Текст книги "Под ногами остров ледяной"

И теперь уже видны огоньки домиков станции.

– Заходим на посадку.

Проходим над полосой. Включен секундомер. Курс. Высота. Скорость.

– Где же эта проклятая пленка?

Команда штурмана:

– Разворот. Курс. Высота. Скорость.

– На посадочном. Полоса не видна.

– Курс. Высота. Скорость.

– Выпустить шасси!

– Есть.

– Закрылки.

– Есть.

– Фары.

Два тупорылых луча медленно выползают из крыльев и упираются в белесую пленку. Мгновенно в кабине делается светло – экран.

– Выключить фары.

Секунды прессуются в мгновения.

– Курс. Скорость. Высота.

Высота.

Высота.

– Когда же кончишься ты, пленка?

Ни земли, ни неба.

Высота.

Высота.

Земля близко. Земли нет.

– Приготовиться к уходу на второй круг.

«Может, еще пониже?» – мелькает мысль.

Нельзя.

– Уходим на второй.

Ревут моторы. Штурвал на себя. Вверх.

– Полоса под нами. Хорошо просматривается, – докладывает штурман.

Киваю головой: «Вижу. Где же ты была секунду назад?»

Жарко. По спине струйками бежит пот.

– Будем заходить другим курсом.

Включен секундомер. Разворот.

Все сначала.

Курс. Высота. Скорость.

Вошли в пленку тумана.

Высота. Высота.

– Полоса по курсу.

– Вижу. Фары.

– Есть.

– Закрылки.

– Есть.

Сразу за кромкой торосов колеса мягко коснулись полосы. Через сотни и тысячи километров полетела радиограмма в Москву, в Черский:

«Борт такой-то! Посадка на СП».

Евсеев:

Моторы остановлены. Люк открыт, и я с волнением впервые ступил на дрейфующий лед. Здесь, на северной окраине Восточно-Сибирского моря, было на 10° теплее, чем на материке. И это естественно; зимой в Центральном Арктическом бассейне теплее, чем на расположенной южнее суше: в Сибири или на Канадском арктическом архипелаге. Это объясняется большой теплоотдачей моря в атмосферу, а также частым притоком теплого воздуха в Арктику из Атлантического и Тихого океанов.

Рядом с ВПП уже стояли три собранных домика. Поодаль собирались еще два. В одном домике разместилась группа руководителя полетов, состоящая из четырех человек, в другом помещались все остальные. В третьем домике находился камбуз, и из него доносился запах жареного мяса.

Неумолчно тарахтел движок. У каждого домика горела электрическая лампочка. Рядом с домиками громоздились горы грузов: ящики, доски, мешки.

Подъехал на тракторе с волокушей Толя Быков. Поздоровались, и я с уважением посмотрел на его обветренное лицо, успевшее уже зарасти густой черной бородой; как-никак по сравнению с нами он здесь старожил – живет и работает более двух недель. Подходят Углев, Прозоров и еще несколько человек из состава экспедиции «Север-21». Я спешно жму всем руки и хватаюсь за ящики – волокушу надо скорее разгрузить. Снимаю с волокуши ящики, ставлю их в снег. Вокруг ничего не видно: ослепляет яркий свет прожектора с трактора. Закончив разгрузку, пошел на камбуз. Там при свете можно рассмотреть товарищей и прийти в себя от необычных впечатлений. Повар И. М. Шариков, опытнейший полярник, участник многих экспедиций на дрейфующий лед, предлагает мне горячие сосиски и лангет.

В домике площадью около десяти квадратных метров помещается газовая плита с баллоном, рабочий стол повара и три обеденных столика со стульями. На стенах развешаны ракетницы, карабины, ножи, ватники и шапки.

Входит Артур. В кожаной куртке, подпоясанной широким ремнем, с пистолетом на бедре. Расспрашивает меня об оставшихся на базе ребятах. Коротко знакомит с проделанной работой и дает задание. С 7 ноября станция считается официально открытой, а поэтому наряду с погрузочно-разгрузочными работами и работами по сборке домиков надо еще выполнять метеорологические наблюдения.

Саруханян:

Последний самолет садился на ледяной остров глубокой ночью. Впрочем, понятие «глубокая ночь» было уже относительно. Всего два часа робко алел на востоке горизонт. Это и был полярный день. Серые сумерки затем быстро переходили в черноту ночи.

Сели мягко, без толчков. В раскрытую грузовую дверь Ил-14 я увидел собравшихся у самолета ребят. Здесь была, наверное, вся станция, ведь мы с Борисом «приледнились» последними. Для ребят понятие дня и ночи тоже, очевидно, смешалось – работали почти круглосуточно.

В темноте, рассекаемой лишь лучами фонариков, лиц не разобрать. На этот раз от разгрузки нас великодушно освобождают. Мной завладевает Вадим Углев, мой непосредственный напарник по работе, за ним – Виктор Рачков, прибывший помочь наладить гидрохимические исследования. Они ведут меня в домик.

– Постойте, ребята, – придерживаю я их, – дайте хоть попробовать остров на прочность!

И с силой ударяю ногой по насту.

– Не волнуйся, надежен, как земля.

Действительно, никакого ощущения, что ты на поверхности океана. Тридцатиметровый слой льда под ногами незыблем.

– Такой не сломаешь! – говорит Виктор, которому довелось пережить один из самых драматических разломов – разлом на СП-14. Тема прочности ледяного острова обсуждается не впервые. Помнится, еще в Ленинграде бывалые полярники говорили мне:

– Ты на ледяной остров? Ну, это жизнь! Ложись на боковую и дрейфуй. Его не поломает.

Главный инженер института, к которому мы пришли на инструктаж по технике безопасности, начал так:

– Что самое страшное на дрейфующих станциях? Разломы и пожары. Но вас ломать не будет, поэтому поговорим о пожарах.

Словом, за свой фундамент мы могли не беспокоиться. Хотя была и обратная сторона медали – в тридцатиметровой толще льда лунку для океанологических работ не сделаешь. Придется, вероятно, выходить на припай, морской лед двухметровой толщины, козырьком отходящий от острова.

– Вадим, припай смотрели?

– Да, не волнуйся, – успокаивает Вадим, которому ясен ход моих мыслей. – Смотрели, бурили. Толщина метра два. Завтра сходим вместе.

Подошли к кают-компании. Молодцы, парни! Они уже успели собрать с десяток домиков, и главное – из двух соорудить кают-компанию. Она пока не благоустроена, наполовину занята ящиками с овощными консервами, мешками с картошкой – все это нужно сохранить в теп-ле, – но уже поставлены столики, и мы ужинаем в довольно комфортабельных условиях.

Заглядывает Артур:

– Эд, остановишься в домике гидрологов. Окончательно решим потом. Отдыхай.

В домике гидрологов жарко натоплена угольная печь. Тепло здесь берегут. Это я понял по тому, с каким пылом накинулись Вадим и Виктор на Володю Сафронова, который зашел за молотком и забыл закрыть дверь.

Обстановка походная – четыре раскладушки, гора рюкзаков и теплой одежды и рукомойник. Это понятно, ведь и сам лагерь здесь временно. Через пару дней мы будем перебираться поближе к краю острова, поближе к припаю, чтобы была возможность работать нам, гидрологам.

– Ну, будешь отдыхать или возьмем звездочки? – спрашивает Вадим.

Вопрос дельный. Под впечатлением первых минут знакомства с островом я как-то забыл, что станция уже две недели ведет регулярные наблюдения. Каждые сутки Вадим определяет координаты ледяного острова по звездам. До моего приезда ему помогали Юра Константинов или Виктор. Пришла пора включаться и мне.

Сажусь у хронометра, надеваю наушники, а Вадим, накинув ватник, выходит к теодолиту на тридцатиградусный мороз. Через минуту слышу его голос в наушниках:

– Сейчас поставлю уровень и начнем. Поехали. С Денеба…

Денеб, Вега, Алиот – наши путеводные звезды. Наведя трубу теодолита на одну из них, Вадим командует:

– Приготовились… ноль! – и я беру отсчет времени по хронометру. Зная высоты светил и точное время, легко рассчитать место льдины в океане. А это важно для всех работ дрейфующей станции.

Вадим входит весь заиндевелый.

– Ну как?

– Пока без павильона ветерок поддает, слезу выжимает. С павильоном будет нормально.

– Звезды хорошо видны?

– Светят, как лампочки. Да ты выйди, попробуй взять хоть одну.

Рискнем. Прошел же я стажировку в институте. Но, выскочив на мороз из жарко натопленного помещения, я вмиг забываю, чему научился: где какие винты, как брать отсчеты.

– Ну и колотун!

– Что? – в наушниках голос Вадима.

– Погоди, Вадим, дай вспомнить. – Постепенно что-то соображаю. Наспех отнаблюдав звезду, бегу в домик.

– Для первого раза сойдет, – говорит Вадим, – потом потренируешься.

Вадим в Арктике, как дома. Окончив в 1950 году Ленинградское арктическое училище, он пришел работать в Арктический институт. Плавал в ледовом карауле, дрейфовал на четырех СП. Заочно окончил Гидрометинститут. И тут не изменил Арктике – защитил диплом по теме «Дрейф льдов в Арктическом бассейне».

Когда встал вопрос о выборе второго гидролога, лучшего специалиста, чем Углев, желать было трудно.

Наутро, если можно назвать утром полную темноту, двинулись вдвоем за четыре километра к краю ледяного острова. Нас сопровождает собачий коллектив. Клички собак мне уже известны. Впереди солидно, чуть прихрамывая, трусит пес Варнак. Варнак давно уже завоевал лавры почетного полярника, наша дрейфующая станция по счету восьмая, на которой ему приходилось зимовать. Этот пес никогда не видел травы, не знает запаха земли. Полярник, что называется, до мозга костей. Рядом с ним – комок черной свалявшейся шерсти, именуемый Мухой. Более неряшливой собаки мне не приходилось видеть. Но и более неутомимой. Вадим, которому Муха знакома по дрейфу на СП-17, рассказывает, что она часами может носиться по льдине без отдыха и так же часами просиживать у черной полоски разводья, карауля нерпу.

А вокруг нас резвятся три щенка: Генка, Жанка и Жох. Они родились месяца три назад на СП-18. Станция тогда дрейфовала вблизи островов Генриетты, Жаннетты и Жохова, отсюда и их клички.

Дорога до бухты укатана трактором, шагается легко, и вскоре мы уже у края острова. Здесь остров плавно переходит в припай. Метров через пятьсот припай оканчивается, и там тянется цепь торосов. За ними морские дрейфующие льды с разводьями и трещинами. Только теперь, глядя на них, начинаешь ощущать, что ты в океане.

До рассвета еще далеко. Освещаем местность парой ракет и выбираем место для бурения. Лед, подходящий для устройства гидрологической лунки. Удобно и то, что бухточка прикрыта от торосов небольшим обломком острова, так называемым «щенком». Припай здесь должен держаться.

Пока мы бурим лед, я беспокойно оглядываюсь. Еще до отъезда сюда наслышался немало историй о медведях. И теперь жду, что они вот-вот появятся. Вадим спокоен. После некоторых колебаний все же спрашиваю:

– Как ты считаешь, медведь может появиться?

– Конечно.

– А что же ты не смотришь?

– Ты не замечаешь. Время от времени я поглядываю. Да и Варнак лежит спокойно, а ему я доверяю. И смотреть нужно не вообще кругом, а в сторону, куда дует ветер. Медведь обычно приходит с наветренной стороны.

Успокоил. Закончив работу, собираем бур, вьюшку, которой измеряли глубину, и движемся к острову. Варнак поднимается и трусит за нами.

– Как место? – встречает нас Артур.

– Годится. Будем делать лунку в бухте.

– Отлично. Тогда завтра подготовка к переезду, а послезавтра – в новый лагерь.

К переезду готовятся все. Эта жизнь с пересадками уже порядком надоела. Хочется наладить быт и приступить к нормальной работе.

От всех:

Если вы когда-нибудь бывали в холмистой, заснеженной степи, то легко представите себе поверхность нашего ледяного острова. Она вся рассечена неширокими параллельными «реками», по которым весной талые воды сбегают в океан. И хотя сейчас долины речек занесены снегом, отчетливо ощущаешь, как домик вслед за трактором ныряет с бугра, пересекает долину, а затем выползает на очередной «водораздел». В полной темноте тебя мотает от стенки к стенке, домик скрипит и раскачивается, как корпус корабля, попавшего в шторм. Иногда от толчка распахивается дверь, и тогда видно, как, раздвигая фарами темень, наш тракторишко, урча, влезает на следующий бугор. Переезжаем весь день. К вечеру на месте колышков, вбитых Артуром, беспорядочно стояли домики. Пробросили временную проводку, и окошки затеплились желтым светом. Стало веселее.

Отметить новоселье собрались в кают-компании. В этот вечер наша каюта напоминает корчму у дороги. Жарко натоплена печь, над самой головой еще жарче светит трехсотваттная лампа, которую кто-то окрестил «солнце Армении». В печном и табачном дыму расплываются раскрасневшиеся лица, с глухим звоном сдвигаются стопки. Первый тост за «новую деревню», потом за 75-ю параллель, которую мы только что пересекли. Традиция СП – отмечать каждый градус широты, пройденный по пути к полюсу. Спирт при этом разводят «по широте». Но льдина – не атомоход, поэтому это событие довольно редкое. Голоса все громче. Пока еще заводилы в этом клубе рассказчиков – бывалые полярники. Они начинают обычно со слов: «А у нас…»

– А у нас на пятнадцатой, – говорит Володя Гвоздков, – домики так не поставишь. Друг от друга подальше. Льдина потрескивала. Здесь вы можете спать, как боги: тридцать метров. А там лежишь и прислушиваешься. Услышишь противное шипение – значит, где-то прошла трещина. Выскакивай и смотри.

– Ну, а на четырнадцатой мы вообще над трещиной жили, – вспоминает Рачков. – Помню, вертолетчики прилетели нас на Жохова перебрасывать. Пришли в наш домик. Один вышел и тут же обратно: «Ребята, под домиком трещина!» – «Знаем, уже месяц». – «Ну нет, – говорят, – здесь нам не климат. Будем базироваться на Жохова».

В углу, где сидит Толя Быков, взрывы хохота. Толя неистощимый рассказчик. Истории, которые с ним приключались, из рода фантастических. Рассказывает он со вкусом, пересыпая речь забористыми словечками, с усмешкой поглядывая из-под очков на слушателей. И почти во всех рассказах вместе с ним фигурирует его «красавица», как любовно называет он свою «Волгу». Потом, в благодарность, мы изберем его Президентом клуба рассказчиков, и он до конца дрейфа будет с честью оправдывать наше высокое доверие.

Наутро над лагерем раздавался зычный голос начальника:

– Тяни к себе! Натягивай! – Артур, как председатель колхоза, носился от домика к домику, вместе с доктором размечая места для их расстановки. Все делалось с помощью веревки и колышков. На размеченные места Толя трактором перевозил домики. Постепенно выстраивалась улица. По одну сторону встали дизельная, домик механиков и кают-компания. По другую – домик доктора и повара, домик начальника и домик гидрологов. В конце улицы, поперек нее, расположились домики радистов и метеорологов, перед ними радиомачты и мачта с государственным флагом СССР. И чуть в стороне, в полусотне метров от лагеря (по инструкции), – хозяйство аэрологов.

Выглядело все это очень неплохо, но Артуру хотелось еще поставить у входа в лагерь две глыбищи голубого льда. Тогда, по его мнению, архитектурный облик нашего городка был бы полностью завершен.

За домиками там и сям разбросаны склады с горючим газом, продовольствием, хозяйственным оборудованием. Хотя разлом острову не угрожает, но, как говорится, береженого бог бережет. Поэтому, как и полагается на дрейфующем льду, склады рассредоточены.

Теперь нас охватила строительная лихорадка. Человеку свойственно создавать себе хотя бы минимум комфорта. Полярники смотрят на это серьезнее – жить на льду предстоит не день, не два, а год, и нужно устроиться так, чтобы мелочи быта не омрачали жизнь.

И тут мы поняли, что дрейфующая станция – это не только научные наблюдения или, на худой конец, погрузка и выгрузка. Это еще и большое строительство. Нужно строить павильоны для наблюдений, склады для продовольствия, тамбуры у домиков, чтобы в дверь не задувал морозный ветер. Нужно строить нары, для того чтобы спать, столы, чтобы работать, и, наконец, умывальники и туалеты. Нужно сделать электропроводку и установить соляровую печь, обтянув трубу. И делать все это нужно самим.

Саруханян:

На горизонте разлилось голубое сияние. Это льды отражают холодный свет луны. А вдали, в километре от нас, теплом светят огни станции. Здесь, на припае, мы вчетвером: Вадим, Михаил Иванович, Олег и я. Собираем палатки для гидрологических и ледоисследовательских работ. От прикосновения к обжигающим на морозе дюралевым трубам пальцы немеют. Вадим советует отогревать их на шее.

В перекурах рассказываем друг другу о поездках на юг: от этого нам вроде становится теплее.

Закончив с палатками, принялись за лунку. Вырубили три отверстия, заложили заряды – и Вадим рванул. В воздух поднялся десятиметровый столб воды и ледяного крошева – и рухнул вниз. Подошли к лунке. Ее разнесло метра на четыре. Едко пахнет порохом. Как большие белые рыбины, плавают в громадной проруби льдины. Вылавливаем их сачками одну за другой.

В азарте ухватив внушительных размеров обломок, я волоку его к краю. Но кусок не по зубам, на лед не поднять.

– Подожди! – бросается на помощь Олежка. Но льдина не поддается. Тогда, бросив сачок, я падаю перед ней на колени и хватаю прямо в воде. Пыхтя, выволакиваем. Вадим не дремлет:

– Рукавицы можешь выбросить. После соленой воды греть не будут.

Опять промах.

Но что за прелесть открылась перед нами. Голубовато-зеленая фосфоресцирующая вода – и в ней масса живого. Опустив в воду трехсотваттную лампу, мы увидели бесчисленное множество рыбешек, медуз, рачков. Они проносятся перед нами в сильной струе, похожие на разноцветные елочные игрушки. В последние дни скорость дрейфа увеличилась, и сейчас остров движется подобно могучему ледоколу, оставляя за собой кильватерную струю. Картины меняются, как кинокадры, и можно часами рассматривать этот неутомимый мир.

– Ну ладно, пора двигать, – говорит Вадим. – Теперь пусть покроется ледком, потом сделаем колодец, поставим палатку.

У станции вовсю светят прожектора. Идет сборка аэрологического павильона – последнего строящегося сооружения. Аэрологи спешат, с 1 января решено начать наблюдения по полной программе.

От всех:

Первое января совсем близко. Заканчивается второй месяц дрейфа – одна шестая срока, который нам отведен. Уже была первая метель, первый день рождения и первое профсоюзное собрание. И вот теперь приближается первый Новый год на дрейфующей льдине. Его наступления мы ждем с особенным нетерпением – накануне к нам должен прибыть самолет с елкой, с подарками, а главное, с письмами. Хотя мы уже обжили эту «новую землю» и не чувствуем себя новоселами, но мыслями все еще там, на материке, с родными и близкими. Поэтому все мы очень ждем писем, и 28 декабря станция с утра в возбуждении – к вечеру будет самолет.

Сразу после завтрака на взлетную полосу уходит группа гидрологов. Дорогу освещают фары трактора, который движется следом. Всю неделю мела пурга, и местность вокруг приобрела новые очертания: долины речек занесло еще больше, у бугров образовались длинные шлейфы сугробов.

Замело и дорогу. Ее удалось отыскать лишь по бочкам, выставленным на обочине. Два дня подряд Миша Судаков ездил по ней на аэродром и, по десять-двенадцать часов не вылезая из трактора, укатывал полосы, срезая заструги и уминая снег «гладилкой». Сейчас полоса укатана довольно плотно, но снега по краям достаточно. Электростарт – цепь посадочных огней – занесен полностью. Начинаем его откапывать. Полное безветрие. Темное небо расцвечено сполохами полярного сияния. Столбы света, красного, оранжевого, фиолетового, исходят из одной точки, образуя купол. Он зыбок, непостоянен, цвета и оттенки переливаются – и эта подвижность еще более подчеркивается застывшим в покое ландшафтом ледяного острова.

– Больше всего я люблю на Севере вот такие ночи, – говорит Володя Волдаев.

У этого парня, аэролога, тонкая душа. Он уже много лет занимается балетом в народном театре, играет на аккордеоне, поет. Для станции – просто находка. Правда, эта находка иногда преподносила сюрпризы. В период завоза вместо хорошей рыбы приобрел по собственной инициативе 200 килограммов ряпушки, за что схлопотал выговор. Но, как говорится, кто не без греха. Сейчас он вовсю шурует лопатой, очищая от снега кабель электростарта. На пригорке механики возятся с «абешкой» – небольшим бензиновым движком. Через несколько минут движок заработал – и полосу осветили голубые и красные огни.

К прилету самолета на полосе была почти вся станция, за исключением дежурного и вахтенных.

Собравшись кругом, мы озабоченно вертели головами: каждому хотелось первым увидеть огни самолета.

– Летит! – закричал Володя. На юго-востоке небосклона будто зажглись три новых звезды. Они медленно перемещались по небу, приближаясь к земле. Через пару минут послышался гул моторов, и над головами пронесся «Ил». Тут же раздался залп – и в небо полетели ракеты.

– Вы что, очумели?! – закричал Воробьев. – Если палите, так хоть вдоль линии, а не по самолету!

Самолет уже садился. Не ожидая, пока остановятся моторы, мы бросились к трапу. Впереди неслись собаки.

– Спокойно, спокойно, не все сразу, – уговаривал бортмеханик, – самолет раздавите…

– Почта есть?

– Есть! Все есть. И посылки, и елки-палки…

– Весь груз на волокушу! – командует Артур. – Разбираться будем в лагере.

Выгрузка закончена. Прощаемся с парнями. Улетают в Ленинград Витя Рачков, Володя Гвоздков и Толя Николаев. Свою задачу они выполнили отлично – в сложный период организации и строительства станции оказали нам неоценимую помощь. Расставаться с ними грустно.

Последние дружеские объятия, последние слова: зайди, позвони, расскажи. Через пару дней они будут уже в Питере, увидят наших родных, передадут живые приветы.

Самолет уже на старте. Взлет – и прощальный круг над головами. Снова ракеты, но уже вдоль полосы. Следующий самолет будет нескоро. Только весной. А до этого времени нас остается здесь семнадцать человек.

Волокуша загружена до предела. А наверху воцарилась зеленая пушистая ладожская елка. В этом краю снега и льда ее живая зелень кажется противоестественной. Облепив волокушу со всех сторон, ухватившись за ящики, за веревки, мы двинулись в лагерь.

Два дня станция жила в возбужденно-радостном состоянии. В домиках и кают-компании все разговоры только о новостях, полученных с материка. Кроме писем и посылок от родных и друзей, пришла большая посылка от комсомольцев Арктического института. Пакет с многочисленными посланиями, стихами, рисунками прислали ребята из 336-й лининградской школы – члены клуба имени Г. Я. Седова. Среди них нас особенно растрогало одно, посвященное нам:

 
Пустыня белая без края,
Живет в соседстве дед Мороз,
Стоят на страже неизменно,
Мороза не боясь угроз:
Васильев, Быков, Чилингаров,
Сафронов, Ремез, Судаков,
Евсеев, Сериков, Волдаев,
Саруханян и Дондуков.
И Воробьев, и Кривошеин,
И Углев, Прозоров, Смелков,
А на защите их здоровья
Стоит Геннадий Горбунов.
Пусть ваша льдина будет прочной,
Пусть дрейф спокойно ваш идет,
Пусть дед Мороз к вам будет добрым
И всем вам счастье принесет!
 

Отвечать на такое послание можно было только стихами, и через некоторое время рация СП-19 передавала в эфир:

 
Вы себе и представить не можете,
И, наверно, понять до конца,
Сколько чуткости нежной заложено
В ваших милых ребячьих сердцах!
К нам сюда на земную окраину
Вы доставили столько тепла,
Что во льду появились проталины,
Наша льдина чуть-чуть протекла.
Мы спокойны за вас, дорогие,
Верим, вырастет славная рать,
Ведь у вас педагоги такие,
Что работают только на «пять».
Мы вас ждем, прилетайте весною.
Наша льдина – надежный ваш дом,
А путевка на Северный полюс
Добывается только трудом!
Сколько слов еще нужно сказать вам,
Да боимся – не выдержит рация.
Обнимают вас старшие братья,
Комсомольцы СП-19…
 

СРОЧНО ЛЕНИНГРАД КРУТСКИХ ПОЛНОСТЬЮ ЗАВЕРШИЛИ СТРОИТЕЛЬСТВО ЛАГЕРЯ НАУЧНЫХ ПАВИЛЬОНОВ ТЧК ПРИПАЕ ОБОРУДОВАНА ГИДРОЛОГИЧЕСКАЯ ЛУНКА ВЫПОЛНЕНА СТАНЦИЯ ТЧК ПРОБУРИЛИ ШАХТУ 8 МЕТРОВ ДЛЯ НАБЛЮДЕНИЙ ТЕМПЕРАТУРОЙ ЛЕДЯНОГО ПОКРОВА ТЧК ПЕРВОГО ЯНВАРЯ ПУСТИМ ПЕРВЫЙ РАДИОЗОНД ТЧК ВСЕ ОТЛИЧНО НОВЫЙ ГОД ВСТРЕЧАЕМ БОДРОМ ЖИЗНЕРАДОСТНОМ НАСТРОЕНИИ ТЧК ДАЕМ ПЕРВЫЙ ПОЛЯРНЫЙ КВН ТЧК ГЛУБОКО БЛАГОДАРНЫ НОВОГОДНИЙ РЕЙС ЕЛКУ ПОСЫЛКИ ТЧК С НАСТУПАЮЩИМ ПУСТЬ ОН БУДЕТ СЧАСТЛИВЫМ ДЛЯ ВСЕХ ЧИЛИНГАРОВ