Текст книги "Госпожа Победа (сборник)"

Заставы

 
Где ветер настоян на запахе трав,
Где зимняя стужа лютует,
Граница лежит в ожерелье застав, —
Богатырской считайте любую.
Мы от конных застав в Половецкой степи.
Наша служба трудна и сурова.
Наши предки – былинные богатыри
С знаменитых картин Васнецова.
Так ведется извечно, с далеких времен
Нам по подвигам ратная слава.
Мы не взвод и не рота, не батальон,
Мы особая сила – застава.
Нам доверили службу страна и народ
Быть защитою отчего дома.
Застава не знает команды «Вперед!»,
Ей дороги назад незнакомы.
Даже если противник лавиною с гор —
Его встретит ударом граница.
И раньше, чем выйти полкам на простор,
С заставами надо сразиться.
Не забыть сорок первый. Сражались одни
До последних гранат и патронов.
В эти страшные дни с нами были в цепи
Командирские дети и жены.
Доказала победа, кто прав и неправ.
Слишком были неравными силы.
И как память на многих из наших застав
Не стареют святые могилы.
Все мы верною службой и дружбой сильны,
Все мы Родины-матери дети.
Солдаты границы, России сыны —
Мы за мир пред народом в ответе.
В нашем вечном дозоре мы держим ответ.
Живи без тревоги, Держава!
Вам здоровья и счастья на тысячу лет,
Пограничные наши заставы.
 

Август 1996 г.

Тишина

 
И не поймешь – хорошо или плохо:
С грохотом катит по жизни эпоха.
Устает человек. Наяву и во сне
Только мечтает о тишине.
Но и она – тишина разная —
И хорошая, и неважная.
Есть тишина предзакатной лагуны
И есть тишина, где родятся тайфуны.
Есть настораживающая
И завораживающая,
Убийственная и пугающая.
Есть тишина исцеляющая.
 
 
Тишина – это часто обычный покой,
Когда буря давно уже отшумела
И все, что кричало,
Давно замолчало,
Ушло и захлопнуло дверь за собой.
 
 
Тишина. И такое бывает порой,
Когда долго гремело, звенело, стучало
И, точно отрезано, вдруг замолчало,
На время какое-то, миг, на мгновенье
Остановилось движенье,
Но знаешь заранее:
Оно снова начнется как по расписанию.
 
 
Тишина – это точно при чтении,
Ритмичная пауза при сердцебиении.
К такой тишине привыкаешь
И вовсе не замечаешь.
Но тишина и другая бывает:
Сорока молчит и собака не лает.
Спокойно ложится под ноги дорога.
Тишина, но в ней будто разлита тревога
И почему-то все мысли встревожены,
Обострены чувства, глаза насторожены.
Мягче шаги и суровее лица.
Знатоки говорят – это чувство границы.
 
 
Говорят, тишина бывает немой.
Может, бывает,
Только граница такой
Не знает.
Важно, кто слушает. Если чужой.
Для него она может быть глухонемой.
 
 
Тишина не молчит, она говорит
Болью безжалостно сломанной ветки,
Жертв паука из натянутой сетки,
Неровным полетом вспугнутой птицы,
Взлетевшей с деревьев за близкой границей,
Совсем неурочным криком совы,
Пучком незаметно примятой травы,
Поднятой мордой служебной собаки,
Понять ее может, конечно, не всякий.
Что подсказал ей ночной ветерок?
Почему этот след необычно глубок?
Откуда на черной и гладкой тропинке
Могли появиться речные песчинки?
 
 
Пограничный отряд на охране границы.
За сопками солнце встает и садится,
Кругом тишина и в открытые уши,
Течет ее голос приветливый – слушай!
Осень – листву, что закрыла тропинки,
Зимою – укрывшие землю снежинки,
Талые лужицы – ранней весной,
Птиц бормотание – летней порой…
 
 
Тишина – она спереди, сбоку и сзади.
Она с пограничником третьей в наряде.
Тишина на границе, и, как за стеной,
У пограничников за спиной Родина,
Жизнь, ее мир и покой.
 

Пограничная вышка

 
По чину она невеликая шишка.
Стара. Ей за сто, может, тысяча лет.
Размером скромна. Пограничная вышка.
Её ни важней, ни отважнее нет.
Есть вышки повыше. Важны телебашни.
Антенны их рвут в небесах облака.
Земные дела им что день вчерашний,
И смотрят в гордыне на мир свысока.
Ни горя людского, ни боли не знают.
Витают средь птичьих пролетных стай.
Программы оплачены – вот и вещают.
Прокукарекал, и хоть не светай.
А эта – картина знакомая с детства:
Пограничник на вышке встречает рассвет.
Её каждый призыв получает в наследство,
Как карту границы, парольный пакет.
Под нею лесное колышется море,
Меж сопок неспешно петляет река.
Она же в бессонном, бессрочном дозоре
Хранит тишину, наблюдает пока.
Появится враг. Она первой тревогу
Поднимет – «К оружию!» Услышит страна,
И двинутся армии к ней на подмогу.
Так уж не раз начиналась война.
А после попробуй загнать в берлогу
Хлебнувшего крови зверя войны.
Пока все спокойно. И слава богу.
Пусть лучше ей мирные видятся сны.
Трудна её служба. Всю жизнь у порога.
В почете и силе и славе – старей.
Говорят, что идущий осилит дорогу.
Нам вышка, стоящая тихо, – милей.
 

Поле боя

 
Два слова коротких.
В каждом два слога.
С виду простые,
А сказано много.
 
 
Поле и бой —
Такие разные!
Каждое само по себе – одно,
А вместе – совсем несуразное,
Злое —
Поле боя.
 
 
Поле, нива – всегда красиво,
К людям с добром и приветом,
Потом полито, трудом согрето,
Малое или большое без края,
Щедро платит за труд урожаем.
Поле – оно само созиданье.
Утро весеннее, тихое, раннее.
Вспахано поле, по полю везде
Важно шагают грачи в борозде.
Зеленых иголочек первые всходы
И без васильков (они нынче не в моде)
Желтое море. Достоинства полны,
Под ветром пологие мягкие волны,
Неспешно колышутся, зреют, а после
Под солнцем осенним литые колосья.
И… получай – урожай.
 
 
Хлебное поле, добрей тебя нету.
Можешь – не можешь, а кормишь планету.
И как после этого рядом с тобой
Недоброе слово – бой?!
Он каждой своей стороной
Весь разрушенье.
Земля в резаных, рваных
Ранах
Окопов, позиций,
Воронок, укрытий,
Изрыта разрывами мин и снарядов,
Избита, истоптана танковым стадом,
 
 
А над землей
Грохот и вой.
Мечется в воздухе пламя пожаров,
Стелются полосы дыма и гари,
И дробь пулеметов,
И крики атаки,
И кровь на бинтах,
Словно алые маки,
И трупы, и чудо – остался живой.
Жестокое слово – бой.
 
 
И потому вот скажу я такое:
Кто был и кто не был на поле боя.
Боритесь за мир. Ни минуты покоя,
Чтоб никогда и нигде более
Ни горы, ни лес, ни луг и не поле
Не стали бы полем боя иль битвы.
И сим победите! Твержу, как в молитве
Сердца горячего каждым биеньем
И этим взволнованным стихотвореньем.
 

Идем в прорыв

 
Сколько буду я жить —
Никогда не забыть
Эту ночь накануне прорыва.
Хорошо б отдохнуть,
Но никак не уснуть,
Небо в звездных узорах красиво.
 
 
Где-то там в вышине,
То ль сочувствуя мне,
Смотрят Львы и Стрельцы зодиака.
Не уходит никак
Ни за «грош» и «пятак»
И щемящее чувство атаки.
 
 
Опостылел окоп.
Смело выставив лоб,
Танки в бой собрались на опушке.
Про запас напились,
Для стрельбы запаслись,
И для боя почищены пушки.
 
 
Им друг друга любить,
Друг без друга не жить,
Экипажи и танки едины.
Им друг друга беречь,
Только бы не сгореть,
На ходу не нарваться на мины.
 
 
А в лесу тишина,
Ночь тревоги полна,
В письмах посланы близким поклоны.
Спит усталый солдат,
Отдыхает штрафбат —
Ему утречком рвать оборону.
 
 
Чуть забрезжил рассвет,
По сигналу ракет
Загремела кругом канонада.
И штрафбату: «Давай!» —
Автоматом и матом, штыком прорывай.
Жизнь в кровавой рулетке наградой.
 
 
Запылал горизонт,
Видно, тронулся фронт,
Значит, дело замешано круто.
Где кому наступать,
Где кого прикрывать —
Все на картах в штабах по минутам.
 
 
Пропахал оборону огненный вал,
Прижимаясь к разрывам, штрафбат наступал.
Не пробиться штыком и гранатой.
Нам по времени скоро команда «Вперед!»,
Штрафбат хоть погибнет, но фронт не прорвет.
И решили: поможем штрафбату!
 
 
Рванулась бригада. Огнем и броней
Сблизились – бой закипел огневой.
Солдат на броню посадили.
Утюжат окопы в две линии роты.
Дзоты подмяли – молчат пулеметы.
Кто не сбежал, тех добила пехота,
Штрафбату мы жизнь подарили.
 
 
Минуты остались до ввода в прорыв.
Грозен всей танковой лавы порыв.
Что ждет нас в глуби обороны —
Бомбежки, засады, заслоны?
 
 
Нам штабы разгромить и сразиться с резервом,
К мостам торопиться. Кто будет там первым?
К Одеру рваться на переправы.
Путь дальний и трудный к победе и славе.
 
 
Сигнал. Батальоны на запад пошли.
Ребята штрафбата в крови и пыли,
Став на колени, крестили нас вслед:
Счастливой дороги и новых побед!
 
 
Мы эти победы добыли.
Бои очень трудными были.
Может быть, выйти живыми из битвы
Помогли нам солдат из штрафбата молитвы.
 

7 марта 1997 г.

Курган

 
Над Вислой тяжелые тучи нависли.
Над Вислой холодный туман.
Цепляются тучи за самые кручи,
А рядом высокий курган.
 
 
Горят над ним звездочки разноконечные
Здесь после поставят гранит.
Луны полумесяц надгробною свечкой
Покой его молча хранит.
 
 
Кому что захочется, то и мерещится:
Намаз и церквей благовест.
Захочется – ставьте, всё здесь поместится —
Звезд бриллиантовый крест.
 
 
Под этим курганом навек упокоены,
Погибли в последних боях
Тела и надежды отважнейших воинов.
Да будет нетленен их прах.
 
 
Бои отгремели, и, как и положено,
Венки и цветы на могилу положены.
Жалобно сыгран был марш похоронный,
Над свежей могилой склонили знамена,
Был дан орудийный салют.
Сказали там речи про Долг и Отечество
И благодарное им человечество…
Не было только их матерей,
Отцов престарелых, их жён и детей
Марин и Оксан, Наринэ и Юлдуз,
Собрать их – объехать весь бывший Союз,
Из всех городов, деревень, кишлаков
Пусть милости просят у разных богов.
Им ещё ждать на родимой сторонке,
С фронтов очень долго идут похоронки.
А кончатся битвы, поляки напишут:
Пусть в мире узнают, пусть всюду услышат:
«Дзинькуем, Спасибо стране и народу.
Вы пали за нашу и вашу свободу.
Пусть с нами и вами навеки пребудет
То что сейчас у нас есть, —
Верность, Отвага и Честь!»
 
 
А дальше, а после сражения были.
Теряли друзей, их без нас хоронили.
Фашистов добили, свободу добыли.
Проходят года – мы друзей не забыли
С вами, друзья, мы страну отстояли.
Без вас мы страну из разрухи подняли.
Опасность пришла изнутри,
И со стороны помогли.
Зависть и Жадность росли – просмотрели.
Привить молодежи добро не сумели.
Поникли, померкли огни – идеалы.
И память, и слава сошли с пьедестала.
Состарились мы, и осталось нас мало.
У тех, что остались, сосчитаны дни.
Без вас мы страну отстоять не смогли.
 
 
Приятен и сладок Отечества дым.
Нет в жизни нам счастья Отчизны дороже
Потомки простят нас, хотим – не хотим.
Сами простить себя просто не можем.
 

Владивосток. 17 марта 1997 г.

Поет Русланова

 
Весеннее утро. Погода на ять
И настроение погоде под стать.
Все как обычно. Ранний подъем,
А дальше – пошел распорядок на слом.
По всем батальонам приказ-объявление
После обеда на построенье!
Всем, как на праздник быть при параде
И не забыть боевые награды.
 
 
И вот мы в строю. Женихи хороши.
С каждого хоть картину пиши.
У всех любопытство: «А дальше что будет?»
А будет такое – никто не забудет.
Коротенький марш и лесная поляна.
По кругу зенитки стоят на охране
И, в ожидании новых чудес,
Замер оживший весенний лес.
Зеленая травка и небо так чисто.
Поляну заполнили кавалеристы
И с ними две грузовые машины
В кумач разодеты подставили спины
И вдруг зазвучал сигнал
На трубе.
Он означал: «Слушайте все!»
И вместо конферансье
Вышел весь в орденах генерал
И громко сказал:
«Товарищи кавалеристы и танкисты!
За ваши успехи в боях
На всех фронтах
Нам сделан подарок:
К нам приехала с концертом
Лидия Русланова».
Как по команде
Поляна встала
И аплодисментами
Загрохотала.
 
 
И, как солнышко всходит
Взошла она И, как охрана,
Два баяна
И, с глубоким поклоном —
«Здравствуйте, ребятушки!
Сердечный привет
От России-матушки!»
 
 
И полились знаменитые песни.
«Живет моя отрада…»
И пусть небогат терем
 
 
И не высока в нем ограда
Но у каждого в нем такое
Самое, что ни на есть, дорогое
И но нему соскучился!
А голос певицы так мощно звучал:
«Славное море, священный Байкал»
Где Баргузин разворачивал вал
И плыл себе дальше в шири Сибири,
Где край родной, где отчий дом,
Где степь, да степь кругом.
Где песня поляной лилась
«По диким степям Забайкалья» прошлась
И вышла неспешно на Тихий Дон
И после каждой в пояс поклон.
Концерт продолжался, певица все пела,
Птицей песня за песней летела
В землянке с гармошкой согреться успела
В поле далеком во ржи побывала,
Коробейника щедрого там повстречала,
Про валенки спела и всё было мало.
Как в долгом походе порядком устала,
Со сцены ушла, в легковую подсела.
Долго поляна в ладошки гремела.
Она же объехала весь полукруг.
Стоя встречал ее занятый луг.
У эскадронов и рот остановка
И новая песня без подготовки.
 
 
Солдаты ушли. Опустела поляна.
К новым бойцам укатила Руслана.
К дому шли молча, топтали дорогу.
Песен не пели и может не в ногу
У каждого думы до боли знакомы:
«Как далеко ты забрались от дома,
Скорей бы в Россию, домой, в тишину.
Добить бы проклятую эту войну».
 

Владивосток. 2013 г.

Талисман

 
Бригада в прорыве. Бои скоротечны.
Кончается карта, а дальше – по Млечному?
Замок близ Вислы. Мост через ров.
Стоим в ожиданьи отставших тылов.
Брожу по развалинам залов старинных —
Разбитые вазы и люстры в гостиных.
И средь черепушек после бомбежки
(От битой посуды рожки да ножки)
В куче обломков былой красоты
Грязный и пыльный валяешься ты.
 
 
Не знаю, какого ты места и времени.
Не знаю, какого ты рода и племени.
Любуюсь тобой. То чего ж ты хорош,
Нарядно раскрашенный. Гож да пригож
Фарфоровый слоник. Почистил, умыл.
Он хоботом вроде атаку трубил.
Себя уберег – ни ушиба, ни раны.
Экипажем решили: возьмем талисманом.
И вот, телогрейкою плотно укрыт,
В танковой башенной нише лежит,
Тесно прижавшись, рядышком, рядом
С готовым к стрельбе бронебойным снарядом.
 
 
Тылы подтянулись. Команда «Вперед!» —
Свой талисман нас теперь бережет.
Идем бездорожьем по гати, по топи.
В атаках утюжим чужие окопы.
Опасностей всяческих было избыток.
Он был под прямою наводкой зениток,
Такое, наверно, запомнишь навеки.
Он с нами бесстрашно форсировал реки.
На маршах – во встречном и ближнем бою,
Бывал и у смерти на самом краю.
И в штурме Берлина – и с крыш, и с балконов —
Летели гранаты и фаустпатроны.
И круглосуточно ночью и днем
Был под проливным огнем.
 
 
Бои не смолкали ни на мгновенье,
Шло последнее наступленье.
Танки с пехотой кольцо окруженья
Клещами сжимали все туже и туже.
Сколько разбито в бою баррикад,
Только вперед и ни шагу назад!
Отчаянно сопротивляется враг,
Близится центр, а за ним и Рейхстаг.
Последние залпы. Последние взрывы.
Даже не верится – кажется, живы.
 
 
И тишина. Это так необычно.
И так непривычно.
Люки открыли – в небо глаза.
Майское утро – небес синева,
Деревья в зеленой одежде,
И жизнь засветилась надеждой.
Это, должно быть, из тишины,
Что больше не будет войны.
 
 
А мы с тобой, слоник, без укоризны,
Честно, сполна отслужили Отчизне.
Ты талисманом служил безупречно.
А дальше? Известно, слоны долговечны
Должно быть, с почетом отдам в музей —
Примером отваги служи для детей.
 

10 января 2012 г.

Никто не хотел умирать

 
Не спеша, деловито и бодро
У плацдармов за крепкой спиной
Шла к Балтийскому морю Одра,
Шла последней военной весной.
 
 
На плацдармы войска прибывали,
Был от Вислы нелегок путь.
Отдохнуть бы, но выйдет едва ли,
Да война разве даст отдохнуть?
 
 
Путь к победе был ой как труден.
Чтоб немного хоть снять усталость
На танковых башнях, стволах орудий:
До Берлина осталось малость —
 
 
Шестьдесят. Размечтался, как в кинокартине,
Полчаса за рулем и ты в самом Берлине.
Гутен морген! Не ждали? Я встрече рад.
Шестьдесят. Но каких шестьдесят?
 
 
Шестьдесят – это все глубина обороны,
Прямо с хода такое легко не прорвать.
Все в змеином клубке рубежи и зоны.
И поверьте – никто не хотел умирать.
 
 
Знали – ждут не букеты цветущей сирени
Или яблони в белом строю у дорог.
Мы для пушек и танков живые мишени,
Хоть бы случай и чей-нибудь бог уберег.
Шесть десятков – железобетонные ДОТы
И минных полей не один эшелон.
Вначале Зееловские высоты,
И для затопленья готовый район.
 
 
И за всем этим стаи – «пантеры» и «тигры»,
Для них это точно последний бой.
Погибнут – закончатся страшные игры,
Но и наших немало возьмут с собой.
 
 
Точно, не было страха. Надо – так надо.
Привыкли. Втянулись. Не первый бой.
Ведь будет победа ценной наградой.
Годами мечталось вернуться домой.
Ну, что же, сыграем в рулетку с судьбой.
 
 
И вот оно. Верно пристреляны цели,
И танковым армиям выдан маршрут.
Плацдармы ожили, огнем загремели,
В атаках мы сами себя не жалели,
И точка поставлена. «Гитлер – капут».
 
 
А весна ликовала. Поснимала шинели,
Подружилась с бойцами и поет под гармонь,
Торопила, и в третьей декаде апреля
«По фашистскому логову – беглый… Огонь!»
 

17 февраля 2012 г.

Штурм

 
Такого, должно быть, не знала история.
Три фронта столицу зажали в кольцо.
Оценка – наивысшая категория
За скорость, за мужество и мастерство.
 
 
Отдай, что положено. Богу – богово.
Суровы, жестоки законы войны.
А нам – по заслугам фашистское логово.
К нему добирались от самой Москвы.
 
 
Ни каменных стен, ни подъемных мостов.
Битком, до отказа набитый войсками,
Снятыми спешно со всех фронтов,
Разбитый бомбежкой Берлин перед нами.
 
 
Сюда, под защиту Валькирий с небес
«Тигры» с «пантерами» – есть еще порох —
Сбежались дивизии войск ЭСЭС,
Битых не раз на российских просторах.
 
 
На штрассах во всю ширину баррикады,
Готова атаки отбить артиллерия,
Танки в воротах укрыты в засаде —
С громкою музыкой гибнет империя.
 
 
Мосты через Шпрее готовы к подрыву,
Метро подготовлено к затоплению.
Весною в Берлине бывало красиво,
Но не до весенних красот населению.
 
 
По городу густо посеяны мины.
Неблагонадежные загнаны в тюрьмы.
Берлин не сдается плакаты в витринах:
Старики с молодежью в отрядах фолькштурма.
 
 
А Берлин в окруженьи. Безопасно – осадой.
К нему не прорваться – кричи не кричи.
Мы ему не желали судьбу Ленинграда —
Мы солдаты» мы воины» не палачи.
 
 
Знали точно – потерь наших будет немало,
И никто под конец не хотел умирать.
Точно, мы воевали за правое дело,
И война нам настолько осточертела,
Что спросить – от солдата до генерала,
Ответ был бы один – «Штурмовать!»
 
 
И загремело. Пошла работа.
В бою неразлучны танки с пехотой.
И с ними саперы, Сила что надо.
Так родились штурмовые отряды.
Танки в атаке – горят баррикады,
По крышам, балконам – огонь автоматов,
В окна подвалов – ручные гранаты.
 
 
Трудное дело уличный бой.
Фашисты Берлин прикрывали собой.
Каждый дом как рубеж обороны —
Изо всех подворотен фаустпатроны.
Нет авиации – немцам находка,
Зенитки пошли на прямую наводку.
И не удержали. Напрасны усилья,
К центру врубились железные клинья.
 
 
И вот он Рейхстаг,
И над Рейхстагом – победный флаг.
Реет, алеет, светел и ярок —
К Майскому празднику славный подарок.
А фюрер? Трусливо ушел от ответа.
Бесславно последняя песенка спета.
Осчастливил жену церемонией брака
И отравился вместе с собакой.
 
 
Кругом ликованье. Радехоньки-рады:
Отговорила, умолкла война.
И вот она, жданная, лучшей наградой
Полная добрых надежд тишина.
 
 
И еще о войне наблюденье.
Ждали, боялись волны отомщенья.
Но… так вот бывает у добрых людей,
Солдатские кухни среди батарей
Кормили голодных немецких детей.
Где еще можно увидеть такое:
«Ешьте за тех, кто не вышел из боя».
 
 
Подробней о мужестве и отваге
В солдатских автографах на Рейхстаге.
 

19 февраля 2012 г.

Печальная повесть

 
За Любомлем лесная дорога
Переходит в песчаный большак.
Там друзьями в молчании строгом
Похоронен танкист Яцуляк.
 
 
Весельчак и храбрец ясноглазый,
В черной шапке кудрявых волос,
От далеких предгорий Кавказа
До границы победу донес.
 
 
У развилки дорог, на стоянке,
Командиров комбат созывал.
Он по пояс поднялся из танка
И, проклятье, шальная болванка
Поразила его наповал.
 
 
Вся бригада в глубокой печали —
Она всеми любима была.
Его гибель скрывали от Вали.
На виду их любовь расцвела.
 
 
Любовались как сыном и дочкой,
Любовались как братом с сестрой.
Смерть поставила страшную точку,
Поломала цветок дорогой.
 
 
А узнала – ни плача, ни крика,
Точно замерла вся на лету.
Только взгляд стал застывшим и диким,
Будто видит кругом пустоту.
 
 
И куда только делась улыбка.
Мрак и темень средь белого дня.
Это наша вина и ошибка —
Не прикрыли ее от огня.
 
 
Как могли мы ее утешали —
Не судьба, мол – такая война.
А она… Она смерти искала,
И при штурме Берлина нашла.
 
 
Вслед за танками шла пехота,
Перебежки, а где и ползком.
По дворам растекались роты,
Шло сраженье за каждый дом.
 
 
Пули с воем чертили трассы,
За пехотою в полный рост
Валя шла серединой штрассе,
Весь расчет был убийственно прост.
 
 
Крест сестринский служил мишенью.
Пуля-дура ее нашла.
Все свершилось в одно мгновенье.
Валентина от нас ушла.
 
 
Справедливости мало на свете.
Если б не было этой войны,
Если б мы их любовь сберегли,
Ах, какие красивые дети
Появиться у них могли.
 

Февраль 2005 г.

И точка

 
Старость, а с нею и ночи без сна,
И память наверх поднимает со дна,
Что было и сплыло. А чаще война.
Высокие горы и быстрые реки.
Казалось, из темных глубин полувека,
За толщею лет
Сотрутся детали и мелочь примет,
А видится все, как буковки в строчке,
Все запятые и каждая точка.
 
 
Война на исходе. Штурмуем Берлин.
В кольцо окруженья врубается клин.
Вот он на карте – по Франкфурт Алее.
Москва нас торопит: кончайте скорее.
Пехота за танками. Море огня.
Все в грохоте боя. Ни ночи, ни дня.
Ломая отчаянное сопротивление,
Ведем наступленье.
 
 
Из-за углов, при любом повороте
Из пулеметов по нашей пехоте.
Из окон, подвалов, крыш и балконов
По танкам гранатами фаустпатронов.
Идет наступление. Сжался кулак
И… сдался враг.
 
 
Кончились взрывы и… тишина
Такая, что этому трудно поверить.
Ее – тишину – еще нечем измерить.
И навалилась такая усталость,
Что, если еще бы хоть самую малость,
Тело сказало бы воле «Довольно!».
И непроизвольно,
Не разбирая, что можно-нельзя,
Закрылись бы сами глаза
И подкосились бы ноги.
 
 
Не разбирая дороги,
Как ни крепился,
Пошел и свалился
В какой-то из комнат
Какого-то дома,
В чью-то кровать,
Не раздеваясь, спать.
И только назавтра пошел к рейхстагу.
Он был обгорелый, под красным флагом.
На стенах у входа ни места живого.
Исписано. Негде поставить слово.
Подписи, надписи. «Мы из Ростова»,
«Иванов. Расписался за всех Ивановых»,
«Ноги устали, но все же дошли»,
«Победа. Мы сделали все, что могли».
Места себе не нашел ни кусочка.
Я выстрелил и нацарапал: «И точка».
Победу добыли.
Фашистов добили.
И думал, глупец,
Что мы положили
Всем войнам конец.
Думал и верил, мечтал, что теперь,
После разрухи и страшных потерь
Люди Земли никогда опять
Не захотят воевать.
А не воевать не хватило терпенья
У нашего, у одного поколенья.
Нас мало осталось. Уходим в печали.
Внукам и правнукам, как на скрижали,
Мы оставляем наказ и завет:
Миру – да! Войнам – нет!
 
 
В мире, в стране и в каждой квартире,
Народы и люди, живите в мире!
 

7 апреля 1995 г.