Текст книги "Шиза"

В общем, последние несколько десятков метров до леса я уже бежал, не пытаясь даже пригибаться. И потом еще с километр не останавливался. Остановился только тогда, когда мое дыхание само стало походить на хриплый шепот. Вот и набрал водички. Вспомнив о воде, я выудил из рюкзака бутылку и сделал несколько глотков. Затем сложил дыхательную мудру, продышался и восстановил душевное равновесие после неожиданно нахлынувшего страха перед мистицизмом разрушенной деревни, перед таинственным шепотом.

Где-то вдалеке послышались сначала несколько раскатистых взрывов, а потом частая автоматная стрельба. Вот эти звуки меня пугали почему-то меньше, чем мои слуховые галлюцинации. И я понял, что приближаюсь к линии боестолкновений, к месту непосредственного контакта наших и врагов. Стрельба слышалась где-то впереди и правее, поэтому я не раздумывая пошел влево от маршрута. Сверившись с навигатором, я взял курс на одиннадцать часов от маршрута и по моим расчетам, должен был отклониться от места боевых действий примерно на километр.

Но если я уходил от места активного контакта, это не означало, что в другом месте проход будет абсолютно свободен. Отнюдь. Как я и ожидал, через несколько сот метров показались наземные укрепления наших войск, передвигающаяся техника, нитки окопов. К этому времени я уже повязал масксеть наподобие плаща, соединив ее еще шнурком на груди. В панаму напихал травы, так что бы она размывала силуэт головы и шеи. Передвигаться пришлось уже медленнее и на полусогнутых ногах, а когда показались орматские солдаты, я перешел в лежачее положение. Без документов даже своим попадаться не нужно.

Мне нужен был коридор среди наших войск. Лежа на животе, я изредка медленно поднимал голову, что бы получше рассмотреть все возможности прохода. Но возможностей в этом месте было мало. Через окопы переть напролом точно нет никакого смысла, так как если я даже нырну и вынырну из окопной ямы незамеченным, то ползти через открытое пространство на врага будет чистым самоубийством без отсутствия специальной экипировки. Её можно соорудить на месте, прикинувшись кучкой травы и веток, а затем медленно, очень медленно двигаться вперед. Но этот вариант я решил приберечь на крайний случай. Уж больно муторно вязать такую снарягу.

Не найдя ничего подходящего, я решил двигаться еще левее вдоль укреплений. За спиной снова слышались взрывы и стрельба примерно с того же места, что и раньше. Бои ведь идут не по всей линии фронта, а обычно в нескольких ключевых точках с целью получения тактического преимущества. А остальной фронт напряженно вглядывается друг в друга на позициях сдерживания. Ну иногда могут широкой лентой пропесочить из артиллерии что с одной, что с другой стороны. Или сначала с одной, а потом с другой. А затем снова стычки идут по отрезкам.

Наш южный фронт, насколько я знал, был сейчас в состоянии позиционной войны с легким перевесом с нашей стороны. За последние два года нам удалось отбросить врага от Сарданска, но в то же время потерять центральную часть фронта, где противник ломился к столице. Вот там было жарко, там мы несли потери. И мне стоило благодарить высшие силы, что я работал здесь. И я не считал это трусостью или малодушием, просто патриотизм и отвага, по моему мнению, не должны перевешивать разумное чувство самосохранения.

Ползти было привычно. Ползти было приятно. Мне всегда казалось, что если я максимально касаюсь телом земли, то она меня обнимает и защищает. А вот если стоишь на ногах, то открыт, виден и беззащитен. Полз я долго, периодически останавливаясь и осматривая позиции наших. Всё ближе ко мне проезжала техника, появились артиллерийские орудия, склады, палатки, и всё больше было расстояние до окопов. Видимо тут как раз была глубокоэшелонированная оборона, за одной линией окопов стояла другая, за опорными пунктами начинались следующие. А там, откуда я приполз, была более узкая линия нашей обороны, что и давало противнику повод на вялые попытки прорыва.

И тут я заметил то, что заставило немного участиться сердцебиение. На открывшейся мне поляне, куда я подполз в уже начинающихся сумерках, стояли на приколе «крылья». Вообще-то по сути это легкий малогабаритный дельтаплан, но из-за черного цвета их прозвали «крылом ворона» или просто «крылом». Таким умел пользоваться любой пехотинец, десантник ну и переносчик, конечно. Я даже в одном из заданий как-то его использовал.

Охранял поляну всего лишь один часовой, да и тот вел себя весьма расслабленно. С наступлением темноты если тут не будет яркого освещения, а такого на прифронтовых позициях просто не бывает, я с легкостью могу украсть одно «крыло». Трудность была в другом: как воспользоваться катапультой. Дельтапланы без проблем можно было запустить только в горной или холмистой местности. А армии некогда приспосабливать местность под себя, армии нужна мобильность и скорость развертывания. Поэтому «крыло» со своим пилотом выстреливалось из катапультирующей установки с абсолютно ровной местности. Катапульта стояла на той же полянке, я даже знаю как её взвести, но вот отправить себя в полет, находясь на ложементе, я никак не смогу. Нужен кто-то, кто нажмет на спуск. Идея перебросить себя ночью сразу через позиции как наши, так и вражеские, была шикарная, но вот осуществление ее казалось невозможным.

Что бы не мерзнуть и не впадать в отчаяние я начал ползком нарезать круги вокруг поляны с «крыльями». Ну нарезать, это громко сказано, так как делал я это со скоростью улитки. На третьем круге план созрел. Не идеальный, даже абсурдный и несколько преступный по отношению к своей армии, к своей стране. Но чрезвычайные ситуации требуют нестандартных поступков. А заброс меня в Азарию я считал ситуацией весьма чрезвычайной как по сути происходящего, так и по цели задания.

Темнота не заставила себя долго ждать. А ночь в лесу это как концентрированный сгусток тьмы, что только на руку тем, кто хочет остаться незамеченным. Зажглись дежурные красные фонари приглушенного освещения. Я заметил в отдалении несколько курсирующих патрулей, которых выдавали зеленые подсветы от приборов ночного видения. А вот моего часового, охраняющего полянку, таким прибором не снабдили.

Я полез в аптечку и на ощупь нашел нужные мне таблетки. Их специально делают кубиками, что бы ночью можно было нащупать. Через три минуты после приема можно уже было достаточно хорошо различать предметы вокруг себя, а через еще пять черно-белая картинка окружающего мира маячила перед глазами. Взглянув на часового, я увидел то, что меня весьма порадовало, хотя должно было расстроить с точки зрения веры в армию: часовой дремал, прислонившись спиной к дереву. Скорее всего, охранял он поляну в наказание, так как иначе его бы экипировали ПНВ или хотя бы сменили на вечерней проверке постов. Ну и ведет он себя соответственно, ладно хоть под дерево не улегся, а героически борется со сном как и подобает солдату орматской армии, стоя во весь рост. Правда утром его ждут неприятности.

Переместившись на четвереньки, я подкрался к часовому.

– Прости, брат. – шепнул я тихо и кольнул его иглой, которую заранее выудил из аптечки.

Вообще, моя аптечка это верх медицинского искусства. Или фармакологического, если уж быть точным. И я уже несколько раз убеждался, что даже оружие не столь эффективно, как правильно подобранные медикаменты в нужный момент. Вот и сейчас солдат упал на подкосившихся ногах даже не проснувшись. В последний момент я успел поймать тело, смягчив падение не столько из гуманности, сколько из соображений скрытности.

Дальше предстояло самое сложное, так как в одном моменте операции я был слегка не уверен. Да честно говоря, я вообще не был уверен, что с катапультой получится, но другого способа угона «крыла» я не придумал. Подобрав выпавший автомат, я отстегнул рожок и выщелкнул десять патронов себе под ноги. Снял штык-нож с пояса бойца, вынул из ножен, соединил их вместе и получившимися кусачками вынул пули из гильз, ссыпая порох в подставленный шприц из аптечки. Плотно утрамбовав порох в корпусе, я придавил его поршнем, обрезал выступающий шток поршня кусачками и расклинил щепкой. Так себе фиксация, но мне главное, что бы порох не высыпался, а потом поршень все равно выбьет направленным взрывом. На сопло шприца я накрутил защитный колпачок иголки, предварительно её выбросив и затолкав в колпачок жгутик из ватки, пересыпанной тем же порохом. Уж не знаю, хватит ли времени горения такого фитиля, но других средств под рукой не было. Соломинку бы от коктейля сейчас сюда – её длины точно бы хватило, а еще лучше и сам коктейль. Но выбирать не приходилось.

Собрав штык-нож и сунув его в рюкзак, я еще раз извинился перед часовым за то, что его завтра ждет гауптвахта за потерю оружия. Но мне нужнее. Потом я подобрался к заветным «крыльям». Все они были одинаковы на вид, так что выбирать не было смысла, и я побыстрее переместился к катапульте, по ходу прихватив ближайшее к ней «крыло». Установив его на ложемент, я подошел со стороны взводящего воротка. И как можно медленней повернул его на один оборот. Да будет отмечен наградами тот солдат, который обслуживал и смазывал эту боевую единицу армии Орматии: катапульта не издала не единого звука! Только еле слышные щелчки механизма спуска, откатывающегося назад по станине. Даже рессоры лука не скрипнули, хотя точно такие же рессоры стояли на армейских грузовиках и ужасно скрипели и гремели во время движения. Стандартизированные запчасти применялись в разных изделиях и могли служить заменой друг другу в случае выхода из строя какой-либо единицы. Проще говоря, если бы враг разбил катапульту для дельтапланов, то ее бы разобрали на запчасти для грузовиков, и наоборот.

Взведя катапульту, я присел и внимательно осмотрелся, пытаясь обнаружить патрули. На расстоянии мое ночное зрение действовало плохо, а черно-белая картинка не давала увидеть зеленые отблески приборов ночного видения. Но любое свечение, будь оно зеленым или красным, как у осветительных фонарей, виделось мне ярким белым пятном. Передвигающихся пятен в ближайшем обозримом пространстве не наблюдалось, и оставалось надеяться, что патрулей по близости нет. Я снова прильнул к катапульте, на этот раз к механизму спуска. Установив свой шприц с порохом под подпружиненный язычок, цепляющийся за зубья станины и удерживающий тетиву с нагруженым ложементом, я улегся под «крыло» и втиснулся в лямки подвеса. Шлем одевать не стал, так как мешала панама, а снять ее я забыл. Настал момент истины: полечу ли я на «крыле» или пролечу со своей затеей. Зажигалка, которую я, кстати, тоже спер у спящего часового, хотя где-то в недрах рюкзака была и своя, послушно высекла искру и запалила маленький язычок пламени. И его сейчас наверняка увидят в ПНВ патрули, так что тянуть нельзя. Я изогнулся, пытаясь дотянуться до своих пяток, и кое-как достал до фитиля. В глазах заплясали белые пятна от огня и искр пороха на вате. Я резко выпрямился и схватился за трапецию. В путь!

Раздался хлопок, и мой желудок провалился куда-то в район коленей, глаза резко заслезились и меня вышвырнуло в небо. Сработало! Я, как когда-то учили, отклонил трапецию дельтаплана от себя набирая высоту. Земля уходила из под ног и мое ночное зрение начало терять свою четкость, а еще, видимо, мешали слезы. Пришлось всё же скинуть панаму и потянуться за шлемом, болтающимся совсем рядом с головой. Как я еще при взлете им по кумполу не получил? Панама ушла куда-то вниз, наверняка ее завтра найдут. А это все таки улика. Я даже не удосужился проверить, срезаны ли на ней маркировочные бирки. Ну зато не форменная кепка, на которой вообще был бы написан позывной.

Шлем получилось водрузить на голову со второй попытки, так как при первой я чуть не потерял управление, держа трапецию одной рукой. Но всё обошлось, и я закрыл лицо пластиковым забралом. Приятным бонусом оказалось наличие компактного ПНВ на шлеме, который я сразу-то и не заметил. Теперь находящиеся подо мной просторы просматривались гораздо четче, но только картинка все равно оставалась черно-белой. Таблетка для ночного зрения продействует еще пару часов, после чего нужно будет обновить.

Итак, теперь я был ночным летуном. Подо мной пронеслись палатки, машины, окопы и вот я уже летел над пустым пространством между своими и врагами. Наверняка за спиной обнаружен хлопок моей самодельной петарды, усыпленный часовой и пропажа «крыла». Но вот тревогу не поднимают, скорее всего опасаясь ответной реакции с другой стороны линии разграничения, над которой я сейчас пролетал. Я обернулся, что бы посмотреть на позиции своих, на родную землю, которую я так поспешно покидал. И увидел, как луч поискового прожектора шарит в небе, как к нему подключается второй, третий. А вот это было совсем не хорошо. Ошибся я про «не поднимают тревогу».

Словно услышав мои опасения, азарийцы тоже зажгли прожекторы и стали шарить в небе над своими позициями. И я был уже совсем близко к ним. Набранной высоты еще хватало, потоки ветра искать не было времени, поэтому придется планировать на запасе высоты. Я заложил вираж вправо, так как крайний правый луч, как мне показалось, шарил в небе с какой-то ленцой, не сильно уходя из вертикального положения. А вот остальные неистово шастали по темному небу. Отклоняясь на вираже я терял скорость, поэтому пришлось потянуть трапецию на себя, что бы снижаясь придать ускорение своему «крылу». Мало, слишком мало опыта, что бы вот так в ночи быстро нащупать потоки воздуха и снова взмыть повыше. Хотя я бы и днем, наверняка, не сделал бы этого достаточно быстро, как того требовала боевая обстановка. Всё же уметь пользоваться «крылом» и быть в составе отряда летунов это разные вещи.

Вот подо мной появились окопы врага, за ним вторая линия, дальше какие-то непонятные укрепления, потом всё внизу скрыл лес. Я благополучно отклонился от поисковых прожекторов и только успел этому порадоваться, как внезапная мысль пронзила мое сознание: лес! А моё «крыло» всё ещё шло на снижение. Я толкнул трапецию от себя, но сделал это панически резко и тут же потерял скорость. Хоть ночной лес и был одним сплошным темным пятном, но верхушки деревьев было видно отчетливо. И они приближались. Попытка поднять дельтаплан привела только к тому, что я стал снижаться медленнее, но всё же снижаться. Прямо на деревья. Мой план переброски через линию фронта перестал мне казаться шикарным, а где-то внутри забилась паника: я сейчас как кусок мяса нашампурюсь на одно из деревьев подо мной.

В общем, всё примерно так и случилось. Когда верхушки деревьев критично приблизились, я почувствовал удар по ногам, меня крутануло, «крыло» завалилось вбок, и весь черно-белый мир закрутился вокруг. Я иногда зажмуривался, а иногда смотрел, как ветки хлестали по пластиковому щитку шлема. Потом я увидел быстро приближающийся к моему лицу ствол дерева, и моя голова взорвалась миллионом звездочек. Если бы я был в панаме, голова взорвалась бы брызгами.

Теряя сознание я снова услышал шепот.

5. Знакомство

– Икар хренов. – услышал я совсем близко чей-то голос.

От этого голоса я очнулся, но как меня и учили, не подал вида. Значит меня уже обнаружили, а так как я всё же перелетел через линию фронта, то рядом однозначно враги.

Судя по ощущениям, я висел головой вниз, руки и ноги были не зафиксированы, а подвешен я был за тело. Что-то мне подсказывало, что я еще нахожусь в стропах дельтаплана, а этой не так уж и плохо, значит есть еще шанс разобраться с ситуацией. Надо только определить, где враг, заставший меня врасплох, и как его можно нейтрализовать. Не мой, конечно, профиль, не моё любимое занятие, но война и не этому учит.

Враг молчал. Я прислушался, стараясь определить, где он находится или передвигается, и подготовиться к контакту. Но вокруг был только шум листвы, где-то скрипел ствол дерева, слышались голоса птиц. Сквозь веки пробивался свет, значит я болтался без сознания достаточно долго. А висеть головой вниз вроде как не рекомендуется, может прилить много крови в мозг, и с ним что-то да произойдет.

Осторожно приоткрыв глаза, я увидел ствол дерева, уходящий вниз. И до этого низа, до земли было метров десять. То есть я висел почти на самых верхушках деревьев и не упал на землю после крушения. Стоп! А как тогда враг сюда поднялся?

Но враг молчал и не выдавал себя. Всё же открыв глаза полностью, я аккуратно осмотрелся, стараясь не шевелится. Никого не было видно. Тогда я повернул голову сначала в одну, потом в другую строну. Голова резко отозвалась болью, шею заломило, но все же переселив все неприятные ощущения я старательно покрутил головой. Никого. Вряд ли я мог кого-то не заметить на десятиметровой высоте, так как спрятаться тут было практически негде. «Крыло» было насажено на верхушку сосны, а мое тело болталось ниже в стропах подвеса, подергиваясь в такт дереву, раскачиваемому ветром. Потянувшись, я ухватился за стропы и, выбрав их, принял вертикальное положение. Голова заболела сильнее, но хотя бы глаза перестали вылезать из орбит. И еще в какой-то момент я услышал треск материи, и меня резким рывком опустило на метр. «Крыло» рвалось, нужно было скорее поменять точку фиксации, иначе мне грозило всё-таки закончить неудачное приземление. Проблема с поиском врага как-то сама собой отошла на второй план.

Десять метров до земли это очень много. Репшнур, лежащий в рюкзаке за спиной, меня выдержит, вот только нужно достать его аккуратно, не раскачиваясь. Что я и попытался сделать. В попытке изогнуться и расстегнуть верхний клапан рюкзака, не снимая его, я вспомнил как совсем недавно гнулся, зажигая фитиль своей импровизированной петарды на катапульте. Похоже, я скоро стану очень пластичным и изворотливым. Рюкзак поддался, и я нащупал заветный репшнур. На душе стало легче от этой маленькой победы, но ситуация тут же вновь сравнялась: «крыло» снова затрещало и скинуло меня еще на полметра. Ну зато я стал немного ближе к земле.

Перекинуть веревку через ствол в выше толстой ветки получилось не с первого раза, мешал мой страх сделать резкое движение. Пальцы плохо слушались. То ли затекли, то ли натянутые до предела нервы мешали им.

– Саморазвязывающийся для спуска надо. – вдруг произнес тот же голос.

И тут до меня дошло, откуда я слышу врага. Или не врага. Я просто слышу новый голос в своей голове, как когда-то слышал Мэла. А теперь всё то же самое, но это точно не Мэл. Ощутив, что мне не хватает воздуха от того, что я, оказывается, задержал дыхание и весь замер, судорожно вдохнул. По спине к затылку снова побежали мурашки страха, которые меня мучили в той разбитой деревне, где я набирал воду. И вот тут мне пригодился весь мой больничный опыт жизни с диссоциативным расстройством идентичности: я сделал пару глубоких вдохов и начал вязать саморазвязывающийся узел. С одним голосом в голове я уже жил, так что и с другим справлюсь, с ума не сойду, проверено. Хотя пот со лба все же пришлось вытереть.

Справившись с узлом, я скинул один конец шнура вниз, а второй пропустил через подвес дельтаплана. И снова полез в рюкзак через голову, на этот раз чувствуя себя немного увереннее. Вот и пригодился штык-нож, которым я по очереди обрезал стропы подвеса. После освобождения из своей марионеточной привязи, мое тело полетело навстречу стволу. Но во второй раз я к этой встрече был уже готов и спружинил ногами. Через пару минут я был на земле. А еще через пару сматывал репшнур.

– Неплохо. – сказал голос.

– Да, неплохо. – ответил я ему мысленно, ожидая бурю эмоций и вопросов со стороны нового альтера в своем сознании.

Но он замолчал. А я не стал настаивать на продолжении, понимая кого мне подсадили и новизну ситуации для этой личности. Ни один альтер, ни один груз со мной не разговаривал. И всегда возвращался Мэл. Что-то произошло в моей голове, что заставило меня слышать свой груз. Возможно, это повлиял удар. Возможно, я слишком долго провисел вниз головой. Возможно все эти обстоятельства одновременно. А еще может быть, что мне записали груз как-то по особенному. Гадать можно бесконечно.

Закинув репшнур на место, а штык-нож приладив сзади вдоль ремня, я осмотрел одежду, задрал её и осмотрел тело в тех местах, где оно болело. Ничего страшного: ушибы и ссадины, головная боль, небольшой тремор в руках. Снова на помощь пришла аптечка: пару стимуляторов, заживляющий спрей, обезболивающее. Шлем валялся под деревом, но поднимать его я не стал, он свою функцию выполнил. Вместо него я нашел в рюкзаке платок и повязал его как бандану поверх головы.

Навигатор показал небольшое отклонение от маршрута, но мне это было не важно. Главное, что я перебрался через линию фронта и цел. А остальное выправлю по ходу выполнения задания. И я не спеша зашагал в нужном направлении, прислушиваясь и внимательно осматривая путь перед собой. Улетел я скорее всего не очень далеко, не настолько вглубь вражеского тыла, что бы игнорировать присутствие вражеских солдат вокруг.

Как оказалось, мои опасения были совершенно обоснованы. Менее чем через километр я наткнулся на пеший патруль. И хорошо, что я был готов их встретить, а они меня нет. Мы разминулись не доставляя друг другу неприятностей. А я сбавил скорость передвижения и стал в некоторых укрытиях замирать и еще более тщательно изучать местность. Пеший патруль может охранять только стационарные укрепления, иначе для патрулирования использовали бы дронов или наземную технику. И это точно был патруль, а не разведгруппа или авангард пехоты, так как шли они с оружием на плечо, а не на изготовку.

И вот тут меня настигла новая, свежая и необычная мысль: а откуда ты, парень, знаешь, что вражеские солдаты воют и вообще себя ведут именно так, как ты подумал? Не было же данных разведки о противнике, не было вообще понимания противника, так как вся моя работа была связана с хождением вдоль линии фронта со стороны Орматии с редкими углублениями на вражескую территорию. Так что откуда такая уверенность, откуда эти знания? И я догадывался откуда.

Забравшись под широкий куст и поправив примятую траву за собой, я убедился, что меня не смогут обнаружить ни с одной стороны. А затем обратился внутрь себя:

– Эй, вылезай давай. Нам еще долго идти вместе.

Молчание. Я когда-то уже знакомился со вторым альтером, опыт есть.

– Слушай, не упирайся. Нам обоим будет легче, если ты снова начнешь говорить и просто будешь держать меня в курсе дел. Я всё же не бывал на этой стороне, а у тебя подготовка видимо получше моей, раз ты разбираешься в тонкостях. Кстати, ничего что я к тебе на «ты»? – закинул я уловку.

– Да ничего. – попался «груз». – Но я тоже «выкать» не буду.

Я молча улыбался. Почему-то мне показалось, что характер у него под стать Мэлу, и они бы вдвоем в одном теле не ужились.

– Ты меня и правда слышишь? – неуверенно спросил голос.

– Правда. – ответил я.

– А как это возможно?

– Ну ты разве не знал, куда твое сознание трансплантируют? Я же переносчик.

– Ну… Я… – замялся «груз». – Знал, но у меня это впервые. Просто не предполагал, что переносчик сможет разговаривать со мной.

На этот раз промолчал я. Что-то мне не хотелось ему объяснять особенности своих взаимоотношений со вторым альтером и признаваться, что я не совсем обычный бинарник. Еще я сильно рисковал, так как после выгрузки этого альтера его получатель запросто расскажет, как общался с переносчиком.

– Слушай, у нас с тобой одно задание на двоих, одно тело и одно подсознание. Твоя память будет ассимилироваться с моей… – начал я объяснять, и ощутил, что мне приятно было почувствовать себя старшим в дуэте наших личностей.

– Память? Ты получишь мою память? – резко перебил меня вопросом «груз».

– Не совсем так. Если ты переживаешь за свои интимные секреты, то скорее всего они останутся с тобой. – успокоил я его, хотя сам не до конца был уверен в том, в чем его убеждал. – Просто часть твоих навыков, привычек и опыта перейдет ко мне, так как моя личность является доминантной. И я управляю этим телом, так что ты можешь со мной говорить, но влиять на действия можешь только опосредовано, через мнение и прежний опыт.

Кстати, про управление телом я тоже не был до конца уверен. Мало ли какую травму головы я получил на этот раз. Всё меняется, может поменяться и доминанта. От этой мысли меня передернуло. Хорошо, что мысли и внутреннее общение двух личностей имеют четкую границу.

– Давай договоримся: мы выполняем одну миссию, поэтому будем помогать друг другу. – сказал я.

– Хорошо. – осторожно ответил «груз».

– Сейчас самое время расставить точки над «и». Перед заданием я подписывал формуляр о допуске нулевого уровня. Поэтому я не знаю, что нам с тобой можно обсуждать, а что нельзя. Но ситуация у нас нестандартная, так как для меня это первый заброс в Азарию, а ты, по видимому, подготовлен лучше. Так? – продолжал я допытываться.

– Ну не то что бы… – и я понял, что «груз» как-то юлит в ответах.

Что же, его можно было понять. Для него тоже первый раз, только в пересадке личности. И она, наверняка, подписался под таким же уровнем допуска. Поэтому и не знает, что можно сказать верблюду, который тащит его сознание как второй горб на себе в какие-то неведомые дали. Может и нельзя ничего. Вот отправляющие со мной вообще не имели права разговаривать. Апостол-13, Тётушка.

– Слушай, я понимаю, что и ты не имеешь права что-то рассказывать. Разговаривать-то вообще тебе со мной запретили? – не унимался я.

– Нет. – ответил голос и это было логично.

Я бы сейчас очень удивился, если бы ему запретили говорить со мной, если он пять минут назад вообще не знал, что с переносчиком можно говорить. Ну хотя бы в этом он не врет, а на таких маленьких проверках по мелочам и строится вынужденное доверие. Для бинарника недоверие между альтерами есть прямой путь в клинику.

– Хорошо. Итак, каждый говорит то, что имеет право раскрыть. Как мне тебя называть хоть, это не секретно? Можешь придумать имя. – тут я дал слабину в принуждении к правде, так как имя или позывной как раз и были первыми пунктами секретности всегда и везде.

«Груз» помолчал достаточно долго, и я успел подумать что буду звать его «груз» и дальше. Еще послушал лесную тишину вокруг, но опасностей не обнаружил.

– Зови меня Лот. – ответил голос.

Интересно, это имя или позывной, прозвище или придуманный на эту миссию псевдоним?

– Хорошо, Лот. Приятно познакомится. Зови меня Эр. – ответил я.

С моей стороны это и не имя, вернее только часть, зато напоминает произношение одной буквы. Так что пусть тоже гадает, что я ему назвал сейчас.

– Теперь я пошел вперед, Лот. – сказал я. – Если твои навыки меня будут вести, то я справлюсь сам. Если у меня что-то будет получаться неправильно и я подвергну нас опасности, просто предупреди меня, хорошо?

– Хорошо. – без промедления ответил тот, что было хорошим знаком. Значит начинает привыкать.

И я аккуратно выбрался из под куста, снова поправив траву за собой.

За два часа мы вышли на нужный маршрут. Примерно семьсот пятьдесят километров было еще впереди. Пока нам везло и мы передвигались преимущественно по лесу. Пару раз натыкались на пешие патрули, и я всё гадал, что же они охраняют. Потом, повинуясь внезапному инстинкту, я перешел в лежачее положение и ползком описал дугу вокруг одной из лесных полян. Когда я рассмотрел, что было на поляне и по её периметру, ответ был получен: патрули охраняли входы в подземные укрепления, один из которых и был расположен на полянке, в окружении камер видеонаблюдения. У нас бункеры в основном имеют распространение в тылу, где в них работает верховный правительственный аппарат.

Я снова вернул маскировочную сеть на плечо и по совету Лота привязал к ней пучки травы и широких листьев с разных деревьев. Додуматься до этого я мог бы и сам, хотя стоит признать, что его совет был уместным и своевременным, так как цвета окружающего пейзажа все таки отличались.

– Странно, что мы еще ни разу не попались. – заметил Лот.

– Это почему же странно? Переносчики в основном этим и занимаются – не попадаются. – замечание было несколько обидно.

– Много раз по этой территории ходил?

– Нет. – признался я, но уточнять, что ни разу, не стал, хотя это и так было понятно.

– Часто скрывался от систем видеоконтроля местности?

– Нет.

– Я уверен, что нас где-то да засекли. Если камеры у входа в бункер еще можно увидеть, то скрытые точки наблюдения ты заметишь. Плюс датчики движения, сейсмодатчики, тепловизоры. Почему за тобой не идут? – Лот говорил спокойно, но я чувствовал его волнение.

Или это подозрительность звучала в его голосе. В его голосе в моей голове. За время общения со своим «родным» вторым альтером Мэлом я научился чувствовать его настроение, какие-то изменения тона, даже эмоции. Я конечно сомневался и убеждал себя, что его эмоции не совсем настоящие, они имитируются в моем сознании. Но это было с тех пор, когда мы объединились с ним. А до того времени, когда он еще периодически получал контроль над нашим телом, он был настоящим, и эмоции его были настоящими. Самокопание, рефлексия в общении с Мэлом скорее мешали, наводя на ненужные мысли. А вот с подсаженной личностью, которую я сейчас переносил, этот опыт пригодился. Плюс ассимиляция памяти, похоже, способствовала лучшему пониманию его эмоций. И я понимал, что врать или утаивать от Лота не получится.

– Возможно ведут наблюдение за другой группой. – сказал я ему.

– Какой другой группой? – встревожился Лот. – Ты не упоминал! Что за группа, в каком направлении движется? Какой состав? Цели?

Да он не знает ничего о сопровождении! Вот это уже делало ситуацию интересной. Специалист по организации подрывной деятельности, коим я считал Лота, идет, или точнее перемещается, вслепую? Он не знает о второй группе. А знает ли он о группе доставки оборудования для пересадки сознания?

– Лот, я сделал ход. – сказал я. – Теперь твоя очередь. Скажи и ты мне то, что я не знаю.

Дальше снова шли молча. Я не собирался давить на него, а ждал, когда он действительно сделает ответный шаг навстречу нашему доверию. И он, похоже, это понимал.

Вдруг лес резко оборвался, и я как вкопанный застыл: перед нами был обрыв, а под ногами открывалась бездна огромного карьера. Я резко припал к траве, увидев, что в карьере мечется техника и снуют люди. Теперь звуки двигателей и крики командиров достигли моих ушей. Раньше мы не могли их слышать, так как стенки карьера отражали, а лес на границе котлована поглощал в своем шуме остатки звуков.

Экскаваторы, бульдозеры, грузовики, громадные горизонтальные бурильные установки, бетоновозы огромных размеров. Чего тут только не было. И вся техника была в черно-зеленых цветах. Это были военные. Да и какое гражданское строительство возможно рядом с линией фронта.