Текст книги "Последний полет «Жар-птицы»"

– Что именно?

Антонов снова положил ей руку на колено, а потом приблизился к девушке поближе и поцеловал ее в губы. Мария послушно ответила ему, но потом резко оттолкнула.

– Что ты делаешь? Я что для тебя, подопытный кролик?

– Нет, что ты, – ответил ей Андрей, продолжая гладить ее рукой и косясь на экран компьютера. – Как ты могла такое подумать?

Но Мария не могла не заметить некоторую холодность в движениях Андрея, поэтому, когда его рука потянулась к молнии на джинсах, она остановила ее и, выскользнув из-под него, приказала:

– Выключи свою железку! Я так не могу!

Андрей нехотя выполнил ее приказ.

* * *

Поздно вечером, проводив Марию до дома, он по обыкновению зашел к академику в гости. Мария ушла спать, а они вместе с Анатолием Евгеньевичем прошли на кухню и закрыли за собой дверь.

Каждый раз, когда Андрей приходил к Руденко, академик включал большой электрический самовар, доставал из кухонного шкафа розетку с клубничным вареньем и, приговаривая: «Что ж, молодой человек, чай не водка – много не выпьешь!» – выставлял на стол две гигантские чайные чашки.

Анатолий Евгеньевич очень любил пить чай из такой посуды. Он мог выпить за один присест до пяти больших кружек крепкого индийского чая. Приучал он к этому и Антонова.

Так было и на этот раз, но Андрей от чая отказался, а потом, долго подбирая слова, рассказал Руденко о том, что произошло в лаборатории. Он взахлеб говорил о том, как отреагировал компьютер на появление Маши в лаборатории, какого цвета у нее гнев и любопытство. О сексе он благоразумно упустил, и из-за этого рассказ в конце получился скомканным.

Руденко внимательно его выслушал. А потом долго молчал, помешивая сахар маленькой ложечкой.

– Все, что ты говоришь, очень интересно с научной точки зрения, – сказал он, наконец. – И, возможно, это даст нам то, над чем мы с тобой так долго бились. Конечно, это только начало процесса, но я не сомневаюсь, что ты доведешь начатое до конца.

– Да, но в эксперименте тогда должна участвовать Маша!

Руденко сделал глоток из своей кружки, потом поставил ее на стол и достал сигарету. Прикурил.

– Вот здесь все сложнее. Ты уверен, что только Маша обладает такими способностями?

– Нет. Такими энергетическими показателями обладают многие люди. Статистика говорит, что приблизительно один человек на миллион. Но нам ведь надо еще найти такого человека и убедить ввязаться в проект. А Маша не только обладает такими возможностями, она ведь и отличный летчик.

Руденко понимающе кивнул головой, а потом задал вопрос, которого Андрей не ожидал:

– А как далеко зашли твои отношения с моей дочерью?

Андрей опустил глаза.

– Достаточно далеко.

– Это плохо, – Руденко выпустил сизый клубок дыма из носа и замахал перед лицом рукой, разгоняя туман.

– Ты только не подумай, я не против вашего счастья, но в науке иногда для того чтобы совершить что-то значительное, надо пойти на большие жертвы. Ты готов к этому?

Андрей непонимающе посмотрел на своего научного руководителя.

– Что вы имеете в виду?

– Я смогу убедить Машу принять участие в нашей работе, даже не буду против того, чтобы она вживила в себя платиновые пластины. Но ты должен прекратить всяческие личные контакты с моей дочерью. Поверь, я говорю тебе сейчас как ученый, а не как отец. Влюбленность – самое неизученное состояние человека. Многие древние философы не зря говорили, что любовь – это некоторая форма помешательства. А мы не можем рисковать проектом. Слишком много сил и средств вложено в него. Я не говорю, что это навсегда. Но на какое-то время вы должны расстаться.

Они очень долго беседовали с ним об их отношениях с Марией, о ее способностях и о перспективах его новой разработки и разошлись только под утро…

Со времени того разговора прошло десять лет. Но Антонов помнил его, как будто он состоялся только вчера. Помнил и пощечину, которую оставила Мария у него на щеке на следующий день.

Сегодня, когда новый и самый современный в мире самолет, снабженный уникальной системой управления, стоял в ангаре, отдыхая после своего очередного успешного полета, он хотел бы сказать, что жертва ради науки была, конечно, не напрасной. И это грело его душу. Но желто-зеленые сигналы из утробы Марии говорили, что, возможно, она была и не нужна. Но что сделано, то сделано.

Андрей разжал кулаки.

– Мария Анатольевна, мы отвлеклись от темы. Сосредоточьтесь! Еще немного и вы будете свободны.

Мария тогда испытывала сильное чувство к Андрею, но не до беспамятства. Ей нравилось, как он ухаживает за ней, нравилось заниматься с ним сексом. Нравилось отдаваться целиком и полностью в его сильные руки. Но не более. Огромное количество других интересов: учеба, самолеты, музыка – так же были для нее важны. В то время она хотела просто наслаждаться жизнью, беря от нее по максимуму, не думая о последствиях. Андрей занимал в ее жизни много места, но не все. Там было место и для других не менее важных дел и … мужчин.

Например, ей очень нравился Ринат. Он приходил к отцу по понедельникам и всегда дарил ей цветы. А вот Евгений был не в ее вкусе. Да он и сам не проявлял к ней никакого интереса. Что ее очень сильно раздражало.

Поэтому Мария влепила пощечину Антонову исключительно по той причине, что так надо. Неслыханное дело, ее променяли на непонятно что, на какие-то мифические научные перспективы. Конечно, попереживала несколько дней, даже в подушку всплакнула один раз, но потом после разговора с отцом поняла, ради чего ее чувства приносятся в жертву и, взвесив все «за» и «против», перестала расстраиваться. В конце концов, зачем ей был нужен мужчина, который не замечает ничего, кроме своего компьютера.

После истории с Андреем она решила для себя, что больше никогда не будет иметь никаких дел с учеными. Нет, Ринат ей по-прежнему нравился, но она предпочла больше не рисковать. Ей был нужен нормальный мужик, который не витает в облаках, а твердо стоит на земле и имеет вполне земную профессию. Именно таким ей изначально и показался Боря, сын главного бухгалтера центрального городского универсама. Но сын главного бухгалтера, как и следовало ожидать, это еще не сам главный бухгалтер.

Они познакомились с ним на городской танцплощадке «Клетка», где Борис всех угощал коктейлем «Секс на пляже». Мария решила, что такой денежный мужик ей и нужен, поэтому, когда он ей под утро ни с того ни с сего предложил пожениться, она, не долго думая, согласилась. Свадьба была пышная, в московском ресторане, потом они поехали отдыхать в Крым, откуда она вернулась уже беременной.

Сразу после этого Борис перестал обращать на нее внимание и ударился в очередной загул. Она думала, что когда родится сын, он остепенится, но это было ложное представление о действительности. Он встретил ее из роддома с цветами и шампанским на белом «Мерседесе», подарке родителей. Шикарно отметил рождение сына в ресторане и снова исчез с ее горизонтов. Даже не приехал на развод.

После этого случая она поняла, что от мужчин сегодня вообще ничего не дождешься, и решила жить жизнью свободой женщины. А потом вообще личные переживания отошли на второй план, потому что работа в отцовском проекте была очень интересной и позволила ей забыться.

Сначала, конечно, ее раздражало, что все ее эмоции отражались в памяти компьютера, за которым сидел Антонов, но очень скоро она научилась еще больше управлять своими чувствами и организмом и стала смотреть на Андрея, как на дальнего родственника.

Только изредка у нее проскакивали нотки стервозности, как, к примеру, на этот раз, но не более того.

– Андрей, я закончила, – сказала Мария, открыв глаза. – Можно встать?

– Да, на сегодня все. – Андрей замолчал, но Мария почувствовала, что он что-то не договорил.

– Ты что-то хотел сказать?

– Да, – ответил Антонов. – Хотел тебя спросить, что ты собираешься делать с ребенком?

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Меня волнует то, как это отразится на проекте?

– А что, Колька как то на него повлиял?

– Нет, не повлиял, но тогда еще наш проект находился в начальной стадии. И поверь, мы все очень переживали, что твои способности исчезнут под влиянием изменений в организме. Ты нас тогда своим поступком сильно потревожила.

– Но ведь все было нормально?

– Да, обошлось. Но сейчас тебе предстоит много летать.

Маша взорвалась:

– Никогда еще беременность не мешала мне летать. Я еще когда Кольку вынашивала, входила в группу «Небесных гусар». И ты прекрасно знаешь об этом.

Андрей поморщился. Эмоции, выплеснувшиеся через край, загуляли ломаными черно-багровыми линиями по экрану монитора. Андрей заметил, что такие же тонкие линии появились и рядом с сигналом эмбриона.

– Подожди, не нервничай, – оборвал он ее. – Тебе нельзя волноваться.

Мария несколько раз вздохнула и успокоилось.

– Я могу идти, а то у меня на час дня назначен косметический салон? А мне еще Кольку надо забрать из школы.

Антонов посмотрел на часы. Было без пяти минут двенадцать. Успеет.

– Мария Анатольевна! Если вы решите оставить ребенка, то обязательно должны будете назвать имя отца. Нам нужно будет досконально обследовать его и установить медицинский контроль.

Мария нахмурилась. Ей не хотелось этого делать, так как отец еще не знал, что он отец. И ей меньше всего хотелось, чтобы он об этом узнал.

– Хорошо, я подумаю.

* * *

Анатолий Руденко. Через пять часов после приземления «Жар-птицы»

Академик Руденко открыл глаза. Вроде бы только на минутку прилег, а проспал целых четыре часа. Резко поднявшись, чтобы отогнать последние следы сна из головы, он прошел на кухню и достал из шкафа свою любимую чашку.

Посмотрел на газовую плиту, где стоял обычный чайник из нержавеющей стали, а потом на кухонный стол, где стоял чайник электрический. Его вместе с тостером на 23 февраля подарила ему Мария. В обычный день для того, чтобы вскипятить воды для чая, он, наверняка, воспользовался бы чайником на газовой плите. Все-таки в чем – в чем, а в этом он был большим ретроградом. Они даже ссорились из-за этого с дочерью, так как она обижалась на то, что отец не пользуется ее подарком. Но Руденко имел свое мнение на этот счет. Просто, объяснял он дочери, чайник на плите греет воду ровно столько времени, сколько ему надо для того, чтобы достать чашку, поставить ее на стол, усесться и подумать «о вечном». Что в наш век информационных технологий просто роскошь.

Но сегодня он решительно развернулся к кухонному столу и щелкнул кнопкой электрического чайника. Думать о вечном у него просто не было времени. Надо было как можно скорее выпить чая и продолжить заниматься делами. Руденко посмотрел на часы, было без пяти минут три. Сейчас за ним должен был заехать шофер, чтобы отвезти его в офис, где должно было состояться совещание конструкторского бюро по поводу разбора прошедшего полета.

Не успел он толком рассмотреть красный поплавок-индикатор, как вода угрожающе забурлила, и кнопка чайника подскочила вверх. «Чай готов!» – вспомнил он лозунг какого-то рекламного ролика, который недавно крутили по ящику. Кстати, о телевизоре. Надо бы его включить. Хотя бы просто так для фона. В комнате стояла невообразимая тишина и неприятно давила на мозги. Руденко взял пульт и нажал кнопку первого канала. Телевизор стоял на подставке в углу кухни, и, для того чтобы его смотреть, надо было постоянно задирать голову. Поэтому Руденко предпочитал не смотреть телевизор, а слушать.

Голос диктора монотонно вещал об очередном партийном съезде единоросов и о предстоящих выборах губернатора. Переключил на НТВ. Елена Ханга и Ищеева определяют принцип «Домино». По каналу «Культура» – балет, как во времена поминок Брежнева. Спортивный канал транслировал гонки «Формула 1».

На дециметровых волнах повсеместно крутили мыльные оперы. Наконец, на канале РБК он смог увидеть передачу, которая его заинтересовала. Трое экспертов обсуждали проблемы бананового бизнеса в России. Послушал несколько минут. Специалисты сходились во мнении, что торговля бананами в России имеет высокие коммерческие риски с очень маленьким процентом прибыли. И причин этому несколько. Бананы – это скоропортящийся продукт. При этом для доставки его в Россию требуется слишком много времени. Фактически, у сбытчиков продукции остается максимум неделя на то, чтобы реализовать свои фрукты. Что на самом деле очень и очень мало. Выходит своеобразная ценовая вилка – с одной стороны надо как можно быстрее продать товар, чтобы он не испортился, поэтому высокую цену поднимать нельзя.

С другой стороны транспортные накладные расходы, в которых львиную долю занимает стоимость топлива, – требуется заложить все это в стоимость банана.

Руденко прикинул в уме, как он мог бы помочь в этом вопросе. Вырисовывалась неплохая идея. Он мог бы организовать буксировку сразу нескольких транспортов по примеру воздушного поезда, что резко увеличило бы объемы перевозок и сократило бы объемы топлива, которое требовалось на доставку груза. При использовании их нового самолета эта идея вполне бы была осуществима.

Подумал: надо записать себе в блокнот эту идею, чтобы потом обсудить на правлении компании. И в этот момент его взгляд упал на бегущую по нижней части экрана строку.

«ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ: САМОЛЕТ-НЕВИДИМКА В ДВУХ ШАГАХ ОТ КРЕМЛЯ. По информации ИТАР-ТАСС стало известно, что сегодня утром в непосредственной близости от Москвы войсками ПВО был зафиксирован неизвестный самолет, который направлялся в сторону Москвы. Поднятые по тревоге самолеты противовоздушной обороны заставили самолет изменить свой маршрут и совершить вынужденную посадку в районе города Петляков. Предположительно самолет приземлился на территории аэродрома Центрального Аэродинамического института. В настоящий момент силами полка внутренних войск, охраняющего режимный объект, проводится операция с целью обнаружения неизвестного самолета».

Прочитав эту строку, Руденко даже открыл рот от удивления. Откинувшись спиной к стене, он просидел в таком положении, без движения минут пять. Или даже шесть. Пока целый ворох мыслей у него в голове не пришел, наконец, к какому-то упорядоченному значению, и не выработался алгоритм дальнейших действий. Рука потянулась к мобильному телефону. Странно, все очень странно. Он позвонил Антонову. Андрей ответил ему практически сразу:

– Да, Анатолий Евгеньевич?

– Ты где?

– Стою на выезде с аэродрома. Еду в офис.

– А ребята где?

– Маша уехала час назад. Ринат с Евгением и техперсоналом уехали еще утром. Отдыхать. Сейчас, наверное, тоже едут в офис. А что случилось?

– Да так. Вот только что по РБК передали новость, что наш самолет усиленно ищут.

– Не знаю, но особого ажиотажа я на аэродроме не наблюдаю. Когда отъезжал от ангара, то мимо проходило несколько солдат. Стрельнули сигарет у наших охранников и пошли дальше.

– Ну хорошо, тогда до встречи в офисе.

Руденко отключил телефон и набрал номер Черткова. Безжизненный голос оператора связи снова сообщил, что набранный номер временно заблокирован. Вадим был не из тех людей, кто мог допустить, чтобы на его счету не было денег. Он никогда не отключал своего телефона и всегда был доступен для него. Руденко попробовал набрать номер еще раз, но результат был тот же.

Анатолий Евгеньевич опустил руку с телефоном. Что-то его все-таки беспокоило. Он никак не мог понять, что. Наверное, все же дело в самом сообщении. Как будто кто-то специально кинул ложку дегтя в бочку с медом. Что значит: истребители заставили самолет изменить маршрут и совершить вынужденную посадку? Что за наглость? Они не видели самолет в упор, а на радарах самолет мигнул лишь маленькой звездочкой два раза. И то случайно. Самолюбие ученого было задето. И потом, создавалось такое впечатление, что их самолет летел чуть ли не Москву бомбить. Но это же неправда. Это был научный полет…

В дверь позвонили. Приехал личный водитель. Анатолий Евгеньевич быстро оделся и вышел. На столе остался стоять недопитый чай.

По дороге в офис он не переставал думать о телевизионном сообщении. И все больше и больше его начинал волновать один вопрос. Откуда о полете стало известно средствам массовой информации? Где произошла утечка? И что теперь в связи с эти делать? Афишировать свои действия сейчас не входило в планы корпорации, но и пускать ситуацию на самотек было нельзя.

Академик еще раз попытался набрать номер Черткова. Но Вадим не отвечал. Тогда он набрал номер офиса «Фонда боевого самбо». Заплаканным голосом секретарь ответила, что Вадим Вадимович умер.

– То есть как: умер? – не понял Руденко.

– Ой, Анатолий Евгеньевич, – защебетал в трубке голос Любочки, личного секретаря Черткова, – я сама еще толком ничего не знаю. Мне позвонили из милиции и пригласили на опознание тела. Сказали, что сейчас за мной заедут.

Анатолий Евгеньевич удивился.

– А почему тебя? И что значит: Чертков умер? От чего?

– Не зна-а-а-ю, – заревела Любочка, – ой, я так всего этого боюсь.

Руденко подумал. «Ерунда какая-то! Чертков умер! Мы с ним расстались в одиннадцать часов вечера. Он шел в баню в “Малышок”. Меня не приглашал, так как знал, что мы будем всю ночь готовиться к полету. Пожелал нам удачи. Полнейшая ерунда!»

– Хорошо, Люба, – сказал он в трубку, – если за тобой приедут, скажи, чтобы меня подождали. Я поеду с тобой.

Слушать непрекращающиеся всхлипывания было невыносимо. Руденко отключился и приказал водителю немедленно ехать в офис фонда. «Не дай бог, если с Вадькой действительно что-то произошло. Не дай бог!» Он почувствовал в груди какую-то пустоту.

Они дружили вот уже более полувека: Толян, Вадя и Витек. Дружили с того самого момента, как поехали в Малаховку за «петушками». Носили в их юности такие вязаные шапочки, которые напоминали гребешки петухов. Иметь такой петушок было очень модно. И каждый двор, каждая банда, носили такую шапочку по-своему. Банда «голодных», к примеру, носила шапочки сильно натянутыми на глаза. Причем настолько сильно, что ходить по улицам рабочего поселка, где они жили, можно было только высоко задрав кверху нос. А «пожарники» (не потому что огонь тушили, а потому что всех «гасили») носили петушков только красного цвета и сильно завернутыми – так, что они еле держались на макушке.

Потерять свой петушок было таким же позором, как потерять флаг воинской части. Торговали такими шапочками на вещевом рынке станции Малаховка. По выходным. Поездка в это место, что на юго-восточном направлении Казанской железной дороги, была настоящим приключением, полным неожиданностей, но это было обязательным условием для того, чтобы тебя приняли в ту или иную банду. Надо было самостоятельно съездить на рынок, найти там торговцев этими самыми шапочками, а затем вернуться назад. Казалось бы не самое сложное дело, если бы не одно «но».

Они шли вдоль торговых рядов, прицениваясь к китайскому ширпотребу и выискивая глазами лоток с вожделенными головными уборами. Они шли, беспечно обсуждая вечерний поход на танцплощадку (дискотек тогда еще не было), где у них была назначена встреча с девчонками, и абсолютно не замечали следящих за ними глаз. Вернее, это он, Толик, страдающий близорукостью, ничего не видел. А Вадик и Виктор уже давно поняли, что дело пахнет керосином. Так и вышло. Неожиданно из толпы покупателей выскользнул коренастый парень в клетчатой кепке и широких брюках. Не вынимая руки из карманов, он коротко бросил:

– А ну, давай отойдем!

Вадя вышел вперед и зло ответил:

– С какой это стати?

Клетчатый парень, презрительно смотря на Вадима, сплюнул через отверстие, оставленное от выбитого зуба.

– Поговорить надо.

Вадька, расставив широко ноги, зло кинул:

– Нечего нам говорить.

В этот момент Толян почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука, а в спину уперся острый предмет. Клетчатый парень усмехнулся, увидев, как побелело лицо Толика, и с тем же презрением в голосе произнес:

– Пошли, кому говорю.

Мимо проходили покупатели, налетали на стоящих по середине дороги ребят, но никто не обратил внимания на то, что происходит буквально под носом у них. Кто-то даже успевал прикрикнуть. Мол, ну что тут встали. Движению мешаете. Давай, проходи! Что-то острое неприятно давило под лопатку, и от обиды слезы наворачивались на глаза.

– Убери руки! – вдруг закричал Витька. – Убери, кому говорю!

Он решительно шагнул вперед и откинул руку того, кто держал Толика. Наверное, из-за того что дело происходило на рынке, и вокруг было много народу, держали Анатолия не крепко. Когда Вадим, резко протянув руку вперед, схватил приятеля и дернул на себя, Анатолия будто ветром сорвало с места. Он даже больно ударился грудью о твердую грудь Вадима, но это было гораздо приятнее, чем острый предмет в спине. Виктор тут же заслонил собой Анатолия и шепнул: «Ну, а теперь держись!».

Раздался залихватский свист. Шарахнулась в сторону старушка с кошелкой в руке. И куда-то под прилавок покатилась клетчатая кепка, сбитая ударом Виктора. «Главное, не упади!» – крикнул Вадим, отпихивая ногой того, кто выскочил из толпы на них. Все завертелось перед глазами у Анатолия. Руки, ноги, головы. Он кого-то бил, ему больно ударили по голове, но каждую секунду того короткого сражения он ощущал своей спиной плечи Вадима и Виктора.

С того самого момента он ощущал плечи друзей всегда в трудную минуту. И вот теперь ему говорят, что Вадим мертв. Почему это произошло в тот день, который они все втроем так долго ждали? У Руденко навернулись на глаза слезы. Когда погиб Виктор, Вадим все время молчал – и на похоронах, и на поминках. Лишь вечером, когда они остались вдвоем в осиротевшей квартире друга, помогая мыть посуду Екатерине Андреевне, вдове Виктора, Вадим сказал:

– Видишь, Толя, как дорого нам обходится наше небо, – и усмехнулся. – Теперь инопланетян будем встречать мы вдвоем. А убийц Виктора я найду. Обязательно найду. Только ты давай, доделывай свои крылья побыстрее.

Руденко достал из пачки сигарету и нервно закурил. Крылья-то он сделал. А вот убийц Вадим так и не нашел. Получалось, что теперь никогда и не найдет.

Женя Журавлев. Через два часа после полета «Жар-птицы»

Женя Журавлев спал, и ему снилось сердце. Большое стальное сердце, которое мерно билось в теле железной птицы. Потом он увидел, как у сердца начала образовываться опухоль. Сначала это было маленькое пятнышко, потом – пупырышек, потом опухоль стала размером с голубиное яйцо, затем – куриное, страусиное.

Евгений попытался зажать опухоль руками, попробовал не дать ей расти, потому что чем больше становилась опухоль, тем сложнее птице было махать крыльями. Но опухоль все равно увеличивалась в размерах. Она разрасталась на глазах, застилая собой все свободное пространство. В конце концов, от бессилья что-нибудь сделать, Женя проснулся, но еще долго лежал с закрытыми глазами, привыкая к окружающим его звукам и ощущениям.

Он лежал в своей двухкомнатной квартире, на первом этаже пятиэтажного панельного дома, на раскладном диване, купленном два года назад в «ИКЕЕ», накрытый клетчатым пледом. Лежал в одних трусах. Было немного прохладно. Наверное, оттого, что окно в комнате было широко открыто. Через него в комнату врывался шум улицы Гагарина, центральной улицы города. Окна квартиры Журавлева как раз выходили на нее.

Женя уже давно жил в этой квартире. И раньше он никогда не замечал за собой того, что обращал внимания на звуки за окном. Сегодня же они звучали как-то особенно выпукло. Особенно явственно он выделял из общего гула улицы шипящий звук открывающихся и закрывающихся дверей автобуса. Почему?

Журавлев вспомнил, как сегодня утром после полета «Жар-птицы» он вышел на автостоянку, сел в свой темно-зеленый «лендровер», вставил ключ в замок зажигания, но вместо привычного рокота ожившего двигателя услышал лишь хлюпающий чих. Открыл капот, посмотрел свечи, проверил аккумулятор. Вроде бы все было в порядке, но двигатель не хотел заводиться. «Сапожник без сапог!» – усмехнулся про себя Евгений. На самом деле, это было действительно чем-то из ряда вон выходящим, потому что в чем – в чем, а в двигателях он разбирался как бог. Про него шутили, что он мог заставить двигаться любую железку, а тут вдруг его собственная машина – и не заводилась. Однако разбираться в чем дело – не было просто сил. Слишком тяжелая ночь выдалась. Он плюнул на все, закрыл машину на ключ и пошел на автобусную остановку. В первый раз за последние пятнадцать лет.

На кругу, конечной остановке автобуса, в домике из жестяных листов, он просидел минут десять, дожидаясь, пока подойдет автобус, и слушал, как группа подростков обсуждала проведенный на дискотеке вечер. Можно, конечно, было вызвать такси или поехать на микроавтобусе фирмы, благо он стоял тут же и собирал всех работников фирмы, но на Журавлева будто нашел какой-то ступор. Он тупо сидел на деревянной жердочке, клевал носом и ждал, когда подойдет рейсовый автобус.

Поездка в желтом пропахшем бензином, громыхающем прямоугольном «аквариуме» произвела на него неизгладимое впечатление. И в первую очередь тем, что, как оказалось, в автобусе ездят не только пенсионеры. В то утро их вообще не было в салоне. Автобус помимо Журавлева и любителей ночной разгульной жизни забрал с остановки еще двух вохровцев, возвращающихся с ночной смены, и нескольких огородников с тяпками, замотанными в мешковину. Видимо их огородики были где-то рядом со взлетной полосой. В автобусе не было даже кондуктора. Деньги пришлось просовывать в кабину водителю, через маленькое окошко в задней стенке кабины.

Получив билет вместе со сдачей, Женя так и плюхнулся рядом с этим окошком. Привалился к стеклу и, закрыв глаза, закимарил. Несмотря на то, что в голове был полный туман, он очень боялся проехать свою остановку, поэтому спал вполглаза, на каждой кочке поднимая голову, чтобы посмотреть, где едет.

Однако момент, когда в салон вошла она, он все равно пропустил. Сквозь прикрытые ресницы он сначала увидел лишь силуэт и тонкое загорелое запястье руки, на котором висел тонкий золотой браслетик с синим глазом счастья. Потом он услышал ее голос: «Не подскажете, сколько стоит билет?» Журавлев от неожиданности вздрогнул: ему показалось, что кто-то хочет проверить его билет. Он попытался взбодриться, протирая, как ребенок, кулаками глаза, и выдал фальцетом: «Простите, что вы сказали?» В этот момент он поднял глаза и увидел неясный овал лица в обрамлении светлых волос и солнечных лучей. Девушка засмущалась: «Ой, извините, я вас разбудила».

Журавлев, широко раскрыв глаза, смотрел на девушку и не мог понять, что она ему говорит. Возможно, со сна, а может, это было действительно так, но девушка показалось ему сказочно красивой. «Да», – невпопад ляпнул Журавлев и захлопал глазами. Девушка смущенно пожала плечами. Напряженную обстановку разрядил водитель. Приоткрыв окошко своей кабины, он крикнул: «Девушка, с первого числа двенадцать рублей проезд по городу!»

– Спасибо, – девушка нашла в кошельке деньги, расплатилась с водителем и ушла в глубь салона.

Еще раз Журавлев смог посмотреть на нее только на выходе из автобуса. Евгений специально встал пораньше и подошел к двери, чтобы у него было время рассмотреть девушку. Девушка сидела у окна и читала эсэмэски в своем мобильном телефоне. Она почувствовала движение в салоне и подняла голову. На какое-то мгновение их глаза встретились. Этого мгновения оказалось достаточным для Журавлева, чтобы понять, что у нее зеленые глаза. Она улыбнулась ему уголками губ и снова уткнулась в свой телефон.

Автобус остановился, раздалось шипение, дверь открылась. Журавлев вышел, в салон вошло несколько человек, снова раздалось шипение. Дверь закрылась, автобус отошел от остановки, а Журавлев в каком-то сумеречном состоянии побрел домой. Засыпая, он еще долго ворочался, пытаясь закрепить в памяти образ девушки. Когда же забылся в беспокойном сне, тот вдруг неожиданно закончился разбухшей опухолью железного сердца. Девушка, разбухшее сердце, шипение автобуса. Шипение, сердце, девушка.

В результате в голове образовалась полная каша, которая отдавалась в висках несильной пульсирующей болью. «Надо резко встать и пойти в ванную. Принять душ. Голова должна пройти».

Раздался звонок мобильного телефона. Звонил Ринат.

– Здоров, Жека! Проснулся уже?

– Да, – ответил Евгений со страданием в голосе.

– Давай, срочно приезжай в офис. Старик всех собирает.

Журавлев прикинул в уме, сколько времени потребуется, чтобы забрать машину со стоянки, и попросил Рината заехать за ним.

– Конечно, заеду, – ответил Ринат, – а что случилось?

– Да, понимаешь, машина не завелась.

– У тебя, и не завелась, – удивился Ринат. – Это что-то невероятное.

– Да, как видишь, и такое бывает. Можешь заехать прямо сейчас? Я быстро соберусь. Мне еще надо с тобой кое о чем посоветоваться.

– Отлично. Тогда выходи к подъезду через пятнадцать минут.

* * *

Журавлев никогда не знал своего отца. Вообще, долгое время в их доме было не принято произносить это слово. И все из-за матери. Отец ушел от них, когда Жене не исполнилось еще и года. Мать, коренная москвичка, сразу же после развода уехала из столицы, пообещав себе, что сделает все возможное, чтобы ее сын никогда не встретился «с этим кобелем». Вторым ее обещанием стало то, что ее сын никогда не станет таким, как отец.

Не понятно по каким соображениям, но она решила, что этого можно будет достичь, исключительно ограничив его контакт с противоположным полом. Она даже не стала отдавать мальчика в детский сад. Когда же пришла пора идти ему в школу, к матери в Петляков приехала ее сестра, тетя Нюра. Она, так же как и мать, считала, что ее священный долг помочь матери воспитать из мальчика «не кобеля», а настоящего мужчину. Тетя Нюра была глубоко убеждена, что настоящий мужчина – это тот, кто умеет прибить гвоздь в доме. Именно поэтому она была тем человеком, который однажды взял Женечку за руку и отвел в «Клуб юных техников».

Двухэтажное кирпичное здание, где некогда находилась пожарная часть, стало для Жени тем местом, где он провел все свое детство и юность. Лобзики, стамески, тиски, надфили, рашпили, а позднее токарные и фрезерные станки, паяльник и канифоль. Эти предметы заменили Евгению игрушки и, в какой-то мере, друзей. В клубе было, конечно, много ребят. Но все они по большей части были такими же, как и Евгений. Увлеченными собственными моделями и замкнутыми в себе. Другие, озорные и непоседливые, просто долго не задерживались в клубе.

Каждый раз, приходя в клуб, Женя испытывал необыкновенный восторг от того, как обычная деревяшка или железка, вдруг после некоторых манипуляций с ней, превращалась в нечто, что могло двигаться и перемещаться в пространстве. Сначала это были маленькие вертолеты-мухи, потом бумеранги, резиномоторные планера и, наконец, машинки, катера, паровозики и самолеты с электрическими и бензиновыми двигателями.