Текст книги "Шпион его величества"

О пропавшем шевалье де Местре, увы, нет совершенно никаких известий. Но чует мое сердце, что он жив, и это совершенно ужасно (как же это Розен и Ланг не добили его!). И ведь непонятно, где и в какое время он теперь объявится. Но пока все идет гладко.

Сын аптекаря прислал записку, в коей уведомил, что граф Николай Петрович Румянцев уже извещен о появлении в Вильне Нарбонна, но контактов между ними никаких не было – ни прямых, ни письменных.

Еще сын аптекаря сообщил, что граф Румянцев находится в состоянии духа чрезвычайно приподнятом. Несомненно, он живет ожиданием грядущей встречи с Нарбонном и ожиданием письма от императора Франции, которое тот должен ему вручить.

Наружным наблюдением за домом канцлера руководят полковники Розен и Ланг.

Я приказал им быть настороже, ибо Нарбонн рано или поздно, но захочет свидеться с Румянцевым.

Особенно нужно быть внимательным к маршрутам месье Вуатена, за которым я дал указ следить совершенно особо.

Под вечер прислал свою первую записку Станкевич. Он сдружился с лакеями Нарбонна Кристианом Мере и Франсуа Пери. И вот что ему у них удалось выведать.

Состоящие при особе эмиссара Бонапарте ротмистр Себастиани и поручик Шабо (они самые несомненные шпионы) делают вид, что они не понимают происходящих вокруг разговоров.

Между тем и Мере, и Пери утверждают, что и ротмистр, и поручик отличнейше владеют польским языком. Это притворство далеко не случайно. Без всякого сомнения, и Себастиани и Шабо – шпионы, как и их патрон, и нужно следить, дабы они как можно менее могли увидеть и услышать.

Меня весьма тревожит шевалье де Местр. Он непременно объявится.

Весьма прискорбно, но придется упустивших его Розена и Ланга на месяц лишить жалованья. Как я хорошо ни относился бы к господам полковникам, как бы ни ценил их обычную исполнительность и дотошность, но оставить без последствий случившееся никак не могу, ведь шевалье де Местр жив, и это несомненный укор для всей воинской полиции.

В девять часов явился ко мне камердинер его величества Зиновьев. Он срочно попросил меня явиться в Виленский замок. Естественно, я схватил свой неизменный желтой кожи портфельчик и тут же побежал,

Государь явно был взволнован. Он ожидал новостей. Я выложил на стол записки, полученные мною от сына аптекаря и Станкевича: в одной сообщались сведения о графе Румянцеве, а во второй – о графе Нарбонне. Александр Павлович тут же стал жадно читать тексты записок. Потом он стал расспрашивать меня, знаю ли я что-нибудь о том, с чем приехал в Вильну Нарбонн.

Я отвечал, что, конечно, он приехал с целью выведать что-нибудь о состоянии нашей армии. При этом он, видимо, сделает и какие-то официальные предложения, но в чем они будут заключаться, сейчас сказать достаточно сложно.

Так, на одной из станций по пути в Вильну, в разговоре со старым фельдшером Нарбонн, по донесению наших людей, сказал, что скоро будет мир.

По прибытии в Юрбург в беседе с одним бухгалтером он выразился более половинчато: «Бог знает, мир ли я везу или войну».

А иногда, по пути сюда, граф высказывался целиком мирно: «Мой великий император отправил меня с письмом к своему любезному брату императору российскому».

«Так что ясное представление о намерениях французской стороны, – заключил я свой рассказ, – пока не складывается. Слишком много неясностей, слишком много противоречий».

И добавил потом: «Возможно, граф Нарбонн специально запутывает нас, а сам хочет узнать поболее».

Государь в знак согласия кивнул головой. Кажется, он думает сходным образом.

Вообще я давно дивлюсь, насколько Александр Павлович обладает способностями к розыскной работе. Несомненно, из него получился бы отличный шпион: любой начальник тайной полиции захотел бы иметь такого.

Когда я вернулся к себе, меня ждала еще одна записка от отставного поручика Станкевича. Он уведомлял меня, что к графу в течение сегодняшнего дня прибыл еще экипаж: там находились Жюстин Море, Пирьё и графский секретарь Мане. По уверению камердинеров, вновь прибывшие ехали из Берлина через Лион и Париж.

Народу появилось много, но прежде всего, думаю, надобно опасаться, окромя самого графа, ротмистра Себастиани и поручика Шабо. За ними необходимо приглядывать особо.

Впрочем, полагаю, что и Мане, секретаря Нарбонна, хотя он явно не военный, следует остерегаться.

Вот первый день и закончился.

Интересно, с кем граф де Нарбонн встретится раньше – с государем или с канцлером Румянцевым?!

Или, может быть, он просто передаст через кого-нибудь канцлеру послание императора Франции?!

Совсем скоро все это выяснится.

Мая 7 дня. Одиннадцать часов ночи

Проклятье! Сегодня в девять часов утра на квартиру к графу де Нарбонну явился шевалье де Местр. Он пробыл более часа.

Живехонек, бодр как никогда, свеж, следа ранений незаметно. Но он уж, я думаю, расписал, как его слуги российского императора собирались на тот свет отправить. Да, наш полковник Розен «засветился».

Появление шевалье у Нарбонна, конечно, очень неприятно, но этого появления следовало ожидать. Противник никогда не бывает так опасен, как в недобитом состоянии.

В два часа дня Нарбонн в сопровождении ротмистра Себастиани и поручика Шабо – то есть вся компания лазутчиков Бонапарта – выехал в направлении Виленского замка.

Граф был приглашен на обед к государю, а его офицеры – на обед к главнокомандующему. В семь часов Нарбонн опять был зван к государю.

В сумерки на квартиру к Нарбонну приходил неизвестный в синем фраке и пробыл минут сорок. Квартальный надзиратель Шуленберх утверждает, что, может быть, это француз из дома Румянцева, то есть месье Вуатен.

Это был и в самом деле месье Вуатен, и вот откуда это мне известно.

Около одиннадцати часов ночи прислал записку сын аптекаря. Он уведомил, что вечером месье Вуатен вышел, вернулся он через час с письмом императора Франции. Ясно, что ходил он на квартиру к Нарбонну. Это и был незнакомец в синем фраке. Месье Вуатен.

Так что, может быть, в целях сохранения тайны генерал-адъютант Нарбонн и не встретится лично с канцлером Румянцевым, и все обойдется передачей письма. Им всем и невдомек, что измену мы уже обнаружили.

В шесть часов вечера Нарбонн написал записку к графу де Шуазелю и попросил Станкевича отнести ее. В записке ничего особенно интересного не было – то было приглашение на вечер.

В десять часов вечера к Нарбонну пришли граф де Шуазель и граф Нессельрод (любопытная троица: эмиссар Бонапарта, французский шпион и российский дипломат), но сидели они не очень долго.

Мая 7 дня. Одиннадцать часов ночи

Отдельного разговора заслуживают события в театре.

Около семи часов вечера ротмистр Себастиани и поручик Шабо были приглашены в театр, в коем находились более часа. Нарбонн же в это время был у государя, обещавшего держать его у себя как можно долее.

Тем временем Станкевич и пришедший ему на подмогу квартальный надзиратель Шуленберх угощали шампанским камердинера Батиста Гранто, лакеев Кристиана Мере и Франсуа Пери, горничных Жюстин Море и Пирьё. Может, и сонный порошок подсыпали, не знаю. Так или иначе, скоро все угощаемые заснули.

Пошатываясь, но не теряя сознания, Станкевич и Шуленберх открыли дверь мне и полицмейстеру Вейсу. Мы схватили шкатулку Нарбонна и спешно отправились в Виленский замок.

Нарбонн был еще у государя.

Александр Павлович ждал нас, когда ему сообщили, что мы прибыли, он оставил Нарбонна и тут же вышел к нам.

Шкатулку мы открыли в присутствии императора. Там была инструкция, данная самим Бонапартом (Вейс тут же списал ее текст).

Инструкция содержала вкратце следующие вопросы: узнать число войск, артиллерии и прочее; кто командующие генералы? каковы они? каков дух в войске и каково расположение жителей к русским войскам? кто при государе пользуется большею доверенностью? Нет ли кого-либо из женщин в особенном кредите у императора? Можно ли узнать о расположении духа самого императора и нельзя ли будет свести знакомство с окружающими его?

И еще в инструкции прямо было сказано: «Цель вашей военной миссии – сбор разведывательных данных».

Но был в инструкции и один чисто дипломатический пункт. Бонапарт просил графа де Нарбонна сделать все для того, чтобы находящийся в Вильне российский император не отдал приказа войскам своим перебраться через Неман и занять герцогство Варшавское. Бонапарт писал, что Нарбонн может плести что угодно о русско-французской дружбе, но французы должны занять герцогство первыми.

Стало совершенно ясно, что Бонапарт принял решение, что он идет сюда войной.

И еще в шкатулке Нарбонна была копия с письма Бонапарта к министру иностранных дел Франции Маре (письмо было датировано еще 1811 годом, но оно до сих пор обладало совершенно исключительным значением) – то была целая шпионская программа императора Франции: «Немедленно направьте барону Биньону шифровку о том, что в случае начала войны я намерен прикомандировать его к моей штаб-квартире и назначить руководителем тайной полиции, которая должна заняться шпионажем в неприятельской армии. Необходимо, чтобы он уже с этого дня приступил к решительным действиям по созданию тайной полиции. Он должен поскорее найти двух поляков, которые хорошо говорят по-русски, имеют склонность к военным делам и участвовали в войне. Один из них должен хорошо знать Литву, другой хорошо ориентироваться на Волыни, в Подолье и на Украине. Кроме того, нужен третий, хорошо говорящий по-немецки и знающий Лифляндию и Курляндию. Они должны говорить по-польски, по-русски и по-немецки. Под их руководством должны работать тщательно отобранные агенты, вознаграждение коих определяется ценностью добытых сведений. Они также должны быть в состоянии дать информацию о любой местности, по которой предстоит пройти нашей армии. Я желаю, чтобы барон Биньон незамедлительно вплотную приступил к созданию этой обширной организации. Ему следует начать с того, чтобы эти три агента-связника немедленно подыскали себе субагентов, а именно: на дорогах из Петербурга в Вильну, из Риги в Мёмель, на всех дорогах из Киева и на трех главных коммуникациях, идущих из Бухареста в Петербург, Москву и Гродно. Кроме того, ему надлежит сразу же обеспечить себя осведомителями в Риге, Динабурге, Пинске, в районе больших болот и в Гродно. Если результаты их разведки будут удовлетворительными, я не колеблясь готов назначить им месячное содержание в размере 1200 франков. А во время войны оплата лиц, доставляющих ценную информацию, будет устанавливаться особо в каждом отдельном случае. Среди поляков есть также люди, разбирающиеся в фортификациях и способные давать сведения о состоянии укреплений в тех или иных точках».

О чем-то подобном мне сообщал в одном из своих донесений сын аптекаря, но тут информация подробнейшая и из первых рук.

Да, бумагам, хранившимся в шкатулке, просто цены не было.

При виде такого сокровища глаза государя засветились радостью. Он горячо пожал нам руки и шепотом сказал: «Поезжайте, господа, отвезите, а я пока задержу его».

И Александр Павлович пошел со сладчайшей улыбкой выслушивать страстные заверения Нарбонна в дружеских чувствах императора Франции к российскому императору.

Мая 7 дня. Двенадцать часов ночи

День сегодня выдался, несомненно, удачным: Бонапарт посрамлен; его замыслы обнаружены; его слова о мире, о любви к нашему государю – чистейшее вранье. Теперь Александр Павлович во всем этом уже не может сомневаться.

Последняя новость. После того, как счастливо завершилась история со шкатулкой и я вернулся к себе, пришел вскорости сын аптекаря.

Он сообщил мне, что канцлер Николай Петрович Румянцев написал ответное послание к Бонапарту и попросил, чтобы он отнес к графу де Шуазелю для передачи Нарбонну.

– И вы отнесли? – немного испуганно спросил я.

Мальчик улыбнулся в ответ и сказал:

– Что вы, Яков Иваныч! Вы обо мне такого низкого мнения? Вот же оно, это письмо. Я не мог отнести, не уведомив прежде вас.

И протянул мне конверт.

Я поблагодарил его и тут же отпустил – время-то было позднее.

А письмо графа Румянцева завтра же передам государю: пусть разбирается со своим канцлером, подло заигрывающим с Бонапартом.

Мая 8 дня. Семь часов вечера

Нарбонн встал в шесть часов утра и пошел осматривать экипажи. Говорят, что вчерашняя беседа его с государем закончилась тем, что Александр Павлович предложил ему незамедлительно оставить вместе со всею своею свитой пределы Российской империи.

В начале девятого Нарбонн вместе со своими адъютантами и в сопровождении флигель-адъютанта российского императора поехал в Виленский замок, а оттуда отправился осматривать полки.

Вернулся Нарбонн к себе на квартиру в одиннадцатом часу. Как раз к этому времени к нему пришел Шуазель.

Они заперлись в кабинете и говорили более часа. В беседе также принимали участие ротмистр Себастиани и поручик Шабо.

Отставной поручик Станкевич, уведомляя меня об этом, прибавил от себя следующее. Он полагает, что генерал Нарбонн со своими спутниками заслушивал рассказ графа де Шуазеля о расположении частей в Виленском крае частей Первой Западной армии. А я уверен еще и в том, что Нарбонн передавал Шуазелю инструкции для здешних бонапартистов.

Когда дверь распахнулась и Шуазель стал выходить из кабинета, то Станкевич услышал, как Нарбонн спросил у гостя: «Да, кстати, а граф мне ничего не передавал?» Шуазель отрицательно покачал головой. «Странно», – сказал Нарбонн и то ли с неодобрением, то ли с недоверием поглядел на Шуазеля.

В любом случае было ясно, что Нарбонн не очень доволен: Бонапарт отсутствие ответа на свое послание мог воспринять как личное оскорбление. Но делать было нечего. Письма, о котором спрашивал Нарбонн, у Шуазеля явно не было.

Эта деталь в высшей степени любопытна.

Без всякого сомнения, под графом Нарбонн имел в виду графа Николая Петровича Румянцева.

Нарбонн ведь привез канцлеру послание от Бонапарта и теперь, естественно, ожидает получить ответ.

Ну, что ж, пусть ожидает! Ответ канцлера император и в самом деле прочтет, только император не французский, а русский, не Бонапарте, а Александр!

В три четверти третьего часа опять пришел граф де Шуазель, и они отобедали.

В седьмом часу французы оставили Вильну. Наконец-то это произошло. Честно говоря, я ужасно боялся, что случится что-нибудь непредвиденное. Но, слава Богу, все как будто обошлось.

Только что ушел от меня камердинер государя Зиновьев. Он принес записку, в которой Александр Павлович сердечно благодарил меня, а также полицмейстера Вейса, полковников Розена и Ланга, квартального надзирателя Шуленберха, отставного поручика Станкевича, Закса-младшего и других сотрудников военной полиции за блестяще проведенную операцию.

Государь прибавил там же, что это первое поражение Бонапарта на территории Российской империи, ибо миссия графа де Нарбонна оглушительно провалилась. Он, может быть, что-нибудь и выведал, но дезинформировать нас так и не смог.

Мая 8 дня. Одиннадцатый час ночи

Разоблачение истинных целей миссии графа Нарбонна не было бы столь безусловным и оглушительным, если бы не помощь одного человека. Имени его я до сих пор не называл, хотя оно не раз упоминалось в донесениях моих сотрудников.

С этим человеком связана настолько отдельная история, что и рассказать о нем я хочу именно отдельно.

Уже 6 мая, в самый день приезда Нарбонна в Вильну, к графу стал пробиваться некто Давид Саван, отставной ротмистр. Было 12 часов ночи. Курьер, увидя незнакомца, спросил: «Vous étes français, Monsieur?» Тот отвечал, что он из Варшавы. Тогда курьер усадил его и велел камердинеру доложить Нарбонну. Однако Нарбонн отвечал, что ныне ему некогда, что у него еще гости.

На следующее утро, в девять часов, Давид Саван по моему приказанию опять явился к Нарбонну и был тотчас же впущен.

Он показал Нарбонну документы, удостоверяющие связь его с французским резидентом в Варшаве бароном Биньоном (рапорты, инструкции и т.д.).

Более того, Нарбонн поверил список Саванов со своими материалами, а потом стал расспрашивать сколь возможно подробнее о числе армии, о расположении полков, о духе поляков.

Саван дал неверные сведения об армии и говорил еще, что облагодетельствованные ныне императором российским поляки ему на время привержены, но уповает, что прочие на стороне Наполеона.

В этот же день в 11 часов ночи Саван по приглашению Нарбонна явился к нему таким потаенным образом, как и вышел поутру от него.

Нарбонн уже не был так весел, как поутру.

Принял его ласково, радовался, что он пришел, объявил, что ныне после смотра войск ехать должен.

Рассмотрел бумагу, написанную к Биньону, сомневался в некоторых его показаниях о расставлении войск, утверждая, что у него это подробнее и, кажется, вернее. Саван защищал свое.

Нарбонн разговорился о будущем. Саван уверил его, что русские весьма желают войны и готовы все жертвы принести, лишь только иметь свободную торговлю. Нарбонн расспрашивал об истине сих слухов и вправду ли, что Россия без торговли существовать не может?

Получа удостоверение и расспрося еще о многом, он изъявил Савану свою благодарность и уверил, что чрез несколько дней получит от него известия, коими он, верно, доволен будет.

Беседы отставного ротмистра Давида Савана с дивизионным генералом Нарбонном полностью раскрыли шпионские цели поездки последнего в Вильно. Он сумел-таки «разговорить» хитрейшего графа Нарбонна, как до этого сумел обвести вокруг пальца французского резидента в Варшаве барона Биньона.

Давид Саван является помощником барона Биньона, и одновременно он служит мне и подчиняется распоряжениям военной полиции при особе военного министра (он передает Биньону данные о дислокации российских войск, особо заготовленные для французов по распоряжению Барклая-де-Толли).

Государь велел мне совершенно особо поблагодарить отставного ротмистра.

Май 9 дня. Одиннадцать часов утра

В последнее время утренние прогулки в городском саду превратились в подлинно антибонапартовскую ассамблею. Естественно, что граф де Шуазель, аббат Лотрек, граф Тышкевич и некоторые другие поклонники французского императора жмутся в сторону и стараются незамеченными проскочить по дорожкам сада.

Несколько раз я слышал, как в саду витийствовал государственный секретарь Шишков. Александр Семенович в пылу гнева чего только не наговорил о Бонапарте. Вообще в эти минуты он был поистине страшен: расстрепанные волоса стоят дыбом, голос срывается на рык, чуть ли не пена на губах. Его вид, как мне показалось, даже несколько напугал публику, ибо явно нарушал правила благопристойности.

Успокоившись и несколько отойдя, Александр Семенович подошел ко мне, стоявшему в окружении полковников Розена и Ланга, стал сыпать изящнейшие французские каламбуры, а потом с увлечением рассказывал о морских экспедициях, коих был участником.

Если речь не заходит о Франции и Бонапарте, он – увлекательнейший собеседник, чему не раз уже я был свидетелем. Но стоит хоть кому-нибудь упомянуть одно из этих двух слов, как он приходит в состояние настоящего бешенства.

Иное дело граф Поццо ди Борго. Сей кровожадный корсиканец не возводит хулы на Бонапарта, но я уверен, что если подвернутся соответствующие обстоятельства, то он с необыкновенным наслаждением и совершенно не раздумывая всадит нож в телеса своего великого антагониста.

Интересно, что разглагольствования Александра Семеновича Шишкова граф неизменно слушает с нескрываемой иронической ухмылкой.

Мая 9 дня. Десять часов вечера

В моей канцелярии произошли большие и весьма отрадные перемены.

В этом месяце бумаг скопилось столько (донесения, инструкции, дневники агентов, материалы обысков и т.д.), что помощник мой Протопопов, кажется, был даже какое-то время близок к форменному самоубийству.

Но государь внял моим просьбам и дал мне в канцелярию еще одного работника, и он уже, слава Богу, приступил к исполнению своих обязанностей. Результаты уже есть и самые очевиднейшие.

Это Карл Иванович Валуа, коллежский секретарь. Он заклятый враг Бонапарта, предан нашему государю и до величайшей тонкости знает канцелярскую работу. Так что хаос, царивший в бумагах, относящихся до ведомства военной полиции, почти уже исчез.

Кстати, Валуа привел в идеальнейший порядок все документы, связанные с тремя днями пребывания в Вильне графа де Нарбонна. Он отлично рассортировал донесения агентов, и эти материалы я хочу приобщить теперь к моему дневнику.

Мая 10 дня. Одиннадцать часов вечера

КАНЦЕЛЯРИЯ ВЫСШЕЙ ВОИНСКОЙ ПОЛИЦИИ

СООБЩЕНИЯ, ПРИСЛАННЫЕ ПОЛИЦМЕЙСТЕРОМ ВЕЙСОМ.

Собрал и отредактировал К. Валуа, коллежский секретарь

Извлечения

Мая 6 дня

Часы

9. Прибыл из Берлина Французского Императора адъютант дивизионный генерал граф Луи Нарбонн. При нем: капитан Фибер Себастиани, поручик Роган Шабо, курьер Гаро, камердинер Батист Гранто, лакеи Кристиан Мере и Франсуа Пери.

10. Поехал генерал Нарбонн к Его Императорскому Величеству во дворец и был у канцлера Кочубея.

11. Возвратился в квартиру.

12. Были все дома.

1. Ходили капитан Себастиани и поручик Шабо по городу по парадному месту под Замковые ворота и чрез Св. Янскую улицу домой пошли.

2. Обедали.

3. Спать положился генерал. В оное время прибыл к ним графа Шуазеля камердинер.

4–5. Дома, и никто у них не был.

6. Выехал генерал с двумя адъютантами за Троицкие ворота, вышли из кареты, походя перед воротами, спросили у лакея, где то место, где публика собирается, на что отвечал лакей, что сад городской – лучшее место, куда и поехали… Пошли чрез парадное место Замковой улицы и Замковые ворота к Кафедральному костелу и, осмотрев оный, между тем взглянули на арсенал. У Доминиканской улицы встретились с графом Шуазелем и Лотреком, остановились и более одной четверти часа с ними говорили. В девять часов пришли домой.

9. Пришел к ним граф де Шуазель и побыл у них до 11 часов.

Мая 7-го дня

Часы

7. Вышли.

8. Взяли из трактира две порции кофею.

9. Пришел к ним бывший службы французской де Местр и пробыл до 10 часов.

11. Оба офицера капитан Себастиани и поручик Роган Шабо ели фрыштык, два кушанья, котлеты и куропатки и выпили бутылку французского вина.

12. Оба офицера поехали во дворец, а генерал остался на квартире.

2. Поехали генерал с двумя офицерами на обед, первый – во дворец к государю императору, а последние двое к Главнокомандующему, офицеры возвратились через Большую Купскую и Доминиканскую улицы.

5. Генерал возвратился.

7. Был генерал чрез фельдъегерского офицера зван к Его Императорскому Величеству. Офицеры оба пошли в театр и были в оном более часа. Заметно было, что они должны польский язык знать, ибо при смешных разговорах актеров улыбалися они между собою, но с половины пьесы вышли из театра и пошли прямо домой.

8. Под вечер в сумерках приходил какой-то француз росту низкого в синем фраке к генералу и, пробыв одну четвертую часа, пошел со двора. Надзиратель Шуленберх утверждает, что оный француз из дому Румянцева, но сие остается еще в совершенной неизвестности, и я стараться буду сего дня в ясность привести.

9. Был у генерала граф Нессельрод и Шуазель, но не более как одну четвертую часа, и вышли оба вместе: Шуазель к себе на квартиру, а другой по Доминиканской улице.

12. Отпустили лакеев и кареты, после чего приходил чрезвычайно скоро молодой Тышкевич и, пробыв не много минут, побежал со двора по Троицкой улице, так что Шуленберх не в состоянии был его догнать. Когда приходил выше означенный француз, то сказал лакею: доложи, что я принес бумаги для г-на генерала.

Мая 8-го дня

Часы

7. Встали, сам генерал выходил в халате и осматривал свои экипажи.

8. Прибыл флигель-адъютант князь Лопухин с тремя верховыми лошадьми, на которых сели генерал и два офицера и поехали на Снепишки, где смотр гренадерским полкам был.

10. Возвратился в квартиру со своими офицерами, где тотчас по прибытии их и граф Шуазель к ним пришел и пробыл более часа.

2. Был граф Нессельрод, но вскоре вышел.

6. Послано через лакея Станкевича к графу Нессельроду письмо.

6 ч. 33 м. Сел в карету и выехал из города. При выезде заметил я, что в том же дворе на балконе стояли граф Тизенгауз, граф Коссаковский, граф Пржесдецкий и множество дам, которых я не мог узнать.

КАНЦЕЛЯРИЯ ВЫСШЕЙ ВОИНСКОЙ ПОЛИЦИИ

ДОНЕСЕНИЯ, ПРИСЛАННЫЕ ПОЛКОВНИКАМИ РОЗЕНОМ И ЛАНГОМ

Собрал и отредактировал Карл Валуа, коллежский секретарь

Извлечения

6 мая 1812

В 9 часу утра приехал из Ковно генерал граф Нарбонн.

С 10 часов утра прибыл еще экипаж графа Нарбонна с двумя людьми: Жюстин Море и Пирьё. Они остановились в доме Мюллера №143. По показанию людей, графский секретарь Мане выехал из Берлина чрез Лион и Париж.

Камердинер, живший у графа Шуазеля и бывший с ним в Париже, некто Станкевич, пошел к графу Нарбонну и нанялся тоже быть у него камердинером.

Квартальный надзиратель Шуленберх во фраке знакомится с лакеями, из коих один говорит по-немецки.

Барон Розен засел супротив жилища графа Нарбонна, где квартирует у приятеля.

Саван пошел предъявлять документы, что употребляются Резидентом в Варшаве Биньоном для разведывания здесь, и тем самым побудил и их к откровенности.

Нарбонн, приехав, осведомился тотчас, здесь ли канцлер, и отправил потом к нему записку чрез фактора.

Был у государя Императора, потом у канцлера и будто у графа Кочубея.

Возвратясь домой, они часа два, стоя, разговаривали втроем между собой с большим аффектом, но тихо.

Все трое пошли гулять. В 8-м часу были около Кафедральной церкви, обошли округ оной, разговаривая, и Нарбонн указал им на арсенал. Возвращаясь, встретились с Лотреком и Шуазелем, поговоря с полчаса, возвратились домой.

В 9 часов был граф Нессельрод и пробыл с час.

В четверть одиннадцатого часу прибыл граф Шуазель… В четверть двенадцатого часу Шуазель ушел домой.

В 12 часов все успокоилось. Лакей отпущен и кучеру велено быть в 10 часов утра.

Саван был, и полиция его не усмотрела. Курьер, увидя его, спросил:

– Vous étes français, Monsieur?

На ответ, что он из Варшавы, посадил его, препоручил об нем доложить камердинеру, но Нарбонн велел отозваться, что ныне ему некогда. Странно, что камердинер сказал, будто у Нарбонна Кикин, дежурный генерал.

7 мая 1812

Саван по приказанию моему явился к Нарбонну в начале девятого часу и был тотчас впущен.

Он представил прилагаемые при сем документы, доказывающие связь его с Беллефруа (французский агент в Герцогстве Варшавском. – Примечание Я. И. де Санглена), и те известия, кои он ему доставлял.

Нарбонн поверил список Саванов со своей таблицей: у него список по полкам, сперва стоит Гренадерский и проч.

Расспрашивал сколь возможно подробнее о числе армии. Радовался, узнав, что Молдавская армия против действовать не может.

Спрашивал о духе поляков – предполагает, что облагодетельствованные ныне Императором Российским ему на время привержены, но уповает, что прочие на стороне Наполеона, который желает единственно их счастия.

Просил Савана отдать ему рапорт к Биньону, равно и письмо к Императору Наполеону, дабы испросить за его приверженность ему награждение. Вдруг кто-то запиской велел ему быть с известиями и рапортами ныне вечером в 11 часов.

Все встали в 8-м часу, и каждый из них писал какие-то бумаги. Полиция Савана не усмотрела, а сменил его запиской у Нарбонна французской службы полковник шевалье де Местр и пробыл с час.

Курьер Гаро был в италианской лавке и говорил с хозяином несколько времени по-французски.

В 11 часов утра прислал граф Шуазель 4 бутылки вина генералу Нарбонну. В исходе 12-го часу оба адъютанта поехали во дворец, а генерал сидел дома и писал. К 1-му часу возвратились они назад. Роган пошел к генералу, а Себастиани – прохаживаться.

В исходе 2-го часу поехал Нарбонн в дом Тышкевича для сделания визита принцу Ольденбургскому: ему было отказано, и он оставил билет.

В половине 3-го часу поехал Нарбонн и адъютанты его во дворец: он пошел к столу государя Императора, а адъютанты – к военному министру. В исходе 5-го часа адъютанты пришли домой, а Нарбонн из дворца пошел к военному министру, а оттуда – домой в 6 часов и отправил письмо к Шуазелю.

В исходе 7-го часу Нарбонн по позыву явился опять к государю и возвратился в 8-м часу.

Адъютанты прогуливались около Ратуши, на Остробрамской улице. Поговоря со встретившимися офицерами, между прочим с князем Волконским, пошли в театр. Замечательно, что по жестам их заключить должно, будто знают они по-польски. В половине пьесы ушли и возвратились домой.

Приходил к генералу француз. Имя его теперь узнано, Ян Людвиг Вуатен… Невелик ростом, во фраке и шляпе, пробыл с полчаса и ушел. Квартальный надзиратель Шуленберх утверждает, что сей француз из дому графа Румянцева. Означенный француз велел об себе доложить, что он имеет к генералу бумаги.

В 10 часов были у Нарбонна граф Нессельрод и Шуазель, вышли оба вместе. В 11 часов отпустили вон лакея и карету.

После 12 часов приходил молодой граф Тышкевич и, пробыв недолго, торопился сбежать с лестницы и потом по улице пустился изо всей мочи.

Саван по приглашению Нарбонна явился в 11 часов таким потаенным образом, как и вышел поутру от него.

Нарбонн уже не был так весел, как поутру.

Принял его ласково, радовался, что он пришел, объявил, что он ныне после смотра войск ехать должен.

Рассмотрел бумагу, написанную к Биньону, сомневался в некоторых его показаниях о расставлении войск, утверждая, что у него это подробнее и, кажется, вернее. Саван защищал свое.

Нарбонн разговорился о будущем.

Саван уверил его, что русские весьма желают войны и готовы все жертвы принести, лишь бы только иметь свободную торговлю.

Нарбонн расспрашивал о истине сих слухов и вправду ли, что Россия без торговли существовать не может.

Получа удостоверение и расспрося о наборах – где Саван говорит о патриотизме русских, ненадежности поляков и прочем, – он изъявил Савану свою благодарность и уверил, что чрез несколько дней получит от него известия, коими он верно доволен будет.

8 мая 1812

В 6 часов утра Нарбонн встал и в шлафроке ходил по двору осматривать свои экипажи.

В начале 9-го часа Нарбонн поехал со своими адъютантами в сопровождении флигель-адъютанта князя Лопухина во дворец, а оттуда для осмотра полков.

Возвратился сперва во дворец, а потом домой в 11-м часу. Тотчас по возвращении его пришел граф Шуазель и пробыл более часу. В 12 часов Нарбонн пошел пешком по Троицкой улице, встретив жида, дал ему 10 копеек, чтобы показал ему квартиру Кочубея. Был у него с полчаса. После того, прошедши по Немецкой улице, пошел около дому Огинского и в час возвратился домой.

В три четверти третьего часа пришел граф Шуазель и, говорят, сенатский секретарь Осип Васильевич Попов, который с ними отобедал и ушел лишь за десять минут до их отъезда.

В двадцать минут шестого часа явились лошади.

В 33 минуты 7-го часа французы уехали!

В ознаменование французской щедрости фактору своему пожаловали два талера прусских!

Господа, бывшие у Нарбонна, заслуживающие замечания:

Граф де Шуазель.

Аббат Лотрек.

Шевалье де Местр.

Учитель Вуатен.

Граф Тышкевич.

Из сего неполного трехдневного жития графа Нарбонна в Вильне, а особливо из обращения с Саваном, ясно видеть можно, что он к предлогу привезть письмо к Императору Российскому имел и комиссию осведомиться о духе здешних поляков, армии нашей, числе войск вообще и для учреждения связей для времен будущих. Это не подвержено сомнению.

Чтобы уничтожить засеянные здесь семена, всех вышеозначенных особ нужно бы было отправить в российские губернии на жительство, ибо как сметь людям, облагодетельствованным нашим правительством, без дозволения его так явно против совести посещать французского эмиссара с пышным титулом дивизионного генерала и адъютанта французского императора и в какие времена?

Мая 11 дня. Девятый час вечера

Отставной поручик Станкевич вернулся в услужение к графу де Шуазелю уже вечером 8 мая, сразу же после отъезда генерала Нарбонна, о чем известил меня тут же краткой запиской. Он сообщил также, что у Нарбонна несколько раз засиживался допоздна дежурный генерал Кикин.