить не могу! Только о ребенке и думаю. Раньше Коля пил, теперь не пьет. Раньше я и сама пила немало, но скоро год, как ни капли в рот не беру! И курить бросила. Но с беременностью ничего не выходит! А мне очень, очень нужен ребенок, я без него с ума сойду! Скажите, батюшка, что мне делать, чтобы Бог мне помог, а? – Лицо ее стало умоляющим. – Что вы мне посоветуете? Но только такое, чтобы обязательно получилось! Обязательно! – Теперь она заговорила настойчиво, требовательно, и сразу стало видно – она на самом деле привыкла командовать и руководить. – Я ведь немолода, сами видите, возможности ждать годами у меня нет! Научите меня какой-нибудь молитве… ну, крепкой, там, или сильной… В общем, такой, которую Боге не может не выполнить!

Ага – вот и суть вопроса. Что ж, не так уж и плохо для начала. Конечно, было бы хорошо, если бы она поискала именно Бога, но иной раз путь к Богу начинается с поисков чего-то иного, а в итоге приводит к вере. Но на вопрос о «крепкой и сильной» молитве нужно было отвечать. Отец Алексий скорбно покачал головой, помолчал, взял в руки карандаш, повертел, затем положил на стол. Был у него такой недостаток – любил вертеть в руках карандаши и ручки, хотя и подозревал, что некоторых посетителей это может раздражать.

– Скажите, Юлия, вы верите в Бога? – спросил священник тихо.

Ее брови поползли вверх – было видно, что вопрос ее удивил. Но ответила она с жаром:

– Да, конечно, иначе я к вам не пришла бы!

– А что вы о Нем думаете? – так же тихо спросил отец Алексий.

От этого вопроса та растерялась.

– Что вы имеете в виду? В каком смысле – думаю? Что я о Нем должна думать?

– Ответьте, пожалуйста, Юлия: Бог кажется вам похожим на какую-нибудь машину? Ну, к примеру, на кофейный аппарат, который стоит в вестибюле больницы?

Ракете показалось, что или она ослышалась, или священник сошел с ума. Надо же такое придумать – сравнить Бога с кофемашиной! Она впилась в отца Алексия взглядом. Тот выглядел грустным, но не безумным.

– Разумеется, нет! – возмутилась она. – И я не понимаю, к чему вы ведете!

– Сейчас поймете, – заверил ее священник кротко. – Дело в том, что это с машиной для кофе можно так обращаться: нажал одну кнопку, и она налила двойной эспрессо, нажал другую – она налила капучино, налила и никуда не делась! А вот с Богом так нельзя, нет! Он – Личность, милосердная, благая и – заметьте – всемогущая! Бога нельзя заставить что-то сделать, просто нельзя, и все! И поэтому не существует «крепких» или «сильных» молитв, которые Он будет обязан выполнить. Да, я знаю – о таких молитвах часто пишут в интернете, но это просто чушь. Бог – наш Отец Небесный, и мы можем в молитвах просить у Него чего хотим. Но – только просить, не более. И если нам это на пользу, Он даст нам то, о чем просим. Если не на пользу – то не даст. По-другому просто не бывает.

Ракитина сжала губы – это был совсем не тот ответ, который она ожидала услышать. Ей даже захотелось просто сейчас встать, уйти и продолжить искать тех людей, которые гарантируют ей результат. Но при этом она осознавала: таких людей может и не быть на всем белом свете. Вон, даже клиники с ЭКО результат не обеспечили! Священник же этот явно знал свое дело, смотрел грустно, но участливо, доброжелательно, ни в чем не упрекал, не осуждал, и она решила продолжить разговор:

– Хорошо, пусть так. – Юлия даже кивнула головой, показывая, что смирилась. – Но ведь так и раньше бывало тысячи раз, когда женщина хочет стать матерью и не может. Что они делали, женщины эти? Я имею в виду тех, у кого в конечном счете все получилось?

– Молились, – ответил священник. – Как Анна, мать пророка Самуила³⁷, или Елисавета, мать Иоанна Крестителя. Только они смиренно просили Господа о даровании ребенка, а не пытались как-то Им манипулировать.

– Хорошо, это я уже поняла! – нетерпеливо отмахнулась она. – А что такие, как я, делали еще?

Священник задумался, вновь потянулся к карандашу, но сдержался и брать его со стола не стал.

– Я знаю два случая, которые и любопытны, и похожи между собой, – ответил он после паузы. – В обоих случаях женщины много лет хотели забеременеть, потом отчаялись в этом и взяли по ребенку в детском доме. И знаете – через несколько лет родили сами! Врачи удивлялись – в обоих случаях они были уверены, что бесплодие – абсолютное и лечению не подлежащее. Но Господь за доброту этих женщин даровал им возможность родить собственных детей. Поймите меня правильно: усыновление – это не способ лечить бесплодие, оно не дает никаких гарантий! Но факт остается фактом – иногда так бывает.

На это женщина упрямо замотала головой:

– Нет, такое мне совершенно не подходит! Мне нужен мой собственный ребенок. А то возьмешь в детском доме какое-то чудовище!..

Отец Алексий поморщился:

– Да, так бывает. Но ведь чудовище и родить можно. Каждого садиста, маньяка и вообще любого страшного человека кто-то ведь родил, как вы считаете?

Ракета криво усмехнулась – этот священник явно умел доказывать свою правоту. Но вести просто теоретические беседы ей не хотелось, и потому она спросила прямо:

– То есть вы мне советуете кого-то усыновить, да?

– Нет, – отец Алексий покачал головой, – я вам ничего не советую. Вы спросили, как поступали другие женщины в вашем положении, и я вам ответил. А как жить именно вам, как поступать в той или иной ситуации, вы должны решить сами. Откровенно говоря, лично я люблю тех людей, что пытаются стать отцом или матерью для приемных детей. Все мы потомки Адама, да и Христос за всех нас умер, потому мы – дважды братья: и по Адаму, и по Христу. И потому усыновление – это большой поступок, большая любовь, истинное подтверждение людского братства. Однажды я читал о женщине, которая за свою жизнь стала приемной матерью для 56 детей! Это было в Америке, и я не знаю, помогало ей государство деньгами или не помогало, но ведь любовью-то государство точно помочь не могло, как вы считаете?

Он посмотрел на Юлию, ожидая ответа. Та лишь неопределенно пожала плечами. Ей хотелось спросить, есть ли у самого священника приемные дети, но она посчитала это невежливым. Но если бы спросила, то услышала бы в ответ, что он уже узнавал, разрешат ли ему усыновить ребенка из детдома, и получил отказ – в доме священника и так жило довольно много народу, а дом был небольшим. В общем, для усыновления не хватало жилплощади. Как будто для ребенка главное – метры жилья, а не любовь! Впрочем, законы такие, какие есть, и отец Алексий с этим ничего не мог поделать.

– Повторюсь – я не пытаюсь вам что-то посоветовать и тем более заставить, – продолжил священник. – Я просто поясняю вам свою позицию по этому вопросу. А как вы поступите – это только ваше дело, вам предстоит думать и выбирать. Бог сотворил людей свободными, и каждый из нас волен пойти по любой дороге. Правда, нужно понимать: не все дороги ведут в хорошие места, и, если кто-то пошел по дороге плохой, из этого не может получиться хорошего. Поэтому если вы с горя, оттого что с ребенком ничего не получается, вновь начнете пить – это будет плохой выход и плохая дорога. Если же станете молиться – это будет дорога хорошая, и как раз это я вам рекомендую. Приходите на наши богослужения, становитесь прихожанкой нашего храма, и мы вас всему научим. Взять же ребенка в детском доме тоже хорошо, но это огромная ответственность и не все могут ее понести. Потому я этого никому и не советую – ни вам, ни другим. Не смею советовать – эта ноша может оказаться для вас не по силам. Хотя, может, вы бы и справились. Здесь ничего заранее нельзя предсказывать, пока не попробуешь – не поймешь. Да, и кстати, если решитесь, то имейте в виду: усыновление – это дело двоих. Если ваш супруг будет против, то ни о каком усыновлении и речи не может идти.

– Нет. – Ракитина покачала головой. – Я уверена, что усыновление – это не для меня.

Мне очень нужен ребенок, но – мой собственный. Да, конечно, один раз собственный ребенок у меня уже мог быть, но я… – Она замялась. – Я с ним… ну… рассталась, в общем…

– Вы убили его, – уточнил отец Алексий.

Сказал без гнева, без обличительного тона – просто сказал. Но женщина все равно вздрогнула – таких слов она не ждала.

– Что?! Что вы сказали?!

– Когда люди расстаются, один из них идет направо, а второй налево, – все так же тихо продолжил священник. – А ваш ребенок отправился в землю сырую, куда закапывают то, что стыдливо называют «биологическим материалом». Вы убили его, Юлия. Поймите – я не пытаюсь растравливать ваши раны, но в данном случае нужно говорить так, как есть. Правильная оценка своего поступка поможет вам понять, как жить с этим дальше. Ложь же не даст вам покаяться. А это необходимо. Быть может, рана, нанесенная именно этим грехом, сейчас болит в вашей душе. И даже если у вас появится ребенок, боль может не пройти. А покаяние поможет эту рану залечить или хотя бы сделать боль меньше.

– Покаяться – это исповедаться, что ли? – уточнила она.

При мысли об исповеди ее передернуло – находиться в храме и что-то говорить священнику, зная, что твои слова могут услышать люди, которые стоят невдалеке, – бр-р-р! Хотя Ленка вот исповедовалась – у этого же отца Алексия – и потому говорила, что ничего страшного в этом нет. Но все равно Юлии сейчас об этом даже думать было неприятно.

– Исповедаться обязательно нужно, – ответил отец Алексий. – Но покаяние – это не только исповедь… Сами понимаете, аборты – это страшная беда нашего времени, и мне нередко случалось общаться с женщинами, которые делали это. Так вот, они говорили мне, что даже после исповеди, после разрешительной молитвы чувствуют тяжесть на душе. Ничего удивительного здесь нет. Вы, наверное, слышали о том, что апостол Петр испугался и отрекся от Иисуса Христа в ночь, когда Его арестовали?³⁸

– М-м… – Юлия замялось. – Да, что-то такое слышала.

– После Своего Воскресения Иисус простил Петра³⁹. Но даже после этого апостол часто плакал, вспоминая тот страшный день и час, когда он предал Того, Кто был ему дороже всего. Вот так и здесь – грех слишком тяжел и оставляет в душе слишком глубокие раны.

Они тяжело заживают, даже если женщина и услышала на исповеди «Господь и Бог Иисус Христос да простит тебя, чадо»!⁴⁰ Я знаю женщину, которая делала аборты, да не один, много. Так она поступала в неверии и сейчас этого ни в коем случае не сделала бы…

– Я тоже! – воскликнула женщина.

Священник неопределенно кивнул и продолжил:

– Но теперь она немолода, да и овдовела, в общем, эта часть жизнь для нее в прошлом, пройти через беременность и роды в будущем ей вряд ли суждено. А боль ведь осталась, у нее неспокойно на душе, совесть ноет и требует от нее что-то сделать. Поэтому та женщина как может помогает одной многодетной семье. Это – добро, а делая добро, мы прежде всего изливаем целебное масло на свои собственные раны! Другая женщина, находящаяся в сходной ситуации, ухаживает за женщиной с инвалидностью. Третья – волонтер в детском доме. Так эти женщины лечат свои раны. Повторю – нельзя убить собственного ребенка и не пострадать от этого! Это не всегда заметно, но в душе образуются раны страшные…

– Вот это я как раз понимаю! – горячо заявила Юлия, перебив священника. – После того случая я никогда не была счастлива, поверьте – ну просто ни дня! Но батюшка, даже убийц не всегда приговаривают к казни! Я страдаю столько лет! Неужели Бог не может меня простить? Неужели Он не может меня пожалеть и дать дитя?!

– Бог всегда нас жалеет, – ответил священник. – Но даст или не даст ребенка – этого я вам не скажу. Все зависит от того, полезно вам стать матерью или нет. Но это Он знает, а не я! Может, вам полезно всю жизнь прожить без ребенка и плакать об этом. А может, наоборот – через год у вас уже родится малыш. Я не могу говорить от имени Бога, поймите! Просто вам нужно постараться научиться Ему доверять. И принимать из Его Руки то, что Он будет вам давать – сладкое так сладкое, горькое так горькое. Вам кажется, что вы лучше всех знаете, что именно вам нужно. Но это неверно. Вы знаете, чего хотите, но только Бог знает, полезно ли вам получить желаемое.

Юлия немного помолчала, потом поднялась со стула.

– Спасибо, батюшка, – сказала она. – Я должна подумать над вашими словами.

– Непременно, – согласился священник. – Сложные и важные решения лучше не принимать сгоряча. Подумайте, Юлия. Если решите исповедаться, причаститься или начать молиться – милости просим, в храме вам будут всегда рады. Если книги какие-нибудь будут нужны – у нас в библиотеке они есть, или если живете далеко – их в лавке купить можно. В конечном счете есть ведь и интернет, там тоже много хороших книг, и они вполне доступны.

– Спасибо, батюшка. Я подумаю.

И она вышла. Тут же в комнатушку настоятеля вошел другой человек, а за ним ждали своей очереди третий, четвертый…

Но нельзя сказать, что отец Алексий выкинул из головы все мысли о Юлии, как только за ней закрылась дверь. Нет, он вспоминал о ней и искренне надеялся на то, что эта женщина с исковерканной судьбой будет хотя бы иногда появляться на службе. Но она не появилась. Вскоре память о ней отошла на второй план, и священник перестал о ней думать. У него всегда было столько дел!