Текст книги "ЧЯП"

Глава 2. Предложение

Проснулся Синцов действительно под балдахином.

Ложился спать на непривычно старинную койку, бодрое пружинное ложе, звеневшее от одного прикосновения, покрытое мягким снежным матрасом… То есть периной. Это была настоящая перина из сказок, Синцов понял это, едва прилег. Перина, легендарная пуховая перина, воспетая классиками и почти не знакомая современникам, испорченным матрасами с кокосовой стружкой, смешанной с холофайбером. Конечно, Синцов никогда не спал на аутентичной перине, однако стоило ему в ней оказаться, как он ее немедленно опознал, видимо, сработала генетическая память. Да и бабушка тоже рассказывала…

Впрочем, насладиться преимуществами перины сполна и осознанно у Синцова не получилось – буквально через минуту он выключился и спал глубоко, а когда проснулся, обнаружил над собой балдахин. Он был сшит из медицинской марли, но не нитками, а тонкой синей проволокой, видимо, для того, чтобы придать сооружению каркасную структуру. Синцов потрогал балдахин и подумал, что здесь, в Гривске, он встретит, наверное, множество вещей, которых нельзя встретить в городе. Настоящих вещей, прочных, продуманных, необходимых, исполняющих предназначение, а не занимающих место. Балдахин вот. Интересно, а почему бабушка не использует фумигатор? Это же эффективно и просто, вместо того…

Балдахин тоже ведь неплохо, подумал Синцов. Он вылез из койки, увидел прялку, кадку, ступу зловещего вида, Синцов не удержался, запечатлел ее для грядущего и начал свой первый день в городе Гривске.

Отец уехал с утра, не дожидаясь, пока проснется Синцов. Синцов усмехнулся, подумав, что отец отчего-то не очень хотел оставаться в своем родном городе, быстренько свалил домой. Наверное, в детстве его здесь травили. Называли Синим, или Синяком, или Синючилой, воспоминания детства – самые сильные в жизни, никогда не возвращайся в прежние места, это уж точно.

Бабушки дома тоже не оказалось, и Синцов стал распоряжаться сам. Отправился на кухню. На цветастой клеенке стола стоял накрытый тарелками завтрак, напомнивший Синцову семейку НЛО, решившую немного отдохнуть на подсолнечном поле, красиво. Вообще Синцов обычно по утрам никогда не ел, но тут внезапно почувствовал несвойственный аппетит. Синцов решил, что на исторической родине стоит прислушиваться к себе, он снял тарелки и обнаружил под ними гренки с плавленым сыром, самодельный черничный мармелад, колбасу, нарезанную кружочками, самодельный и явно соленый сыр и отчего-то ириски, поломанные кубиками. И само собой, молоко в высоком и модном зеленом стакане с шоколадной соломинкой.

Нет, прислушиваться к себе стоило, Синцов сел и отзавтракал с удовольствием и неторопливо, ощущая себя немного британцем.

В термосе на подоконнике он обнаружил кофе, правда, цикориевый. Сначала Синцов не хотел его пить, но потом вспомнил, что японцы цикорий уважают, и выпил.

Что ему было делать дальше, он не знал, побродил немного по дому, рассматривая фотографии на стенах, узнал своего прадедушку и прабабушку на черно-белой, узнал отца на цветной в свитере с оленями, остальных не узнал, но от этого не расстроился. Убил пролетную муху. Погрустил. Решил пойти погулять по городу, так, вообще, да и повод нашелся – от цикория разболелись зубы, и Синцов решил купить жвачки.

Ключ от дверей висел на гвозде на самом видном месте, Синцов подумал, что это не случайно, наверняка бабушка оставила ключ для него, а сама отправилась по делам, выписать дров. В прошлый раз, когда он был в Гривске, давно, лет уже как шесть, бабушка была сильно озабочена дровами и все время старалась их откуда-то выписать, наверняка дровяной вопрос оставался актуален и поныне.

Синцов закрыл дом и отправился гулять. У него отсутствовал четкий план, но Синцов помнил, что в предыдущее посещение они с отцом частенько захаживали в тир возле кинотеатра и стреляли по банкам, отец стрелял хорошо, а Синцов разбил лампочку и рикошетом зацепил тирщика. Стрелять Синцову нравилось, Синцов иногда даже думал, что в нем пропал снайпер.

Кинотеатр располагался недалеко, и дорогу Синцов отыскал, однако оказалось, что кинотеатр закрыт, тир сгорел и на его месте обильно колосилась лебеда. Стрельба не получилась, и несколько разочарованный Синцов двинул по улице дальше, посмотреть, что тут еще осталось.

Помимо тира из прошлого посещения бабушки ему запомнился мост, с которого они с отцом ловили голавлей на жженое сало, но так ни одного и не поймали. Впрочем, до моста идти надо было почти час, Синцов решил посетить мост потом, а пока побродить по городу.

Он шагал по улице Кстовской, а погода продолжала радовать, с самого утра стояла приятная, чуть пасмурная прохлада, сейчас же тучки расступились и над Гривском разогревалось солнце. Синцов переносил жару спокойно, но бабушкин сыр оказался все-таки чересчур пересолен, а мармелад, наоборот, пересладок, и теперь Синцову хотелось пить, и лучше холодненького, и это кроме зубной ломи.

Пару раз ему встречались водоразборные колонки, но напиться из них, как это они делали раньше с отцом, Синцов не решился, поскольку время не прошло для него даром, обогатился он множеством знаний, которые не прибавили ему микробиологического оптимизма. Особенно его смущали легионеллы, про них он прочитал недавно в журнале «Наука и жизнь», они, если верить автору статьи, в изобилии водились именно в старых провинциальных водопроводах. Поэтому Синцов не стал пить.

К тому же вчерашний сон с шустрой косматой старушкой его тоже продолжал смущать. Старушка приснилась совсем не просто так, в этом присутствовал какой-то знак, предвестие или предупреждение, Синцов в этом не сомневался, только вот никак не мог понять, какое именно. Возможно, предупреждение о том, что не следовало пить откуда попало.

Синцов терпел жажду до ближайшего магазина с названием «Светлана-М».

«Светлана» размещалась в непримечательном одноэтажном доме, войдя, Синцов убедился, что, к сожалению, безжалостной поступи глобализации не избегнул и Гривск – внутри было слишком чисто, кондиционировано и дезодорировано. Прохладительные напитки в запотевших бутылках по всем правилам маркетинга располагались в прозрачных холодильниках, Синцов выбрал литровую бутылку минералки и направился к кассе.

Он оказался единственным посетителем, а продавщиц в «Светлане» нашлось сразу три, две продуктовые, одна промышленная, и все они собрались кучно и стали глядеть на покупателя с упованием.

Синцов достал деньги и сразу огорчил продавщиц тем, что купит только воду и жвачку, увидев их печальные, почти отчаянные лица, он не удержался и решил взять еще немного товаров. Он попросил мороженое в вафельных стаканчиках в количестве двух штук, а в промтоварном отделе взял открывашку и средство от муравьев. Обилие покупок вдохнуло в женщин жизнь и энтузиазм, что привело к казусу – продавщицы разом кинулись к кассовому аппарату за сдачей и энергично нажали на него одновременно в несколько рук, как пианистки-виртуозки.

Кассовый аппарат не выдержал напора коммерческой страсти, внутри у него заклинило, и выдать сдачу в количестве семнадцати рублей он не смог. Синцов улыбнулся и стал есть мороженое, ну, пока не растаяло.

Самая старшая и самая опытная продавщица приступила тем временем к ремонту техники. Синцов отметил, что в ремонте она была не очень искушена, и весь процесс заключался в том, что продавщица похлопывала аппарат по бокам и приговаривала «ну, ну, давай, собака». Руки работнице торговли достались не самого скромного размера, и от каждого удара внутри техники звякала мелочь, а зеленый электронный индикатор испуганно моргал.

Синцов ел мороженое. Недорогое, но неожиданно достойное, Синцов откусывал как от яблока, а жевал серьезно, как хлеб, что вызывало у магазинных девушек удивление.

Главная продавщица продолжала реанимационные мероприятия, при этом она несколько завелась и вступила в раж и, как показалось Синцову, избивала кассовый аппарат уже не в надежде его открыть, а просто из удовольствия. Из мести или для души.

В разгар избиения в магазине показался новый покупатель. Ровесник Синцова вошел и принялся выбирать из молочного ряда кефир, придирчиво осматривая каждую пачку, встряхивая ее и прислушиваясь к бульканью.

Синцов отметил, что при появлении ценителя кисломолочной продукции со старшей продавщицей произошла некоторая метаморфоза, она оставила в покое кассовую машину и теперь глядела на нового посетителя с отчаянием.

Остальные продавщицы тоже.

– Опять? – спросил появившийся любитель кефира.

– Опять, – ответила главная продавщица. – Сколько раз уже говорила, никак не могут поменять…

– Бывает, – успокоил парень. – Эта модель всегда, кстати, глючит, ничего удивительного, китайщина. Сейчас попробую наладить.

Он вежливо и осторожно оттеснил Синцова в сторону, достал – Синцову показалось, что чуть ли не из рукава, – длинную тонкую отвертку, точным движением всадил эту отвертку в кассовый аппарат. Машина издала крысиный звук, то ли пискнула, то ли ойкнула, зажужжала электрической дрожью и выпустила денежный лоток.

Наверное, сын наладчика кассовых аппаратов, подумал Синцов. Кассового смотрителя. Тренируется на то, чтобы тоже стать наладчиком, и уже явно в этом преуспел, с кассовыми аппаратами на «ты», скоро станет мастером.

– Прошу, – кефирный человек уступил место у кассы Синцову. – Готово.

Синцов доел мороженое и стал ждать, пока кассирша отсчитает ему положенную сдачу.

С этим снова возникли затруднения, оказалось, что в самом аппарате в достаточном количестве нет мелочи, хотя и звенела. Продавщица попросила подождать еще минутку и удалилась в магазинные закрома, а другая продавщица виновато улыбнулась, а Синцов улыбнулся ей в ответ вполне себе дружелюбно. Случай в магазине только улучшил его настроение.

Показалась продавщица с трехлитровой стеклянной банкой, заполненной мелочью. Банка оказалась тяжела и слегка продавила прилавок, тетка запустила руку в горлышко, зачерпнула горсть монет, высыпала ее на алюминиевое блюдо и отсчитала Синцову сдачу, семнадцать рублей. Три пятерки и монету в два рубля, продавщица отодвинула деньги на край миски, Синцов их взял и направился к выходу, успев заметить, что ученик кассового инспектора посмотрел на него с каким-то интересом, с хищным таким, с местным.

На улице Синцов подумал, что этот интерес вызван тем, что он, Синцов, чужой. А в маленьких городках к чужим относятся настороженно, с генетической нелюбовью, чуть что сразу бьют по рогам или в репу, ну, как в «Путешествии из Петербурга в Москву». Во всяком случае, во всех фильмах все именно так и обстояло – стоило только бедолаге из большого культурного центра показаться в депрессивном ПГТ без тротуаров, как местная гопота тут же начинала его прессовать. Но не тут-то было – герой одиннадцать лет занимался айкидо, и местные при встрече с ним несли многочисленные потери.

Синцов стал есть второе мороженое, а еще открыл бутылку с минералкой, выпил половину и посмеялся над собой, подумав, что глупо все-таки пребывать в плену предрассудков, навязанных массовой культурой, сейчас ведь не как в старые времена. Ну да, они тут все друг друга знают, ну да, властелин отвертки удивился пришельцу, но не более, купил свой кефир и сейчас…

Синцов обернулся и обнаружил, что парень шагает за ним. Причем шагает не как бы невзначай, а вполне определенно и с целью.

В этот раз Синцов начал нервничать сразу. Нет, имелась сотня причин, по которым этот парень мог шагать в том же направлении, но Синцов не захотел эти причины анализировать, потому что ему казалось, что это не случайно. Что парень его зачем-то преследует. Как та старушка во сне.

Старушка во сне вспомнилась сильно, и, чтобы убедиться в реальности окружающего, Синцов ущипнул себя за руку и пнул встречный булыжник. Все было в порядке, больно, не сон.

Не сон, но парень не отставал, шагал и шагал, метрах в пятидесяти держался.

По правую руку начался парк, хороший такой парк, ровный, как карандаши, красноватые сосны и тропинки, прохоженные между ними. Парк огораживал свежекрашеный забор из железной решетки, значительная часть прутьев которой была разогнута минувшими поколениями. Глядя на эти прорехи, Синцов решил испытать преследователя – взял и свернул. То есть протиснулся между прутьями и быстро пошагал по тропинке в глубь парка.

Там был детский городок, старые карусели, железная горка, деревянные руины, там была эстрада в виде ракушки с пробитой крышей, вокруг эстрады собрались скамейки, Синцов сел на ближайшую и стал вытряхивать из кроссовки удачный камушек пирамидальной формы, одновременно осторожно оглядываясь.

Парень из магазина тоже был уже здесь, в парке. Более того, направлялся к нему. Точно к нему, в парке больше никого, безлюдный утренний парк в городе Гривске.

Чтобы продемонстрировать местному гопнику свою решимость в случае чего оказать сопротивление и свое суровое пренебрежение к разным там будущим инженерам по торговой и измерительной технике, Синцов совершил несколько действий. Во-первых, уронил мороженое и брезгливо не стал его поднимать. Во-вторых, демонстративно допил из бутылки минералку и стал вызывающе постукивать ею о деревянную спинку скамейки, совсем как настоящие киношные гопозавры. В-третьих, высморкался под ноги. Синцову казалось, что это выглядит опасно, он сам бы насторожился, увидев себя такого. Но, судя по всему, на местного гопника эти ритуалы не произвели никакого впечатления, он приветливо улыбнулся Синцову и тоже сел на скамейку.

Дальше Синцов не знал, как себя вести. Встать и уйти означало потерпеть моральное поражение, оставаться…

Оставаться тоже неприятно. Этому типу явно что-то требовалось. Скорее всего, он хотел Синцова просто ограбить. Сейчас он скажет, что это его город, его парк, его скамейка и он, Синцов, если хочет здесь дышать природой, а не огрести себе мегапроблем, должен тут же выложить полкосаря.

Но все случилось не так.

Местный сидел и молчал. И Синцов сидел и молчал, на всякий случай держа в памяти, что у местного где-то в рукаве коварная отвертка, раз – и саданет, кто их, здешних, разберет, кто их знает…

Это продолжалось долго, местный не торопился, а Синцов прикидывал – если сдвинуться первым, то это все-таки получится бегство и потеря лица на ровном месте или разумный шаг разумного человека? Небольшой провинциальный позор. Поэтому Синцов тоже не поспешал, усиленно делал вид, что наслаждается воздухом.

– У меня вопрос.

Местный нарушил молчание первым, Синцов обрадовался – вряд ли так мог начинаться реальный наезд. Обрадовался, но вида не подал, продолжал усиленно наслаждаться.

– Странный вопрос, – уточнил парень.

Синцов повел плечами, швырнул бутылку в урну, зевнул, ну, чтобы было понятно, что странным вопросом его не проймешь.

– Ты не мог бы продать мне мелочь?

Странный вопрос, действительно. Синцов ухмыльнулся. Ну да, конечно, ему нужна мелочь, кто бы сомневался.

– Я по пятницам не подаю, – сказал он усталым от жизни голосом тертого подпоручика.

Сегодня была не пятница, но эта неожиданно всплывшая цитата понравилась Синцову, ему показалось, что фраза эта даст понять незнакомцу, что шутить с ним не стоит, а наоборот, стоит расценивать как человека острого.

– Да нет, ты не так понял, – терпеливо сказал местный. – Я предлагаю продать мелочь.

Синцов постарался виду не подать. Ну, псих, подумаешь? Конечно, это очень символично – едва он приехал и вышел погулять, как немедленно наткнулся на психа, но что поделать, бывает, психи тоже люди, если псих не законченный и не опасный, он вполне может гулять по городу Гривску, и никто не бросит в него камень. Продать мелочь. Всего-то.

– Сдачу, – местный указал подбородком на карман Синцова.

– Сдачу?

Местный кивнул.

Семнадцать рублей, вспомнил Синцов. Стольник минус вода, мороженое два раза, мел от термитов, открывашка. Три пятерки и два рубля, четыре монеты. Псих. Сейчас выхватит отвертку. Отдать ему семнадцать рублей, что ли? Как-то уж совсем унизительно… Вышел погулять и немедленно был ограблен аборигенами, просто записки иностранца о Московии получаются, медведя с балалайкой на велосипеде не хватает, хромого и одноглазого. Впрочем, быть убитым отверткой тоже как-то недостойно звания человека. Сейчас достану мелочь, швырну ему в голову, а затем сразу правой в подбородок, так учил отец, надо быть мужиком…

Синцов достал деньги, пересчитал на всякий случай. Так и есть, семнадцать рублей.

– Семнадцать рублей, – сказал он. – Сколько дашь за них?

– Тысячу, – местный достал из кармана кошелек, из кошелька зеленую бумажку.

– Ага, две, – Синцов еще раз брутально сплюнул через зуб.

Вообще-то он на улице не плевался и сторонником плеваний не был, но тут ситуация была подходящей, только плевок мог выразить правильную палитру его чувств.

– Серьезно, тысячу рублей, – повторил местный.

И в доказательство заманчиво и театрально похрустел купюрой.

– Я тебе такую тысячу на любом принтере напечатаю за три минуты, – сказал Синцов. – И гораздо дешевле.

– Заблуждаешься, – ответил любитель мелочи. – Купюра настоящая. На, проверь.

Он протянул тысячу Синцову, тот взял, повертел, посмотрел на просвет. На настоящую похожа вроде. Хотя Синцов ненастоящих не видел, и поразглядывав купюру, он вернул ее местному.

– Все равно не отличу, – сказал Синцов. – Чего смотреть?

– А смысл? – спросил абориген. – Какой мне смысл тебя обманывать? В чем навар? Семнадцать рублей?

Синцов не ответил, стал думать. Вариантов, опять же, было много. То есть совсем немного, опять три. Первый, реалистический, легко объяснявший все. Собеседник все-таки псих, а что взять с психа? Псих, кстати, вполне может обменять тысячу на семнадцать рублей, психи, они такие. На психа он не очень походил, если честно, хотя… Синцов подумал, что в сортах психов он разбирается примерно так же, как в поддельных деньгах.

Второй вариант, как полагается, фантастический. Синцов вспомнил рассказ, где к одному мелкому торговцу явился мутный гость с поникшими ушами и предложил купить доллар за тысячу, и торговец поддался растлению халявой и продал. Закончилось все это весьма плачевно, ослепленный наживой торговец продал таинственному незнакомцу планету Земля, после чего выяснилось, что незнакомец есть замаскированный пришелец и теперь по всем галактическим законам Земля принадлежит ему, поскольку продал ее житель планеты, и продал добровольно.

На замаскированного пришельца новый знакомец походил больше, чем на психа.

Третий вариант, криминальный. Едва Синцов поддастся искушению и обменяет семнадцать рублей четырьмя монетами на одну тысячу купюрами, из-за деревьев немедленно появятся могучие други провокатора. Они немного побьют Синцова за незнание местных понятий и попытку развода и в качестве компенсации морального вреда отберут у него телефон.

– Да мало ли какой навар? – пожал плечами Синцов. – Предложение, говоришь… Ты вообще в своем уме? Семнадцать рублей за тысячу?

– Да, – спокойно кивнул местный. – Очень выгодно.

– Бери так.

Синцов барским движением протянул местному мелочь на ладони.

– Не пойдет, – тут же отказался тот. – Я должен купить, иначе это нечестно. И неправильно.

– В каком смысле нечестно? Я тебе их просто так отдаю, забирай, я не обеднею.

– Ты не понимаешь, – парень покачал головой. – Ты не понимаешь, я тебе сейчас объясню. Смотри. Вот это…

Местный взял двумя пальцами из ладони Синцова пятирублевик.

– Вот этот не стоит ничего.

Парень выкинул монету за спину.

– И это тоже не стоит ничего.

Местный взял другую пятирублевую монету и тоже ее выкинул, в этот раз монета попала в дерево и бумкнула.

– И эта…

Третья улетела дальше и выше, звонко скатилась по крыше веранды.

– А вот это, – местный взял оставшуюся монету, – это уже совсем другое дело.

– Два рубля, – заметил Синцов. – Ну, два рубля, и что?

– Два рубля две тысячи третьего года.

Это ничего Синцову не объяснило.

– Редкая монета, – сказал местный.

– В каком смысле редкая?

Местный монету вернул. Синцов поглядел на нее придирчивее и никаких признаков повышенной редкости и ценности не обнаружил. Два рубля, они и есть два рубля, не юбилейные, не серебряные, да, две тысячи третий.

– Действительно редкая, – сказал местный. – Два рубля Санкт-Петербургского монетного двора, две тысячи третий год. Могу вполне дать за них тысячу.

– Тысячу за два рубля? – переспросил Синцов.

– Легко. Не веришь?

Синцов не верил. Нет, он был человек культурный и про нумизматику слышал, Гангутский рубль, золотой царский червонец времен столыпинских реформ и червонец НЭПа, яйца Фаберже и прочие бронзулетки, а в прошлом году и в Оружейной палате с классом бывали во время поездки в Москву. Но это были вещи, овеянные ветрами веков и омытые океанами истории, а тут какие-то жалкие два рубля…

Развод. Несомненно. Учуял городского лоха, теперь разводит. Только как?

Синцов не мог понять, как конкретно, но разводу решил не поддаваться категорически.

– Многие не верят, – согласился абориген. – То есть не только не верят, но не знают. На этом построена вся нумизматика.

– На чем?

– На незнании, – улыбнулся парень. – Умирает дедушка или бабушка какая, ее внуки находят в сундуке банку с засаленными монетами, проверяют – есть ли серебро, есть ли советская юбилейка, а на старые грязные кружочки никто и не смотрит. А эти грязные кружочки могут стоить гораздо дороже золота, просто в разы дороже. С ходячкой так же. У каждого в кармане болтается, но не каждый знает, что именно. Ты думаешь, что это два рубля, за которые можно купить три коробка спичек, а знающий человек сразу отвалит тебе тысячу. Влегкую.

Местный снова продемонстрировал Синцову новенькую тысячу.

– Меня зовут Петр, между прочим, – сказал местный. – Петр Грошев.

– Костян… То есть Константин.

– К бабушке приехал?

– Да… А ты откуда…

– Неместные тут все к бабушкам на лето, – пояснил Петр. – Дедукция, однако. Монету-то продашь?

Синцов поглядел на монету еще раз. Нет, совершенно ничего выдающегося, два рубля, два рубля, вот хоть ты тресни, они все равно только два рубля. Потом поглядел на Петра.

Петр Грошев походил на гнома. Не на актуального гнома продукции голливудских кинематографистов, а скорее на классического, сказочного. Невысокий, тяжелый, но не коренастый, с сильно боксерским лицом. На всякий случай Синцов быстренько поглядел и на грошевские руки, на костяшки пальцев, но они оказались в норме, не разбитые, кожа не красная, руки человека, боксом не занимавшегося. Авария, может, подумал Синцов. Или с лестницы в детстве скатился, мало ли. Лицо бледное, немного синеватое, поломанное. Глаза красные, слезящиеся. Хотя если в монетах разбирается, то, наверное, нумизмат – от этого глаза и красные.

– Не продам, – сказал Синцов.

– А что так?

Это Грошев спросил с интересом, причем с исследовательским интересом, Синцов подумал, что таким вот образом усталый Ливингстон смотрел на пигмея, презревшего бусы.

– Не знаю, – ответил Синцов. – А ты сам потом ее за сколько продавать будешь?

– А может, у меня у самого такой нет? Может, я ее в коллекцию хочу?

– Не похоже, что нет.

Грошев согласно кивнул.

– Да есть, конечно. Продавать за пятеру буду. А если отлежится, то и дороже.

Синцов хмыкнул.

– То есть у меня купишь за тысячу, а продашь за пять?

– Ага, – согласился Грошев. – За пять, может, чуть дороже, если на аукционе. Как повезет.

– Нормально…

Синцов немножечко возмутился, утро – не лучшее время для наглецов, да еще и с такой говорящей фамилией, утром человек вообще злее и нетерпимее.

– Ладно, полторы, – предложил Грошев.

– Ага, позавчера мне позвони, я три раза отвечу.

Грошев достал еще пятьсот рублей, видимо, для убедительности, Синцов продолжал разглядывать свои два рубля, отметив, что теперь он разглядывает их с определенным уважением.

– Сам замучаешься продавать, – отчего-то с заботой сказал Грошев. – То есть ты, конечно, может, и продашь, но года через два. И только по постоплате. И есть шанс, что тебя кинут.

Грошев свернул купюры, постучал ими по скамейке, как недавно Синцов бутылкой.

– Кинут-кинут, – утвердительно повторил Грошев. – Новичков часто кидают. Так что полторы даю – и это край. Больше не могу дать, нерентабельно, себе же в убыток не буду покупать?

– Оставлю на память, – Синцов упрямо спрятал монету в карман.

– Зря, Костя, – Грошев убрал деньги. – Такая монета ценна только для знатока, это тебе не николаевские рубли. Ну, как знаешь, оставь на память, твое дело.

Синцову вдруг стало жаль денег. Неполученных. Этот Грошев все ловко разыграл, показал деньги, объяснил риски, разбудил жадность… Надо было продавать. Но Синцов не любил включать заднюю, очень не любил.

– Не передумал? – спросил Грошев.

– Нет, – твердо ответил Синцов.

Грошев зевнул. Уходить он явно не спешил. Будет уговаривать, подумал Синцов, до двух тысяч точно поднимется, подумал Синцов. И решил держаться.

Но Грошев уговаривать не стал.

– А ты часто вещи находил? – спросил он.

– В смысле?

– Деньги, мобильники, часы. На улице, в магазинах, везде? Находишь вещи?

– Нет вообще-то…

Синцов попробовал вспомнить, находил ли он что-то в своей жизни. Вспомнить не получилось. Нет, он, наверное, находил какую-нибудь ерунду, но, видимо, настолько ерундовую, что в памяти это не отложилось. Вот гвоздь недавно нашел во сне, только поднять не успел, проснулся.

– Не находил, – сказал он.

– Отлично! – обрадовался Грошев. – Просто здорово!

– Что же в этом отличного? – поинтересовался Синцов.

– Отлично-отлично, – подтвердил Грошев. – Вот мой телефон, если надумаешь монету продавать, звони. Полторы тысячи, больше не дам.

Грошев протянул Синцов визитку, Синцов взял.

Ого.

Визитка простая, без излишеств, «Петр Грошев» и номер телефона, черными буквами на белом фоне. Бумага, правда, не белая, а слегка коричневая, шершавая, в бороздках и прожилках. Но все равно визитка.

– Если надумаешь – звони, – и Грошев пошагал прочь явно в хорошем настроении.

Синцов остался на скамейке. Он не удержался и снова достал двухрублевую монету и снова стал ее разглядывать.

– А в лотерею не выигрывал? – обернулся Грошев.

Синцов хотел соврать, что выигрывал, но врать без нужды он не любил, помотал головой. Грошев показал сразу два больших пальца, видимо, невезучесть Синцова в лотереях его тоже как-то обнадежила. Синцов подождал, пока Грошев удалится окончательно, и поспешил домой. Зубы не болели, сами перестали.

Бабушка уже вернулась, дверь в дом была легкомысленно открыта, а из гостиной слышались телевизионные звуки. Синцов осторожно проскочил к себе в летнюю спальню и достал ноутбук.

Сетей не нашлось. Синцов попробовал еще и еще, но беспроводных каналов – ни свободных, ни запароленных в Гривске не было, во всяком случае, в этой части города. Синцов вздохнул. Сам виноват. То есть не виноват, конечно, так получилось – когда настало время перед отъездом делить технику, они с сестрой Люськой по-честному кинули камень-ножницы-бумагу. Люське достался планшет, Синцов же довольствовался стареньким нетбуком, поскольку свой планшет он месяц назад весьма неудачно уронил на отцовскую гирю. Так что с выходом в Интернет объявились проблемы, выяснить про два рубля не получилось. Но на всякий случай Синцов переложил монету в рюкзак, в непромокаемый кармашек для документов.

Погрустив немного и поразмыслив, Синцов направился в комнату к бабушке.

Бабушка сидела в кресле, глядела телевизоры, передачи про здоровье шли параллельно по двум каналам, и бабушка внимательно смотрела их сразу. Теперь ясно, зачем они с отцом тащили сюда второй телик, бабушке иметь два телевизора на самом деле очень удобно, вот вечером еще сериалы начнутся, их тоже хорошо параллелить.

Синцов сел на диван и тоже немного посмотрел про базедову болезнь и про гастрит. Вообще Синцов отметил, что к здоровью бабушка относилась по-прежнему серьезно, почти вся гостиная оказалась заполнена соответствующими журналами и брошюрами, кроме того, на полках во множестве поблескивали стеклом бутылочки с разноцветными настойками и баночки с маслянистыми на вид составами, в воздухе же слезоточил крутой аромат «Золотой звезды». Бабушка, кстати, ничего что почти восемьдесят, выглядела бодро и явно в уме, Синцов подумал, что силу традиционной медицины недооценивать не стоит, не могут же ошибаться полтора миллиарда китайцев?

Бабушка, впрочем, смотреть медицинские программы вместе со внуком не очень хотела и посоветовала Синцову лучше снова идти гулять, погода-то хорошая, а в сарае лежит почти новый велосипед, его несложно починить, если руки растут из правильных мест, ключи там, тоже в сарае, в ведре.

Синцов сказал, что да, сейчас пойдет и починит, ну и на всякий случай поинтересовался, есть ли в городе какой Интернет. Бабушка неожиданно проявила осведомленность и ответила, что вообще вроде как есть, через две улицы Интернет уже точно показывает, а до них дотянут в будущем году, так что пока у них только по свистку. Синцов не понял, что такое Интернет «по свистку», на что бабушка пояснила, что это «когда сбоку такую штучку втыкают». Синцов догадался, что «штучка сбоку» есть модем, а значит, имеется и шанс подключиться.

Настроение улучшилось, в присутствии перспектив Интернета Гривск уже не представлялся черной космической дырой, местом, куда Синцов оказался сослан на два месяца, локацией, в которой гаснут все мечты о человеческом отдыхе и счастье. Синцов улыбнулся и представил, как из его тоскливой светелки потянутся нити к далекому, скрытому за лесами, реками, болотами и двадцатью тремя километрами бездорожья цивилизованному миру. Связь есть, осталось купить модем с симкой, все очень просто. Деньги у него были, отец, уезжая, сделал проникновенное лицо и выдал на карманные расходы десять тысяч, напутствовав, что тратить стоит экономно, с пользой для ума и здоровья, Синцов обещал, что так оно все и будет. Да, так оно и будет, он отправится в центр, купит «свисток» и высвистит мировую паутину, и два месяца в Гривске не покажутся такими уж месяцами.

И монету тоже проверит.

Интересно, сколько здесь модем стоит? Вряд ли сильно дороже, но канал наверняка тормознутый, только почту проверить…

Синцов представил, как он будет два месяца гонять в «Зомби Ап» на заикающемся нетбуке. Тяжело. Практически невыносимо. Но надо стиснуть зубы, взять себя в руки и терпеть. В конце концов, он мужественный человек, он обещал отцу, что не упадет духом, не запросится назад и перенесет все трудности с достоинством, как и подобает настоящему Синцову. Осталось только модем найти, всего лишь модем, что может быть проще? Он пожелал бабушке приятного просмотра и крепкого здоровья, после чего отправился в свою комнату за деньгами.