Текст книги "Создатели"

И почему «кажется»? Предложение начиналось с «вероятно». Теперь Павел вспомнил: он еще ошибся, когда декламировал отрывок перед классом, и учитель его поправил. Или наоборот?.. Или он тогда сказал «вероятно», а учитель поправил на «кажется»? И что там потом говорил Андрей?..

Белиберда! Павел отшвырнул книгу в сторону. Похоже, накрыло его так капитально, что читать бесполезно. Да и, собственно, не Толстого же читать.

Пока он забавлялся чтением, комната приобрела окраску, больше похожую на естественную. «Наверное, начало отпускать», – подумал Павел и взялся за пульт. Сначала он сделал потише звук, потом вообще его выключил. Все-таки время уже недетское, а после экспериментов с книгой Павел абсолютно разуверился в правильности своего восприятия действительности. Не хотелось, чтобы телевизор орал что есть мочи, а ему казалось, что царит тишина.

Все каналы пустовали. Серая рябь везде. Иногда, когда переключал на новый канал, Павлу казалось, будто что-то появляется на экране, идет передача, но стоило приглядеться, и тут же обнаруживалось, что это ему только мерещится. Последствие приема наркотиков, а на самом деле – лишь мелкие серые полоски на сером фоне.

Наверное, придется все-таки выйти.

Сна ни в одном глазу, а сидеть в комнате, где абсолютно нечем заняться, Павел не собирался. Если пройти аккуратно, то можно добраться до гаража, взять тачку и рвануть куда-нибудь, где побольше народу. Единственное, что его забавляло и вдохновляло всегда, – это общение с людьми. Манипуляция, взятие под контроль так, что они сами того не замечали. Хоп – и мужчины готовы драться по твоему приказу, а женщины – ложиться в постель по твоей «просьбе».

Конечно, мастерства Павел в этом еще не достиг, но это было даже хорошо. Когда есть к чему стремиться, то занятие не может наскучить.

Он почти не смотрел по сторонам, когда шел по дому. Скорее, прислушивался, стараясь не нарваться на кого-нибудь ненужного. Лишь когда за ним закрылась дверь в гараж, Павел задумался, почему во всем доме темно и не горят, как обычно, ночники. Мать всегда заставляла прислугу оставлять их включенными в коридорах, чтобы ей не было страшно.

Павел попытался вспомнить, горели ли они сейчас, и не смог. Но возвращаться и проверять точно не собирался.

Вместо этого подошел к своей простенькой «тэтэшке» и открыл дверь с водительской стороны. Давно просил отца купить ему новую, но тот все качал головой. Неважно. Зато у машины было триста сорок лошадей, и они с лихвой компенсировали то, что модель слегка вышла из моды.

Сел. Машина не заводилась. Павел попробовал снова, ему даже почудился звук стартера, пытающегося разбудить двигатель, все три с лишним сотни усредненных коней, но безуспешно.

Павел вышел из машины, не сумев сдержаться, с грохотом захлопнул дверцу и посмотрел вокруг. Отец что, сломал машину, чтобы он не уехал куда ночью?! Да отцу всегда было на это наплевать. Она сломалась сама? Но все было нормально еще сегодня днем. Ничто не предвещало поломки.

Черт-те что!

Павел вышел из гаража, но не в дом, а на улицу.

Что-то ему не нравилось. Глюки глюками, но вид вокруг дома был какой-то странный. Павел оглядывался вновь и вновь, пытаясь понять, что не так? Те места на участке вокруг дома, которые он помнил хорошо, выглядели как и всегда. Ну или почти так же, даже в этом он сейчас не был уверен. Но все остальное расплывалось. Он не мог сказать, что не так, но окрестности не выглядели правдоподобно. Как тот толстовский дуб с березами. То, что Павел помнил хорошо, было более или менее естественно, а все остальное казалось фальшивым.

Таких глюков у него точно раньше не было. И вообще, он начал сомневаться, что это простое следствие наркотика. Выглядело так, будто кто-то пытается выудить из его сознания вид окрестностей и создать этот вид вокруг. Но проблема была в том, что Павел никогда особенно не присматривался к деталям. Просто знал, что они должны быть, но не запоминал. И все то, что он пропускал, – сейчас отсутствовало.

Он оказался где-то еще!

* * *

Может, его сознание и замутнено наркотиком, но наркотик не сделал его в одночасье идиотом. Что это, похищение?! Его тайком усыпили, перевезли и проводят на нем эксперименты? Но кто и зачем?.. Отец, конечно, богат, но не настолько, чтобы с его сыном занимались подобными глупостями. Деньги отца могли обосновать обыденное похищение, но не сложные, явно высокотехнологичные эксперименты с замещением действительности.

Да и нет таких технологий. Павел видел машину, трогал машину, даже – когда принюхался – почувствовал запах кожи сидений, но при этом машина оказалась ненастоящей. Если и есть нечто подобное, то не на Земле.

Инопланетяне?!

Павел всегда был честен с самим собой. Это безусловное требование к будущему лидеру. Если будешь врать самому себе, обольщаться, то многого не добьешься. Так вот, Павел честно мог сказать, что он эгоист. Меньше всего его волновали окружающие люди. Нет, например, здоровье отца его волновало, конечно, но больше с точки зрения надежности и наличия денег, а не какой-то там сыновней любви. Он эгоист, да, но при этом он не был эгоцентристом. И в принципе точно знал, что мир вполне будет крутиться дальше, участвует Павел в этом движении или нет. Никто не будет бегать вокруг него, никто не будет создавать ему поклонников, подчиненных, сторонников. Все, чего он добьется, возникнет не потому, что так и должно быть, а потому… что он этого добьется!

И с этой позиции поверить, что именно его, его одного сдернули с кровати инопланетяне, казалось еще сложнее. Как-то в его практичный в целом ум также не укладывались идеи глобального вторжения.

Его текущая ситуация все-таки была обыденней. Инопланетяне ни при чем, есть более очевидные ответы. Допустим, все-таки наркотик, сделавший его сон, его грезу настолько правдоподобной, что она перестала отличаться от реальности. Вот только Павлу не хватало памяти, воображения, цепкости к внешним деталям, чтобы воссоздать все в точности.

Что ж, это легко проверить.

Павел закрыл глаза и представил, что прямо перед ним стоит кресло. Старое красно-коричневое кожаное кресло – шикарное, огромное и солидное. Представив это себе хорошенько, он открыл глаза.

Подошел. Сел. Удобно, если не считать, что это кресло, в отличие от отцовского, не качалось. Хорошая греза. Приятная и управляемая. Очень удобно, только слишком безлюдно. Все-таки надо прикупить товара, наверное, даже собрать денег и выкупить всю партию.

Тут можно очень приятно проводить время.

Павел огляделся и приготовился представить себе все остальное – окружение, абсолютно новый мир вокруг.

И в этот момент пришла боль.

Глава 4

Павел

Он справился с болью, хотя она почти поглотила его. Удивило то, что непохожа была эта боль на действие наркотика, совсем. Ни малейшего, самого отдаленного напоминания. Если бы Павел задался вопросом сравнения, то больше всего ощущения походили на то, будто его сжигают живьем, одновременно пытаясь задушить, может быть – отравить дымом.

А еще ему казалось, что специально для этой процедуры его размножили, положили в каждую копию полную порцию боли, более чем достаточную для целого человека, и после этого собрали все копии обратно в одно место – в единого и неделимого Павла. Только для того, чтобы многократно увеличить конечный эффект.

Но он справился. Справился и даже что-то получил взамен. Приз. Несколько новых, хотя и похожих ощущений, чувств, которых раньше был лишен, – ярости, злости, отчаяния, сожаления, смешанного со все той же яростью.

Затем он сожрал паразита. Глупое животное пришло к нему, приняв обличье молчаливого черного рыцаря, прямо как в недавно виденном фильме. Но оно оставалось животным, это чувствовалось и по его повадкам, и по глупой попытке использовать собственные образы жертвы для нападения. Глаза, горящие красным огнем, – это может быть смешно, но уж точно не страшно.

Зато паразит добавил ему сил. Помог очиститься от того, что Павел считал дурманом, навеянным наркотиком, хотя теперь начинал сомневаться в первопричинах этой неясности мыслей.

Справедливо решив, что раз пришел один паразит, то придут и другие, Павел сидел все в том же кресле и ждал новых. Если таковы правила, он будет уничтожать всех тварей, решивших полакомиться его разумом. Или душой?.. Или всего лишь его грезами?

Вот этого Павел не знал. Но так как спросить сейчас никого не представлялось возможным, он и не задумывался лишний раз: что именно, какая часть его самого находится в этом мире?

* * *

Вместо паразита пришла девушка. Впрочем, Павел и ее принял сначала за паразита – слишком уж она была красива. Черные вьющиеся волосы спускались почти до поясницы. Бедра соблазнительно покачивались, пока она подходила, а ступни неуловимо точно находили места, вставая на которые девушка каждый раз привлекала максимальное внимание к своему телу. Отличному, почти неодетому телу. Пара легких тряпочек на бедрах и груди чем-то напоминали купальник, наиболее выгодный его вариант. Павел относился к женщинам достаточно равнодушно, как к материалу для своего совершенствования, не более. Может быть, именно поэтому пользовался со стороны слабого пола повышенным вниманием.

Но даже он мог сказать, что подобной женщины у него не было. Слишком хороша, слишком соблазнительна.

Поэтому он и принял ее сначала за нового хищника.

Но девушка не походила ни на кого из его знакомых или красавиц с экранов, и только это удержало Павла от немедленной атаки.

– Меня зовут Валерия. – Голос у гостьи был под стать телу. От его бархатистого журчания мысли постепенно растворялись и трансформировались в желание поскорее уложить хозяйку в постель.

Павел слегка забылся и слишком ярко себе это представил. Слишком для того места, в котором находился. Сбоку от кресла, прямо на глазах у девушки, появилась та самая постель. Тяжелая, с кованым изголовьем и королевского размера, который обычно Павел видел в отелях в номере своих родителей, когда куда-нибудь с ними ездил.

Валерия запрокинула голову и расхохоталась.

Павлу определенно понравилась собственная фантазия. Если он способен представить подобную девушку наяву, то в этом мире он должен пойти далеко.

То, что Валерия не была очередным паразитом, теперь казалось очевидным. Но и в ее реальность Павел пока что не верил. Впрочем, это отнюдь не останавливало его, чтобы воспользоваться с ней постелью, раз уж он так удачно представил себе и то, и другое.

* * *

И тем не менее его фантазия попыталась его убить.

Наверное, только это и заставило Павла поверить, что красавица не является плодом воображения.

После чудесного и замысловатого секса, которым они занимались достаточно долго, Павел почувствовал себя дурно. Сознание размывалось. Снова вспомнилось, что проходом в этот мир для него стали наркотики, и, хотя боли на этот раз не было, он чувствовал, что близок к смерти.

А красавица лишь томно смотрела на него, слегка улыбаясь, и даже не думала прекращать свои сложные, похожие на восьмерку, движения бедрами. Павла начала бить судорога, но Валерия не останавливалась. Лишь в глазах ее появилось легкое любопытство, желание почувствовать, пережить его смерть вместе с ним.

Павел еще подумал, получит ли оргазм в последний миг, но в этот момент пришла ярость. Ярость, злость, отчаяние и сожаление, смешанное все с той же яростью. Первые его приобретения в этом мире. Сознание прояснилось, и он отбросил Валерию в сторону так, что она полетела прочь с кровати, ударилась и замерла, постанывая.

– Стерва!

– Извини, любимый. – Девушка подняла руки и выставила ладони, словно защищаясь.

Она не напрасно боялась продолжения. Павел подскочил поближе и пнул ее что есть мочи, попав частично в предплечье, частично куда-то в район почек.

Девушка вскрикнула.

– Прости, я же сказала, прости! – Валерия пыталась отползти, но Павел подошел к ней вплотную, примеряясь для нового удара. Еще не ушедшая вглубь злость и чувство самосохранения требовали убить тварь. Именно это он и собирался сделать. Только медленно, так, чтобы она вполне прочувствовала, что умирает.

– Тут иначе не выжить! – Девушка перестала отползать и съежилась, получив еще один пинок, на этот раз по голове. – Только те, у кого достаточно сил сопротивляться, могут здесь выжить! А откуда еще мне взять эти силы?

Лидерство – непростое качество. Оно требует сосредоточенности. Дисциплины. Временами – жестокости. Оно требует изощренности и постоянных компромиссов, умения привлекать на свою сторону даже врагов.

А самое главное – оно требует людей, которые готовы были бы встать под твои знамена. В этом мире все могло сложиться даже веселее, чем он думал вначале.

– Вставай! – приказал Павел. Именно приказал, ибо, имея некоторый опыт, он уже раз и навсегда понял, как себя вести с этой потаскухой.

Валерия поднялась. Павел молча, без предупреждения ударил ее снова, на этот раз кулаком в лицо, и, когда она упала, добавил ногой. Наверное, последний удар был лишним, но остатки ярости слегка мешали ему действовать абсолютно правильно, выверенно, как того требовал только что появившийся план.

– Еще раз попробуешь меня обмануть, предать или слукавить, и я тебя убью, – спокойно, даже слегка равнодушно подытожил он свой урок. – Веришь?

Девушка мелко закивала, дрожа всем телом. И именно это кивание, абсолютно неженственное, отвратительно несексуальное, убедило Павла, что теперь она точно поверила. Так что последний пинок, может быть, оказался не таким уж и лишним.

Павел удовлетворенно хмыкнул. Пришла пора пряника:

– А теперь вставай и расскажи мне об этом мире все, что знаешь. Будешь меня слушаться, и больше тебя здесь никто не обидит. Никто и никогда. И не реви, красавица, все самое плохое у тебя теперь позади.

Лекс

Лекс наслаждался.

Нападение паука-тумана его насторожило. Что же это за мир такой, где тебя постоянно обрабатывают болью, насылают врагов, душат? Опасный мир, судя по всему. Но пока он бился с пауком, многое из возможностей этого места стало ему понятней. Окружающее стало управляемей.

Тем более что уничтоженный враг действительно прибавил ему сил. Нет, сила – неверное слово. Не физическая сила, по крайней мере. Скорее – некая ясность в сознании. Словно чуть ушла, растворилась, поредела дымка, окружавшая его доселе и мешающая думать. Ушла не полностью, но видно стало лучше.

А так как больше вроде бы на него пока никто нападать не собирался, то Лекс наслаждался.

Созиданием.

Акрил быстро сохнет и требует точности в каждом движении. Но зато позволяет порой создавать вещи, которые возможно выразить лишь через него. Профессиональные графические пакеты для компьютера подошли к тому, что нужно было Лексу, ближе всего, но и они оставались безнадежно далеки от возможностей этого мира.

От его возможностей в этом мире.

Он стоял на балконе небольшого приземистого замка, построенного на таком же приплюснутом холме. А вокруг – степь без видимого конца. Трава, подгоняемая ветром, устремлялась за горизонт, и только ей удавалось узнать, что там, за краем земли.

Но степная трава использовалась Лексом всего лишь как чистый холст. Просто сначала ему хотелось до конца разобраться с замком.

Теперь, когда «рыцарское гнездо» было более или менее завершено, пришла пора переходить к окрестностям.

Горизонт поднялся, превращаясь в заснеженные пики непроходимых гор. В предгорье, ближе к замку, холмы наталкивались друг на друга, зеленели, желтели, краснели, то исчезали, то появлялись в другом месте.

Лекс еще не знал, как все должно выглядеть в конце, поэтому не стеснялся экспериментировать. Почему бы и нет, когда под рукой обнаружился подобный инструментарий?

Он моргал так часто, что уже и сам не замечал, как веки закрываются на микросекунды. Это происходило настолько быстро, что для него окрестности менялись прямо на глазах.

Вид должен быть идеальным. Существенно усложняло работу то, что в отличие от холста, здесь красота и пропорции должны были соблюдаться не только в тот момент, когда он стоял именно в данной точке, но и в любом другом случае. Если ему захочется спуститься с балкона вниз, на откинутый через замковый ров мост. Вздумается подняться на один из холмов. Пройтись вдоль далеких снегов, очерчивающих голые скалы.

По скалам, почти отвесно вниз, струилась ледниковая вода. Лекс не видел отсюда, но чувствовал внутренним взором, что это так. Представлял, хотя находился слишком далеко от ледников. И как только он представлял это достаточно четко, то мог быть уверен – проверять, что так оно и будет, не придется.

Множество маленьких горных водопадов передавали талую воду ниже, в ущелья. Там она собиралась в громкие горные ручьи, выбирающие витиеватые пути вниз, в предгорье.

Река, объединившая всю воду с гор, сначала мелькала между холмами, появляясь на виду лишь иногда. Затем разливалась в долине, рассекая ее на две почти равные половины. Огибала замок с обеих сторон, щедро заполняя водой крепостной ров, и текла дальше, к выходу из долины, вниз, на плоскогорье.

Там, внизу, Лекс пока оставил обычный лес. Осенний. Он вновь остановился на осени, позволяющей использовать сразу много красок. Как бы ни прививали ему любовь к чистым цветам, Лекс все еще предпочитал разнообразие. А если он способен удержать все эти цвета в памяти, воссоздать, моментально затвердить, словно используя акрил, а не масло, то почему он должен себе отказывать?

* * *

Чужого он почувствовал сразу. Теперь, когда это была его долина, его горы и его река, – ничто внешнее, не принадлежащее этим местам, не могло появиться здесь незамеченным.

Но дергаться Лекс не стал.

Чужой шел пешком, шел издалека, от самого входа в долину со стороны предгорий. Гостю, если это был гость, предстояла многочасовая прогулка. А у Лекса на это время нашлось еще множество занятий.

Он отложил свои творения лишь через пару часов. Теперь небо над долиной хвасталось красивыми кучевыми облаками, сбивающимися в небольшое стадо около горных пиков. А у опущенного моста через ров, с внешней стороны и чуть сбоку, вырос развесистый дуб. Старый. Сложнее всего было сделать его старым.

Именно у него гость и застрял.

Лекс стоял на крепостной стене, над воротами, думая, чем встречать незнакомца – кипящим маслом со стен или распростертыми объятиями. Но тот и не собирался заходить. Как только увидел дуб, остался у него.

Когда мужчина начал обходить дерево в третий раз, все время по часовой стрелке, Лекс не выдержал и спустился, чтобы выйти навстречу.

– Это чудесно. – Незнакомец поглаживал кору дуба и сказал это, даже не поворачиваясь в сторону мальчика, лишь услышав его шаги на мосту. – Ты даже не представляешь, каким даром, каким чудесным даром обладаешь!

– Вы кто? – спросил наконец Лекс.

Ему нравился мир, в который он попал. Но он и подумать не мог, что в нем есть кто-то, кроме него самого. Этого мужчину он не создавал, не представлял, да и вообще чувствовал его независимость и чужеродность в сравнении со своими творениями. Это был человек, настоящий, а никакая не выдумка.

– Вас тоже ударили по голове? Или как вы здесь оказались? – уточнил свой вопрос Лекс.

Мужчина расхохотался:

– А тебя, видимо, ударили?.. Меня зовут Михаил. Можно без отчества – какие уж тут отчества… Прежде чем рассказать тебе, чем и по какой части тела меня ударили, можно спросить: как ты сумел создать это дерево?

Лекс недоуменно пожал плечами, посмотрел на дуб, потом обратно на гостя.

– А в чем проблема? Это запрещено? Я думал, раз здесь можно создавать все прямо из воздуха, то почему бы этим не позаниматься? Просто… нарисовал.

– Просто нарисовал! Это великолепно! – Мужчина снова пошел вокруг ствола, касаясь коры кончиками пальцев и глядя вверх, на крону. – Замечательно!

Лекс молчал, терпеливо ожидая продолжения. Его отца иногда вот так же заносило, и в эти мгновения бесполезно было что-то спрашивать, пытаться привлечь внимание, общаться. Когда у родителя наступало такое состояние, нужно было просто дождаться его окончания. Всё, других рецептов не существовало. Из легальных, по крайней мере. А так – мысли использовать удар сковородкой по лбу иногда возникали даже у Лекса.

– Каждый лист!.. А цвета-то какие!.. И ветки… Все подробно, в деталях!..

Лекс только сейчас разглядел, что мужчина совсем тощий. Худобу отчасти скрывали просторные джинсы и серая непритязательная футболка на размер больше нужного. Но когда Михаил двигался, его тощие руки, худая шея и впалый живот становились центром композиции.

Лекс задал себе вопрос: похудел ли мужчина в этом мире или просто пришел сюда уже дистрофиком? Решил, что все-таки пришел. Непохоже было, что здесь вопрос питания был хоть до какой-то степени актуален.

Наконец гость закончил осмотр.

– Это лучший дуб, что я видел в жизни! – признался он, вернув свое внимание к Лексу. – Можно я его возьму?

– Да берите, – пожал плечами мальчик. – Я еще один нарисую.

– Что? – недоуменно воззрился Михаил. – А-а, нет, так здесь не забирают. Я постараюсь запомнить, как он выглядит, и воссоздам у себя. Копию сделаю. Так, может, и не выйдет, но раз уж теперь есть оригинал и время присмотреться, то становится значительно легче. Ну или ты как-нибудь в гости заглянешь, подаришь мне дуб…

Михаил покраснел, словно сказав что-то неприличное. Помолчал, сглотнул и поправился:

– В гости здесь ходить опасно. Это я не подумал… В гостях выжить намного сложнее, чем на своей территории.

– Выжить? – Вопросов у Лекса было значительно больше, чем возможностей их задать. – Почему ты тогда пришел в гости?

– Ну да, выжить, – беззаботно отмахнулся Михаил. – А я рискую появляться в гостях только у таких, как ты, – совсем еще слабеньких. Хотя, подумай я напасть, мне бы пришлось нелегко, но некий паритет все же есть.

– На меня тут напал… – вспомнил Лекс про вихрь, – то ли туман, то ли торнадо. И это правило его не остановило.

– А… – снова махнул рукой Михаил, – это пожиратели душ.

Глядя в ошарашенное лицо Лекса, мужчина предложил:

– Давай я тебе расскажу по порядку. Не то окончательно все запутаю. Собственно, ради этого я и пришел. Как тебя зовут?

– Лекс. – Мальчик решил, что ему лучше сесть, и уселся прямо на желтеющую траву, прислонившись к стволу дуба. Мужчина тут же присоединился, выбрав позицию так, чтобы можно было любоваться горами.

– Так вот, Лекс. Мы приходим в этот мир с болью…

Фраза должна была вызвать у Лекса некую ассоциацию, потому что Михаил сделал намеренную паузу и взглянул на мальчика в ожидании.

Когда реакции не последовало, мужчина улыбнулся:

– Все время забываю сделать скидку на возраст. Знаешь, обычно мне встречаются люди постарше. Здесь всегда так, легче встретиться с похожим, подобным тебе. Но – по порядку… Это мир сложен. Я бы даже сказал – запутан до невозможности. Поэтому позволь я внесу в происходящее вокруг некую схему, чтобы тебе было легче понять основы. Этот мир, конечно, сплошное воображение, но нам это не мешает разложить все по полочкам. На то мы и люди. Особенно когда мир слишком сложен, чтобы осознать его разом. Мы раскладываем его на настолько простые составляющие, что даже самим стыдно. Итак: как мы здесь появляемся, какие твари и люди населяют этот мир и что здесь важно? Не просто важно, а важно для выживания?..

Увлекшись, Михаил забыл об окружающих красотах, поднялся с земли и начал прохаживаться перед Лексом. Туда и обратно, туда и обратно, не останавливаясь, без пауз, лишь задерживаясь каждый раз ровно на одно мгновение перед тем, как развернуться и пойти в обратную сторону.

– А то знаешь, ты как будто завернул за угол, а там – опля! – целый новый мир. Любого с толку собьет. Меня в свое время сбило. Но я успел разобраться. Повезло. Вообще-то эта реальность – настоящая клоака, по сравнению с которой Земля может показаться раем. Здесь собрались мечты убийц, фантазии насильников, боль и ярость умирающих праведников и несбывшиеся надежды на встречу с Богом. Здесь – величайшее поле битвы, которое не найти более нигде!

Лекс кивнул. Пока что об обещанной упорядоченной лекции речи явно не шло. Хотя говорить Михаил умел, можно было заслушаться.

Словно почувствовав мысль мальчика, мужчина замер на полушаге, сделал паузу, развернулся чуть раньше, чем до этого, и пошел в обратную сторону:

– Так вот. Появиться здесь можно, сохранив полноценный разум, тремя способами. Первый: остаться без сознания на очень длительный срок. Это, кажется, мой случай, хотя я не уверен. В нашем родном мире этот метод, конечно, приятного с собой не несет, но здесь он один из самых лучших. Потому что ты оказываешься здесь надолго и очень осмысленно.

– Наверное, – вклинился Лекс, – и я так попал. Ударился затылком. А в том мире, в нашем, я уже умер?

– Нет, – замотал головой Михаил, – нет и нет! В этом и проблема. Умирая в том мире, ты гибнешь и здесь. Сто процентов! Ни малейшего шанса на выживание. Поэтому раньше этот мир и не был заселен. Почти. Сейчас пациентов в коме могут держать живыми годами, и это позволяет хранить надежду.

– А можно вернуться? – Мгновением раньше этот вопрос не интересовал Лекса совершенно. Он вообще мало задумывался, жив ли он еще или нет. Его слишком сильно поглотили текущие занятия – схватки и создание этой долины. Но, как только гость направил его мысли в это русло, он сразу вспомнил о родителях.

– Не перебивай, говорю. Можно. Из комы же возвращаются иногда. Вопрос, сумеешь ли ты это сделать?.. Не перебивай. Второй путь – это транс. Древние цивилизации знали, что делают. Индусы попадали сюда еще века назад и постепенно накапливали осознанные знания о правилах этого мира. Они сотни раз терялись, уничтожались вместе со смертью их владельцев или возвращением их в реальность, но постепенно все равно росли.

– А… – Лекс не успел ничего спросить, потому что Михаил предупреждающе поднял руку.

– Нет. Если ты возвращаешься в реальность, то ничего не помнишь. Так же, как после сна. Обрывки, тени воспоминаний, сны – не более того. Третий путь тоже появился давно, но лишь недавно люди, пришедшие сюда этим путем, заполонили все вокруг. Это – наркотики. Самый легкий и короткий путь. И, понятно, самый скоротечный. Даже такие, как мы с тобой, – коматозники – живут дольше. Через наркотики сюда приходят лишь набегами, на время, как и спящие. Но, в отличие от спящего, через наркотики сюда попадает полноценная личность.

– А если заснуть?

– Если заснуть, сюда попадает не человек, а его сон. Это сложно объяснить, но очень легко почувствовать. Когда встретишь сон – ты поймешь. Он может даже говорить. Крайне редко, но бывает. Но сон в этом мире – пешка. Марионетка. Легко подчиняем. Вторая фигура по силе после фантомов.

– Фантомов, – кивнул Лекс. – Конечно.

– Я же говорил, не перебивай! Каждое слово, что я скажу, будет вызывать у тебя десяток вопросов, а у меня сейчас не так много времени. Ухвати пока суть, чтобы выжить. Шутки и детские шалости для тебя закончились на ударе по затылку. Взрослей! И взрослей быстрее, иначе родители не дождутся твоего возвращения из комы.

Лекс терпеливо смолчал.

– Есть еще кое-какие, совсем уж экзотические пути попасть сюда, но они почти не используются. Те, кто попал сюда так, как я описал, – единственные, кто здесь важен. Считай их игроками. Воинами. А врагами или друзьями – это уж как пойдет. Они создают и меняют эту реальность. Или, если хочешь, реальности. Еще есть сны. Их миллионы. Это тени людей, проекции земных снов в этот мир. Убить человека через сон невозможно именно потому, что он слишком инертен. Почти невозможно. И еще – есть огоньки. Я их так называю. Души умерших, если ты веришь в существование души. Проекции навсегда погибшего разума, если ты хочешь псевдонаучного объяснения.

– Они нападают? – озарило Лекса.

Михаил посмотрел на него внимательно.

– Да, но лишь в первые мгновения, как только ты сюда попал. Если напавший огонек, вернее, его последняя эмоция – страх, отчаяние или злость – окажется слишком силен, а ты – слаб, он может утянуть тебя за собой. Это будет означать, что в реальном мире ты умрешь, а здесь будет бездумно дрейфовать двойной огонек. Две души, два духа, два осколка разума. Если ты победишь, то получишь некую эмоцию, силу, возможность, которую в будущем сможешь использовать. Я называю это фамильярами. Здесь они с тобой с самого начала и до конца. Их нельзя поменять, получить новые, от них не избавиться. Чаще всего, как у меня, у игроков один фамильяр, но я слышал и о пяти разом. Хотя не знаю, как можно такое пережить. Сколько у тебя?..

– Не знаю… Сильно сдавило горло, почти задохнулся. И колено тоже болело, хотя по сравнению с шеей – мелочи.

Михаил покивал:

– Наверное, два. Не знаю, ты позже это определишь, когда чуть освоишься. А огоньки ты можешь собирать и потом. Фамильярами они уже не станут, но дадут нужную здесь силу. Единственный способ поначалу окрепнуть – это собирать огоньки.

– А как? – Лекс огляделся. Как и ожидалось, ни одного огонька в окрестностях он не увидел.

– Потом… Следующий, кто на тебя напал, – пожиратель душ. Это местная фауна. Я же говорил, что все непросто – здесь есть и местная живность. Даже в мире сплошных грез и фантазий. Хотя некоторые считают, что и пожиратели, и демоны, и остальные – не исконно принадлежат этому миру, а всего лишь огоньки, переродившиеся тысячелетия назад. Кто знает. Тут раскопки не проведешь и теорию эволюции на практике не проверишь. Пожирателей можешь больше не опасаться, если только сам за ними охоту не устроишь. Они нападают всегда один раз, в самом начале, после твоего появления, пока игрок слишком слаб. Единственный шанс его одолеть на его территории. Пожиратели, из тех, кто поудачливей, убивают много игроков и могут переродиться в демонов. Вот от них пока лучше прятаться. Но это просто: не высовывайся за свой мирок, и все.

Лекс кивнул. Ему было чем здесь заняться.

– Мне скоро уходить, – заторопился Михаил. – Поэтому коротко, совсем коротко. Как игроки находят друг друга? Не только игроки, то же самое относится и к снам, и к огонькам. Но прежде всего игроки. Они должны быть близко, чтобы тебя обнаружить. Что такое «близко» в нашем с тобой мире? Это значит – близко по месту в той реальности, где ты лежишь в коме, – раз. И это не самое важное. Другие параметры: возраст, язык, стиль мышления, развитость – что даже важнее возраста. Самое важное – эмоция. Твоя развитость не по возрасту позволила мне найти тебя. Обычно я встречаюсь с игроками постарше. Твоя эмоция – редкая, поэтому пока ты легко можешь спрятаться. Ты создаешь, а здесь это умеют на удивление мало людей. Но если в какой-то момент ты впадешь в ярость, то станешь видим для многих других игроков, и так далее. Это все сложно, запутанно, и нет мер и весов, и не напишу я тебе таблицу коэффициентов, позволяющую найти кого-то, кого ты хочешь найти. Но главное, улови суть!