Книга: Новая Россия в постели - Эдуард Тополь

Прежде всего скажу, что один из романов Тополя (кажется он назывался "Я хочу твою девушку") я читала очень очень давно, в начале двухтысячных годов, и это время было очень близко к тому, о котором писал Тополь, а именно о девяностых. Книгу мне одолжили, и я читала ее выпучив глаза, так как там было такооооое, это поразило мое воображение. С трудом могу воспроизвести сюжет, помню только, что это были отдельные истории о том, как советские/постсоветские кинематографисты оказавшись за границей узнавали "прелести жизни", которые русским даже и не снились. Из всех новелл мне почему-то запомнилась сцена, в которой сидящие в каком-то баре/ресторане на деловой​ встрече мужчины подписывали соглашение на необычном столе. В этом заведении часто встречались для подписания договоров, и когда стороны договаривались "стол" приходил сам собой - это была обнаженная девушка, которая стоя на четвереньках выполняла роль стола. Никакого интима - только "стол".

Как-то не так давно мне вспомнилась эта книга и мне захотелось ее перечитать, но я так и не смогла ее найти. Поэтому мой выбор пал на "Россию в постели" о сексе, которого не было при советском режиме, и "Новую Россию в постели" о том, как он появился в "новое время". Первая книга мне показалась достаточно мерзкой. Это было совсем не то, чего я ожидала: бани, пионерлагеря и физкультурники; и все это описано натуралистично и призвано исключительно шокировать читателя, при чем в первую очередь американского, так как Тополь живя в Америке пишет в первую очередь для иностранцев "жуткую правду о России". Может быть (скорее всего!) так все это и происходило на самом деле, но после этой книги хотелось помыться. И протестовать: "но ведь не вся страна была такой распущенной. Не может этого быть!" Но да ладно. Попугала себя и ладно, только вот потом я не знала куда эту мерзкую книжку деть: выкидывать страшно, а вдруг кто найдет и прочитает. Я всё-таки пересилила себя и отнесла ее на книгообмен, откуда она очень быстро исчезла.

Но купила я (пусть и за копейки) сразу две книги, и пришлось читать и вторую. Итак, первые две трети "Новой России в постели" это очень много историй о сексе в девяностые годы. Первая часть книги посвящена проституции. Здесь помимо большого количества шокирующих историй очень подробно расписана вся система московской проституции: от дорогих салонов до "мяса". Я, конечно, была готова к тому, что автор будет окунать читателя во всевозможное дерьмо, но я не ожидала, что мое пренебрежение к женщинам лёгкого поведения (но тяжёлой судьбы), может перерасти в настоящее сочувствие и признание того, что этот "нарост" на теле российского общества - это отражение нашего мировосприятия, которое мы можем игнорировать или отрицать, но от этого он никуда не исчезнет. А женщины, которые оказались в роли мусорного ведра для слива не только понятных жидкостей, но и агрессии, комплексов, страхов и скрытых желаний, - жертвы, и не дай бог никому такой судьбы. А уж если это женщины девяностых годов, когда всплыло все говно как на огородах, так и в душах - это вообще герои труда. Ведь если бы не было этих женщин, которые терпели все от своих клиентов - от уличных братков до олигархов - в стране было бы ещё больше насилия.

Вторая часть книги - это беседы в сауне на самые разные темы из области интимной жизни. Эта часть показалась мне менее интересной, и на ней я и запнулась и уже думала, что книгу мне просто не дочитать. Но оказалось, что это была всего лишь прослойка, небольшое развлекательное чтение перед третей частью, которую я и прочитала со второго раза.

Вся третья часть - это рассказ одной молодой женщины, записанный на кассетные пленки. Женщине осталось жить три дня, и она решила записать "исповедь" о своей бурной жизни. Насколько правда то, что этот рассказ Тополь получил из первых рук (а именно от врача, для которого и были сделаны записи) сложно судить. Если писатель выдумал все сам - просто аплодирую стоя, настолько это вышло правдоподобно, и я ни на минуту не сомневалась, что именно так и рассказала бы свою историю женщина. И я не могла оторваться, пока не перелистнула последней страницы. А уж "Пятьдесят оттенков серого" вообще отдыхает!

Больше всего меня в этой последней истории удивило то, что при том, что мы понимаем (и героиня понимает), какая же она дура, но при этом в этой "дуре" отражена вся российская женская жертвенность. Конечно, Алена - это очень утрированный образ, но абсолютно узнаваемый и понятный. Это такая "Бедная Лиза" наших дней (а точнее девяностых годов). И Тополю удалось сделать невозможное - показать через постель переход из советского времени в новое, отражая при этом мутацию женской самоидентификации. Об этом сказано практически прямо: молодежь девяностых отыгралась за все запреты, которые стояли перед их родителями, они делали это самозабвенно и неистово, желая наверстать время. И в первую очередь это ударило по женщинам, которые оказались наедине со своей сексуальностью в другой эпохе.

Таким образом, книга замкнулась - она действительно оказалось цельным произведением и полностью соответствует названию. Конечно, это не шедевр мировой литературы, и даже не книга, которую можно рекомендовать к прочтению всем и каждому (скорее, я скажу наоборот: никому не советую читать эту книгу), но определенные выводы сделать заставляет.

И ещё в послесловии автора есть очень важная информация, которая позволяет понять лучше писателя и его цели при написании этой книги. Я приведу небольшой отрывок:

"...неверно, что я писал свои книги, сгущая антирусские краски в угоду западному читателю. Да, до развала СССР я писал их для американцев, шведов, японцев и прочих инопланетян, которые, кстати, тоже отождествляли русских с советскими, но я-то рассказывал этим марсианам о советском строе, о России с коммунистическим лицом, о зоне по имени СССР. Сгустить краски больше, чем сгустили их Ленин, Сталин и Ко кровью миллионов репрессированных, расстрелянных и замордованных священников, интеллигентов и крестьян, не смогли ни Платонов, ни Булгаков, ни Солженицын — куда уж мне! Просто я лишен хлюпающе-сюпающего восхищения перед российским навозом, блевотиной безмятежного российского пьянства, похмельным биением кулаками в грудь, дешевым разрыванием на себе последней рубахи и криками «Ты меня уважаешь?» и «Сарынь, на кичку!». Я не люблю российские сортиры со сломанными — даже в Думе! — стульчаками (я уж не говорю про отороченное дерьмом «очко» во всех остальных «скворечниках»), я не люблю российское хамство, плебейскую великодержавность и великодержавное плебейство, небритость и немытость со времен Радищева и нищенскую озлобленность против всего мира и собственных соседей. Бейте меня, называйте жидом, русофобом, но я хотел бы видеть Россию не беднее Америки, я хотел бы видеть русских со шведской статью в спине, с французским шармом и британским лоском в манерах, с японской добросовестностью в труде, с испанским темпераментом в любви и голландской вежливостью к своим прекрасным женщинам. <...> А до тех пор пока этого не случится, я буду писать о России то, что пишу<...> писать, сочинять, погружаться в людскую душу можно часами, сутками! А писать о России можно годами, всю жизнь! И по вечерам, когда я, обессилев, отпадаю от компьютера, у меня подкашиваются ноги точно так. как от любовной усталости… Вот это и есть мои подлинные отношения с Россией — я с ней живу!"