Текст книги "Полеты божьей коровки"

Убогие и странные

Ольга, Эдуард

– Многие люди, которые зашли в храм первый раз, потом говорят, что их поразило количество людей со странностями и неадекватных. С этим трудно спорить. Добрую четверть любого прихода составляют весьма нестандартные личности. Кто одевается как средневековый рыцарь, того гляди – деревянный меч себе на бок нацепит. Кто у всего честного народа на глазах на брюхе в проходе ползает и набожно лбом бьется. Или вопит молитвы во всю силу легких, видимо, подозревая у Господа проблемы со слухом. Или с такой звериной серьезностью досконально соблюдает обряды, что зомби, только что выкопанный из могилы, по сравнению с ним кажется веселым светским юношей. Почему так много чудиков?

– Христос сказал, что не пришел лечить здоровых, так что Церковь во все времена была местом исцеления. Но не местом, где болезнь возводится в ранг достоинства и предмет любования.

И каждый из нас, приносящих свои страдания в храм, должен понимать, что Бог не мазохист и эти страдания не поддерживает. Он будет их лечить, если мы ему позволим. Следовательно, уровень экзальтации должен изменяться.

– У некоторых и изменяется. В сторону усиления… – Так прятаться не надо. Не за экзальтацией, не за «мягкой» духовностью, которая никогда не испытывает гнева, но ради Евангелия такой «набожный» верующий смиренно убьет человек десять, если не больше.

– Священники, мне кажется, нередко встречают людей попросту больных душевно.

– Встречают, но очень часто не могут даже дать совет обратиться к специалисту, потому что прихожанин может на это среагировать без понимания и агрессивно.

Если приходит некто с онкологическим заболеванием, требует у священника чуда и тот его посылает к онкологу, то, наверное, священника не побьют хотя бы. Но если служитель Церкви посоветует обратиться к психиатру, его могут от обиды растерзать.

– И все же ты не будешь спорить – храм привлекателен для эмоционально нестабильных.

– В светском обществе со странными людьми приостанавливают все контакты и показывают на дверь, а Церковь, как и Бог, по своей природе принимает всех.

– Хорошо, а как здоровый прихожанин должен реагировать на больного?

– Здоровый? Я думаю, что многие люди, глядя на меня, думают, что я странный, больной и неадекватный. Возможно, я таковым и являюсь. Но это означает всего лишь, что и мне, и им стоит набраться терпения. Мы все неидеальны, и нам приходится разрешать наши межличностные проблемы по мере их поступления. Кстати, здоровый тем и отличается от больного, что может проявлять терпение. И общество, которое не считает для себя необходимым терпимо относиться к увечным, пусть и душевно увечным, – само глубоко больно.

… Кстати, о душевном здоровье. Саркози здоров?

– Вроде бы.

– Тем не менее, когда Елизавета Вторая была с визитом во Франции, он позволил себе похлопать ее по плечу.

– А она?

– Она просто взглянула на него, и этого было достаточно. Но она не сказала, что президент Франции невоспитанный и ненормальный. И с Джорджем Бушем, кстати, у нее была интересная история. Приветствуя ее, он сказал: «Ваше величество, когда вы приезжали сюда в последний раз в одна тысяча семьсот…» На что королева подняла свои невинные глаза, посмотрела на него, Буш немедленно осекся и попытался исправить положение: «Ой, я не хотел сказать, что вы настолько стары!» И тогда она снова на него посмотрела своим знаменитым взглядом. Эти две фотографии обошли весь мир.

– Ты намекаешь на то, что вести себя надо как королева. – Я не намекаю, я прямо говорю. В таинстве крещения мы все цари, священники и пророки, следовательно, королевское поведение есть прямое призвание христианина.

Что хорошего в раю

Ольга, Эдуард

– Начну с грандиозного вопроса. Знаю, я должна принять это на веру, но получается с трудом. Загробная жизнь существует?

– Вопрос грандиозный, но исчерпывающий ответ на него дать невозможно. Мы можем на это надеяться, но в точности не знаем. Однако я могу утешить тебя тем, что самые главные вещи в жизни невидимы для глаз, тем не менее они существуют. Например, дружба и любовь. Эти чувства можно пережить, но нельзя пощупать.

В рассуждениях о загробном мире существуют две тенденции, и обе могут быть приняты во внимание. Материалисты предполагают, что мир имеет начало и конец и жизнь человеческая тоже конечна. Поэтому нужно полноценно использовать каждый момент жизни и не думать о грядущих последствиях.

Однако философы давно обратили внимание на гармоничность мира и на возможность присутствия в нем божественного. Я сейчас не говорю о монотеизме и тем более христианстве, я говорю о религиях вообще. Каждая из них предполагает, что наша земная жизнь является частью более широкой жизни. Сознательно и личностно мы входим в этот мир здесь, но жизнь продолжается после того, что мы называем смертью. Все же не стоит думать, что жизнь, которую мы живем здесь, – зал ожидания. Тогда пропадает ценность существования на земле. Христианство считает, что Царство

Божие не только будет дано в будущем, оно уже присутствует здесь и сейчас. С момента нашего зачатия.

– Мне очень нравится мысль, что не все важные вещи можно пощупать, однако, кроме этой мысли, что позволяет нам надеяться и рассчитывать на жизнь после смерти?

– Вообще-то это знание было получено от Бога. Как Откровение. И дальше ты должна сделать выбор: верить этому Откровению и обращать к нему свою надежду или не верить, считать это чушью и бредом больного разума? Но во всех религиях, так или иначе, присутствует либо «мир теней», либо еще какое-то место, где пребывают мертвые.

В христианстве человек получает обновленное существование. А именно – продолжается жизнь, которую он уже прожил, но она получает полнейшее преображение.

– Меня смущает маленький промежуток земной жизни. Допустим, прожили мы лет восемьдесят в лучшем случае. Потом живем вечно. Сто лет, тысячу лет, миллион лет. Давно забыли эти восемьдесят и зачем они были вообще.

– Это очень трудно представить и еще труднее объяснить, потому что мы привыкли мыслить хронологически, но в вечности нет времени.

– А мы будем себя помнить?

– В греческой мифологии, когда покойный переплывал реку Лету, он все забывал. Таким образом, существование в мире теней было существованием в постоянной болезни Альцгеймера.

– Но это не вечная жизнь. Если я себя забуду, то какая мне разница, живу я или не живу?

– Конечно. Поэтому в Откровении Христа есть мысль о том, что истина никогда не забудется. Кстати, это очень серьезный критерии для проверки нашего поведения. То, что мы не хотим забывать, и есть истина, а то, что НЕ истина, хотим побыстрее забыть. Если человек стал директором банка, подсидев своего друга, то вряд ли он хочет, чтобы кто-то об этом вспоминал, в том числе он сам. Следовательно, подсиживание хоть и было реальным фактом, но не было истиной с точки зрения Бога. В жизни каждого есть моменты, которые мы очень хотим вычеркнуть, как если бы их никогда не было. В жизни Божией останется именно то, что незабываемо.

В «Божественной комедии» у Данте есть очень интересный образ, который мне очень нравится. Когда Данте описывает рай, он пишет, что Бог находится в центре, а вокруг него концентрическими кругами сидят святые. При этом они созерцают и Бога, и тех, кого они любили, то есть не находятся в забытьи.

– Допустим, нам повезет и мы будем сидеть в раю, а не в другом описанном Данте месте, но что мы там будем делать? Здесь нам есть чем заняться – путешествовать, читать, детей воспитывать, общаться, делать карьеру, вышивать крестиком, книжку писать… Да мало ли что… В жизни есть много возможностей. А какие возможности есть там?

– Если Бог так позаботился о нашем благе на земле, то почему бы ему не позаботиться о нашем благе в загробной жизни? Если Он уже в этой жизни дал нам возможность писать и читать, петь и танцевать, а также вышивать крестиком, можно надеяться, что в жизни будущего века это не будет отменено, а получит большую наполненность.

– Приятность танцев в этой жизни заключается еще и в том, что все это закончится. То, что нельзя потерять, быстро надоедает.

– Я еще раз повторю – вечность не хронологична. Бог найдет, как сделать так, чтобы нам не было скучно. И мы были счастливы. А как это будет, нам пока знать не дано. Но есть надежда – там не будет усталости и скуки.

– Я своим слабым разумом думаю так – я найду, чем занять себя лет несколько. Слетаю в те места, где не бывала. Пообщаюсь с теми, с кем хотела бы, если они захотят. А дальше что? Скучно.

– По этому поводу есть одна шутливая история. Умер человек, святой Петр открыл ему небесные ворота, посмотрел в книгу, проверил и говорит: «У тебя, оказывается, есть выбор: хочешь – в рай, хочешь – в ад». Человек отвечает: «Как же я могу выбрать, если я ни того ни другого не видел?» – «Можем прогуляться».

Заходят в рай. Тепло, светло, тихая григорианская музыка, ангелочки летают, дружелюбная беседа. Скука, одним словом.

Заходят в ад. Танцы, дискотека, выпивка рекой, веселые люди кругом.

Петр говорит: «Выбирай, только учти, что передумать потом не получится».

Исходя из земного опыта, мужчина выбирает ад. В этот момент дискотека исчезает, зато появляются два чертенка, хватают эту личность, запихивают в котелок и накрывают крышкой. Мужчина высовывается и кричит: «Подождите, подождите – это не то, что я видел! Были танцы, выпивка и непринужденное общение!» – «Это было пять минут рекламы… И вообще – не путайте туризм с эмиграцией».

Это к тому, что есть выбор – пребывать с Богом или не пребывать. В сознании того, что Бог является абсолютным благом. И этот выбор делается в надежде на Бога и в доверии к Нему.

Потому что даже ад существует не как место наказания за грехи, а прежде всего как место, которое должно существовать для тех людей, которые добровольно отказываются от общения с Богом. И это знак уважения Бога к людям, которые говорят: «Я Бога не хочу. Ни здесь ни там».

И у Данте это тоже очень хорошо описано. Если любовь делает нас горячими, то ад у Данте – место вечного льда.

– Считается, что в аду человеку должно быть очень плохо…

– Ему и будет плохо в месте, где нет ни капли любви. Думаю, реальности вечной жизни присутствуют в жизни земной. Например, если человек замыкается сам в себе, ни на кого не обращает внимания, ни разу не проявляет сострадания и не ожидает ничего от других, его жизнь превращается в ад. У него может быть все, но он будет ледышкой.

– Многие так живут и не производят впечатления людей, которым некомфортно.

– Как поет французская певица Элен Сегара: «Ночью мы спим всегда одни. И вот тогда-то наступает момент истины». В этот момент мы остаемся с самими собой, с нашей совестью, и от истины, какой бы она ни была тяжелой, убежать невозможно. Этот ночной час переживают все. Поэтому человек, который отрезан от мира, даже в этот момент никому не доверяет, его мучают подозрения, любят ли его, может ли он любить… Конечно, это ад, вечный страх и вечное страдание.

… Рассказываю еще один анекдот. Умирает мужчина, приходит к святому Петру, у того на столе компьютер, в который он заносит данные новоприбывших: «Фамилия?» – «Иванов» – «Имя и отчество?» – «Иван Иванович». Петр что-то смотрит в компьютере, потом изрекает: «В ад!»

«Ну как же в ад? – плачет Иванов. – Это какая-то ошибка! Я на свои деньги построил двадцать церквей!» Петр снова долго роется в компьютере и снова изрекает: «Ад». – «Я двадцать церквей построил! Целое состояние вложил!» – «Иван Иванович, да вы не нервничайте – деньги мы вам вернем».

Пребывание с Богом нельзя ничем купить. Если мы верим в Бога, это придает нашей жизни определенное направление, но не является входным билетом в Царствие Небесное. В католическом богословии есть такое состояние – чистилище. Я подчеркиваю, это именно не место и время, это состояние, в котором человек переживает свой земной опыт и встречается с Богом лицом к лицу. Чтобы увидеть и Бога, и себя такими, какие они есть на самом деле. Не такими, какими мы себя воображаем, а реальными.

В той же «Божественной комедии» это опыт прохождения через огненную стену. И нужно рискнуть пройти через пламя очищения.

А кардинал Ньюман считал, что момент очищения – это момент тишины между двумя существами, которые находятся в милосердной любви. Знак присутствия вечной жизни можно найти в нашем опыте. Когда кто-то говорит другому человеку истину, это не всегда предсказуемо, но в этот момент происходит момент тишины и очищения образов, которые каждый из них друг о друге сотворил.

– Как бы человек тут не косячил, если до смерти он успевает искренне раскаяться, он попадает в чистилище, а потом в рай?

– Конечно.

– А если его зовут Адольф Гитлер?

– Даже в случае Гитлера такое возможно. Если он раскаялся в последнюю минуту, милосердие должно быть ему даровано, потому что Бог так пообещал.

– То есть если он более-менее раскаялся, в надежде остальное доделать в чистилище…

– Нет-нет, в чистилище «доделать» уже ничего нельзя. И раскаяться «более-менее» тоже нельзя. Если сокрушение происходит в последнюю минуту, то, наверное, оно должно быть полным и очень сильным. И если Гитлер еще в этом мире успел раскаяться, очень трудно себе представить, что будет переживать его душа в момент очищения и когда встретится с Богом лицом к лицу. Я думаю, верующие за него в таком случае молиться должны, чтобы он преодолел невыносимое.

– Представляешь, какое разочарование для миллионов жертв этого и ему подобных субъектов. Они умерли в муках, на их глазах убивали их детей. Они прибывают в рай – и опаньки! Кто это?

– Есть прекрасная библейская притча о работниках третьего, шестого, десятого и одиннадцатого часа. И все получают одно и то же вознаграждение. Это говорит о безмерном милосердии Божием. И есть прекрасный православный пасхальный тропарь, в котором сначала обращаются к труженикам третьего часа: «Вы, которые трудились, придите и войдите в радость вашего Господина!» И так по нисходящей. Труженикам одиннадцатого часа говорится: «Вы, которые трудились меньше всего, придите…» И дальше есть обращение: «Вы, которые постились во время Великого поста, – возрадуйтесь, и вы, которые не постились, – возрадуйтесь! Ибо Господь воскрес и принес спасение всем!»

– Таким манером в аду тишина и безлюдье. Сидят два случайных чудика и режутся в домино.

– Это тайна Бога, кто там сидит и в каком количестве. Но это только подчеркивает ответственность нашего выбора, который мы совершаем и в мыслях, и в делах.

Я могу привести пример из практики нашей Церкви. Когда Иоанн Павел Второй начал великое покаяние за то плохое, что было в Католической Церкви в прошлые века, множество людей этого не поняло: «Зачем каяться? Это же наша история, и в тех условиях мы хотели как лучше». Между тем есть зло, в котором нужно каяться, даже если оно прикрывается благими евангельскими принципами. Если людям подобное кажется невыносимым, скорее всего, они этого не сделают и на пороге смерти. Это я к тому, что вряд ли ад так малолюден, как тебе кажется.

– Давай поговорим об атеистах. Многие из них всю жизнь отрицали Бога и даже боролись с Ним, но при этом жили хорошо, в согласии с совестью, любили и помогали ближним. Мне кажется глубоко несправедливым, если Андрей Дмитриевич Сахаров не в раю.

– Папа Павел Шестой сказал, что у Бога есть таинственные пути для спасения любого человека. А учительство Церкви в документах Второго Ватиканского собора подчеркивало, что человек при этом должен следовать своей совести и творить благо. Тогда Бог спасет этого человека своим таинственным способом. Наверное, это будет для атеиста большим сюрпризом, поскольку он не ожидает встречи с Богом.

Проблема кто и куда отправляется стоит только перед общиной верующих, потому что верующий должен принять Откровение, следовать ему и своей совести.

– Получается, что у верующего проблем гораздо больше..

– У верующего всегда проблем больше. Любая вера – это ответственность.

– Мне понятно про сюрприз для атеиста, но не будет ли также разочарования у верующих тех религий, которые увидят не то, что ожидали.

– Какое разочарование? Они получили Откровение в той форме, в какой они его поняли и следовали ему. И если это действительно было желание Бога, может иметь место сюрприз, но никак не разочарование.

– Но понятия о праведности в разных религиях разные.

– Но ни одно понятие не позволяет оправдывать средства целью. Если вы говорите, что Бог милосерден, вы не можете убивать. Если считаете, что Бог справедлив, то вы не можете решать, кому жить, а кому нет.

– А человек сохранит свое образование, свой светлый ум, если таковой был у него в этом мире?

– Сохранит обязательно.

– Не очень справедливо получается. Кто-то в этом мире пребывал в качестве Эйнштейна, а кто-то в виде больного болезнью Дауна. В загробном мире все так и останется?

– Нет. Всегда предполагается, что Бог есть исцеление. Именно это показывает и Христос на протяжении своего земного пути. Следовательно, в жизни века будущего преображение произойдет обязательно.

– И мы все станем умными, здоровыми и абсолютно одинаковыми.

– Нет-нет. Любой человек имеет искривления, даже вполне здоровый и успешный. Каждый имеет хорошие стороны, слабости и увечности. Просто в инвалидах они виднее, но есть у всех.

И каждому будет восполнен его недостаток. Если Оля Бакушинская не хромала на левую ногу в этой жизни, то и в

вечной, будем надеяться, не начнет. А если кто-то родился с синдромом Дауна, то ему добавят полноты там, где не хватает, но не заберут лучшие качества. Люди с синдромом Дауна необыкновенно чувствительны, и они очень четко распознают, кто к ним относится хорошо, а кто не очень. Их в этом смысле невозможно обмануть. Еще они наделены огромным даром любви. Это все не будет у них отнято, исправится лишь то, что заставляло их страдать.

– Думаешь, у меня закончились дурацкие вопросы? Вот и нет! Часто слышишь, как говорят про дорогого умершего: «Мы встретимся на небесах!» Некоторые женщины боятся, что встретят там своих детей, которых они убили, сделав аборт. А я вот думаю, там столько народа. Столько… И каждый день прибавляется. Как же я найду кого-то в такой толпе? Проще иголку в стоге сена найти.

– Как показывают нам сказки, иголку в стоге сена иногда найти достаточно просто. И если мы здесь любим кого-то, мы можем надеяться на встречу и там. Если же говорить о женщинах, которые боятся встречи с детьми, то это действительно будет нелегкая встреча. Придется осознать, что произошло, но обязательно найдется место прощению и примирению. И это самое большое состояние полноты, которое Бог нам может дать. Но не забытье.

– Дурацкий вопрос номер два. В земной жизни есть множество удовольствий, которые на небесах как-то не предполагаешь. Вкусно поесть… Секс… В раю же не будет секса?

– Ангелы в Ветхом Завете имеют сексуальное влечение к дочерям человеческим.

Да и в Евангелии никогда не говорится о том, что люди в загробном мире будут асексуальны. Говорится только, что они не будут жениться и выходить замуж.

– Свальный грех?

– Нет, почему сразу свальный? Видимо, произойдут какие-то огромные перемены и из нашей сексуальности уйдет все негативное, что мы несем в земной жизни. Следовательно, будет и доля ответственности, и доля счастья, которая нам здесь еще недоступна. Таково мое размышление.

И по поводу еды. Когда Христос воскресает и появляется перед учениками, он просит у них поесть: «Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними» (Лк. 24:41–43). Следовательно, это удовольствие не исчезает. Кроме того, имеется образ небесного брачного пира… Который меня несколько пугает, потому что там говорится о мясе, с которого текут капли жира… А я не люблю жирное мясо…

– Меня не пугает – я как раз люблю. А ты придираешься к райскому меню.

– Не придираюсь, а испытываю некоторые сомнения. Но из книги Бытия мы знаем, что там есть и плоды деревьев, так что я фрукты буду есть.

– Ой, с этими райскими фруктами надо бы поосторожнее. Уже кое-кто получил за эти фрукты под зад коленкой… Но дурацкие вопросы продолжаются. Может ли человек предвидеть свою смерть?

– Одна из благодатей, которые получали многие святые, – знать день и час своей смерти, дабы подготовиться. Некоторым являлась сама Божья Матерь, чтобы это сообщить…

– Ты пойми, если бы ко мне явилась Божья Матерь и что-то мне грешной лично сообщила, я бы… Я бы… Но это другая тема, мне кажется. Мы о ней еще поговорим.

– Я тебе только скажу вот что. День нашего рождения мы не помним. За нас его рассказывают другие. Про день нашей смерти тоже будут рассказывать другие. И мы не знаем, может, перед смертью Божья Матерь является каждому, но умерший об этом уже не расскажет.