Текст книги "Истории Уолл-стрит"

Спекуляции на бирже – врожденный талант. И он еще шлифуется годами. Главный принцип тут – манипулировать, но так, чтобы никто этого и не заметил.

Блестящий манипулятор – стопроцентно уверенный в себе мастер притворства.

Компаньоны Гринбаума могли похвастать некоторыми подобными чертами, но ни один не подходил полностью на эту роль. И они прекрасно сознавали это. Тогда было принято решение воспользоваться услугами самого искусного манипулятора Уолл-стрит – Сэмюэля Уимблтона Шарпа. Гринбаум взял ведение переговоров на себя.

Шарп был известен как независимый финансист и вольная птица, не терпящая ограничений. Свой капитал он сколотил на аризонских рудниках. Но там было мало простора для человека его размаха, и Шарп переехал в Нью-Йорк, где можно было явить свои таланты во всей красе. Все черты блестящего манипулятора были в нем ярко выражены. Он появился на Уолл-стрит как бесстрашный воин, пугая и настораживая крупных операторов. «Мое оружие прямо перед вами, а вы держите свои кинжалы за спиной, – говорил он им. – Не хотелось бы навредить себе в попытках выглядеть честным. Я ни за что не отступлю перед такими, как вы». Брошенный вызов был принят. Вражда между Шарпом и крупными операторами была постоянной. Он сам ничем не владел. Шарпу нечего было предложить наивной публике, обернув в красивый фантик и нажившись на этом, как поступали его неприятели. По этой причине они презрительно звали его мошенником, а он их с тонкой иронией – филантропами.

Когда Шарп видел, что акции не стоят запрашиваемой цены, он продавал их бойко и напористо. Если замечал, что их недооценили, – приобретал решительно, охотно принимая предложения купить еще. Вступив в игру, он порой брал тайм-аут, останавливаясь на день, неделю или месяц. Но это не мешало ему доходить до финиша. И какой это бывал финиш! Такого манипулятора на Уолл-стрит еще не видывали. Торгуя в «бычьих» рядах, он давал рынку настолько мощный толчок вверх, что мелким игрокам не стоило и надеяться перехватить у него инициативу – так безудержно взлетали цены. Взявшись за «медвежью» операцию, Шарп подсекал рынок так, что цены мчались вниз, словно за ними гналась нечистая сила. Акции казались пожираемыми каким-то неизлечимым недугом. Атмосфера на бирже была раскалена до предела – всех терзали тревожные предчувствия. Над Уолл-стрит летал угрожающий предвестник паники, вынуждая обычную публику терять остатки прибыли в предчувствии «судного дня». В такие моменты даже владельцы крупных солидных банков с опаской поглядывали на телеграфные аппараты в своих кабинетах.

Шарп не заставил Гринбаума ожидать в приемной. В его офисе был полумрак – на окнах висела сетка, мешающая зевакам увидеть его клиентов или тайных брокеров. Участие этих людей в его кампаниях не подлежало огласке. Сам фельдмаршал Уолл-стрит мерил кабинет размашистыми шагами, лишь изредка замирая, чтобы бросить взгляд на ленту телеграфа. Тикерная лента была единственной ниточкой, связывающей его с миром за стенами конторы. По ней он судил о шагах союзников и происках неприятелей. Крошечный кусочек ленты был необозримым полем битвы, а каждая котировка – залпом тысячи орудий. В Шарпе проглядывали повадки крупной кошки: бесшумная походка, заостренное книзу лицо, слегка встопорщенные усы. И даже взгляд великого манипулятора был по-тигриному холодным и оценивающим. Гринбаум подумал даже: не бьется ли сердце этого человека в едином ритме с телеграфным аппаратом, выстукивая пульс биржевых сводок.

– Приветствую, Гринбаум.

– Добрый день, мистер Шарп, – поздоровался скипидарный король. – Как ваши дела?

Он внимательно взглянул на хозяина кабинета и, подтверждая свои выводы, кивнул:

– Полагаю, что все в порядке. Рад видеть вас таким полным сил.

– Помилуйте, Гринбаум. Вы же явились ко мне не затем, чтобы поделиться этим наблюдением? Что там с вашим скипидаром? А, – протянул он, будто только что осознав цель визита своего гостя, – вам надо, чтобы я взялся за ваше дельце!

Шарп хохотнул, его голос прокатился по стенам, будто львиный рык. Посетитель восхищенно окинул его взглядом и слегка лукаво воскликнул:

– Вы разоблачили меня!

Юмор – незаменимая черта американцев, она убирает любые различия между ними, выводя на разговор на равных. И в деловых переговорах без юмора никуда. Реши Шарп дать Гринбауму от ворот поворот, весь их разговор можно было рассматривать как, возможно, не самую удачную, но тем не менее шутку.

– Итак? – Шарп мгновенно перешел на серьезный тон.

– Что насчет выделения вам доли?

– Какого размера?

– Вполне солидного, – прохладно ответил гость.

– Надеюсь, не весь основной капитал в ваших руках?

– Допустим, 100 тысяч акций, – чуть с меньшим апломбом предложил Гринбаум.

– Кого желаете привлечь?

– Да все ту же старую добрую толпу.

– Вот как. Старая добрая толпа, – повторил Шарп. – Не поздновато ли вы ко мне явились? Ваша репутация так себе. Надо время, чтобы она забылась. И какова доля каждого?

– Мы решим это сразу, как только вы дадите согласие, – улыбнулся Гринбаум. – На руках у нас больше ста тысяч акций. Нам не жалко уступить кусок пирога, мы же не аферисты какие-нибудь!

– А какие мысли у самих скипидаропромыш-ленников по этому поводу?

– Большая часть их акций у меня, и они не кинутся продавать их, пока я не дам отмашку.

Широкий лоб Шарпа пересекли морщины, выдавая глубокие раздумья. Наконец виртуоз манипуляций произнес:

– Жду вас вместе с друзьями сегодня у себя. И еще кое-что…

– Я слушаю.

– Чтобы никаких фортелей.

– О чем вы, мистер Шарп?

– Даже не думайте устраивать какие-нибудь выкрутасы во время игры без моего ведома. Жду вас в четыре.

И Шарп вновь, будто тигр в клетке, заходил из угла в угол. Гринбаум засомневался в правильности своего выбора, но вышел, не промолвив ни слова. Шарп нашел на ленте «скипидарные» акции. 29,5. Он вновь отправился в обход своих владений. Когда рынок «играл против него», великий манипулятор мерил комнату шагами, погрузившись с головой в свои мысли. Если происходило нечто интересное, он замирал у телеграфного аппарата. Нервы Шарпа, словно у хищника, увидевшего аппетитную добычу, были натянуты как струна.

К четырем в его контору прибыли главные лица компаний Greenbaum, Lazarus & Сº, I. & S. Wechsler, Morris Steinfelder’s Sons, Reis & Stern, Kohn, Fischel & Сº, Silberman & Lindheim, Rosenthal, Shaffran & Сº и Zeman Bros. Но их пригласили не в его личный кабинет, а в великолепно меблированный зал, где на стенах висели великолепные картины со скаковыми жеребцами. Бизнесмены расселись за массивным дубовым столом. Вскоре в зал вошел Шарп.

– Добрый день, господа! Прошу – не вставайте. Он не пошел к гостям, чтобы пожать им руки, но Гринбаум вышел из-за стола и сам протянул ему широкую ладонь. Шарп пожал ее.

– Вот мы собрались, как и договаривались, – скипидарный король повел рукой в сторону своих компаньонов.

На Шарпе сосредоточились все взгляды присутствующих. Он вгляделся в лицо каждого. Его пронзительный и непримиримый взгляд вызывал у пожилых ощущение дискомфорта, а у тех, что помоложе, – раздражение.

Если происходило нечто интересное, Шарп замирал у телеграфного аппарата. Нервы его, словно у хищника, увидевшего аппетитную добычу, были натянуты как струна.

– Гринбаум пришел с предложением поручить мне управление вашими объединенными скипидарными акциями.

Все согласно закивали, кое-кто вслух подтвердил «да-да», а самый молодой, двадцатисемилетний Линдхейм вызывающе бросил: «Вот именно».

– Отлично. И каковы будут доли?

– Я составил список, Шарп, – ответил Гринбаум. Он не добавил к фамилии манипулятора «мистер», показывая остальным, что они с Шарпом накоротке. Шарп и ухом не повел, хоть и не мог не заметить этого. Он заглянул в список и зачитал его всем:

Greenbaum, Lazarus & Сº 38 000 акций

I. & S. Wechsler 14 000 акций

Morris Steinfelder’s Sons 14 000 акций

Reis & Stern 11 000 акций

Kohn, Fischel & Сº 10 000 акций

Silberman & Lindheim 9 000 акций

Rosenthal, Shaffran & Сº 9 800 акций

Zeman Bros 8 600 акций

Итого: 114400 акций

– Все так, господа? – спросил Шарп после этого. Гринбаум с вежливой улыбкой держателя самого внушительного пакета ценных бумаг кивнул.

Гости озвучили свое согласие, а молодой Линдхейм вновь дерзко воскликнул: «Вот именно!» Его отец и дядя, основавшие этот бизнес, отошли в мир иной, оставив свое дело на него. Но его бравада не перешла по наследству от них, а стала его личным приобретением.

– Ясно, – неспешно выговорил Шарп. – Моя задача – управлять вашими бумагами и вести кампанию так, как считаю нужным. Мне совершенно ни к чему ваши вопросы или советы. Если же я захочу что-либо спросить, то не постесняюсь. Если мой подход вас не устраивает, давайте разойдемся сразу. Ничего другого я вам не предложу. Я в этих делах собаку съел. Если вам нужен результат, то вы будете немы как рыбы. И здесь, и где бы то ни было.

В зале царила гробовая тишина, которую даже Линдхейм не рискнул нарушить.

– Вы по-прежнему будете владеть той долей, на которую подписались. Ваши бумаги уже год лежат мертвым грузом. Значит, полежат еще неделю-другую до того, как я пристрою их для вас. Я оценил положение дел. Полагаю, не составит труда продать ваши акции по 75 или 80.

«В глазах восьми спекулянтов мелькнуло что-то наподобие радостного удивления, а Гринбаум улыбнулся так, будто все это уже заранее было ему известно», – рассказывал позднее Шарп.

– Само собой, – невозмутимо продолжал манипулятор, – продавать не входящие в пул акции ни один из вас не будет, какую бы цену за них ни предложили. А бумаги пула, естественно, продаю только я.

Посетители одобрительно молчали.

– Мой гонорар – 25 процентов от прибыли фонда, исходя от начального курса 29 долларов. Остальное вы распределите в соответствии со своими долями. Расходы разделите так же. Пожалуй, на этом все. И, господа, ни единой акции в тайную продажу!

– Мистер Шарп, должен сказать, что нам не свойственно такое поведение, – вступил было Гринбаум, пытаясь выразить возможные возражения партнеров.

– Не начинайте, Гринбаум. Я не вчера родился. Мне надо только, чтобы вы делали, как я сказал. И вы все, и я – стреляные воробьи. Мне ни к чему ваши фокусы за спиной. И, Гринбаум, – тут его тон сделался стальным, – я говорю это совершенно серьезно. Услышьте меня. Заодно пришлите номера всех ваших сертификатов на акции. А сейчас, прошу простить, господа, – дела. Всего наилучшего.

Вот откуда вырос пресловутый «бычий» подъем акций Turp. Кто-то потом сетовал на то, что Шарп мог бы вести себя с ними и поучтивее. Но это они нуждались в нем, а не наоборот. Так что хочешь – не хочешь, а принять его манеру им пришлось. Ведь у любого управляющего пулом свои уставы и привычки.

– Знаете, Сэм лучше, чем прикидывается, – утверждал Гринбаум, будто оправдывая поведение лучшего друга. – Ему нравится производить впечатление бесцеремонного хищника, но по сути он хороший парень. Просто к нему надо привыкнуть. Он в состоянии горы сворачивать. Я никогда не мешал ему вести дела по-своему.

На следующее утро стартовал эпохальный взлет скипидарных акций. Они рванули вверх с отметки 30 долларов. Брокеры, взявшиеся за эти бумаги, купили 16 тысяч акций, подняв курс до 32,5. В душах игроков, когда-то набравших «скипидарных» бумаг по более дорогой цене и отчаявшихся заработать на них, всколыхнулась надежда. Пришло время суровых и ловких манипуляций, которые навсегда войдут в историю Уолл-стрит. Главнокомандующим выступал Шарп. Тикерная лента выдавала совершенно фантастические новости, и каждая из них не имела с действительностью ничего общего. Так, крупнейшие брокерские дома Уолл-стрит внезапно стали скупать эти акции. Тут же по бирже разлетелась весть, что на пороге «важные события». Назавтра брокеры, работавшие на солидных финансистов, не моргнув глазом, приняли заявки о покупке. Значит, вышеназванные финансисты приобрели контрольный пакет – основную долю бумаг Turp. На следующий день было совершено множество покупок неполных пакетов акций – менее 100 штук. Их совершили брокеры, нанятые трастом Гринбаума. А для непосвященных это говорило о том, что друзья синдиката получили наводку от инсайдеров и теперь скупают акции в качестве долговременного инвестирования. Прошло совсем немного времени, и в момент, когда рынок был на подъеме, опытные спекулянты Уолл-стрит получили еще одну подсказку. Им предельно прозрачно намекнули, что люди, осведомленные о положении дел в компании, взялись за скупку ее акций.

Шарп самозабвенно сбывал бумаги направо и налево. Во время «бычьих» манипуляций он скупил кучу этих бумаг, чтобы раскрутить цену, естественно, сохраняя это в секрете. В противном случае обрушилась бы лавина «коротких» продаж, что никак не входило в его планы. Стоило Шарпу начать продавать, как опытные биржевики решили: «Так! Парни перестали скупать. Движение закончено!» И начали «шортить» Turp. Брокеры были убеждены, что эти «пустышки» не могут долго идти по курсу 46. Цена уступила их напору, и назавтра продажи вновь выросли. Но тут всех ждал неожиданный поворот событий. На следующий день член правления солидного брокерского дома подошел к посту, где торговали «скипидарными» бумагами, и стал покупать. Он даже не старался скинуть цену, а просто брал и брал, пока не купил 20 тысяч акций. У «медведей» подкосились ноги. Мгновенно биржу облетел слух о дополнительных дивидендах. Пришлось «медведям» закрывать свои «короткие» позиции, терпя солидные убытки. Они решили открыть «длинные» позиции – подкупить бумаг, рассчитывая на скорый рост курса. При закрытии биржи акции шли по 52. И это при том, что Шарп заметно уменьшил число акций, купленных в ходе кампании. Совсем недавно он больше скупал, чем продавал. Теперь же пришло время развернуться в противоположную сторону.

В душах игроков, набравших «скипидарных» бумаг, всколыхнулась надежда. Пришло время суровых и ловких манипуляций, которые навсегда войдут в историю Уолл-стрит.

Если предложение не успевает за спросом, само собой, цена растет. В противном случае она падает. Но средняя стоимость внушительного пакета акций может быть достаточно высокой для того, чтобы операция принесла неплохую прибыль даже при снижении курса. Неделю ценные бумаги Turp не подавали признаков жизни, а потом рванули вверх. Дойдя до уровня 56 и 58, они выбились в фавориты по торговому обороту. Эти бумаги тут же стали притчей во языцех. Их обсуждали на всех углах и во всех газетах. Шли разговоры о том, что Американская скипидарная компания имеет все шансы превратиться в процветающий концерн. Сама же компания, словно доказывая истинность подъема скипидарной промышленности, начала увеличивать на долю цента стоимость галлона продукции каждую неделю. Когда акции доросли до 60, у Уолл-стрит появился повод взглянуть на них попристальнее. Ни для кого не было секретом, что этот рост идет не просто так. Обычная манипуляция не в силах подбросить курс на три десятка пунктов за четыре недели. Это лишь служило еще одним доказательством гениальности манипулятора.

Гринбаум и его партнеры стали объектом любопытства, восхищения и зависти со стороны многих. В их адрес даже посыпались упреки в том, что они специально занижали цены на бумаги, чтобы «заморозить» ничего не подозревающих акционеров и «потерзать» первых отважных покупателей. Публика начала думать, что «скипидарные» акции – весьма многообещающий актив, а Гринбаум со товарищи желали нажиться в одиночку.

На это члены правления синдиката покаянно улыбались, но комментариев не давали. Изредка Гринбаум, не устояв, хитро подмигивал, когда эта тема всплывала в беседе. Старый Айсидор Вехслер бросал по сторонам многозначительные взоры, становясь удивительно похожим на Наполеона III. Молодой Боб Линдхейм преисполнился собственной важности. Моррис Штайнфельдер поправился на 15 фунтов. А Розенталь, обожавший всех похлопывать по плечу, отказался от этой привычки, словно ожидая подобного признака одобрения уже в свой адрес.

Как-то Шарп пригласил Гринбаума к себе. Назавтра молодой Эдди Лазарус с демонстративной заносчивостью предложил пари (10 против 5 тысяч долларов). Суть была в том, что он уверял: на протяжении года на ценные бумаги Американской скипидарной компании начислят дивиденды. Пресса тут же начала прикидывать: каков будет их размер и когда ожидать этого знаменательного события. Брокеры, на голубом глазу уверяя клиентов, что информация из «самых достоверных источников», называли самые разные цифры. Через пару дней тайные брокеры Шарпа вслух предположили, что в ближайшие два месяца объявят о выплате 1,75 процента дивидендов на сотню тысяч акций Turp. И курс на них тут же подпрыгнул до 66,75. Теперь на них вели охоту все, кому не лень. Так Шарп создал необъятный рынок для «скипидарных» бумаг. На старте 144400 акций по не имеющей спроса цене в 30 долларов оценивались на бумаге в 3 432 000 долларов. Теперь же это были активные акции, уходившие по 65 долларов с суммарной стоимостью 7 442 000. Потрясающий результат для пары недель манипуляций. Выдержке Шарпа можно было только позавидовать. Он ни словом, ни жестом не показывал, что планирует продавать. Остальные члены пула встревожились: уж не поддался ли он собственной жадности, и подумывали, не выйти ли из игры. Акции, пылившиеся в их сейфах, стали вызывать досаду. Они знали, какие злые шутки порой выкидывают судьба, политика и фондовый рынок. Вдруг сегодня-завтра какой-то неистовый анархист расправится с президентом Штатов или произойдет еще что-нибудь столь же жуткое?! Рынок может мгновенно обвалиться, и тогда 4 миллиона бумажной прибыли, причитающейся синдикату, превратятся в пыль. Один за одним они подходили к Гринбауму с просьбой поговорить с Шарпом.

Интуиция советовала Гринбауму не делать этого, но он пренебрег этим советом и отправился к Шарпу. Пару минут спустя он вышел к своим компаньонам вполне довольным, сказав им, что все под контролем. Упомянул он и о том, что Шарп не в духе, как случается всегда, когда одна из его лошадей проигрывает на скачках. Цена акций колебалась от 60 до 65. Снова возникло затишье. Брокеры не тревожились. За время роста это происходило на отметке 40, 48 и 50. Публика по-прежнему с аппетитом скупала «скипидарные» акции, даже при падении до 60 или 59. Уолл-стрит была уверена, что они поднимутся снова до 65. Оптимистичное настроение общественности и убедительная работа Шарпа играли на руку синдикату. Наблюдавшие за ростом этих бумаг со стороны были уверены, что они поднимутся минимум до 90. Шарп по-прежнему торговал акциями, но продавал вдвое больше, чем приобретал. В ходе операции колоссальный пакет набранных им акций потихоньку таял. Назавтра великий манипулятор планировал приступить к продаже акций пула.

В этот день Гринбаум был в самом чудесном расположении духа. Вернувшись в контору после обеда, он был доволен всем. На его лице играла улыбка, ставшая еще шире после того, как он просмотрел данные с биржи. Бумаги синдиката прочно стояли на ногах и активно торговались. «Во время этакого бума Шарп уж точно не заметит, что я сбыл акции, – подумал Гринбаум. – Я выкину на рынок всего две тысячи, чтобы подстраховаться». Он позвал клерка и распорядился:

Выдержке Шарпа можно было позавидовать.

Он ни словом, ни жестом не показывал, что планирует продавать. Члены пула встревожились: уж не поддался ли он жадности?

– Вот что, Айк, продайте-ка две… Нет, три тысячи акций. Хотя нет. Забудьте. Лучше пригласите ко мне мистера Эда Лазараса.

Потирая руки в предвкушении, он подумал: «Да и пять тысяч рынок сейчас проглотит и не заметит».

– Эдди, – обратился он к сыну своего компаньона, – распорядитесь, чтобы какой-нибудь трейдер, допустим, Уилли Шифф, продал пять… э-э-э… шесть… да ладно, семь тысяч акций Turp «в шорт». Я не сбываю свою долю, не сомневайтесь, – хитро усмехнулся он. – Просто-напросто совершаю короткую продажу. Не так ли?

– Да, конечно. Прекрасно. Я все понял, – залебезил молодой Лазарас. Он решил, что сумеет замаскировать продажу Гринбаума так, что никому и невдомек будет. Даже такой грозной фигуре, как Сэмюэль Уимблтон Шарп. Молодой джентльмен был до того в этом убежден, что, передавая распоряжение своему приятелю по клубу Уилли Шиффу, он увеличил заказ до 10 тысяч акций. Так и вышло, что, решив отступить от обязательств на 2 тысячи акций, Гринбаум в пять раз превысил свое намерение. Все говорило, что это обычная короткая продажа. Ее умело провел молодой трейдер Шифф. Как говорится, комар носа не подточит. Продавать свои акции не должен был ни один участник пула. Шарп отследил бы это по запрошенным им у Гринбаума номерам сертификатов на акции. Более того, когда ценные бумаги продают «в шорт», понятно, что наступит момент, когда продавец обязан будет выкупить их обратно. Так короткие продажи запустили предстоящий спрос на акции.

В тот день, когда Гринбаум был на волне хорошего настроения, Айсидора Вехслера, имевшего на руках 14 тысяч акций, терзала печеночная колика. Но терзало его и еще кое-что. На днях на аукцион выставлялось известное собрание произведений искусства. И он не сомневался, что отвратительный Эйб Вольф приобретет пару-тройку шедевров Тройона и знаменитого Коро. Даже просто ради того, чтобы в газетах прозвучало его имя!

– Turp – 62, 7/8, – произнес его племянник, державший в руках телеграфную ленту. И тут старика Вехслера озарило. Если он потихоньку продаст пару тысяч этих акций по 62–63 доллара, у него на руках будет сумма, чтобы приобрести десяток лучших полотен на аукционе. Тогда уже его имя и его внесенные суммы появятся в прессе!

Подумаешь, 3–4 тысячи акций! Шарп ведь уже добился такого прогресса! «Почему бы не продать 5 тысяч? Что мне мешает? Да и Шарп уже слишком увлекся. А вот возьму и построю конюшню на Уайльдхерст (так называлась его деревня) и пусть именуется „Скипидарный отель для лошадей". Это будет в честь Шарпа». Это было очередным проявлением оригинального чувства юмора старого Вехслера, о котором отлично знали все на Уолл-стрит. Так, Э. Халфорд продал 5 тысяч его ценных бумаг, получив распоряжение об этом от Herzog, Wertheim & Сº, которому до того велел их продать сам Вехслер. Само собой, это было проведено короткой продажей. И вот уже договор с Шарпом участники пула нарушили на 15 тысяч акций.

Вечером того же дня милая супруга Боба Линд-хейма захотела новое ожерелье. И, естественно, оно необходимо было ей прямо сейчас. Бриллианты там предусматривались не мельче вишенок. Прекрасная миссис Линдхейм была наслышана об искусности Сэма Шарпа и знала, что ее супруг должен кое-что получить от его операций с акциями Turp. Она была в курсе новостей Уолл-стрит, поскольку любящий муж порой выделял ей долю в биржевых сделках. Дама умела высчитывать собственную бумажную прибыль, чтобы Боб не смог обвести ее вокруг пальца, если ему вдруг вздумается поступить с ней подобным образом. В этот злополучный вечер она высчитала его теоретическую прибыль, которая была немаленькой. И миссис Линдхейм ужасно захотелось «то самое ожерелье»! Она мечтала о нем не первый месяц, и стоило оно сущую безделицу – 17 тысяч. Правда, она приглядела себе еще очаровательный браслетик с бриллиантами и рубинами и.

Линдхейм все же попытался явить благоразумие и возразил супруге:

– Дорогая, вот-вот акции будут распроданы. Мне еще не известно, по какому курсу они уйдут – Шарп не затрудняет себя объяснениями. Но сомнений нет – мы сумеем на этом хорошо заработать. Я обещаю тебе прибыль с 500 акций!

– А мне хочется сейчас! – обиженно надула губки молодая жена.

– Прошу, дай мне неделю, – не сдавался Линд-хейм.

– Ну дай мне взаймы, а я верну тебе деньги, как только получу прибыль, – взмолилась прекрасная супруга. И, заметив тень сомнения в его глазах, молитвенно сложила руки. – Боб, милый, пожалуйста! Я отдам тебе все до цента. В этот раз точно!

– Я должен подумать, – пробурчал муж. Эта фраза означала, что он на грани капитуляции.

Линдхейм решил, что продаст тысячу акций. Но стоило провернуть все поскорее – кто знает, как события пойдут дальше. Эти мысли вертелись у него в голове, когда он восседал в своем удобном кресле в кабинете. Здесь жена не могла влиять на его решения. Поразмыслив еще, Боб понял, что не стоит продавать 1000 акций. Лучше продать 2500. Так он и поступил. Он был еще молод и не слишком дерзок. Двоюродная сестра его супруги провела эту сделку короткой продажей. И вот уже договор с великим манипулятором нарушен на 17,5 тысячи акций. Рынок проглотил эту порцию «скипидарных» бумаг, не моргнув и глазом. Шарп, вне всяких сомнений, творил чудеса.

Но тут Моррису Штайнфельдеру – младшему пришло в голову, что неплохо было бы продать полторы тысячи своих акций Американской скипидарной компании. Он не стал терять время даром и так и сделал. Ценные бумаги Turp после этого поднялись на 1,5 пункта. Тогда он продал еще столько же. И уж завершающим аккордом – еще 500. Сделки оформил для него неизвестный брокер. Теперь уже 21 тысяча акций нарушала договоренность с Шарпом.

И тут Вехслера озарило. Если он потихоньку продаст пару тысяч акций, у него на руках будет сумма, чтобы приобрести десяток лучших полотен на аукционе.

Рынок слегка заволновался. И тут Луис Рейс из Reis & Stern, Энди Фишель из Kohn, Fischel & Сº, Уго Земан из Zeman Bros и Джо Шафран из Rosental, Schaffran & Сº внесли свою лепту в нарушение договора. Им всего лишь хотелось на всякий случай подстраховаться, и они продали столько, что теперь уже правление синдиката нарушило обещание на 31,4 тысячи акций. Рынок решил, что это чересчур.

Шарп продолжал продуманную кампанию, как вдруг заметил, что кто-то опередил его в снятии урожая. Каждый день ему приносили список покупателей и продавцов «скипидарных» акций. Выяснить, что к чему, было делом нескольких минут. Только самые виртуозные операторы могут не оставить следов, сбывая крупный пакет акций. Сэм Шарп без труда вычислил всех восьмерых. Он работал на Уолл-стрит не первый год и знал, что такое короткие продажи и когда к ним прибегают. Для Шарпа не осталось в тайне, что такие солидные пакеты могли выбросить на рынок только его клиенты. Увидел он и то, что каждый из них продавал поодиночке. Договорись они между собой, продажа была бы более скромной. Иметь точное представление о том, где находится каждая акция, – было работой Шарпа.

– Хорошо. Я тоже поучаствую, – сказал он своему помощнику и вступил в игру. Он злорадно начал поднимать курс, проводя, на первый взгляд, опрометчивые и неразумные покупки. С 63 курс подскочил до 66. Четыре пункта за пару минут! Биржа забурлила. Рынок явственно «пропах скипидаром». Все бросились за бумагами Turp. В уме каждого, включая Гринбаума и его семерых подельников, метался вопрос: до каких высот подскочит цена? Казалось, что акции победоносно летят к намеченным вершинам. И тут Шарп запросил назад все ценные бумаги, выданные брокерами взаймы. И принялся занимать сам.

Помимо уже имевшегося немалого количества коротких позиций это спровоцировало большой спрос. Предложение уже настолько уменьшилось, что акции Американской скипидарной компании уже стали занимать под проценты. Сперва это была 1/64, затем – 1/32, после – 1/8, и под конец торгов – 1/4 премии. Сложившаяся ситуация требовала закрытия всех коротких позиций. В противном случае их владельцам пришлось бы отдавать 25 долларов в день на каждую сотню взятых в долг акций. Для 31 400 акций, которые заняли для продажи Гринбаум со товарищи, это грозило расходами в 8 тысяч за день. Добавьте к этому, что акции еще и стремительно дорожали. Короткие продавцы расставались с тысячами долларов каждую минуту. Никто не понимал, что привело к такому положению дел. Выглядело это чудовищно не только для реальных, но и для коротких продавцов. Тогда Шарп отправил в офис каждого члена фонда записки с одним и тем же текстом: «Немедленно отправьте мне все ценные бумаги Американской скипидарной компании!» В конторах Greenbaum, Lazarus & Сº, I. & S. Wechsler, Morris Steinfelder’s Sons, Reis & Stern, Kohn, Fischel & Сº, Silberman & Lindheim, Rosenthal, Shaffran & Сº и Zeman Bros возникла паника. Следом нагрянула радость от скорого триумфа. Но восемь партнеров Шарпа по пулу должны были выкупить те акции, что продали недавно. И предательство дорого обошлось им – в четверть миллиона. Они были уверены: если опытный манипулятор доведет кампанию до финала, фонд ждет колоссальный куш.

На рынке осталось несколько солидных пакетов, шедших по цене 66 долларов за акцию. Для брокеров Шарпа не составило никакого труда одним броском закинуть котировки высоко вверх. Этот маневр окончательно выбил почву из-под ног коротких продавцов. И в довершение всего на брокеров обрушились распоряжения о покупке 31 400 акций для закрытия коротких позиций от господ Гринбаума, Вехслера, Линдхейма, Штайнфельдера, Рейса, Фишеля, Шафрана и Земана. Цены, естественно, стали расти как на дрожжах. Первые 4 тысячи акций были куплены по 66, следующие 2200 – по 66,375. Дальше понеслось: 700 – за 67,525; 1200 – за 68; 3200 – за 69,5; 2000 – за 70; 5700 – за 70,5. И последние 1200 акций ушли за 72. Шарп продал эти 31 400 ценных бумаг своим же партнерам из «Шкурдиката». Тогда же он пристроил 41 700 собственных акций, 21 100 из которых купил накануне, чтобы вывести из игры «шортистов», а оставшиеся 17 800 ценных бумаг были набраны в ходе «бычьей» операции для наказания нарушителей договора. К концу рабочего дня Шарп увидел, что продал все купленные им «скипидарные» бумаги. И лично для себя великий манипулятор распорядился открыть короткую позицию на 2800 акций.

Пресса пестрела заголовками о «Великом скипидарном дне». В финансовых колонках газет можно было прочитать, например, следующее: «Влиятельная группа скупила такое количество бумаг (по спекулятивным ценам), что это в силах было раскрутить курс до любой высоты. Это событие войдет в историю под именем “спекулятивного сквиза“». Вскользь упоминалось и том, что господин Шарп промахнулся с выбором рыночной партии. Одно издание даже, опираясь на многочисленные выкладки, пылко и опрометчиво писало, что хитроумный виртуоз «медвежьих» фокусов прогорел на короткой позиции в 75 тысяч акций. Это, утверждала газета, больно ударило по его карману, выдрав оттуда полтора миллиона долларов. Журналист, бывший в дружеских отношениях с Шарпом, аккуратно спросил у него: «Почему же так подскочили акции Turp?». На что получил ответ: «У меня нет точных сведений. Но, наверное, это была внутрикорпоративная скупка!» Следующий день ознаменовался новым этапом в скипидарной кампании. Забрав у клиентов все 114 400 акций пула, Шарп разделил их на три части: 40 000, 50 000, 24 400. Ситуация на рынке была вполне благоприятной, но прозорливые «комнатные трейдеры» не находили причин для поддержки «скипидарных» акций. Чтобы обезопасить себя, они стали избавляться от них. Брокерских компаний, готовых купить или покрыть неудачные короткие позиции, хватало. И «комнатные трейдеры» стали сбывать ценные бумаги Turp еще увереннее. Они скидывали на рынок больше, чем было ему необходимо, или по более низкой цене. Этот фокус был у них коронным – выставить на продажу тысячи ценных бумаг по курсу, значительно ниже того, по которому публика была готова покупать. Мелкие акционеры пугались этого и начинали избавляться от своих бумаг. И этот процесс запускал устойчивое падение цен. Здесь произошло то же самое. Котировки стали снижаться. Тогда на сцене появился главный герой. Шарп бросил на рынок первую часть акций – 40 000. Рынок слетел с рельсов. В итоге акции, шедшие после продаж по 71,875, обвалились до отметки 54. Пресса трубила, что скупка завершилась крахом: «сквизу» пришел конец. Кошмары той ночью мучили множество людей. Кто-то и вовсе не сумел заснуть. Следующим утром Шарп порционно швырнул на рынок вторую часть – 50 000 акций. Цена скатилась до 41,25. Рынок содрогнулся, такого обрушения он еще не знал. Биржа задавалась вопросом: не стоит ли она на краю обвала, который войдет в историю как беспрецедентный? Гринбаум метнулся в контору Шарпа. Шок наделил его отвагой и решительностью.