Текст книги "Место Снов"

– И вот я вооружился копьем, на которое эльфы наложили сорок сороков заклинаний, а лезвие его было закалено в жерле вулкана, а остужено в крови молодого колдопера. И я отправился в эту землю в одиночку, поскольку если бы я взял с собой вассалов, то сказали бы, что я сражался с ним в круге с соратниками, а рыцарю сие недостойно, почета мало…

Всадник П. рассказывал, и непонятно было, кому он это рассказывает, себе в пятидесятый раз или Зимину с Ляжкой в первый, рассказывал про то, как он расправился с устрашающим Вормским Червем, похитителем рыжих девственниц и грозой земли Сидон.

– К тому же этот ползучий скот отказался соблюдать заключенный ранее конкордат. Ну, в результате я велел своим рабам изготовить из шкуры его огромную попону, которой можно было накрыть целое футбольное поле вместе с футболистами и даже их семьями. Эта попона висит на стене в моем замке, между прочим.

– Эй, Персиваль… – позвал Зимин.

– Называй меня лучше Мастер, – поправил Всадник П. – Можно Мастак, но Мастер мне нравится больше. И прежде чем обратиться, говори следующее: можно ли к тебе обратиться, Мастер? Да, Мастер мне, пожалуй, больше даже нравится, чем сэр. Называй меня Мастер. Первый раз я тебя прощаю, но потом буду учить плеткой. А плетку связали мои рабы из усов того самого червя, вот, можешь взглянуть…

Всадник П. продемонстрировал Зимину плетку, сплетенную из похожих на стальные жилы хвостов.

– Этой плеткой я могу перебить позвоночник медведю, – сказал Персиваль. – Это круче, чем булат. Я забил ею двух рапторов, они кинулись на меня из засады.

– Кого?

Всадник П. вытянул Зимина плеткой, и это было больно, драконьи усы ожгли ему ухо. Ляжка злорадостно захихикал.

Прибью эту гадину, подумал про себя Зимин. Как только руки освобожу, так сразу и прибью. В смысле, Персиваля. Заставлю его сожрать свою кофемолку вместе с плеткой. Хотя он вон какой здоровый, разъелся тут… Но все равно прибью. Прибью. Прибью. Прибью. Перец чертов!

Мысли Зимина были просты и особой плотностью не отличались, Зимин слишком вымотался, проголодался и хотел спать, подробный план расправы с мускулистым Персивалем он решил разработать завтра, с утра.

У Ляжки мыслей вообще не было.

– Это тебе урок, вассал, – назидательно сказал Всадник П. – Помни, кто я, Доход.

– Я вот всегда это помнил, Мастер, – пискнул Ляжка. – И всем об этом говорил.

– Можно ли спросить тебя, Мастер, кого ты забил этой чудесной плеткой? – исправился Зимин.

– Рапторов. О, это скверные твари, они обитают тут повсеместно. Это такие зеленые динозавры, маленькие, но ужасно свирепые… Кто их только выдумал?

Зимин отвернулся и поморщился. Года два назад он серьезно увлекался юрскими стрелялками. Любил бродить по влажным доисторическим саваннам и темным лесам, лупить из слонобойного штуцера по тираннозаврусам рексам, ну и по всякой мелочи вроде рапторов. Тираннозавра штуцер заваливал примерно с пяти выстрелов, у раптора штуцер красиво отламывал голову, по рапторам стрелять Зимину нравилось больше всего. Впрочем, динозавры, судя по всему, не давали покоя не только ему.

Не хватало только тираннозавра встретить, подумал Зимин. А то и чего похуже.

– Раньше тут и тираннозавры водились, – будто прочитал его мысли Перец. – Потом, правда, повыбили их, я вот жалко что не успел. Мой добрый сосед, рыцарь Эфиальт из домена Повезло, добыл себе одного в честном бою и поместил голову у себя в пиршественной. Красиво… Так что больших дино перебили, а мелочь всякая, типа рапторов, осталась. Ничего, прижились, размножились. Нападают на стада, воруют овец… Да тут вообще полно всякой дряни…

Справа, в глубине леса, пронзительно закричало, и Перец отстегнул арбалет и положил его поперек седла.

– Не бойтесь, вассалы, – сказал Перец. – Дрожать и трястись – это и значит быть рабом. Это и отличает благородного мужа ши от подлых людишек ся. Скорее всего, это вампир, они так мерзко кричат, когда голодны. Тут их тоже много.

– Вампир, мастер? – испугался Ляжка.

– Тебя это удивляет? – хмыкнул Перец. – Ты считаешь, что мало кретинов, которые любят вампиров? Которые готовы воплощать их направо и налево? Вампиров выдумывают просто пачками, причем всяких! Челюсти тут, челюсти там, челюсти сбоку, челюсти на… на пятой точке. Даже вампиры-лошади и то есть, я одну тут встречал. Благо мой верный Игги затоптал ее копытами. Вампир – самая популярная нечисть в нашей милой Стране Мечты.

– Я не знаю… – Ляжка подошел поближе к коню.

– А я знаю, – подмигнул Перец. – Знаю, что такие сочные парни найдут у вампиров самый горячий прием.

Ляжка настороженно озирался.

– Впрочем, они и костлявым будут рады. Правда, Доход?

Зимин не ответил и тоже поближе придвинулся к Игги.

– Скоро ночь, – продолжал Перец. – Здесь быстро темнеет. И лучше нам где-нибудь устроиться, я не хочу всю ночь жечь костры и отстреливаться от тутошной дряни. Надо бежать быстрее. Этот лес – самое опасное место в окрестностях.

– Я быстрее не могу, – пожаловался Ляжка. – У меня на пятке шпора…

Всадник П. не обратил на это никакого внимания и только прибавил ходу, и Зимину пришлось уже бежать, стукаясь о лошадь. Ляжка тоже бежал, несмотря на свою якобы шпору и грузность телосложения.

– Поспешайте, насекомые, – веселился Перец с коня. – Или вы хотите ночевать в лесу? – смеялся Перец. – Я могу предоставить вам такую возможность. Ознакомитесь с гастрономическими пристрастиями здешней сволочи…

И Перец прибавил ходу еще.

И Зимин не смог следовать за ним, он оторвался от стремени и свалился в мох рядом с тропинкой. Ляжка, сильно любивший жить, как всегда, продержался чуть дольше.

Когда Зимин поднялся, Перец был уже далеко, а Ляжка возвращался, задыхаясь и припадая на колени.

– Во мутант, – сказал Зимин. – Свинья…

– Что же делать? – Ляжка задрожал подбородком. – Может, на дерево влезем?

– На какое? – Зимин постучал по секвойе. – Тут и альпинист не взберется.

Рыцарь тем временем растворился в деревьях, Зимин и Ляжка остались одни. Копыта Иггдрасиля еще какое-то время бумкали по песку, но вскоре затихли и они. Зимин сел, прислонился спиной к ближайшей секвойе и попытался отдышаться. Ляжка переминался рядом и бегал глазами – опасался вампира.

Зимин вспомнил, как физкультурник учил их восстанавливать дыхание – надо расслабиться, резко и глубоко вдохнуть раза три-четыре, провентилировать легкие, а затем дышать мелко, постепенно уменьшая частоту вдохов. При этом желательно дышать не животом, как дышат все мужики, а грудью, как женщины.

Зимин начал было дышать, но восстановить дыхание полностью у него не получилось – на третьем вдохе вопль в лесу повторился, и уже гораздо ближе.

– Ай-ай-яй! – воскликнул Ляжка и вцепился в плечо Зимину. – Кажется, я его вижу…

Зимин поперхнулся, вскочил на ноги и двинул в сторону уехавшего Всадника П.

Сначала Зимин передвигался быстрым шагом. Ляжка семенил рядом, но когда крик повторился еще ближе (причем в крике Зимину почудился явный голод), Зимин всхлипнул и побежал в две тысячи тридцать восьмой раз за этот бесконечный день.

Глава 7
Ночь в кружале

Так вот, Зимин бежал по тропинке между гигантскими колоннами леса мамонтовых деревьев. Спасаясь от голодного вампира из Страны Мечты, она же Место Снов. Проклиная судьбинушку, собственную задохлость, безответственных мечтателей и создателей компьютерных игр, которые выдумывают черт-те что, а он потом отдувайся.

Его сокорытник Ляжка бежал рядом, проклиная Зимина, проклиная свою жадность, проклиная тот день, когда он решил торгануть диском с «Местом Снов».

Неприятные звуки приближались, и Зимину казалось, что они раздаются уже за самой его спиной. Когда Зимин оглядывался, он видел, что эти неприятные звуки издает Ляжка. Ляжка, как и сам Зимин, никогда не блистал спортивной формой на уроках физкультуры, и сейчас Ляжка хлюпал и хрипел. Но все равно даже эти звуки подхлестывали Зимина, хотя потенций к бегу у него практически не оставалось. Ему казалось, что он пробежал за день уже марафонскую дистанцию, сердце вот-вот выскочит и поймать его не удастся. Пожалуй, больше всего его подталкивали весьма неприятные сцены из культовой серии электронных игр про похождения средневековых вампиров. Так вот, тамошние средневековые вампиры, чтобы насытиться свежей кровушкой, отрывали своей жертве голову и пили прямо из нее. В смысле, из головы.

Ляжку подгоняли рассказы бабушки о страшных убийствах в глухой Ярославской области. Там трупы с высосанной кровью находили в собственных постелях. А убийцу так и не обнаруживали.

– Ляжка, – говорил на ходу Зимин. – Ляжка… Представь, что за тобою гонится… гонится… Рулетова… она тебя хочет поцеловать… хочет по-це-ло… Представь, как целуется Рулетова, Ляжка!

– Отвали! – задыхался Ляжка. – Отвали…

– О, Рулетова, твои ладони в лучах заката…

Ляжка застонал.

Бежать было тяжело. И вот когда Зимин был уже готов сдаться, сложить грабли, закрыть глаза и уступить всю свою кровь невидимому упырю, из-за ближайшего дерева вдруг выехал Перец собственной персоной. Он преградил дорогу и картинно поднял Игги на дыбы. Как в кино.

– Мастер! – захрипел Ляжка. – Мы все поняли! Мы все осознали! Пощади нас как можно скорее!

Перец усмехнулся мужественной усмешкой.

– Я вижу, жалкие шакалы, вы уже опорожнили кишечник, и хобот ваш опять трясется в страхе, – ехидно сказал рыцарь. – Жалкие вассалишки, недостойные лизать копыто благородного Иггдрасиля. Запрыгивайте на Игги позади меня, и я спасу ваши никчемные жизни в очередной раз. Не ожидая благодарности, не ожидая наград, без слез, без содроганий, исключительно из присущего подлинному мужу ши милосердия… Сейчас я прочитаю стихи, и мы тронемся в путь.

– Может, потом? – робко спросил Ляжка.

– Смердящий раб, – Перец пихнул Ляжку сапогом. – Как смеешь ты мне советовать? Как смеешь ты нагло требовать, чтобы стихи были потом? Сейчас, только сейчас!

И Всадник П. принялся декламировать:

 
Солнечный ветер наполнил мои паруса,
Каждый на свете слышит его голоса.
Солнечный ветер вдаль меня будет гнать.
Солнечный ветер, мне на тебя на… плевать!
 

– Ну, ладно, скоты, – смилостивился Перец. – Спасайтесь.

Перец простер руку и легко забросил Зимина на круп Игги. Ляжка одной рукой не забрасывался, и Перцу пришлось слезть и подсадить его с помощью крепкого пинка. Зимин вцепился в спинку седла и закрыл глаза. Ляжка вцепился в спинку Зимина.

– Вперед, мой верный конь, рассекающий тьму, и да пребудут с нами Силы Света, – провозгласил Перец и ткнул Игги безжалостными шпорами.

Они скакали довольно долго, Зимин не мог сказать, сколько именно, потому что он спал. Во сне он бился лбом о твердый щит Перца, но это ему совершенно не мешало. Ему снилось, что он едет на поезде, в общем вагоне на третьей полке и вот-вот должен упасть головой об стол и опрокинуть весь чай на пол, сон был утомителен и труден, не приносил никакого отдохновения. Но выбраться из него никак не получалось, хотя обычно Зимин расправлялся с дурными снами легко, одним усилием воли.

А сейчас вот почему-то не мог.

И когда Зимин открыл глаза, они все еще ехали по лесу. Игги уже не скакал, а плелся ленивым вихляющим шагом, вертел в разные стороны мордой и срывал с деревьев мелкие красненькие цветочки. Приближался вечер, и, как говорится, сумерки опустились на землю и окутали лес таинственным туманом. Короче, было уже почти темно, ни черта не видно и холодно. Даже объемная тушка Ляжки, булькавшая позади, почти у самого конского хвоста, не грела Зимина, подтверждая то, что жир не греет.

– Видишь? – сказал вдруг Перец и ткнул Зимина локтем. – Огонек.

– Да, мастер, – как полагается ответил Зимин. – Я вижу этот огонек.

– И я вижу этот добрый огонек, – промурлыкал Ляжка. – Он манит путников.

– Верно, Ляжка, – сказал Перец. – Это кружало, сиречь трактир, место, где усталый путник может найти ночлег и кружку доброго эля со сверчками, какая гадость… Нам туда. Только вы, дубы, молчите и делайте, что я прикажу.

Перец повернул в сторону, они съехали с тропинки в лес и направились в сторону огонька.

– Мастер, а почему он не у дороги? – спросил Зимин. – Трактир, в смысле, кружало?

– Больная фантазия. Тут такого много, еще увидите. Тяп-ляп все… Хорошо, что трактир не в болоте вообще или на деревьях. Хотя в этом есть и своя прелесть…

Постоялый двор походил на большой барак, жилище лесозаготовителей и речных сплавщиков. Под тяжестью стен из толстых бревен строение просело в землю и выглядело по-бункерному, соломенная крыша тоже прогнулась, видимо, от дождей, над трубой поднимался дымок и пахло чем-то жареным. Перец подогнал коня к двери и позвал:

– Кто тут есть? Выходите, псы душные.

Дверь тут же отворилась, и на пороге образовалось существо размером с крупного орангутана и чем-то на него даже похожее. Только без рыжей волосни и глупой морды старого алкоголика-китайца. Напротив даже, существо на пороге было явно умным – его глаза блестели из-подо лба и осматривали постояльцев изучающе. Из одежды на существе был рогожный фартук, берет и ржавая цепь на шее. На плече хозяин трактира держал неопрятного вида багор.

– Гоблин, – прошипел Перец. – Плохо…

– Ну, чего? – просипел гоблин и ловко вертанул багром в воздухе, под коричневой обезьяньей кожей перекатились мощные мышцы. – Стол, комнату, овес?

– Конюшню, – сказал Перец. – Только конюшню. Мне нужен ночлег.

– А что у тебя есть, чел? – Гоблин собрал лицо в кулак. – Золотые орехи есть?

– Ну…

– Я вижу, у тебя есть лишний раб. Отдай его, чел, зачем тебе два?

И гоблин ткнул багром в сторону Ляжки.

– Ой, – пискнул Ляжка.

У гоблина в глазах закружились красные искры, и Зимину стало слегка страшно. Ляжка заворочался за спиной и обхватил Зимина крепче.

– Вот этого, – повторил гоблин. – В теле который.

Перец громко и неестественно засмеялся, отчего Зимин понял, что и Всаднику П. тоже страшно. В конце концов, ему тоже было всего четырнадцать или сколько там, он был совсем мальчишкой и звали его не Перец.

Его звали либо Васькой, либо Петькой, либо вообще Владленом Пернамбуковым. И там, в той жизни, он мог учиться в ПТУ специальности газоэлектросварщик, мог копить на подержанную «шестеру», мог иметь подружку по имени Юля, а вечером посещать ночной клуб с названием «Relaxх».

Но в Стране Мечты, в Месте Снов он был благородным Всадником П. и вел себя соответственно.

И в соответствии с этой соответственностью Перец надулся, как рыба фугу в брачный период, ощетинился шипастой броней, лязгнул оружием и сказал:

– Щас! Подбери ложноножки, животное! Вся твоя тошниловка не стоит половины моего раба! Я его два года дрессировал! Он даже крыс ловить умеет! С завязанными глазами… А ты говоришь, раба отдай! Довольно с тебя будет и этого.

Перец сунул руку под левую мышку, вынул из-под нагрудника тяжелый нож и метнул в гоблина. Нож вошел в косяк над гоблинской головой, гоблин вынул снаряд, осмотрел его и кивнул.

– Конюшня на заду, – сказал он и скрылся внутри кружала.

Перец, Зимин, Ляжка и Игги прошли на задний двор. Молча. Даже болтливый Ляжка молчал.

Конюшня была пуста и походила на древнеримские руины, крыша имелась лишь в одном месте и вся в дырах, а ворота и вовсе были привалены к стене.

– Мастер, а почему мы не стали спать в доме? – спросил Зимин с почтительностью.

– Сам спи в таком доме, – трусил Ляжка. – А я и в конюшне…

– В этом доме лечь легко, да встать тяжело, – ответил Перец афористично. – Возьмешь курицу по-гавайски, а там мышьяк, возьмешь комнату, а в кровати штыри железные, а то и пол проваливается в волчью яму. Гоблины – такие сволочи! В прошлом году одного парня нашего украли и сожрали, им все равно кого жрать…

– Как сожрали? – удивился Зимин.

– С черемшой, – серьезно ответил Перец. – А ты что думаешь, если это Страна Мечты, то тут никого не жрут, что ли? Жрут. И еще больше, чем там, жрут. С аппетитом! Но это мелочи… Ничего, через день приедем в Светлозерье, там хорошо. Все придумано в соответствии с разумом и рыцарскими обычаями. Леса культурные, везде озера, ручьи и поля, бульдоги пятнистые бегают, и никакого беззакония. Благородные мужи ши проживают в надлежащих прекрасных шато [11]11
  Шато (фр.) – замок.


[Закрыть], славных и неприступных. Простой народ ся работает в поле в усердном поте лица. И никаких тебе рыжих гоблинов, никаких тебе вампиров, никаких блохастых динозавров. Ежедневно границы объезжают конные дозоры рыцарей в серебряных доспехах, они следят, чтобы нога поганого не ступила на землю светлой мечты. Чего стоите, поленья? Собирай сено в кучу.

Зимин и Ляжка принялись собирать комки жухлой вонючей соломы по полу строения и концентрировать ее в том углу, над которым была крыша.

– Пол не забудьте протыкать, – велел Перец. – Там могут быть лазы.

Зимин поднял с пола палку и потыкал в землю, никаких лазов он не обнаружил.

– Все в порядке, мастер, – сказал он. – Никаких лазов.

– Дай я. – Ляжка отобрал палку и протыкал пол вторично, тщательнее.

Лазов не было.

– Хорошо. – Перец загнал в конюшню Игги, затем напрягся, приподнял ворота и приставил их на место. – Бежать отсюда бесполезно, помните. Если мозги есть – не побежите. Теперь спать. Можете устроиться у моих ног. И не забывайте чутко прислушиваться к звукам ночи, они могут о многом рассказать.

Перец подложил себе под голову седло, не снимая брони, зарылся в сено и выставил из него взведенный арбалет. Ляжка лег с левым сапогом, а Зимин пристроился в районе правого. И сразу же уснул, потому что устал, как дядя Том на своей любимой плантации.

Вообще-то, раньше Зимин не очень любил спать и сон не жаловал как ненужную и бессмысленную потребность. Однажды Зимин решил написать игру, полностью соответствующую собственным вкусам. И в сладкий уикенд, когда олды осели на даче и парились в бане, он засел за компьютер и не спал два дня. Он не спал бы дольше, но свалился в обморок от дегидратации. То есть от обезвоживания. Зимин забыл, что надо пить, а игра, кстати, не получилась. Так что какой-то особой потребности во сне Зимин никогда не испытывал, в чем походил на Наполеона, императора всех французов, и Г. Ю. Цезаря, императора римского народа. Правда, об этой своей схожести со знаменитыми мира сего Зимин не знал, а если бы и узнал, то плюнул бы на это густой зеленой слюной, как он плевал почти на все.

А теперь вот Зимин уснул. Но ненадолго.

– Проснись, Доход. – Перец ткнул Зимина носком сапога.

Зимин проснулся, но с большим трудом, вполмозга.

– Осторожно открой глаза и смотри вверх, – шепнул Перец. – В прореху.

Зимин открыл глаза. В большую круглую дыру в крыше просовывалась острая ушастая морда. Морда фигурировала неподвижно, но было видно, что она живая и явно плотоядная. Это тоже напомнило Зимину одну игру, старую, он прошел ее чуть ли не в третьем классе и теперь даже забыл ее название.

– Не шевелись, – прошипел Перец. – Когда я скажу, перекатывайся на живот.

Потянулась тишина. Морда не шевелилась, лишь уши подрагивали, и так продолжалось довольно долго. Затем на крыше что-то скрипнуло, и существо принялось просовываться в дыру. Тут Перец крикнул:

– Давай!

Зимин перевалился на бок, над его головой звякнула тетива, сверху свалился меховой мешок. Мешок упал на Ляжку и ударился об него почему-то с костяным звуком. Ляжка завизжал «ы-ы», отбросил мешок за стену, затем упал на четвереньки и забежал за ногу Всадника П.

– Кто это? – спросил Зимин.

– Утром посмотрим. – Перец с лязгом перезарядил арбалет. – Так и знал, что поспать не дадут. Наверное, сын трактирщика пришел подзаправиться. Они очень любят жир, срезают тонкими полосками и на хлеб, и на хлеб… Форшмак называется. Ляжку хотел сожрать. Слышь, Ляжка, ты мне жизнью обязан. Второй раз уже.

– Да-с, – ответил снизу Ляжка. – Я так счастлив, что вы с нами, честное слово!

– А может, нетопырь, – размышлял Перец. – Если нетопырь, то надо снять с него шкуру, она немало стоит, из нее сапоги получаются хорошие, крепкие. По этому поводу надо сочинить балладу… Ладно, потом сочиню, давайте спать…

И Перец улегся спать. Как ни в чем не бывало.

Но больше уснуть Зимин не смог, так и маялся до утра, вдыхая конские запахи, глядя, как мелкие, с кулак, домовые заплетают гриву Игги в косички, и слушая, как скулит во сне Ляжка.

Перец же храпел вовсю, громко и демократично, но Зимин, когда смотрел на него, видел, что глаза Перца поблескивают между век. Перец тоже не спал.

Утром они встали и осмотрели ночного гостя. Тварь была похожа на хозяина постоялого двора, только меньших размеров.

– Так и есть, – Перец перевернул нечистенка сапогом. – Хозяйский отпрыск.

Он наклонился и выдернул из живота мелкого гоблина кованую арбалетную стрелу, пробившую его насквозь. Стрела была в кишках и какой-то черной дряни, Перец обтер ее о солому, зевнул и сказал:

– Благородный муж ши встречает на своем пути сонмы разных гадов. Но смысл заключается не в том, чтобы мочить этих гадов, смысл – в самом пути. Путь и есть смысл всего, тебе понятно, Ляжка?

– Понятно, – пролепетал Ляжка.

– Ничего тебе не понятно, по ушам же вижу. Но я тебя подкую в теории героизма. И вообще, прочитаю вам небольшую лекцию. Причем совершенно бесплатно. Героизм – это просто…

Перец вертел стрелу между пальцами.

– Герой идет своей дорогой, весь преисполненный светлых грез и тихой радости. Герой встречает… ну, допустим, тромбониста. Дает тромбонисту в глаз, тромбонист падает в колодец…

Перец поставил ногу на труп юного гоблина, почесал стрелой подбородок и продолжил с изрядным пафосом:

– Все это неспроста. Во всем этом есть какая-то загадка. А может, это Судьба? Так думают многие! И ошибаются! Никакого неспроста, никакой загадки, никакой Судьбы! Если бы жизнь была полна тупых закономерностей, это была бы не жизнь, а учебник арифметики! Встреча с тромбонистом – это всего лишь встреча с тромбонистом. Только в плохих книжках один эпизод проистекает из другого, в хороших книжках все само по себе. Ты понимаешь, Ляжка?

– Да, понимаю…

– Случайность – вот Судьба! – провозгласил Перец. – Случайность! Не более того… Жизнь – это и есть случайность, жизнь – это хаос, беспорядок. А смерть, напротив, порядок. Камни – очень упорядоченные структуры…

Зимин слушал. Раньше он никогда не думал, что люди в таком возрасте могут рассуждать так. А они, оказывается, могли. И, как ни странно, Зимину было интересно это слушать.

– А вообще… – Перец неожиданно остановился в рассуждениях и пнул дохлого гоблина в сторону. – Вообще, надо сматываться отсюда, а то еще…

Ворота конюшни отлетели в сторону, и вошел хозяин. Он, как и вечером, явился с багром и был к тому же очень зол. Подойдя к мелкому существу, он поднял его за ногу и понюхал.

– Умер мой сыночек, – сказал старый гоблин. – Померла моя кровинушка! Померла моя надежа! Как жить-то теперь буду? Кто принесет мне кружку воды в старости? Кто укроет пледом мои больные ноги? Кто вотрет мне в затылок целебный бальзам из крыльев черных ночных бабочек? Кто будет опорой моей в мои последние дни?

– Короче, – Перец поигрывал стрелой. – Мне недосуг, знаешь ли…

Зимин на всякий случай стал обходить гоблина сбоку. Ляжка пытался спрятаться за кучей соломы.

– Вот он будет опорой в мои последние дни, – гоблин облизнулся и снова указал на Ляжку. – Это возместит мой ущерб и залечит раны моего больного сердца.

– Ты мне наскучил, старая обезьяна. – Перец перекинул стрелу из руки в руку. – Забудь про моего раба, забудь, он не про тебя. Говори, что надо, у меня мало времени.

Гоблин поднял багор и сказал гадким голосом:

– Отдай чела, рыцарь! Неправильно поступаешь!

– Если ты, бабуин, не уймешься, я тебя пристрелю, как твоего заморыша, – пообещал Перец. – А притон твой сожгу. А землю посыплю марганцовкой, чтобы ничего больше не выросло. Знаешь, сколько у меня марганцовки? Целый подвал марганцовки! Теперь пошел вон!

Гоблин задумчиво опустил свое пыряло, закинул своего отпрыска за плечо и, бурча, удалился.

– Скорее! – Перец принялся грузить на Игги вещи. – А то вернется с друзьями! Тогда крышак.

Они быстро собрались и удалились. Когда постоялого двора стало не видно за мамонтовыми деревьями, Перец согнал Зимина и Ляжку на землю, нацепил им на шеи цепи и принялся разглагольствовать.

– Гоблины трусливы, как вы, – говорил он. – Подлые существа, впрямую никогда не нападут, если только в спину или скопищем. Или ядом опоят. Надо было сжечь у него там все, ну да пусть живет, скотобаза, во имя идеалов гуманизма…

– Жалко его, мастер, – сказал Зимин. – Сын все-таки…

– Да у него таких сыновей тридцать штук, – хмыкнул Перец. – Не жалей. Он из него уже гуляш делает или котлеты.

– Котлеты – хорошо, – изрек Ляжка. – Особенно рыбные…

Перец засмеялся, впереди, в промежутках между деревьями, засинело небо.

– Котлеты… Это слово навевает на меня лирические мысли… Как говорил еще великий Ганнибал, война войной, обед обедом, – ухмыльнулся Перец. – Подкрепить себя пищей необходимо в ближайшее же время, иначе сахар в крови упадет. Но ничего, скоро пообедаем.

Огромный мамонтовый лес вдруг оборвался и перешел в бескрайнее, до горизонта, желтое поле. Зимин набрал в руку толстых злаков, но так и не понял, что это за культура, и про себя назвал ее пшеницей. Ляжка попробовал жевать колосья, но сразу убедился, что в натуральном виде эта пшеница весьма не походит на калачи. Но на всякий случай он набрал ее в карманы, даже в нагрудный. Мало ли куда попасть придется, вдруг на необитаемый остров? Можно посеять…

– За этим баснословным полем, мой верный Ляжка и мой верный Доход, снова лежит лес, а за лесом – Светлозерье, край радости и счастья, – пояснил Перец. – Туда мы прибудем завтра утром, когда светлоокий Феб позолотит своими лучами лазурные воды ручьев и хрустальные скалы долин. И там вы, скоты, будете счастливы, никуда не денетесь. А что касается еды, то в двадцати стадиях [12]12
  Стадия – греческая мера длины, равная 150 м .


[Закрыть] отсюда пуэбло дружественных гномов.

– Они дадут нам еды, мастер? – воспрянул разочарованный пшеницей Ляжка.

– Дадут, куда они денутся… – заверил Перец. – Главное, уметь просить. Вон, кстати, видишь дымок? Это они. Простые сельские парни.

Дымок, легкий и белый, поднимался прямо из пшеницы, и Перец двинул туда своего верного и быстроногого Иггдрасиля. Зимин с Ляжкой потащились вслед за ними, делать-то было нечего.

Дороги сквозь пшеницу никакой особой не оказалось, и пробирались они напрямую. Пшеница была высокая, в рост Зимина, и густая, Игги шагал через нее легко, Зимину же приходилось туго – толстые колосья болезненно резали руки и обсыпали Зимина пылью, отчего Зимин задыхался. Ляжке было еще плоше – нижние стебли резали ему не руки, а лицо и шею, отчего Ляжка мелко кровоточил и был похож на маску красной смерти.

Они пробирались и пробирались, а деревни гномов видно не было, хотя дымок приближался, и скоро Перец спешился и зашагал рядом с Зиминым и Ляжкой. Затем они остановились вовсе. Перец стреножил Игги и оставил в пшенице, конь сразу принялся поглощать колосья с большим аппетитом, блестел зубами и улыбался всему миру подряд.

– Мастер, почему мы оставили Иг… Иггдрасиля? – спросил Зимин, отряхиваясь от пыли. – Он бы помог нам нести припасы.

– Гномы боятся лошадей, – объяснил Перец. – Они невелики ростом, с капибару, и очень пугливы.

– Они не опасны? – осведомился Ляжка.

– Они безопасны, как дети, – улыбнулся Перец. – Даже хуже.

– Знавал я детей… – буркнул Ляжка. – Девочка шла мимо спецпэтэу…

– А где деревня-то? – оглядывался Зимин.

– Сейчас увидишь. Вернее, услышишь. Стойте. Тише.

Они замерли, и Зимин действительно услышал звуки: козье блеянье, гусиный гогот, какой-то пустой гул, будто хлопанье мокрых простыней по ветру, – всю ту звуковую дребедень, что сопровождает села и деревни по всей галактике.

– Теперь осторожно, – шепнул Перец. – Придется немного поползти. Ты, Ляжка, ползи последним, иначе твоя задница нас демаскирует. Вперед, обезьяны, в нужном месте я подам знак.

Перец опустился на четвереньки, Зимин тоже. Ляжка тяжело лег на живот.

С кормы славный рыцарь Перец выглядел гораздо менее представительным и грозным, и Зимин подумал, что, наверное, не совсем пристало благородному ши передвигаться в таких позитурах, но уже начавший приобретать благоразумность Зимин оставил свое мнение при себе. Ляжка вообще ничего не думал, Ляжка боялся.

Они поползли.

Зимину ползти было крайне неудобно, к его левой руке была прилажена предохранительная колодка, и потому приходилось опираться только на правую. Он уже хотел позвать Всадника П., но тот сам подал знак сапогом, то есть, попросту говоря, ткнул Зимина сапогом в морду. И Зимин тоже подал знак и ткнул своим ботинком в морду Ляжки. Ляжка тоже хотел бы подать кому-нибудь знак, но ему подавать знак было некому. Поэтому он просто плюнул Зимину на спину.

Они прижались к земле еще плотнее, совсем по-черепашьи, и выползли к краю обрыва.

Посреди пшеничного поля имела место яма размером, пожалуй, в пару футбольных полей и глубиной метра в четыре, по форме напоминавшая плоскую воронку. В яме процветал городок. Десяток соломенных хижин, небольшое озерцо с зеленой водой, длинный сарай. Между строениями суетливо носились бурые маленькие существа, видимо, гномы. Зимин пригляделся и установил, что гномы – существа гуманоидные, чем-то напоминают переросших лягушек или китайских резиновых монстриков. На рождественских гномов с новогодних открыток эти похожи не были, в их физиономиях не сияла ненужная доброта, а имела место некая озабоченность. И еще гномы были худые и жилистые, а не круглые, упитанные и довольные жизнью.

И никаких красных колпаков с белыми помпонами.

Заняты гномы были непонятно чем, их возня напоминала броуновское движение, хотя определенный смысл, видимо, все-таки присутствовал – у гномов были корзины, и они их перетаскивали туда-сюда, а некоторые возились с гусями, козами и свиньями. Гуси, козы и свиньи были выше своих хозяев и вид от этого имели весьма гордый, даже независимый.

– Нам в хранилище, – шепнул Перец. – Вон тот длинный барак, похожий на лесопилку… Там все. Ну, пора. Бегите за мной. Шумите погромче, народу это нравится!

Перец рывком вскочил и, заорав: «Братва! Окружай свинорылых! Мочи их всех, потом зачтется!», кинулся вниз, Зимин поспешал за ним.

– А-а-а! – орал он. – А-а-а!

– У-e-e! – орал поспевавший за ними Ляжка.